Сейчас самое время жить

***

ЧОНГУК

      Говорят, что, чтобы полюбить жизнь по-настоящему, надо испытать смерть.       И я испытывал ее снова и снова, глядя, как мой любимый человек неоднократно пытается оставить меня одного в этом огромном и пустом мире.       У моего истинного психологические проблемы и суицидальные наклонности из-за затянувшейся депрессии. Ежедневно я смотрю в эти прекрасные глаза и пытаюсь запомнить, как в них отражается жизнь. Ведь каждый день может стать последним.       Судьба, однако, с юмором. Мы познакомились с Тэхеном в частной элитной школе для детей богачей. Мы элита общества. Мы дети, родившиеся с золотой ложкой во рту. Но мало кто знает, чем нам пришлось за это заплатить.       Меня зовут Чон Чонгук. Я альфа, мой отец министр обороны Кореи. Человек жестокий, с военной закалкой и пошатанной на войне психикой. С детства у меня было все, о чем я только мог мечтать, но платил я за это тем, что был отцовской игрушкой, когда ему надоедало издеваться над подчиненными. Старый генерал вбил себе в голову, что должен воспитать из меня солдата, хладнокровное оружие, не знающее чувств и пощады. Поэтому каждый раз, когда он решал воспитывать меня ударами, он говорил, что так закаляется моя внутренняя сталь. Старый ублюдок, я до сих пор сплю и мечтаю, как однажды выбью ему все зубы.       Но не будем долго обо мне.       Мой истинный, Ким Тэхен. Самый прекрасный омега, с редким для корейца медовым цветом глаз. За свои семнадцать лет он пережил кровь, боль и слезы. Его папаша — айдол Кореи, а кто отец, никто так и не знал. Когда Тэхену было двенадцать лет, его папа увлекся запрещенными веществами, от чего его мозг постепенно начал превращаться в кашу. Моему Тэтэ было четырнадцать, когда очередной дружок его папаши решил надругаться над ним. С тех пор издевательства повторялись неоднократно, и и так не радужный мир моего малыша стал становиться все мрачнее.       Мы встретились в средней школе, когда нам было по пятнадцать. Тогда в глазах Тэхена еще отчетливо виднелись искры жизни и яркий свет.       Я хотел забрать его к себе, я мечтал об этом с первого дня, но до восемнадцати лет жить вместе нам запрещено. А сбегать, имея во врагах министра обороны, приравнивается к самоубийству. Нам запрещено делать глупости, так как имидж важен и моему отцу, и великому айдолу Киму.       Под глупостью эти изверги подразумевают наше желание сбежать от боли и издевательств.       Что ж, моя самая большая мечта — это уехать вместе с любимым человеком подальше от этого ада, а моя цель прямо сейчас — это сделать все возможное, чтобы мой Тэтэ перестал пытаться покончить с собой до того, как я смогу спасти его. Год… Боже, помоги мне продержаться этот год и удержать моего Тэхена на этом свете.       Теперь вы знаете нашу историю. И если вам нас жаль, знайте, вы испытывается лишь крупинку той печали, что поселилась в наших сердцах. Но я не имею права сдаваться. Я должен сделать все ради моей души, моего самого родного и близкого человека во всей вселенной. И пусть демоны преисподней ополчаться против нас, я вытащу моего падшего ангела, подниму нас со дна. Иначе, уйду вслед за ним.

***

      Сегодня мой маленький принц вошел в класс ровно в восемь и, опустившись на стул рядом со мной, протянул мне вечно холодную руку. Его аромат окутал мои легкие, и я снова начал спокойно дышать после ночных побоев отца.       Мой маленький лучик. Он даже не представляет, как много его присутствие в моей жизни значит для меня.       Тэтэ переводит на меня взгляд и пытается натянуть улыбку. Затем его прекрасные медовые глаза смотрят на мой свитер, и, словно почувствовав мою боль, он прикладывает руку туда, где под слоем одежды расцветает очередной синяк.       Мой милый, если бы только он знал, как его прикосновения лечат меня. Я улыбаюсь ему, так тепло как только могу, и начинаю поглаживать холодную ладонь второй рукой.

***

      После уроков мы, как обычно, сидим на газоне за школой и курим сигареты. Это простое и запрещенное нам действие создает иллюзию, будто мы вольны делать то, что нам хочется.       — Малыш, ты хочешь в кино на новый фильм Марвел? — я с надеждой заглядываю в любимые солнечные глаза.       Когда то моя любовь сказала мне, что любит фильмы про супергероев, потому что там даже простой человек обретает волшебную силу и может справиться с самым сильным врагом.       — Не знаю, Гуки, если ты хочешь можем сходить, — малыш пытается улыбнуться уголками губ, но глаза остаются холодными.       Мне этого достаточно. Я беру его за руку и веду прочь от школы.

***

      Мы заходим в кинотеатр и выбираем последний ряд.       Мой мальчик кладет голову мне на плечо и, как только в кинозале выключают свет, начинает тихо плакать. Я глажу его по мокрой щеке и пытаюсь смотреть в экран. Я знал, что так будет. Тэтэ начинает плакать каждый раз, когда знает, что никто из посторонних его не видит.       Мой мир смотрит фильм сквозь слезы и крепче прижимается ко мне.

***

      После фильма мы медленно идем по парку домой.       Сегодня четверг, а значит, завтра после школы я смогу остаться у моего мальчика на ночь. Главное, чтобы он пережил эту ночь. Чтобы мой мотылек не упорхнул от меня слишком быстро.       Мы подходим к дому Тэтэ, и я целую любимые губы. Прижимаюсь к нему всем телом и своей душой пытаюсь коснуться его. Где-то там, в груди моего любимого, все еще бьется сердце, и это главное.       Тэхен скрывается в доме, а я, как и всегда, поднимаю глаза вверх и молю небо уберечь мою любовь.

***

      В нашем особняке, окруженном охраной, меня ждет пьяный отец. Старый подонок сидит на стуле на кухне и смотрит очередной военный фильм. Этот вояка обожает смотреть фильмы на военную тематику и комментировать, что все слабаки, по сравнению с ним. Мне удается пройти мимо него незаметно, и я быстро захожу в свою комнату, заперев дверь. Есть надежда, что этот черт не вспомнит про меня этим вечером.       Я захожу в ванную и, не без труда, стягиваю с себя свитер. В центре солнечного сплетения расцвел огромный багровый синяк, напоминающий маленькую вселенную. Ничего нового, лишь еще один.       Как-то раз я попытался пошутить, сказав любимому, что мое тело похоже на галактику, раз на нем столько маленьких миров. Но мой малыш не улыбнулся. Он провел своими изящными длинными пальцами по каждой миниатюрной вселенной и уткнулся мне в шею, поглаживая меня по голове. Мой милый. Мое лучшее лекарство и спасение.       Выйдя из душа, я смазываю синяки мазью и беру в руки телефон.       Малыш написал. Спросил, добрался ли я до дома и в каком состоянии мой отец.       Я ответил, чтобы он не волновался, и пожелал ему спокойной ночи, напомнив, чтобы он, как обычно, запер дверь от внезапного вторжения незваных угашенных гостей.       Мой милый, милый мальчик. Только бы он не вздумал ночью совершить очередную попытку покинуть меня.       Мои мысли прерывает грохот возле двери. Кажется, моя ночь обещает быть веселой. У отца кончилась выпивка, и он вспомнил о ежедневном «воспитании» своего непутевого сынка.       Ночь будет длинной…

***

      Мой милый, милый Тэтэ, лежит на больничной койке раскинув чернильные, словно крылья ворона, волосы по подушке. Многострадальная рука перебинтована от сгиба локтя до кисти. В этот раз, моя душа почти перерезал себе сухожилие в попытке забыться.       Мой ангел, Вселенная подарила нам еще один шанс, тебя вовремя нашли и успели остановить кровотечение. Небо слышит мои молитвы, тебя берегут для меня.       Через восемь месяцев мне наконец будет восемнадцать, а через десять и Тэхену. Осталось совсем немного, по сравнению с тем, что мы уже преодолели. Потерпи еще чуть-чуть, любимый.

***

      Когда Тэтэ выписывают, на улице уже выпадает первый снег. Я веду его по маленькой аллее, усыпанной редким снегом, и любуюсь, как на вечно бледном лице расцветает румянец, словно цветы на снегу.       Моя любовь дышит, и я могу дышать вместе с ней.       Мы заходим к нему домой, и мой мальчик ведет меня в свою комнату.       Сегодня его папаши не будет, он на премьере очередного кинопроекта, ради которого продержался в завязке целых две недели.       Тэхен заводит меня в спальню и начинает целовать. Целует, потому что знает, что лишь в моих объятиях сможет укрыться от внешнего мира и забыть, кто мы есть. Я знаю, понимаю, чувствую, что он испытывает ко мне то же, что и я.       Несмотря на подрезанные крылья, он светится изнутри, когда берет меня за руку и смотрит в глаза. Я знаю, все понимаю и не требую от него ярких проявлений любви. Мне достаточно и этого, моей нежности пока хватит на нас обоих. И, если судьбе угодно, я еще успею насладиться его проявлением любви ко мне в полной мере, но когда мы будем свободны.       Я нежно глажу его спину и целую мягкие губы, вдыхая самый любимый на свете аромат. Моя частичка, моя вселенная, мой ангел, моя любовь. Тэхена мало. Тэхена всегда хочется еще.       Я целую горячие губы и укладываю моего мальчика на постель. Тэхен стонет и забирается холодными пальцами мне под кофту. Его ладони остужают мою кожу, залечивают раны и пробуждают душу. Я дышу, когда дышит он. Мой маленький мир, моя большая вселенная.       Я целую его прекрасное тело, стараясь губами коснуться израненной души. Моя любовь стонет и изгибается, обнажая выпирающие ребра. Я спускаюсь с поцелуями все ниже, слушаю самые прекрасные звуки на свете.       Я беру моего мальчика медленно, смакуя каждую секунду, каждый вздох, каждую эмоцию на прекрасном мраморном лице. Я прошу его открыть свои прекрасные глаза, чтобы я мог в очередной раз утонуть в них. Моя любовь смотрит на меня, вверяя в мои ладони свою растерзанную душу, а большего мне в этой жизни и не надо. Малыш стонет подо мной и дышит со мной в унисон. Я делаю медленные толчки, заполняя собой тело, которое принадлежит мне, целую его сердце и ласкаю его душу, а он, в ответ, дает мне самое огромное счастье, о котором только можно мечтать в этом прогнившем мире.

