***
На следующее утро Шухуа довольно крутилась на каблуках перед зеркалом, наблюдая за летающим подолом лёгкого белого платья с длинными рукавами. В ушах блестели длинные серьги, на пальцах — серебряные кольца. На шее красовалась белая полоска ткани, сливающаяся с вырезом декольте. Нечего скрывать. Нечего скрываться. Мама стояла в сторонке, сложив руки, и любовалась улыбкой на лице дочурки. Пусть той пару месяцев назад исполнилось восемнадцать, в глазах мамы она так и осталась маленькой девочкой. Мама не знала о том, что переживала её дочь все эти годы. — Солнышко, когда ты успела так вырасти? — вздохнула женщина, подойдя к дочери. Приобняла со спины, осматривая красоту в зеркале, поцеловала в висок и обняла её, с прикрытыми веками покачиваясь из стороны в сторону. Шухуа положила руки на её предплечья и улыбнулась. — Время летит слишком быстро, мам. Я всё ещё ребёнок, мам. — Ты права. Подумать только, казалось бы, мне только что было двадцать, а ты только начала топать ножками прямо вот здесь, на этом самом месте… Ты подошла к зеркалу и до-олго стояла, смотрелась. Моя красавица. Мама бросила взгляд на настенные часы и ойкнула: — Пора выходить. Вы с Юци где встречаетесь? — Она уже полчаса ждёт меня внизу, — засмеялась Шухуа и выпуталась из объятий, начав неторопливо собираться. — Хорошо проведи время! Это особенный день в твоей жизни! — прокричала женщина в дверной проём вслед уходящей дочери. Спускаясь по грязным ступеням в белоснежных туфлях, Шухуа усмехнулась. Да, это будет особенный, незабываемый день. День, когда все они исчезнут с глаз долой.***
Спортивный зал скрипел потёртым ламинатом под каблуками и подошвами. Из динамика неслась никому не известная попса в жанре диско: директор школы принёс какой-то допотопный диск. Кучка школьников пыталась танцевать, но получалось плохо. Никто не мог подпевать, никто не мог кричать, никто не мог прыгать. Музыка не позволяла. Под такое получалось лишь скудно перешатываться с ноги на ногу. Поэтому выпускники развлекались как могли: принесли с собой таблетки в фантиках из-под конфет, хлебали вино с водкой в коробках от сока. Как жаль, что по периметру за столом со скудными яствами сидели учителя с кислыми мордами, словно пришли в качестве комиссии на апелляцию выпускного экзамена. Мерзость. Они протыкали учеников глазами в толстых лупах очков, смотря на них, как на щенят, которых неудачно попытались утопить. В глазах школьников читалась смертная скука и желание поскорее уйти отсюда, пока не разнесли школу. Все предчувствовали всю отстойность предстоящего праздника и даже не потрудились нарядиться. Мальчики пришли в уличной одежде, девочки надели самые обычные платья и постарались скрыть прыщи, отчего их лица казались покрытыми бежевой штукатуркой, а сверху ещё и намалевали жирные стрелки. А ведь мысль о великом поджоге мелькала у каждого меж ресниц, в отблесках цветных прожекторов и дискобола, витала в воздухе и душила несбыточностью. Шухуа и Юци стояли в самом центре. Они танцевали, подстраиваясь под мелодию, смеялись и веселились, вызывая недоуменные и даже немного завистливые взгляды. Конечно, разве могли они все сравниться с истинными красавицами? Юци выделялась из толпы кровавым бархатным платьем, в котором выглядела как королева школы, города, всего мира. Юци и Шухуа. Красная и Белая Королевы. Девушки целовались взглядами, не решаясь вызывать ажиотаж своей любовью. Под языками взрывались цветные таблетки, мир вокруг них кружился. Обе знали, что это ненадолго. Что Шухуа побежит в туалет выворачивать желудок наизнанку, а Юци начнёт рыдать и биться в конвульсиях. Обе привыкли, обе не могли устоять. В такой день и без таблетки можно запросто умереть. От скуки. — Цици, я хочу тебя, — прошептала Шухуа, опьянённая кульминацией эйфории. — Хотя бы поцеловать. Юци мгновенно сорвалась с места, потянув свою девушку в