ombres de la nuit

      Туманное сознание и горечь во рту ощущаются на языке кисловатым оттенком. Тёмно-бордовый отблеск лампы плывёт перед глазами, ярким пятном отражаясь на потолке, маячит, как бельмо. Чересчур тонкий и громкий звон стекла на покачивающейся люстре нарушает тишину, а слишком чуткий слух улавливает не только стук побрякушек, но и чужое очень медленное сердцебиение. Тяжёлую голову приходится поднять, и резкое осознание своего положения заставляет прийти в себя и проснуться окончательно. Чонгук оказывается пристёгнутым тугим ошейником к кровати и не может выпутаться. Несколько раз дёргает руками, сжатыми в кулаки, на себя, но удар цепей о металлическую перекладину заставляет неприятно поджать уши и рыкнуть от накатившей злости. Кисти крепко прикованы и слегка ноют из-за сильных рывков. Вампир наблюдает за его жалкими судорожными попытками освободиться в широком чёрном кресле. Одна сторона его лица остаётся во тьме при тусклом бардовом свете. Вальяжно сидит, закинув одну ногу на вторую, и выкуривает сигарету, открыто наслаждаясь своим превосходством и преимущественным положением. Оборотень всячески брыкается, извивается на постели, сминая тяжёлым телом шёлковую простынь, клацает зубами, находясь на грани, скалится и грозит вырваться, разорвать второму пасть, но Тэхён на это только усмехается, обнажая аккуратные белые клыки.       Глаза загораются алым, когда вампир широко расставляет ноги, смотря на его оголённое по пояс крепкое тело из-под кудрявой чёлки. Медленно подносит кисть изящной руки к своим губам. Клыки мгновенно впивается в кожу и пускают по запястью струи горячей сочной алой крови, заставляя Чонгука вырываться сильнее. Дразнит. Вены опухают, в глазах всё плывёт, утопая в ярости от чужой наглости и от ощущения собственной беспомощности. Кожа натягивается сильнее, и Чонгук под натиском ощущает, как мышцы растут и каменеют. Он вот-вот обратится и уже не сможет себя контролировать, накинется на этого самодовольного вампира и вгрызётся в его манящую шею, насыщаясь, наконец, желанной кровью.       Его запах… кисловатый с металлическим привкусом, нотами терпкости и строгого аромата, походящего по ассоциациям на лёд. Чонгук хочет разорвать его на части, подчинить и выбивать из него стоны днями и ночами, чтобы до бессилия и нехватки воздуха. Он хочет попробовать его на вкус, поглотить и не оставить от его наглой ухмылки на аристократичном лице ничего. Чтобы в его глазах осталась лишь похоть и мольба, пока он будет вжимать его в кровать, до хрипов сдавливая шею. Разум совсем становится ему не подвластен, инстинкты рвутся наружу, прося большего. Тело содрогается от гнева и дикого разгорающегося возбуждения, растущего прямо на глазах у этого чёртового дьявола, что совращает его одним только взглядом. Вампир хмыкает тихо, наблюдая, как член его соперника каменеет, и откидывается на спинку, словно бы ему этот спектакль наскучил. Но Чонгук чувствует его усилившийся запах феромонов чувствительным обонянием и так чётко видит, как влажный язык проходит по губам, оставляя блеск. Голод берёт вверх, но оборотень всё ещё держится и противится, поскольку если обратится, он не сможет остановить своего внутреннего монстра, что явно не хочет вилять хвостом и крутиться вокруг ноги врага, как послушная псина.       Тэхён тушит сигарету о пепельницу, что стоит на небольшом деревянном столике, и поднимается с кресла, расправляя расстёгнутый пиджак. Лакированные туфли набатом стучат в бешеном разгорячённом сознании, дают хоть малую связь с реальностью, которая потеряла всякий смысл, пока он находится в одной комнате с тем, кого ненавидит и желает до скрежета клыков.       — Ты плохо себя ведёшь в последнее время. Наводишь беспорядки в моих кругах, творишь хаос вокруг и выводишь меня из себя. Мне твоё поведение ой как не нравится, — голос вампира грубый, низкий, тягучий, от чего внутренняя сущность рычит и скребётся острыми когтями, звеня оковами, на которые Чонгук сам себя посадил, не давая и шанса на перевоплощение. Если волк вырвется, Тэхёну от него не скрыться.       — Ты посмел вступить на нашу территорию и наброситься на мой народ, — шаги отдаляются, а внутреннее существо очень недовольно рычит.       — Твои нелюди посмели подослать в наши края крысу, что выпивала наших одиночек последнюю неделю. Я защищал своих, — Чонгук скрипит зубами и довольно усмехается, наблюдая за дёрнувшимися бровями его яростного врага, что явно удивлён подобным заявлением.       — Это не даёт тебе права подставляться самому, потому что я хочу убить тебя лично.       В глазах Тэхёна читается беспокойство, смешанное с яростью, что мгновенно испаряется, когда Чонгук на эту слабость победно хмыкает. Хочется большего, хочется этого наглого и до смерти желанного вампира, что с полным гнева взглядом хлопнул металлической дверью, унося с собой аромат свежести своего одеколона. Как он посмел его оставить здесь? Как посмел так с ним обращаться, словно бы Чонгук не может порвать его на куски? Блядские цепи, сковывающие руки, блядские грязные узкие джинсы, болезненно давящие на возбуждение. Блядский Тэхён, что уже столько веков разводит войну, которую Чонгук тащит на плечах, оберегая стаю. Справляться больше нет сил. Кожа под натиском и давлением разрывается, тело бросает в жар, мокрая склизкая шерсть вырывается наружу, покрываясь собственной кровью. Череп трескается и дробится на крупные костные части, а ошмётки мяса летят по простыне, уступая место силе и всей мощи, что вот-вот наконец обретёт контроль. Он слишком долго был в себе, и слишком долго терпел эту до ужаса жгучую игру. Он уже давным-давно нагулял аппетит, и пора бы уже наконец вкусить запретный плод и наконец закончить с этой беготнёй.       Резким движением большой пасти Чонгук вырывает до ужаса раздражающий поводок, обвитый цепями, и наконец чувствует облегчение на горле. Быстрые лапы несут к чёрному кожаному креслу, что всё ещё сохранило насыщенный запах. Чувствительный нос все ещё ощущает его шлейф, он был так близко, его капли крови такие свежие, что волк не может противиться своему желанию — большим мокрым языком слизывает его вкус, сдерживая порыв просто сожрать своего противника в грядущей борьбе. Слишком много, слишком ощутимо. Оборотень окончательно звереет и несколько раз мотнув головой рычит, переходя на вой, бросается на дверь и твёрдыми когтями оставляет ощутимые вмятины на металлической поверхности.       Волк скрипит и обнажает огромные острые клыки, несколько раз бросается на дверь, скребется в беспамятстве, разгоняется и высоким мощным прыжком срывает ту с петель наконец ощутив свободу и нарастающее напряжение между ним и Тэхёном. тот совсем рядом, буквально в нескольких шагах. Огромное помещение с выгравированными рельефами тончайшей ручной работы древних скульпторов на стенах, расписанные потолки в священных набожных сценах из библии, свечи, стоящие на вытянутом столе ровной линией, и вампир, сидящий на стуле с втянутой спинкой тёмного оттенка в позолоченной гравировке по краю ткани. Зал с высокими потолками отражает эхо от стука его когтей, скребущих покрытый стекольным покрытием пол и тяжёлое дыхание. Смешение нескольких ароматов трупных разложений, присыпанных специями, ударяет в чувствительный нос, а трещащий огнём камин освещает шерсть, отражаясь в глазах дикого животного, что медленно передвигает лапами к своей жертве. Тэхён ни капли не напуган, он продолжает аккуратным ножиком разрезать сочное мясо и, наколов на вилку, отправляет небольшой кусочек в рот, смакуя вкус и сытость совсем не чувствуя.       — Ты уже готов принести извинения за свою выходку? — интересуется вампир, отрывая взгляд от своего ужина на объект, исторгающего лишь ярость и гнев, заглядывает в горящие красным глаза оборотня и вновь приступает к еде, зная, что тот физически ответ дать не может. — Ты выломал мою дверь. Что? Настолько хочешь меня разорвать? — усмехается вампир, обхватывая стеклянный бокал с выплавленным узором. — Ты так напряжён… — саркастично приподнимает бровь и отпивает бурую вязкую жидкость, не сводя взгляда с полных ненависти и возбуждения глаз, а после мягким языком слизывает остатки с пухлых губ и вновь усмехается, наблюдая, как волк наклоняется к полу и впивается в дорогое покрытие когтями.       Чонгук рычит, но стоит на месте, словно бы готовится к атаке, но не наступает, будто бы ожидает чего-то, но они оба знают, что это всего лишь игра. Убить вампира нельзя, в отличие от оборотня, но причинить невыносимую боль вполне возможно, и Чонгук это знает. Его кровь кипит и растекаемся лавой по венам, разжигая плотные мышцы. Шерсть встала дыбом, уши поджаты, а губа приподнята вверх, открывая вид на толстые, отточенные, большие клыки.       — Ну так разорви, — звучит эхом в помещении или же в ушах, Чонгук сказать не может.       Мощными лапами он запрыгивает на лакированный стол, сметает быстрым движением свечи и останавливается в недоумении, тяжело дыша прям перед аккуратным аристократичным лицом, подсвеченным лунным светом со стороны большого панорамного окна и огненным от камина с противоположной стороны.       Он его не боится. Даже не собирается подниматься и пытаться бороться. Будь его воля он бы вполне мог убить оборотня только щёлкнув пальцами, но он не сдвинулся с места и не отвёл томного взгляда, в котором нет даже намёка на ужас. В нем плещется власть.       — Неужели щенок передумал? — медленная похабная улыбка расплывается на чужом лице, а слова звучат словно сквозь толщу воды, отражаясь где-то глубоко внизу от такого прозвища. Внутренний волк рвёт и мечет, но нападать не собирается. Почему-то не может. Глаза только сильнее разгораются, из-за чего вампир приподнимает бровь, наклонив голову в сторону.       — Ты уже принадлежишь мне, смирись, — Чонгук рычит, пуская слюни в чужую тарелку, тяжёлое дыхание опаляет серьёзное суровое лицо.       Тэхён смотрит снизу вверх и откидывается на спинку своего импровизированного трона, расслаблено разглядывая результат своего творения: мощную широкую грудь, статно вытянутую вперёд, крепкие сильные лапы и грубую чёрную шерсть, лоснящуюся при лунном освещении, алые глаза и острые уши, поднятые уже вверх. Однако во взгляде всё ещё рвёт и мечет протест.       — Ты испортил мой ужин, а я всё ещё голоден, — Тэхён поднимается с места и обходит стол, чувствуя, как Чонгук настороженно рычит и смотрит за его действиями: тот становится слева от волка и резким движением впивается острыми ногтями в холку, вызывая неожиданный скулёж из чужой пасти.       — Ты мой щенок, тебе ясно? — взгляд вампира суровый, холодный, ужасающий. Чонгук на эту выходку скалится, но его монстр поджимает уши и с недовольным рычанием принимает поражение, опуская голову вниз в подчинительном жесте.       — Ты не смеешь перечить мне и подставлять свою жизнь в опасность, воюя с нашими общими врагами на их территории.       Чон чувствует, как собственная слюна стекает по шерсти вниз, ощущает этот прожигающий взгляд на своих поджатых ушах и всю строгость в голосе. Чонгук действительно давно принадлежит ему.