***

      Зима сменяется весной, а весна медленно подводит нас к лету. Моя душа несколько раз пыталась покинуть меня, каждый раз теряя себя в этом огромном страшном мире. Очередной пьяный гость его папаши пытался полакомиться моей любовью, и мой птенчик был вынужден выпорхнуть в окно второго этажа их особняка, пропитанного похотью и алкоголем.       Мой Тэхени провел в больнице больше месяца, и я был готов положить свою жизнь у изломанных, но все еще прекрасных ног моей маленькой вселенной.       Больница стала моей душе вторым домом, а врачи и психиатры были на постоянном финансировании от менеджера его папаши. «Имидж главное» — звучал лозунг из уст этих демонов. И мой ангел знал, что помощи ждать было неоткуда. Но Тэтэ держался как мог, моя птичка, мой огонек. Остался месяц до моего дня рождения. Еще чуть-чуть и мы будем свободны, словно цветы, чудом пробившие асфальт в центре оживленной дороги. Словно корабли, сбившиеся с пути, но видящие маяк вдалеке.       Я верил, ждал и верил, ведь Вселенная снова и снова дарит нам шанс. Такой необходимый нам обоим.

***

ТЭХЁН

      Кто-то когда-то сказал, что жизнь бесценный подарок, дарованный нам сверху, и его надо ценить, просто, по факту.       И я верил в это когда-то. Хотя, честно говоря, уже не припомню, когда это было последний раз.       Меня зовут Ким Тэхен.       Я сын великого айдола, золотой омега, прекрасное продолжение умопомрачительного Ким Боена… Так обо мне пишут СМИ.       Но все это не имеет ко мне никакого отношения, уже много лет я вижу этот мир сквозь черно-белый фильтр, где единственное светлая его часть — это мой истинный. Мой Чонгук.       Одному небу известно, как мне жаль, что его, и так нелегкая, судьба соединила его с таким избитым жизнью омегой, как я. Я не достоин Чонгука. Его свет и надежда слишком велики по сравнению с тем ничтожным огоньком, который остался от меня.       Да, жизнь сломала меня, словно тряпичную куклу, разодрав в клочья сердце и многострадальную душу.       И каждый раз, когда я думаю, что вот-вот станет легче, меня жестко опускают с небес на землю, напоминая о сценарии моей судьбы.       Чонгуку больно, Чонгука жалко до скрежета зубов. Я причиняю ему боль снова и снова, пытаясь покинуть его, оставить одного в этом бренном мире. Альфа неоднократно говорил о том, что уйдет следом, и меня это пугает больше собственной смерти. Чонгук должен жить, он заслужил счастье. В его сердце все еще теплится надежда и желание, во мне этого давно нет.       Меня пугает будущее. Пугает любой его исход. Если нам удастся выбраться из этого Ада, смогу ли я жить нормальной жизнью? Подарить Чонгуку счастье, семью, детей. Я слишком разбит, слишком изранен и разочарован уродствами этого мира, чтобы приводить в эту жизнь еще кого-то.       Я выпиваю очередную горстку антидепрессантов, которые давно перестали действовать, и откидываюсь на подушку, разглядывая белый потолок.       С первого этажа разносится шум и громкий смех. Кажется, мой папа и его очередной спутник на вечер только что опрокинули на кафель бутылку виски и начали смеяться над данным происшествием под действием запрещенных веществ.       Я закрываю глаза и мысленно желаю своему папаше поскользнуться и упасть на стекло, совершенно не стесняясь собственных мыслей.       Для Боена я не сын, а очередной пиар ход, приложение, которое иногда полезно выводить на публику, демонстрируя последствия прекрасной генетики.       Меня едва не стошнило, когда я увидел очередную статью, где он раздавал рекомендации по воспитанию детей.       «Осталось добавить рекомендации министра Чона, и они могут издать книгу, а в последствии получить за нее престижную награду» — подумал я, глядя на очередное проявление уродства этого мира.       Мир…       Я подпрыгиваю на кровати, слыша шорох возле своей комнаты, но, кажется, в этот раз судьба оказалась более благосклонна и опасность миновала.       Пока на мое тело не покушается очередной убитый наркотиками альфа, а это значит, я все еще могу дышать.       Мир… Я вновь погружаюсь в собственные мысли, чувствуя, как слегка расслабляется тело под действием лекарств.       Мир жесток и несправедлив. Если мы приходим сюда, чтобы чему-то учиться, к чему столько страданий?.. Неужели человек способен учиться и чувствовать, только когда испытывает боль?       Мне не страшно, я смерти в глаза смотрел неоднократно, но смысл жизни так и не понял.       К чему пытаться и бороться, когда с той стороны тебя ждет избавление.       На тумбочке вибрирует телефон: Чонгук спрашивает, все ли в порядке. Беспокоится.       Я отвечаю и блокирую телефон, прижимая его к груди.       — Прости меня, Гуки! Я не достоин твоей любви. Я слишком сломанный и неправильный, — слезы начинают застилать глаза, а грудную клетку сжимает от горечи и обиды.       Время на часах показывает девять вечера, а значит министр Чон скоро приедет домой и будет снова и снова воспитывать своего сына, выбивая из него остатки сильного духа.       Я плачу.       Все в этом мире неправильно. Чонгуку должен был достаться хороший омега, тот, кто смог бы улыбаться, поддерживать, успокаивать и залечивать раны. А я не умею, от меня осталась лишь оболочка, а альфе нужен партнер. Тот, кто сможет помочь, поддержать, подарить счастье и избавление от страданий. Я ведь сам сплошное ходячее страдание, не способное вылезти из многолетней затянувшейся депрессии. И мне так хочется извиниться перед ним…       Я вытираю слезы тыльной стороной ладони и беру в руки телефон.       «Я люблю тебя, Чонгук! Я так сильно тебя люблю! Прости, что не способен дарить тебе радость…»       Недолго думая, стираю сообщение, отбрасывая телефон.       Отправь я ему это сейчас, и альфа испугается, решит, что собираюсь в очередной раз совершить попытку ухода из жизни. А так ли это… Возможно, но пугать любимого сейчас совсем не хочется, ему и так предстоит долгая ночь. Да и мне, если повезет пережить эту ночь, стоит подумать о многом.       За дверью раздается очередной шум, и я сильно жмурюсь, чувствуя, как от страха начинает трясти все тело.       Не сегодня… пожалуйста. Только не сегодня.       В дверь начинают ломиться, и я подбегаю к окну, глядя на газон с высоты третьего этажа.       — Чонгук, прости меня. Если переживу и это падение, я оставлю тебя. Слишком много боли, я причиняю слишком много боли…       Я ставлю одну ногу на подоконник, готовясь прыгать. Все, что угодно, чтобы это тело не досталось кому-то, кроме моего Гуки.       — Оставь его, Кай, — раздается пьяный голос папы. — Я устал оплачивать его медстраховку, от него одни проблемы. Пошли, у меня есть еще виски.       Голоса за дверью стихают, а я сажусь на подоконник, не веря в спасение. Слишком неожиданно и не похоже на сценарий моей жизни.       Я судорожно прокручиваю в голове свои последние слова и обещание отпустить альфу, а сердце больно сжимает в груди.       Возможно, Вселенная так дает мне знак. Моя жизнь не имеет смысла, но у любимого есть шанс. Я успею еще уйти, но перед уходом сделаю все, чтобы жил мой свет, мой мир и единственный родной мне человек.

***

      Обычно мрачное небо казалось сегодня еще более серым и унылым. Оно и понятно, я ведь принял четкое и непоколебимое решение, которое должно спасти жизнь моего любимого человека.       Я отпущу Чонгука. Так у моего сердца появится шанс на счастливое будущее.       Да, я собираюсь причинить любимому очередную боль, и за это ненавижу себя еще больше, но эта, как мне кажется, горькая пилюля в последствии спасет Чонгуку жизнь. Я накажу себя позже, уйду, как только выполню обещанное, а после стану ангелом и буду оберегать мою любовь, укрывая его крыльями по ночам.       Я делаю глубокий вдох и захожу в класс, садясь за парту и ожидая его.       Чонгук появляется в дверях спустя пятнадцать минут. Входит, слегка прихрамывая и обнимая себя за явно раненое бедро.       Увидев меня, взгляд моего Гука становится теплее, а у меня все внутри сжимается в тугой ком.       — Здравствуй, — любимый медленно опускается на стул рядом со мной, морщась от боли.       — Привет, — я стараюсь смотреть вперед, чувствуя, как вся моя уверенность рассыпается на атомы, стоит мне почувствовать родной и любимый запах.       — Ты в порядке? — Чон замечает изменение в настроении, но в то же время просто рад, что я жив. Еще один день вместе для нас обоих настоящий подарок небес.       — И да, и нет. Я хочу поговорить с тобой после уроков, — выпаливаю я, понимая, что еще немного и сорвусь. Откажусь от идеи, хотя твердо убежден, что Вселенная продлила мою жизнь именно для этого. Я стискиваю зубы и заглядываю в родные глаза, считывая в них абсолютную любовь и преданность. В его взгляде всегда столько тепла и нежности, что мое раненое сердце делает кульбиты по всей грудной клетке, норовя выпрыгнуть и упокоится в родных горячих руках.       Если хочешь начать замечать жизнь — найди в ней смысл.       И я нашел, точнее зацепился за последнюю тонкую нить, удерживающую меня на этом свете.       Чонгук должен жить счастливо!