туалет, единственное скрытное место. У батареи валялась без сознания какая-то девушка. Кажется, одноклассница. Увидев её, девушки лишь рассмеялись и заскочили в крайнюю кабинку. Не медля, Шухуа накинулась на Юци, прижав её к стене и целуя, целуя-целуя-целуя, как в последний раз, до покусанной кожи, до вспухших губ и исчезновения помады, врываясь языком меж губ, туда, где отчётливо слышался вкус малины. Сладко, приторно, до головокружения хорошо. Юци закинула ногу в каблуке ей на бедро, поглаживая рёбра, цепляя пальцами грудь и соски. Шухуа чуть слышно выдохнула, но и этого было достаточно, чтобы Юци тут же опустилась на колени, с игривой ухмылочкой задрала лёгкую длинную юбку и поцеловала её бедро, совсем близко к губам. — Такая гладкая кожа… Шушу, ты идеальна, — пролепетала в сотый раз за жизнь и провела языком между трепещущих складок, довольно жмурясь от полустона над головой. Затем осторожно стянула кружевное бельё, пока Шухуа краснела от комплимента и предвкушения, закусив кулачок. Юци медленно, словно дразнясь, водила языком по бугорку клитора, обхватывала губами, подмечая, как скоро бёдра Шухуа начали дрожать. — Цици… — Шухуа кое-как могла собрать мысли в слова от неловкости, которую всегда испытывала в такие моменты. — Пожалуйста… Используй пальцы. — Конечно, сладкая, — мурлыкнула Юци и аккуратно погладила вход во влагалище двумя пальцами. — Боже мой, ты такая мокрая… Я сейчас сама кончу от одной только мысли, что это именно из-за меня… — Цици! Юци захихикала, зная, какая пунцовая сейчас Шухуа. Она была готова стоять на коленях вечно, лишь бы её девушке было хорошо. Пальцы вошли в тёплое лоно легко и почти беспрепятственно. Шухуа простонала в кулак и поустойчивее опёрлась о стену. Ещё немного и рухнет от количества эмоций и длинных нежных пальцев, что волнообразно давили на стенку, там, где живот, глубоко и сильно, пока губы и язык с нарастающей скоростью ласкали вагину везде, куда могли достать. Юци старалась изо всех сил, будто от этого зависела вся её жизнь. Заботливо придерживала за талию, чтобы ноги не подогнулись, подгоняла приближающийся оргазм. Шухуа выгнулась в спине и застонала в голос, содрогаясь всем телом. Юци, довольная собой, привела её в порядок, улыбнулась от вида краснющей девушки и вновь поцеловала её. Долго, нежно, заботливо. — Я люблю тебя, — смущённо шепнула Шухуа. — Люблю тебя, — с радостью ответила Юци. — Не тошнит? — Вроде нет, — удивлённо пробормотала Шухуа. — А тебе страшно? — Ни капельки. — Сегодня и правда особенный день. Смеясь и балуясь, они вышли из туалета на танцплощадку. Ничего не изменилось. Всё такие же кислые лица, дешёвое шампанское, кое-как стоящие на ногах выпускники и наполовину сдувшиеся шары. Даже песня крутилась та же. Видимо, диск заело. Однако кое-что всё же было не так. А именно — одна из учительниц, пьяная, вставшая с бокалом и микрофоном из-за стола. — Дорогие дети, — икая после каждой фразы, та затянула незапланированную речь. — Хочу поздравить вас с этим замечательным праздником. Настал тот день, когда вы покинете школу и пойдёте дальше, в институт… — Да, наконец-то, — подал голос какой-то очкарик. — Только вот ни в какие институты мы не пойдём. Он был чертовски пьян. Его пытались заткнуть более-менее трезвые, но он отбивался, крича: — Не-ет, я ещё не всё сказал!.. Лицо учительницы побагровело от ярости. Она была одна из самых стервозных женщин в школе, которой боялись сказать даже «доброе утро». — Животные! — рявкнула она так громко, что колонка завизжала. — Как же вы мне ненавистны! Посмотрите на себя! Все в наколках, одеты как на грядки! Какое у вас будущее? Вы бездари, неблагодарные твари! Ничего не добьётесь, а особенно ты, — она вытянула руку и указала на... Шухуа. Хищные взгляды перекинулись на неё, а Юци сжала кулаки, закипая от гнева. — Нет, я, конечно, знала, что вы стерва, но чтоб