***

      Как только заканчиваются уроки, мы по нашей традиции усаживаемся на газон, доставая сигареты.       — Что случилось, Тэ?       — Я, — (Боже, помоги мне сказать это вслух и не сорваться, это ради него! Все это ради его счастья и благополучия!), — я хочу расстаться. Я подумал, что нам будет выгоднее сбежать от наших родителей по одиночке, так больше вероятности, что нас оставят в покое. Да и я давно перестал чувствовать любовь, — я собираюсь с силами и заглядываю в глаза напротив, падая в пучину боли и разочарования.       — Малыш… Что ты такое говоришь? — Чонгука трясет. Альфа пытается держать себя в руках, но мир его уходит из-под ног, выбивая воздух из легких.       — Это не любовь Чонгук. Мы с тобой романтизировали наши сложные жизненные ситуации и придумали великую любовь, чтобы выжить в этом жестоком мире, — сейчас я ненавижу сам себя, но это единственная формулировка, которая может привести к нужным результатам. — Я очень благодарен тебе Чонгук, и я хочу, чтобы ты был счастлив. Ты можешь! Тебе совсем скоро исполнится восемнадцать. Ты можешь забрать документы и доучиться в другом городе, отец уже не сможет остановить тебя. И не надо ждать меня, я с тобой не поеду.       Любимый вымученно улыбается и достает сигарету из пачки, закуривая.       — Обычно ты не готовишься, когда собираешься уйти из жизни. А тут вон как, решил от меня избавиться. Чтобы я за тобой туда не пошел?       Я покрываюсь мурашками, глядя на альфу. Мне стоило догадаться, что Чонгук знает меня слишком хорошо. Конечно же трудно поверить в то, что я разлюбил. Мы ведь видели души друг друга, прикасались к ним… Чонгук не поверит в «разлюбил», не поверит после всего, что между нами было…       Чонгук докуривает сигарету и нагибается ко мне, обдавая губы горячим дыханием.       — Я не отпущу тебя. Никогда. Совсем скоро я заберу тебя из Ада, обещаю! Так что не смей покидать меня раньше времени. Я уйду за тобой, даже если ты будешь орать, что изменил мне. Считай меня собственником, но умереть спокойно я тебе не дам.       Я чувствую, как изображение становится нечетким, а щеки начинают щекотать горячие слезы. Слишком, все это слишком.       — Я сломан, Чонгук. Я никогда не смогу быть нормальным омегой и подарить тебе счастье, которое ты заслуживаешь. Я разочарую тебя, ты так много надежды питаешь на наше совместное будущее, а я не способен радоваться, не способен поддержать.       Чон прижимает меня к себе, кладя подбородок мне на голову. И меня ведет от этого запаха, тепла, близости.       Мой дом, единственное и последнее пристанище моей души и сердца.       — Я говорю, что уйду за тобой, и это правда. Не потому, что одержим идеей спасти тебя и стать героем, я правда не вижу смысла без тебя, Тэ. И если ты думаешь, что не даешь мне ничего взамен — это не так. Я все понимаю, но одно твое присутствие дает мне больше счастья, чем весь этот прогнивший мир, и, если ты сейчас не хочешь и не понимаешь, зачем тебе жить — просто подожди еще немного.       Я всхлипываю в грудь альфы и вцепляюсь холодными пальцами в рубашку моего Ангела Хранителя, не в силах оторваться от него.       — Мой мир, моя маленькая Вселенная. Скоро, совсем скоро, настанет наше время жить. Осталось немного.

***

      Даже в самые темные времена есть моменты счастья, равно как и корабль в ночное время видит вдалеке маяк, излучающий свет.       Для меня этим светом всегда был, есть и будет мой Чонгук.       После нашего непростого разговора мой мир взял меня за руку и повел к себе домой.       Его отец на двухдневном выездном семинаре, а это значит, что сегодняшняя ночь принадлежит только нам двоим.       Чонгук заводит меня в дом, где едва улавливается запах алкоголя. В конце концов работник семьи Чон уже привык к ежедневным запоям своего начальника и мастерски перебивает застоявшийся за ночь запах спирта ароматическими средствами. Да и огромное количество пустых бутылок давно в мусорном контейнере на улице. Ничего, кроме ежедневно расцветающих синяков на моем любимом не остается после бурных ночей министра Чон в алкогольном делирии.       Мы проходим на кухню и Чонгук встает возле кофе машины, готовя нам кофе. Он аккуратно переминается с больной ноги на здоровую, стараясь удержать равновесие, а у меня сердце внутри трещит и распадается на мелкие осколки.       Я подхожу и обнимаю альфу со спины, утыкаясь носов куда-то в плечо и вдыхая запах, что является для меня домом. Альфа расслабляется в моих руках, и начинает казаться, словно солнце излучает свет и тепло.       Так мы и стоим минут пять, что кажутся нам вечностью, пока шумит кофемашина.       Альфа разворачивается и берет мое лицо в свои большие ладони, начиная целовать. Целует в лоб, а затем медленно и нежно спускается вниз, уделяя внимание глазам, носу, щекам и наконец целует в губы, даря мне необходимый кислород. Я прижимаюсь сильнее, запускаю руки под его футболку, очерчиваю пальцами живот, бока, притягиваю мою любовь ближе и сам тянусь к нему, словно магнит.       Стоять бы так на этой кухне вечно, вдыхать и впитывать, любить и рассыпаться.       Чонгук подхватывает меня на руки и аккуратно несет на второй этаж, стараясь сохранить равновесие и аккуратно ступать на больную ногу.       Мой мир укладывает меня на холодные простыни, пропахшие мазями для залечивания синяков, и мне хочется от этого рыдать. Я переворачиваюсь вместе с любимым и оказываюсь сверху, осторожно усаживаясь на его бедра.       Давно поражаюсь тому, что способен так сильно любить, несмотря ни на что. Чонгук прекрасен, божественное создание, предназначенное только для меня.       Вероятно, я заслужил все то, что со мной происходит, как плата за те чувства, что подарил мне этот человек.       Я хватаюсь за края футболки альфы и тяну вверх.       Как только Гук остается без верха, я наклоняюсь и мягко целую каждую маленькую вселенную на любимом теле, молясь всем богам, чтобы помогли мне залечить эти раны. Мой мальчик прикрывает глаза и начинает гладить меня по спине, невесомо и нежно.       Я спускаюсь все ниже, пока не оказываюсь возле ремня.       К этому моменту мой альфа уже дышит тяжело, а его поглаживания становятся более сильными и настойчивыми.       Я поднимаю голову и смотрю на мою вселенную, после чего стягиваю с себя свитер и ложусь сверху, прижимаясь сердцем к сердцe моей единственной любви на всем белом свете.       Руки альфы прижимают меня к себя, блуждают по моей пояснице, спускаясь все ниже, пока длинные пальцы не начинают сжимать меня за ягодицы. Альфа дышит часто и тяжело, и от этих звуков я плавлюсь и растворяюсь. В комнате становится душно, и я замечаю первые капельки пота на виске моего мужчины.       Чонгук аккуратно подхватывает меня и переворачивает на спину, нависая надо мной и разглядывая, словно я картина в галерее.       Слишком прекрасен, слишком горячий, слишком любимый, мой.       И как я только пытался отказаться от него, как мог представить, что другие руки будут прикасаться к этому телу, любить эту душу, смотреть в эти глаза. Невозможно.       Чонгук стягивает джинсы, а затем и меня оставляет совсем нагим.       Каждое прикосновение оставляет на коже горячие следы, расходясь по телу электрическими разрядами.       Я задерживаю дыхание, чувствуя, как Гук заполняет меня собой, а затем резко выдыхаю и вцепляясь короткими ногтями в широкую спину, стараясь не царапать старые шрамы и синяки, каждый из которых я помню наизусть.       Моя любовь, мой мир, ангелы прокляли нас, послав в эту жизнь и в эти семьи, но, в то-же время, мы были благословлены любовью. И этот подарок лучший, что могли дать нам небеса, ибо сейчас я чувствую избавление от боли, горя, страха. Здесь и сейчас, в это мгновение, моя любовь окрыляет меня, заставляет забыться, а время замирает, пока мы дышим в унисон.       Моя любовь останавливается и упирается в мой лоб своим, глядя в глаза и обдавая губы горячим дыханием.       — Я люблю тебя, — альфа делает несколько завершающих резких толчков и целует меня, вкладывая в этот поцелуй подтверждение своих слов.

***

      Как только дыхание восстанавливается, мы идем в ванную и я наполняю ванну горячей водой.       Мы сидим в горячей воде в обнимку долгих сорок минут, после чего мой мир вылезает первым и идет за пачкой сигарет.       Вернувшись, он натягивает на влажные бедра серые спортивные штаны и усаживается на пол, возле края ванны, закуривая и смотря на меня в упор.       — Родной мой, с чего вдруг сегодня ты решил действовать так… жестко? Что произошло ночью?       Я свешиваю руку с края ванны, начиная водить мокрой рукой по влажным волосам альфы и вдыхать его запах вперемешку с табачным дымом.       — В мою комнату хотел зайти очередной козел, и я, стоя на подоконнике, поклялся, что отпущу тебя, чтобы ты жил счастливо. Насильник не вошел, и я решил, что мир таким образом дает мне знак.       Чонгук тушит сигарету и сразу же достает еще одну, глядя куда-то в пустоту.       — Я боюсь, Гуки, боюсь, что не справлюсь. Ты так мечтаешь о нашем будущем, а что, если мне не станет лучше? Что, если я не справлюсь?       — Ты совсем не хочешь жить, Тэхен? — голос альфы звучит непривычно собранно.       — Я… не вижу в жизни красоты. Меня волнуешь только ты, и я хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы у тебя была семья и хорошие воспоминания. Ты любишь жизнь, точнее, не разучился мечтать, у тебя все получится. Я буду только мешать.       — Давай так, — Чонгук затягивается и переводит на омегу решительный взгляд. — До твоего восемнадцатилетия остался месяц. Дай мне возможность показать тебе прелесть жизни. Я буду пробовать с тобой. Если к твоему дню рождения я найду повод жить, а ты — нет, я отпущу тебя. Если не найду, то уйду вместе с тобой. Ну а если и ты захочешь жить — мы сбежим, как и хотели.       — Ты… ты должен жить!       — Я не вижу смысла без тебя, мне этот мир тоже непонятен. Давай попробуем полюбить жизнь вместе, а к концу срока решим, стоит оно того или нет. Я буду пытаться показать тебе прелести жизни, а ты попробуешь убедить меня жить, несмотря на твое решение.       Я смотрю на альфу и не верю в то, что слышу. Мой мир предлагает мне сделку. Сделку на жизнь. Последний вызов этому бренному миру. Чонгук попытается убедить жить меня, а я, в свою очередь, смогу показать ему прелести жизни. Что ж, я не сомневаюсь, что захочу уйти, но этот шанс нужен альфе, и я его использую. Он просто обязан быть счастлив, я напоследок сделаю все, что необходимо.       — По рукам. Давай попробуем полюбить жизнь, а дальше будь, что будет.       Я забираю из рук альфы сигарету и делаю последнюю затяжку, словно скрепляя наш договор в облаке густого дыма.

***

      «Чтобы полюбить жизнь по-настоящему, надо испытать смерть.»       Эта фраза, прочитанная в одной из книг, прочно отпечаталась в моей памяти как неопровержимый постулат. Я неоднократно прокручивал ее в голове, пытаясь понять, почему со мной она не работает. Ведь я испытывал смерть неоднократно. Смотрел ей прямо в глаза, чувствовал на себе ее когтистые лапы.       От тяжелых мыслей меня отвлек звонок. Звонил Чонгук, хотя время на часах давно перевалило за час ночи.       Два дня назад мы заключили с альфой договор, и все это время Чонгук не появлялся, говоря о том, что у него есть идея.       Я беру телефон и медленно поднимаюсь с кровати.       — Чонгук, все в порядке?       — Сколько тебе нужно времени, чтобы тепло одеться и проскользнуть на улицу мимо угашенного папаши?       — Ч-что? Ты видел, сколько времени?       — Видел. Я специально выбрал это время, пока на улицах пусто, а твой и мой родитель уже под нужной кондицией, чтобы видеть сны.       — Я… — что-то внутри меня сжимается от волнения, но я дал Чонгуку слово, что буду пытаться, так что выбора нет. — Я буду через семь-десять минут…       Я спешно одеваюсь и прохожу на цыпочках по коридору, молясь, чтобы папа уснул в своей комнате, а не в гостиной на диване.       На улицу мне в лицо ударяет морозный ветер, и я ежусь, сильнее кутаясь в теплый свитер.       Выйдя за ворота нашего особняка, я буквально застываю на месте.       Альфа стоит, облокотившись на черный мотоцикл, и довольно крутит в руках шлем.       — Это…       — Это мотоцикл, Тэхен. Взял его в аренду у одного знакомого.       — Но… у тебя же нет прав.       — У меня нет прав потому, что отец против, чтобы я получил их официально, но ездить я умею. Научился за то лето, когда отец отправил меня в кадетский лагерь пару лет назад.       — Ты мне не говорил об этом, — я восхищенно осматриваю своего парня, выглядящего как настоящий байкер.       — Не считал чем-то особенным, — альфа протягивает мне один шлем и жестом приглашает сесть позади него.       — А что мы будем делать, если тебя остановят?       — Тэхен, мы оба на данный момент раздумываем о жизни и уходе из нее, остальное мелочи. В крайнем случае, попробую воспользоваться связями и статусом своего отца. Полиции необязательно знать, что министр Чон за такое шкуру спустит со своего сына. Пусть думают, что я избалованный сынок влиятельного отца, который за меня и уволить может.       Я смело надеваю шлем, не переставая восхищаться своим парнем, и сажусь на мотоцикл, обнимая моего альфу за талию. Чонгук дергается, и по этому жесту я понимаю, что на его теле появились новые болезненные синяки. Кажется, ему и сегодня досталось. Я хочу переместить руки на плечи, но Чон останавливает меня, слегка смещая мои руки вверх.       — Держись крепче, любовь моя. И попробуй насладиться.       Мотоцикл срывается с места, а у меня захватывает дух от новых ощущений.       Поначалу хочется зажмуриться и не смотреть по сторонам, но постепенно я начинаю привыкать к скорости и сильному ветру, а после озираюсь по сторонам, погружаясь в ощущения.       Мы проносимся мимо тысячи уличных фонарей, смешавшихся в одну мелькающую вспышку света.       Страха нет, мы оба и так не боимся смерти, но есть какое-то эмоциональное возбуждение, словно мы находимся на острие ножа.       Адреналин бьет в виски, и я поднимаю козырек на своем шлеме. Сильный ветер ударяет мне в лицо, и я, кажется, впервые чувствую кожей, что я живой. Кажется, что ветер счищает с лица весь слой грязи и боли, что накопился за долгие годы, счищает нежеланные прикосновения пьяных дружков моего папаши, собственные горячие слезы.       Весь окружающий мир расплывается перед глазами, но я чувствую, я впервые за долгое время чувствую себя по-настоящему живым, и это поражает и будоражит одновременно.       Я крепче обнимаю мою любовь и кричу так, чтобы Гук меня услышал.       — Чонгук! Это так здорово!       Альфа кричит! Кричит радостно, и я понимаю, что он испытывает те же чувства, что и я. Кажется впервые за очень долгое время мы оба по-настоящему живые.       Мотоцикл уносит нас прочь от проблем, боли, слез, горя, договора, тяжелых мыслей. Мы сливаемся с ветром, проносимся по городу, будто нас не существует. Мы тень, мимолетное видение, мы часть ветра, свободные, чистые, питающиеся чистым адреналином и скоростью.       Удивительная легкость.       Новая неизведанная для меня грань жизни.       Чонгук все еще кричит, надрывая горло, и я готов признать, что этот радостный вопль я хочу слушать вечно.       Ночь скрывает нас от всех, сегодня мы и есть ночь.

***

      Следующий день прошел на удивление неплохо.       Мои щеки все еще горели от ночной прогулки, а сердце непривычно колотилось от новых ощущений.       Я посмотрел на горстку антидепрессантов в своей руке, что пил уже не первый год, и… выбросил их в мусорное ведро. Смысла от них давно никакого не было.       Я спускаюсь вниз и натыкаюсь на папу, что сидит на барном стуле, свесив длинные стройные ноги, и держится за голову, выдавливая болезненный стон.       — О, вот ты где. Подай таблетки.       Я молча протягиваю родителю пачку обезболивающих и подхожу к кофемашине, вставая к нему спиной.       — Ты как всегда неразговорчив, неблагодарное отродье, — Боен закидывает в себя сразу несколько таблеток и запивает стаканом виски, после чего с грохотом опускает его на стол. — Сегодня вечером открытие нового бутика, ты идешь со мной. Пора посветить твоей мордашкой перед спонсорами.       Меня передергивает. Для меня эти мероприятия каждый раз хуже инквизиции. Визажисты нанесут на меня тонну косметики, чтобы скрыть болезненный вид и потухшие глаза, дизайнеры наденут обтягивающую закрытую одежду, чтобы скрыть шрамы, но удачно подчеркнуть формы, а репортеры будут весь вечер просить встать ближе к папе, обнять его и улыбнуться в камеру. А после мой папа будет пытаться подложить меня под очередного богача, чтобы получить спонсора для своей постепенно затухающей карьеры.       Меня тошнит, живот скручивает в тугой узел.       Первая моя мысль — это подняться к себе и выпить весь блистер таблеток, лежащих в тумбочке, чтобы пропустить этот вечер, эту жизнь.       Но я сразу вспоминаю о нашем с Чонгуком договоре. Уйду сейчас, и мой мир уйдет вслед за мной, а этого я допустить не могу.       Я должен что-то придумать, должен зацепиться за что-то…       Я делаю глубокий вдох и поворачиваюсь к папе, решительно впиваясь в него взглядом.       — Я пойду с тобой и сделаю все, что ты скажешь, но у меня есть к тебе просьба.       Боен удивленно выгибает бровь и смотрит на меня исподлобья, крутя в руках стакан.       — Это что-то новенькое. Ты мне еще условия будешь ставить, щенок?       — Ну ты же хочешь, чтобы я был послушный и счастливый. Я сыграю свою роль, а взамен твой менеджер достанет мне два билета на ближайший концерт ADT.       Омега удивленно выгибает бровь и смотрит на меня, будто впервые видит.       — Неожиданно. С каких пор ты решил таскаться по концертам? Я думал, тебе, кроме потолка в твоей спальне, ни на что не интересно смотреть, а тут вон как.       — Это не только для меня, но и для Чонгука, он обожает эту группу. Так что, по рукам? Я буду послушным и милым.       Боен в последний раз смотрит на меня, после чего тянется за телефон и набирает менеджера.       У меня появился смысл прожить этот день и подарить моему миру эмоции взамен тех, что он подарил мне вчера. Я выдержу этот вечер. Ради Чонгука.

***

      «Мой дикий сад       Крылья вороны       Над людьми руинами дымят       Во все стороны       Улетают, они догорят       И вопреки я делаю свой шаг       Меня так мотало, что я тянул натощак       Ветер загибает пальцы болью до конца       Жизнь бьёт новым клином, судьба кричит на пацан…»       Я делаю музыку в наушниках погромче, пока парочка визажистов кружат надо мной, словно коршуны, намазывая на мое лицо очередной слой тонального крема, чтобы скрыть синяки под глазами.       Очередное представление в кукольном театре, в котором я — марионетка Ким Боена.       Билеты на концерт любимой группы моего Гука лежат на столике, и это помогает мне дышать, понимая, ради чего я все это терплю.       У меня есть цель и смысл: я хочу увидеть счастье в глазах моего альфы… хотя бы еще раз, прежде чем покину его навсегда. Хочу разделить с ним этот момент, оставить теплое совместное воспоминание.       — Смотри-ка, на человека стал похож. Не забывай про наш уговор! — в дверях показывается Боен, и по затуманенному взгляду я понимаю, что он не сдержался и принял очередную дозу в служебном туалете. Что ж, если он опозорится — я не буду его спасать. Я устал считать нас связанными, мы абсолютно чужие и никогда не были близки. Боен причинил мне немыслимое количество боли, и все, что осталось во мне по отношению к нему — это пустота. Сейчас мне абсолютно наплевать на то, что произойдет с этим человеком после моего ухода. Я не жду раскаяний и скорби, мне она там будет не нужна.       — Я всегда держу слово.       Я смотрю на себя в зеркало и замечаю, что со всей этой косметикой выгляжу… хорошо. Я действительно красив, только, в отличии от моего папы, эта красота более мрачная и загадочная, словно я сошел с картинки какого-то романа о любви. Собственно, так оно и есть. Только у моего романа конец будет грустным…

***

      Свет софитов ослепляет, и я стараюсь чаще моргать, чтобы глаза не начали слезиться слишком быстро.       Тысячи камер, вспышки, крики фанатов и папарацци… я стараюсь думать лишь о лице Гука, когда он увидит билеты в моих руках. Я погружаюсь в свои мысли, натягивая на лицо дежурную улыбку.       Сегодня я красивая неживая кукла, сегодня я сдаю себя в аренду.       Несколько альф пытаются схватить меня за локоть или как бы случайно провести ладонью мне по талии или пояснице. Это чертовски раздражает, но я стараюсь держаться, напоминая себе, что сегодня я — манекен.       Папа знакомит меня с парочкой тучных альф в дорогих костюмах, которые явно стараются с помощью дорогих духов перебить запах алкоголя и пота, но тщетно.       Цирк уродов, не иначе. Столько пошлости, грязи и притворства вы не увидите, пожалуй, больше нигде.       Один из этих воняющих ловеласов нагибается ко мне и шепчет на ухо, что мы сегодня еще встретимся, а меня пробивает дрожью от одного этого звука и отвращения.       Спустя час я прирастаю к месту возле одного из столиков, пока папа кокетничает с очередным толстосумом, перекрикивая музыку и по ходу ориентируясь, предложить ему себя или меня.       Я смотрю в одну точку, проваливаясь в собственные мысли и молюсь всем богам, чтобы этот вечер поскорее закончился.       Краем глаза я замечаю, как тот самый ловелас начинает продвигаться через столики в мою сторону, и меня начинает мелко потряхивать от отвращения и страха.       — Господин, могу я пригласить Вас на танец?       Внезапный голос выбивает меня из транса, и я поворачиваю голову, переставая дышать.       — Чонгук?!       Мой ангел-хранитель стоит передо мной в форме официанта и улыбается мне своей теплой улыбкой.       Через плечо Гука я замечаю, как тот самый альфа хмурится и ускоряет шаг в нашу сторону…       — Так что, позволишь мне спасти тебя? — Чон берет меня за руку и быстро ведет в толпу, подальше от скользких взглядов.       Я лишь иду следом, не веря в чудо, и позволяю моему альфе обнять меня за талию и вести под музыку по всему танцполу.       — Как ты сюда попал?!       — Ну, терять мне особо нечего, да и… я же обещал, что этот месяц будет для тебя счастливым. Так что я подкупил одного из официантов и забрал его бейджик и форму на этот вечер… Сегодня я не позволю этим тварям забрать тебя у меня. И будь, что будет.       Я смотрю на моего спасителя, мою любовь, и не понимаю, за что мне такой подарок судьбы.       Мы кружим по залу, совсем не слушая музыку, не попадая в ее такт. Сейчас мы в собственном темпе, в собственном мире, где есть только мы. Вокруг нас нет боли, нет других людей, нет никого и ничего. Есть Чонугк и Тэхен. Два сердца, две души, что обрели себя в друг друге.       Альфа еще слегка прихрамывает, но это не мешает ему вести наш танец, изящно увиливая от скользкого типа, наблюдающего за нами со стороны.       — Чонгук, ты даже не представляешь, как ты сейчас меня спас…       — И я хочу продолжать делать это, если ты мне позволишь. Теперь мне восемнадцать, у меня больше прав. А скоро восемнадцать будет и тебе, и мы сможем быть свободны, сможем построить свою жизнь так, как захотим. Я хочу, чтобы ты понял, что так может быть!       Я кладу голову на плечо Гука и блаженно прикрываю глаза, забывая обо всем и растворяясь.       Так мы и танцуем еще минут двадцать, пока менеджер заведения за шкирку не утаскивает от меня моего героя, грозясь, что уволит его за своевольность. Я улыбаюсь моему рыцарю и остаюсь танцевать в толпе, все еще находясь под впечатлением от поступка Чонгука.       Папа все еще кокетничает с очередным толстосумом, а тот альфа давно потерял ко мне интерес, увлекаясь очередным молоденьким айдолом.       Сегодня мой мир спас меня вновь, и я чувствую, как забинтованное сердце начинает биться сильнее, не боясь, что рассыпется на мелкие осколки.