настолько… Лицо учительницы мигом побледнело. — Ах ты мразь! — завизжала та, перепрыгнув через стол и всей тушей устремляясь к Юци. Та легко увернулась, и вместо неё досталось какой-то девушке с короткими волосами. Кажется, дочери зэчки. Та не раздумывая вмазала училке по лицу. Очки разбились внутрь стёклами, проткнув правый глаз. Кровь потоком потекла по лицу, и прозвучал первый истошный вопль. Начался замес. Кажется, только этого все и ждали. Ад вспыхнул последней и самой мощной вспышкой. Толпа дралась между собой, крича, матерясь и колотя по всем, кому попало. Одному парню выбили зуб, и на одежду брызнули капли. Все озверели. Дженни, соседка Юци по парте, нещадно рвала волосы на голове соперницы, которая когда-то увела её парня. Та заорала от нечеловеческой боли, когда вместе с волосами оторвался маленький клочок кожи. В конце концов она вцепилась Дженни в лодыжку, не собираясь разжимать зубы. Перекусила сухожилие. Зал наполнился криками: одному с концами выломали руку, аж локтевой сустав вылез, второй выбили глаз, третья напоролась шеей на «розочку» в чьих-то руках. Шухуа, выпустив всю ярость, нещадно крутила голову той самой учительницы, пока наконец не услышала долгожданный хруст. Тучное тело обмякло и рухнуло на пол. Поначалу испугавшись, Шухуа беспомощно обернулась к Юци. Та лишь победно улыбнулась, чмокнула её в губы и наконец добила пустой бутылкой пацана, однажды попробовавшего изнасиловать её в туалете. Тот захрипел и сдох. Шухуа облегчённо выдохнула. В этой неразберихе всё так смешалось, что после никому ничего не докажешь. Девушки отошли в сторонку и стали наблюдать за происходящим. Химице выломали колени, русичке ногами смяли в фарш лицо, математичке проткнули горло вилкой, географицу накормили битым стеклом, историчку задушили выпускной лентой. И всё под ту же заевшую песню. Восторг. Белое платье Шухуа покрылось узорами из красных пятен, а белая половина волос Юци окрасилась в багряный. Жёлтые ленты пестрили кровью. Лица обеих были расцарапанные, — у Юци и вовсе рассечённая бровь — но до ужаса счастливые. — Как хорошо, что ты надела всё самое красное! Не могу, ты такая красивая! — воскликнула Шухуа, оттаскивая Юци от искрящегося прожектора. — Смотри, кажется, скоро вспыхнет! — О боже, неужели наша мечта исполнится и школа сгорит к хуям? — Юци вся светилась, хотя на щеках крапинками блестела чужая кровь. — Ну какая красота, ты посмотри! На полу в лужах крови сверкали многочисленные осколки. Всё блестело и сверкало. Тошнотворный запах наполнял помещение, находиться здесь больше было нельзя. — Бежим! — крикнула Юци, смеясь и таща спотыкающуюся Шухуа за собой. Её возглас услышала кучка выпускников, выживших в давке и ещё трезвых. Тринадцать человек понеслось по блестящим осколкам к выходу, пока сошедшие с ума и покалеченные доставали зажигалки, поливали аппаратуру и делали всё, чтобы сгореть и уничтожить это место. На улице теплилась ночь. Тишина казалась оглушающей, а звёзды слишком бледными и тусклыми. Юци, отдышавшись, тут же повернулась к кучке шокированных подростков. — Значит так. Всё начали другие, те, кто сейчас в школе. Мы просто защищались. Поняли? — Ага… — подал голос худощавый и кудрявый парень. Австралиец, кажется. И что он здесь забыл… — А если кто-то из них выживет и сдаст нас? — Чан, да всё нормально будет, — подмигнул невысокий, но крупный Чанбин. Он учился в одном классе с Шухуа. За ним пряталась одноклассница Юци, Соён, его девушка. — Я припрятал бутылки с бензином тут неподалёку. Почти коктейль Молотова! Закинем в окна, и всё делов. — Да мы все тут походу психопаты! — засмеялась Шухуа, отпуская на волю истерику. Своё первое и последнее убийство она будет помнить очень долго. И гордиться, что смогла отомстить. — Какая школа, такие и мы, — поддержала её тон Юци. Этот день она запомнит как лучший в своей жизни. — Чанбин, поджигай.