***

      — Тэхен, куда мы едем?!       Мой альфа крепко держится за мою руку, пока я веду его с завязанными глазами к такси.       — Это сюрприз. Ты доверяешь мне?       В этот момент я признаюсь самому себе, что испытываю мандраж и эмоциональное возбуждение, которое не испытывал очень давно. Кажется, последний, и возможно единственный, раз это было, когда Чонгук впервые позвал меня на свидание. И вот, спустя столько лет, я все еще жив и рядом, отважно цепляюсь за мою главную и единственную любовь на этой земле.       Дорога до стадиона, на котором будет проходить концерт, занимает всего двадцать минут, в течение которых я запрещаю Чону снимать повязку с глаз и не переставая глажу его руку со сбитыми костяшками.       Вчера ночью монстр Чон в очередной раз решил выместить тяжелый день на моем мире, и сегодня под глазом альфы расцвел огромный багровый синяк. Я несколько минут невесомо целовал опухшую кожу, прежде чем аккуратно надеть повязку на глаза.       Мы выходим из такси, и по нарастающему гулу фанатов Чонгук начинает осознавать, куда я его привез.       — Тэхен… это…       Я развязываю повязку на глазах и отхожу в сторону, наблюдая за реакцией любимого. Клянусь всем богам, этот момент и эту реакцию я хочу отпечатать на своей душе, чтобы носить с собой из жизни в жизнь.       Мой альфа светится изнутри, излучая такой свет, что можно осветить несколько маленьких городов.       — У нас билеты на ADT, недалеко от сцены.       — Тэхен, я… — альфа глотает слова и эмоции, не в силах произнести и слова.       — Давай быстрее! Шевелись, черт бы тебя побрал! — в этот момент на меня буквально налетает омега с мятной копной волос. — Эй, че встал посреди дороги? — омега замечает шрамы на моих руках, которые я не посчитал нужным прятать, и переводит взгляд на Чонгука, отмечая расцветающий на его лице синяк.       — Ребят, у вас все хорошо? — омега обеспокоенно оглядывает нас с ног до головы, в тот момент, как к нему подходит альфа с ярко-рыжими волосами.       — Да, все хорошо, — Чонгук притягивает меня к себе и старается по привычке укрыть от любопытных взглядов.       Рыжеволосый старается увести парня от нас, но омега с мятными волосами изучающе смотрит на нас, не желая уходить.       — Меня зовут Юнги, а это мой парень Чимин, — мы втроем зависаем, не ожидая такого поворота событий.       — Юнги, мы же вроде торопились… — рыжеволосый заглядывает в глаза своему омеге, не понимая внезапную смену поведения.       — Идемте вместе на концерт? — омега обходит своего парня и встает передо мной с решительным блеском в глазах.       Мы втроем смотрим на него с изумлением, но что-то в этом взгляде напротив заставляет меня согласно кивнуть и доверится внезапному сюрпризу судьбы.       Мы вместе входим в павильон, и Юнги тащит нас к прилавку с пивом.       — Юнги… мне нет восемнадцати…       Омега издает короткий смешок и заказывает четыре пива, игнорируя удивлённые взгляды своего парня.       — Мне двадцать один, не парься. Чимину двадцать, кстати.       — Спасибо, — Чон подходит к омеге и протягивает деньги за нас двоих. — Я Чонгук, а это Тэхен.       — Убери деньги, милый. Считай это приветственным подарком от хена, — Юнги подмигивает альфе и подходит к своему бойфренду, толкая того локтем.       Следующие три часа проходят просто великолепно. Никогда не чувствовал себя комфортно в толпе, но этот вечер изменил мое отношение к концертам. Если вначале, я делал все это только ради искрящего рядом Чонгука, то сейчас я и сам начинаю испытывать от этого искреннее удовольствие. Несколько стаканов пива и прыгающий рядом Юнги добавляют этому вечеру особый шарм. Хочется дышать полной грудью, кричать и подпевать вместе с толпой.       Но конечно все это не сравнится с видом счастливого Чонгука рядом. Альфа буквально раскрывается и расправляет крылья, и это самое важное, что может быть.       Я все еще живу не зря…

***

      Всю дорогу от стадиона до дома я прокручиваю в голове этот потрясающий концерт, чувствуя, как горячая рука альфы мягко поглаживает мою.       Такси останавливается возле моего дома, и я прижимаюсь губами к моей любви, напитываясь его привкусом, как необходимым мне кислородом.       — Увидимся завтра в школе, береги себя! — я выхожу из машины и подхожу к дому, делая глубокий вдох.       Только сейчас я понимаю, как сгущается энергетика вокруг дома. На первом этаже горит свет, а это значит, что великий айдол Ким Боен устроил очередную вечеринку с гитаристом или барабанщиком, упиваясь запрещенными веществами.       Я захожу в дом, стараясь думать о концерте и надеется на лучшее, и практически сразу натыкаюсь на пьяную парочку в зале. Мутные глаза, сбитое дыхание… папа сидит на барной стойке, свесив голые ноги вниз и поправляя спадающий с плеча халат. Его ухажер, как и предполагалось, очередной угашенный рокер, поворачивает на меня затуманенный взгляд и облизывается, а меня от этих глаз напротив пробивает холодным потом.       — Вернулся! Ну и как нагулялся на мои деньги? — в голосе папы столько яда, что я неосознанно желаю ему им подавиться.       — Прекрасно. Спасибо за билеты, — я быстрым шагом двигаюсь к лестнице, надеясь, что яркие события на этот вечер закончились.       — Погоди-ка секунду, милый, выпей с нами, — альфа за несколько широких шагов сокращает расстояние и хватает меня за локоть, после чего тянет к дивану и ставит передо мной стакан полный виски, опускаясь рядом.       — Мне нет восемнадцати. Это плохая идея, — я смиряю альфу ненавистным взглядом и перевожу взгляд на папу, который уже полностью лег на барную стойку и блаженно прикрыл глаза, погружаясь в иллюзорный мир под действием запрещенных препаратов.       — Да ладно, милый, один стакан, плохо не будет. Альфа достает из кармана небольшой сверток с порошком и высыпает его в мой стакан, совсем не смущаясь, что я смотрю на него во все глаза.       — Это что за хрень?!       — Это, чтобы у тебя на утро голова не болела от алкоголя. Расслабься, милый, — альфа наклоняется ко мне, обдавая ухо горячим дыханием.       В этот момент меня накрывает такая жгучая ненависть, что я пугаюсь сам себя. Я уже попадал в подобные ситуации и всегда старался сбежать и спрятаться, причем порой это заканчивалось больницей, хотя я в эти моменты мечтал о конце. Но сейчас, сейчас что-то изменилось. Я словно… хочу бороться за себя и свою жизнь. Это открытие накрывает меня с головой, и я теряюсь от таких эмоций и собственной решимости. Когда долгое время находишься в депрессии, у тебя уже нет сил и прилива энергии, чтобы бороться, ты просто существуешь, монотонно, серо, слабо. Но сейчас я чувствую, как меня накрывает ярость за то, что кто-то думает, что имеет право портить мне жизнь. Мою, черт бы его побрал, жизнь, которая может быть лучше и ярче. Я только что испытывал искреннюю радость от нее, и вот какой-то очередной гандон думает, что имеет право все испортить…       Я улыбаюсь и беру стакан в руки, медленно поднося его ко рту и глядя в затуманенные глаза напротив.       — Вот умница. Милый, выпей со мной…       Альфа наклоняется ко мне ближе, и я, рассчитав, как мне кажется, идеальный момент, размахиваюсь и со всей силы бью альфу стаканом по голове. Содержимое проливается на мои джинсы, но это меньшее из проблем. Альфа орет и хватается за окровавленную голову, а папа от шума медленно садится на барной стойке, пытаясь вернуться в реальность.       Я подпрыгиваю с дивана и выбегаю из дома, успев прихватить свою сумку.       Пока все не успокоится, мне лучше дома не появляться.       Чонгуку сейчас скорее всего тоже не сладко, так что я иду к ближайшей остановке и жду ночной автобус, который будет кружить по городу, развозя рабочих и таких же потерянных, как я. Покатаюсь на нем, а под утро попробую незаметно пробраться в свой дом и поспать.       Проезжая по ночному городу мимо огромного количества фонарей, я прокручиваю в голове этот вечер, и в памяти всплывают слова Юнги, которые он успел сказать мне на прощание.       — Дерьмо в жизни случается, милый. Главное помнить, что так будет не всегда.       После этих слов омега продиктовал мне свой номер и обещал свозить нас с Чонгуком в свое любимое место.       Удивительный омега. От него веяло уверенностью и силой, и мне невольно захотелось узнать его историю, его сценарий жизни.       «Так будет не всегда»… Интересно, неужели за жизнь действительно стоит бороться?

***

      Удивительно, как настрой может влиять на нашу жизнь, делая ее менее… мрачной…?       Вся следующая неделя была для меня и моего мира не такой ужасной, как обычно, несмотря на то, что тяжелые моменты никуда не исчезли.       Отец Чонгука продолжал методично оставлять на нем новые синяки, в то время как мой папа постоянно устраивал мне ад на земле своими неадекватными выходками.       Его дружка увезли в больницу с сотрясением мозга и рассечением кожи на лбу, но меня это мало волновало.       Моя жизнь странным образом менялась, я пока не очень понимал, что мне с этим делать. Нет, я по-прежнему планировал исполнить задуманное и покинуть этот мир, но было что-то еще, что-то интересовало и будоражило меня… напоследок.       Сегодня меня разбудил будильник в шесть утра.       Выходной день, а я встаю с кровати и начинаю собираться, совсем не жалея, что трачу свой выходной не на сон.       Темно-зеленый автомобиль останавливается возле моего дома ровно в шесть тридцать утра, и с заднего сиденья выходит Чонгук, обнимая меня и целуя в шею.       — Шевелитесь, голубки. Нам ехать где-то час! — Юнги высовывается с пассажирского сиденья, размахивая руками.       Омега позвонил два дня назад и предложил поехать в выходные на пикник в одно очень живописное место на окраине Сеула, и мы с Чонгуком не посмели отказаться.       Чонгук уже почти подружился с Чимином, что не переставало меня радовать. А я... я очень хотел узнать Юнги, для меня он казался нереальным, сильным, уверенным и несокрушимым человеком, несмотря на то, что был старше меня всего на три с половиной года.       Мы садимся в автомобиль, и Чимин давит на газ, уносясь прочь от моего дома, места, где я испытал столько боли и неоднократно пытался покинуть этот мир.       Я не стал интересоваться, почему Юнги так настаивал на раннем отъезде, так как атмосфера раненого утра и пустого города имела свою, особенную, романтику.       Мы с любимым неоднократно встречали утро на скамейке в парке, когда наши родители устраивали дома настоящий ад.       Но это утро в машине было особенным.       Мы заехали на ближайшую заправку и взяли черный кофе и пару слегка засохших за ночь булочек с шоколадом. Я был готов поклясться, что не пробовал ничего вкуснее уже долгие годы.       Ласковое солнце показалось из-за горизонта, обнимая небо теплом, и моя душа распустила бутоны, прижавшись к душе моего Чонгука, что старался дышать как можно ровнее и почти позабыл о боли от новых синяков.       Местом, в которое нас привезли Чимин и Юнги, оказалось огромное поле подсолнухов, словно миниатюрные частички солнца раскинулись по земле, большими цветущими пятнами.       Чимин припарковал машину прямо посередине огромного поля, и мы расстелили пледы, укладываясь на еще влажную с ночи траву.       Здесь хотелось дышать. Хотелось лежать спиной на земле, устремляя взгляд в небо и позволять свежему утреннему воздуху залечивать старые раны и шрамы.       Чимин и Чонгук установили мангал в стороне, готовясь жарить сосиски, а Юнги лег рядом со мной, протягивая мне очередную банку пива.       — Юнги, — мое любопытство взяло верх, и я повернул голову к омеге, готовясь к личному разговору, — почему ты проявил к нам с Чонгуком интерес там, на концерте? Мы ведь моложе вас с Чимином.       Омега улыбнулся мне, а его лисьи глаза засверкали на солнце, после чего он закатал рукава на своей клетчатой рубашке, обнажая белую мраморную кожу на запястьях, усыпанную уродливыми шрамами от порезов.       — Я увидел в вас с Чонгуком себя… Я видел твои руки, видел глаза Чонгука… Увидел эту тьму и боль внутри вас. Я ее видел в отражении в зеркале много лет. Мне повезло, Чимин спас меня, а я теперь хочу помочь вам.       Я заворожённо смотрю на сильного человека, лежащего рядом со мной, на его изувеченные руки и доброе, покрытое шрамами сердце.       — Видишь ли, — Юнги садится и достает пачку сигарет, закуривая, — когда постоянно живешь во тьме, начинаешь сомневаться в существовании света, и тогда нужен кто-то, кто напомнит, что может быть по-другому. Я еще на концерте обратил внимание, как сильно вы выделяетесь из толпы. Вы оба удивляетесь существованию хорошего, словно всю жизнь видели только плохое. Знакомое чувство, которое я так старался забыть.       — Не думаю, что смогу быть таким же сильным, как ты. Но я хочу, чтобы у Чонгука хватило сил выбраться, — я поворачиваю голову и смотрю на смеющегося альфу, который, не смотря на боль в теле, продолжает улыбаться, излучая внутренний свет.       — Эй, если я смог отпустить прошлое и научиться наслаждаться жизнью, то и ты сможешь. Я помогаю не из жалости, я верю, что у вас, ребята, может получиться.       — Ты правда в это веришь? — я смотрю на омегу, как на восьмое чудо света, вновь поражаясь подаркам судьбы.       — Смотри, — омега делает очередную затяжку, после чего тычет рукой с зажатой в ней сигаретой в сторону подсолнуха, на котором сидел маленький воробей, поджимая одну ногу, — я за ним давно наблюдаю, он скачет на одной ноге, вторая, видимо, травмирована после встречи с человеком или животным. Пережитое не мешает ему летать, видеть мир, жить. Да, возможно он испытывает боль, которая будет с ним до конца, но он жив, он свободен, он видит этот мир с высоты птичьего полета, а не в маленькой узкой клетке в пыльном помещении. Он живой, живой и свободный, несмотря ни на что. Я тоже хотел быть таким. И я таким стал, как раз потому что пережитая боль сделала меня сильнее и научила ценить каждый день. Тебе повезло, как и мне, ты встретил своего истинного. Вот у воробья, — Юнги вновь тычет дотлевающей в руке сигаретой в сторону птицы, — есть крылья, у тебя Чонгук, а у меня Чимин. Так что, сейчас самое время жить.       — Я не смогу забыть все те годы страданий, я…       — Тебе и не надо. Это часть тебя, тут уже ничего не поделать. Я тоже каждую ночь просыпаюсь в холодном поту, вспоминая прошлые ужасы, но это прошлое. Оно часть моей жизни, но не вся жизнь. А у меня есть настоящее и будущее. Вот, о чем надо помнить всегда. Дай этому миру шанс.       Омега подмигивает мне и встает с земли, направляясь к альфам с громким криком: «Еще пивааа!»       А я смотрю ему вслед, смотрю и восхищаюсь.       Краем глаза я замечаю, как тот самый воробей взмывает в небо, все выше и выше, устремляясь по жизни вперед.

***

ЧОНГУК

      Сердце начало биться чаще, разгоняя кровь по венам.       Мой мир прижимается ко мне, пока наши новые друзья везут нас домой после одного из самых лучших дней в нашей с Тэхеном жизни.       Когда мы с Тэ заключили договор, я даже и подумать не мог, что мир так быстро пришлет нам на подмогу настоящих и верных друзей, которые помогут мне сделать этот месяц счастливым для меня и моего мира с медовыми глазами.       На улице давно стемнело, Юнги задремал, подложив под голову собственную руку, а Чимин сосредоточенно ведет машину, подпевая себе под нос песню так, чтобы не разбудить мирно спящего рядом омегу.       Я опускаю голову и глажу Тэ по волосам, в очередной раз благодаря богов за эту возможность.       Я давно научился ценить каждый день, просто по факту, просто за то, что я открываю глаза, и Тэхен тоже. Но последняя насыщенная событиями неделя показывает мне, что просто факт существования — это не предел мечтаний. Можно жить хорошо, можно проживать день и улыбаться искренне. Признаюсь честно, я тоже стал об этом забывать. А еще у меня было мало надежды, что Тэ передумает и захочет остаться в живых после истечения срока.       Но Чимин втайне поведал мне, как несколько лет назад также вытаскивал замученного Юнги из петли, и… вот где мы все сейчас. Едем по укутанному ночью городу, разрывая тишину биением собственных сердец.       Я крепче прижимаю к себе Тэ и тепло улыбаюсь этому миру через окно.

***

      «Искал ли ты когда-нибудь мечту, которая исчезает словно радуга?       Это нечто иное, чем простые слова, такие как «судьба»       Ты смотришь туда же, куда и я, но в твоих глазах боль       Прошу тебя, пожалуйста, останься в моих мечтах       Я слышу звук океана вдалеке…»       Я хорошо знаю эту песню, что сейчас тихо звучит по радио, и прошу Чимина сделать погромче.       «…Я путешествую через леса снов       И иду напрямую туда, где ярче светит солнце       Возьми меня за руки сейчас       Ты — причина моей эйфории…»       Мы почти шепотом поем с Чимином, раскачиваясь в такт музыке, и я прикрывая глаза, полностью отдаваясь ощущениям.       «...Ты — солнца свет, который вновь появился в моей жизни       Возвращение моих детских грёз       Я не могу понять, что это за чувство,       Возможно, я опять сплю       Мечта — это голубой мираж среди пустыни       В недрах моей души априори       У меня умопомрачительная эйфория…»       Я сильнее прижимаю к себе мирно спящего Тэ и клянусь, что этот день уже ничего не сможет испортить.

***

      Спустя десять минут мы останавливаемся возле дома Тэхена, и я бужу мою любовь, нежно гладя его по щеке огрубевшими костяшками. Тэтэ открывает свои прекрасные медовые глаза и дарит мне мягкую улыбку, а у меня на сердце распускаются новые цветы.       — Увидимся завтра в школе, малыш! На часах уже больше двенадцати, в доме не горит свет, так что постарайся сразу спрятаться в своей комнате и хорошо поспать. Осталось совсем немного, — последние слова я произношу буквально в губы любимого, и мой птенчик быстро скрывается в доме, сильнее кутаясь в теплую кофту.       Спустя еще пятнадцать минут, машина Чимина останавливается возле моего дома.       — Спасибо вам, за все! Вы даже не представляете, что этот день значит для нас обоих! — я жму руку Чимину и собираюсь выходить из машины, как меня останавливает голос заспанного Юнги.       — Эй, засранец! Если вы с Тэ оставите нас, после всего, что между нами было, я вас лично на том свете найду и прибью!       Я улыбаюсь и киваю новому другу, выходя из машины.       Юнги только что использовал мой прием шантажа, и он действительно работает. Я правда хочу жить. Теперь я в этом уверен. Но Тэхен является обязательным условием и частью моей жизни. У меня еще есть время, я смогу его убедить.       Окрыленный я вхожу в дом, и мне сразу же в нос ударяет резкий запах алкоголя. Никогда не смогу привыкнуть к этому.       Я наощупь в темноте прохожу в свою комнату и запираю дверь выдыхая.       Снимая кроссовки и бубня себе под нос ту самую песню из машины, я не сразу замечаю высокую фигуру, стоящую в дверях моей ванны.       — Где ты шляешься, мразь? — я медленно оборачиваюсь на звук и слегка трясущейся рукой включаю свет.       Отец едва стоит на ногах, глядя на меня свирепым затуманенным взглядом.       — Гулял с друзьями, — я медленно отхожу назад, готовясь быстро повернуть затвор и выскочить из комнаты.       — Да кто с тобой, слабой тварью, дружить то захочет! Никчемный сопляк, — отец начинает медленно надвигаться на меня, а я прислоняюсь спиной к двери, завожу руку за спину и поворачиваю замок, после чего резко дергаю дверь и выбегаю на лестницу.       Отец орет матом и с грохотом несется за мной, сшибая картины со стен.       Мне почти удается добежать до входной двери, но, когда я хватаюсь за ручку, старый козел хватает меня за ворот рубашки и рывком отшвыривает на пол. Я сильно ударяюсь головой, комната перед глазами начинает плыть, но, одновременно с этим, у меня внутри закипает волна бешенства.       Я должен попытаться вырваться, сейчас! Сейчас самое время жить!       Я отползаю к стене и, почувствовав опору, поднимаюсь, готовясь отражать удары.       Отец рывков достает ремень из штанов и замахивается им мне в лицо. Я хватаюсь за ремень, руки жжет от боли, но я крепко вцепляюсь в края и вырываю ремень из рук отца, наматывая бляшку на кулак.       Отец ревет от злости и начинает махать кулаками. Я уворачиваюсь от удара и замахиваюсь ремнем ему по рукам.       Старый генерал орет матом и в порыве бешенства наваливается на меня всем телом, впечатывая в стену.       Ремень летит в сторону, а я снова оказываюсь лежащим на полу под ботинком садиста. Министр Чон начинает пересчитывать мои ребра ботинком дорогих туфель, а я смотрю на свет, пробивающийся сквозь окно и напеваю в голове песню, стараясь абстрагироваться от боли и мысленно унестись в сегодняшний прекрасный день.       «…Я слышу звук океана вдалеке       Я путешествую через леса снов       И иду напрямую туда, где ярче светит солнце       Возьми меня за руки сейчас       Ты — причина моей эйфории…».       Этот день ничего не сможет испортить.       Я слышу, как трещат собственные ребра, а во рту ощущается вкус крови.       В какой-то момент я осознаю, что разозлил отца своим сопротивлением слишком сильно и сегодняшняя ночь может закончиться для меня летальным исходом.       Этого я допустить не могу.       Я собираю остатки сил и хватаю отца за ногу. Старый козел летит на пол, я отползаю в сторону и хватаюсь за валяющийся на полу ремень. Схватив его обеими руками, я быстро набрасываю его на ноги отца, который в этот момент пытается прийти в себя от падения, и затягиваю так сильно, насколько это возможно.       У меня есть несколько минут, чтобы спастись.       Я медленно поднимаюсь на ноги, глядя, как мой отец корчится на полу, пытаясь встать, и несусь к выходу, обнимая себя за рассыпающиеся от каждого движения ребра.       Дышать невыносимо сложно, и на половине пути я понимаю, что в таком состоянии не доеду до дома Тэ. Вариантов нет, придется ехать в больницу, а там будь, что будет.       К моему счастью, такси само останавливается возле меня и водитель выходит из машины, обеспокоенно оглядывая меня со всех сторон. Видимо, вид у меня и правда чертовски помятый.       До ближайший больницы я успеваю несколько раз потерять сознание, каждый раз проваливаясь в воспоминания о сегодняшнем дне. О его счастливой части.       Мой малыш завтра утром будет беспокоиться, надо бы ему написать, но руки предательски трясутся, а сознание периодически ускользает от меня в пучину боли.       Я теряю сознание окончательно, когда чувствую, что мы остановились. Значит, мы возле больницы.

***

      Мягкий свет падает мне на глаза, лаская кожу солнечными лучами, я стараюсь приоткрыть один глаз и одновременно сделать вздох. Второе моментально откликается в моем теле невыносимой болью, и я осторожно хватаю ртом воздух, стараясь больше не делать резких движений.       — Мистер Чон, слава богу Вы очнулись! Какое ужасное происшествие! — голос обеспокоенного медбрата заставляет меня резко открыть глаза и посмотреть на его источник.       Невысокий омега в медицинской форме стоит над моей койкой и проверяет содержимое капельницы, параллельно глядя в папку с моим больничным делом.       — П-происшествие? — собственный голос кажется мне чужим и надломленным, но откашливаться я не собираюсь, понимая, какую боль причинит это действие.       — Ну да! А Вы ничего не помните? На дом министра Чона вчера напали, Ваш отец тоже здесь, с сотрясением. Ударился головой, когда нападавший повалил его на пол.       — А, вот оно как. Я так понимаю, и меня избил нападавший, правильно я понимаю? — горло неприятно сдавливает рвотный рефлексом, и я еле сдерживаюсь.       — Ну да. Вам повезло, что Вы сбежали, пока Ваш отец доблестно отбивался. Надеюсь, этого негодяя поймают как можно скорее. Бедный мальчик! — омега ласково смотрит на меня, и мне становится его жаль, он сейчас искренне испытывает за меня беспокойство, абсолютно не осознавая истинную картину мира.       — Что со мной? — я решаюсь задать этот вопрос, чтобы понимать, как долго мне придется быть здесь и выслушивать этот бред.       — Сломано две пары ребер, трещина на ключице, сотрясение мозга, несколько внутренних гематом. Чудо, что селезенка не лопнула! — омега виновато опускает глаза, глядя в мою больничную карту, и я замечаю, как у него на глаза наворачиваются слезы. — Что за монстр мог сотворить такое с мальчишкой…       В этот момент мне стало искренне жаль добряка, он и правда сочувствует мне, и кажется, узнай он правду, рассыпался бы на части.       — Подскажите, пожалуйста, сколько я был в отключке?       — Вас привезли ночью, а сейчас уже пять вечера…       Я перевожу взгляд на тумбочку и замечаю свой телефон. Одна моя рука зафиксирована в бандаж вместе с травмированной ключицей, шевелиться больно, так что я прошу медбрата подать его мне.       Как только аппарат оказывается у меня в руке, я замечаю, что экран на нем треснул.       — И тебе досталось, дружочек… — я разблокировываю экран и вижу двадцать пропущенных звонком и шесть сообщений от любимого. Он наверняка видел по новостям о якобы случившемся нападении, но, конечно же, не имеет информацию, где я и что со мной происходит.       Я набираю заученный наизусть номер и прикрываю глаза, готовясь слушать голос моей любви.       — Чонгук!!!       Как и ожидалось, в голосе любимого я слышу нотки истерики и слезы, и в этот момент мне становится больно вдвойне.       Старый урод своими действиями причиняет боль не только мне, но и моему мальчику.       — Я жив, мой хороший, все будет хорошо! Приезжай, локацию я сейчас скину.

***

      Тэхен влетает в мою палату спустя сорок минут, не смотря на то, что навигатор показывал, что ему ехать час. Мой свет бросается к кровати, но увидев мое состояние, останавливается и аккуратно протягивает руку, гладя меня по щеке. Из его глаз не переставая льются слезы, а я нагибаю голову к его руке и невесомо целую холодную мягкую ладонь.       — Я когда увидел новости по телевизору, мне хотелось кричать от несправедливости! Этому подонку все сходит с рук! Какое к черту нападение, он совсем из ума выжил?!       Я не сдерживаю улыбку и рассматриваю моего мальчика во все глаза. Давно я не видел в нем столько гнева. Он злится, у него есть настоящие живые эмоции… За последние две недели я увидел в нем больше жизни, чем за последние несколько лет.       — Малыш, спасибо тебе за тебя! — я аккуратно протягиваю руку и глажу Тэхена по запястью. — Видеть тебя таким живым для меня лучшее лекарство.       — Чонгук, а себя ты видел? Он ведь и спину тебе мог сломать, парализовало бы, и твоему побегу не суждено было бы сбыться!       — Нашему, Тэхен, нашему побегу! Я все еще не готов тебя отпустить!       В этот момент в палату медленно заезжает министр Чон на инвалидной коляске, и моего Тэтэ передергивает от одного взгляда на него.       — И ты здесь, что ж, это ожидаемо.       Отец подъезжает к моей кровати с другой стороны, сверля меня взглядом.       — Скажешь кому-то правду, и я тебя в порошок сотру, учти это. Ты меня понял?       — Да как Вы смеете? — очередная волна гнева от Тэхена ложится мне бальзамом на душу. Я мягко глажу его руку, успокаивая.       — Я не скажу, мне и не поверили бы. Но мне интересно: как ты объяснил в больнице свое состояние алкогольного опьянения? Что, нападающий тебе и виски в глотку заливал? Бутылку за бутылкой.       Отец краснеет от злости и скрипит зубами, испепеляя меня взглядом.       — Неблагодарный щенок, мы с тобой еще поговорим, — альфа разворачивается на коляске и направляется к выходу, больше ни разу на нас не взглянув.       — Чонгук, это… — я не даю Тэхену договорить, а притягиваю его лицо к себе здоровой рукой и целую, напитываясь своим самым лучшим лекарством для истерзанного тела и израненной души.

***

      Спустя час в палату вваливаются Чимин и Юнги, которые, к слову, умудрились каким-то образом протащить в больницу пакет с банками пива.       — Что? — Юнги искренне поражается нашей с Тэхеном реакции на пакет. — Не фрукты же ему нести. Пивасик лечит лучше любого лекарства, слушайте, что мудрый хен говорит.       Я смотрю на собравшихся вокруг меня людей, и на душе становится тепло.       Наш с Тэхеном мир меняется в лучшую сторону (несмотря ни на что), и это явный признак того, что мы все делаем правильно, я мыслю в правильном направлении…       Пару дней назад меня посетила одна мысль, и я поделился ей с Чимином, который учится на юридическом. Новый друг поддержал меня, и теперь я с новыми силами (несмотря на израненное тело), готов действовать и бороться.       Осталось дело за малым, осталось убедить Тэхена жить!

***

ТЭХЕН

      Никто не может представить, что я пережил за те часы, когда не знал, что с моим Чонгуком! Боль и бессилие разрывали мою грудную клетку, но, как ни странно, я не намеревался, как раньше, покинуть этот мир, мне надо было убедиться, что с моим любимым все хорошо.       А что бы я сделал, если бы Гук был в коме? Я бы… боролся с министром Чоном? Откуда во мне такая решимость и силы действовать? Из-за депрессии мой организм давно перестал вырабатывать необходимые гормоны, чтобы вот так активничать… Неужели, я действительно не безнадежен?       Я целую заснувшего Чонгука в скулу и откидываюсь на спинку стула возле его кровати, глядя, как за окном садится солнце.       Возвращаться домой моему альфе нельзя, министр Чон четко дал понять, что продолжит превращать жизнь своего сына в ад…       До моего дня рождения еще две недели.       Через несколько дней Гука, по просьбе его «заботливого» отца, хотят перевести на дневной стационар. А это значит, что Чонгук вернется лежать в «дом ужасов», с гипсом, еще не окрепнув, и без возможности защищаться от садиста.       Нужно было что-то придумать, и как можно скорее.       Юнги и Чимин, к сожалению, не могли нам помочь с временным жильем, они сами ютились в крохотной комнатке в общежитии, но точно бы не отказали в перевозке альфы на своей машине.       Сбегать вдвоем сейчас было опасно, я еще несовершеннолетний, а если министр Чон и мой папа решат нас найти, то посадят на короткий поводок, и тогда не видать моему Гуку свободы.       Я в очередной раз смотрю на мирно спящего альфу, и внутри меня поднимается неведомая мне раньше решимость бороться. Защищать свое во что бы то ни стало.       — Подожди, Гуки, я что-нибудь придумаю.       Я надеваю свое пальто и выхожу из палаты, натягивая рукава на свои шрамы.

***

ЧОНГУК

      Я делаю уже более уверенный вдох и открываю глаза, встречаясь с уже привычным мне белым потолком больничной палаты.       Сегодня меня переводят на дневной стационар. Сегодня я вернусь домой, лежачий и забинтованный.       До дня рождения Тэхена двенадцать дней.       Я закусываю губу и перевожу взгляд на пустой стул возле больничной койки.       Я обещал моему свету, что этот месяц будет самым счастливым, и сам же сошел с дистанции на середине.       Теперь надо как-то выжить в доме с монстром и удержать мой мир от неверного решения.       Наш с Чимином план должен сработать, но на решение Тэхена он, к сожалению, не способен повлиять никак.       Вот сейчас мне искренне страшно, что я не справлюсь, что я потеряю моего Тэтэ, несмотря на все достижения, что мы достигли за это время.       Боже, помоги мне выжить и спасти Тэтэ…       Дверь в палату медленно открывается, и я закрываю глаза, морально готовясь к тому, что меня ждет.       — Эй, спишь? — шепот Тэхена поражает меня настолько сильно, что первую секунду мне кажется, что мне померещилось.       Не успеваю я ответить, как омега осторожно тянет меня на себя, и распахнув глаза, я с удивлением замечаю, что омега в больничном халате и привез он с собой… каталку?!       — Тэхен, что происходит?!       — Объясню потом, у нас мало времени. Перекладывайся на каталку, срочно!       Я удивлен так сильно, что молча повинуюсь приказу омеги и без лишних вопросов ложусь на каталку, глядя на Тэхена во все глаза.       Омега накрывает меня простыней с головой и велит не шевелится и стараться как можно меньше дышать.       А дальше я чувствую, как каталка быстро вылетает из палаты и несется по коридору к лифту.       — Здравствуйте, как Ваши дела?       Мой Тэтэ с кем учтиво здоровается в лифте, везя… умершего меня в морг?!       Как только открываются двери лифта и я чувствую специфический запах и холод, омега срывает с меня простынь, а с себя медицинский халат.       — Подожди секунду.       Через минуту омега появляется из-за угла, держа в руках мою куртку и две кепки.       — Накинь куртку на плечи, чтобы гипса не было видно.       Я настолько шокирован, что молча повинуюсь, не задавая пока вопросов.       Тэхен надевает кепку и себе на голову, после чего мы возвращаемся в лифт и едем на подземную парковку. Как только открываются двери лифта, я вижу, как у стоящей на парковке знакомой мне темно-зеленой машины загораются фары.       Как только мы садимся на заднее сиденье, Юнги издает победный клич, а Чимин срывается с места, подмигивая мне в зеркало заднего вида.       — Тэхен… — я наконец начинаю отходить от шока и смотрю на горящие румянцем щеки моего побитого жизнью падшего ангела, который светится сейчас от нескрываемого удовольствия.       — Это все Тэхен придумал! Да, да! Есть еще порох в пороховнице! — Юнги радостно хлопает Чимина по плечу и разворачивается к нам. — Это надо отметить! Как насчет бургера и пива?       Тэхен согласно кивает, а я не могу на него насмотреться.       — Тэхен, — я прочищаю горло, — я безумно счастлив всему, что происходит, но нам нельзя сбегать прямо сейчас. Нас найдут.       — А мы и не сбегаем. Сейчас пропадешь лишь ты. Я снял тебе номер в отеле, за наличку, на имя Чимина. Потом скажем, что министр Чон сам спрятал тебя, боясь расправы того самого нападавшего.       — Тэхен, я… — я смотрю в любимые медовые глаза, а сердце бьется так часто, что отдается в больные ребра.       — Я не могу допустить, что ты не доживешь до конца нашего договора. Помнишь, ты делаешь все, чтобы убедить жить меня, а я делаю все то же самое для тебя.       Я целую, целую любимые губы, вкладывая в это действие все эмоции и чувства, что сейчас разрывают меня искренним счастьем.       Я счастлив. Правда! Это не наигранные эмоции, я искренне и неподдельно счастлив.       Мой мир в моих руках похож на птицу, что наконец вспомнила, как это летать.

***

ТЭХЕН

      Номер в гостинице простой, но чистый. Я побоялся бронировать пятизвездочный отель. Чем больше денег я снимаю с карты папы, тем больше вероятность, что он заметит. Главное, что здесь уютно, спокойно и безопасно.       Я ставлю на столик пакет с продуктами и помогаю Чонгуку лечь на кровать.       Моя любовь смотрит на меня своими черными прекрасными глазами, и я тону в любви. Утопаю в нежности и чувствах. Безвозвратно пропадаю в Чонгуке.       — Останься со мной, — тихо шепчет любимый, и я готов согласиться и послать к черту все опасения и планы, но в последнюю минуту останавливаю себя.       — Нельзя, родной. Я должен вернуться домой. Министр Чон скорее всего уже связался с моим папой. Я скажу им, что ты договорился с другом и пока живешь у него, чтобы они не поднимали шумиху в прессе. На следующей неделе тебе, в любом случае, нужно будет приехать в больницу на перевязку. Министр Чон, наверняка, будет там… Я лишь выиграл тебе время и продолжу делать это, пока могу.       Я целую моего альфу в губы, целую и благодарю мир за этот момент.

***

ЧОНГУК

      Я целую мягкие губы моего мальчика, и внезапно у меня внутри пропадает страх за наш уговор. Если раньше я боялся услышать от Тэхена, что он все-равно хочет уйти, то сейчас я абсолютно четко уверен, что никуда его не отпущу. Мы будем жить! Оба! Наше время жить почти пришло!       Как только моя любовь скрывается за дверью, я откидываюсь на подушку и набираю номер Чимина. Я не хотел обсуждать наш план при омегах, но сейчас полный решимости возвращаюсь к его обсуждению.       — Чимин, это я. Я сейчас скину тебе, на всякий случай, все, что у меня есть. Если что-то пойдет не так и мой телефон сломается, надо, чтобы записи были где-то еще.       Отправив все необходимое альфе, я открываю галерею и рассматриваю совместные фотографии с моим Тэтэ. Сейчас в глазах омеги определенно стало больше огня и жизни, мне это не кажется. Это придает уверенности.       Я откладываю телефон и рассматриваю уже темный потолок моего временного убежища.

***

      Тэхен появляется в дверях моего номера спустя несколько дней. Чаще появляться опасно. За ним могут следить.       Я подхожу к омеге и мягко обнимаю его здоровой рукой. Мои мир утыкается мне в шею и начинает дышать мной, пуская табун мурашек по коже своим горячим дыханием.       — Мой отец в бешенстве?       — Да, — это все, что шепотом произносит омега, а подробности мне не нужны. Сейчас я не хочу об этом думать. Послезавтра мне нужно в больницу, а значит, у меня есть еще два дня спокойствия.       Я отстраняюсь от моего мальчика и осторожно накидываю куртку себе на плечи.       — Чонгук, куда ты собрался?       — Мы идем на свидание, милый, — я подмигиваю любимому и натягиваю кепку на голову.       Эта идея пришла мне в голову вчера вечером, когда я внезапно обнаружил по навигатору, что моя гостиница находится в десяти минутах от парка аттракционов.       Мы вышли с моим Тэтэ на оживленную улицу, и я взял мою любовь за руку, мягко оглаживая большим пальцем запястье омеги, покрытое старыми шрамами.       Путь до парка аттракционов мы прошли в молчании, но нам было комфортно. Мы просто наслаждались спокойствием. Упивались запахами и присутствием друг друга.       Смотрели по сторонам на другие парочки. Интересно, сейчас мы похожи на них? Или по нам все еще заметна наша внутренняя тьма?       Я решил спросить потом Чимина, а прямо сейчас мы остановились возле огромного колеса обозрения, и я подумал о том, что не был здесь больше десяти лет.       Мы сели в кабинку, прижавшись друг к другу и начали наблюдать, как мир под нами стал маленьким и расплывчатым.       Я заметил, как мой Тэ восхищенно перевел взгляд в небо и пробормотал что-то вроде " мы как тот воробей…».       Где-то вдалеке ярко горели всевозможные вывески и экраны на зданиях, а мы были выше этого, словно две свободные птицы, взмывающие вверх подальше от всего остального мира.       — Красиво, — выдохнул любимый, смотря куда то вдаль, а я не мог не согласиться, вот только смотрел я прямо сейчас на него самого.       — Тэхен, — я понимал, что нужно было поговорить прямо сейчас, а не ждать еще неделю, — я знаю, что мы договорились обсудить это на твой день рождения, но, мне кажется, мы можем сделать это раньше, — я останавливаюсь и стараюсь осторожно сделать глубокий вдох, продолжая. — Я хочу бороться за нас! Но мне важно знать, что ты будешь рядом со мной. У меня есть план, и я хочу осуществить его уже на твой день рождения. Если все получится, мы сможем сбежать прямо в тот день.       Мой мир переводит на меня свои большие медовые глаза, и меня охватывает страх услышать «Нет».       — Что ты собираешься сделать? — обеспокоенный тон моего мальчика уменьшает мою уверенность, но я беру себя в руки и продолжаю.       — Я хочу, чтобы они заплатили за то, что сделали с нами. Это мой подарок тебе на день рождения.       Тэхен переводит взгляд на город и кутается в одежду, раздумывая над ответом.       — Красиво! — все, что произносит омега, после чего кладет голову мне на здоровое плечо. — Оказывается, бывает так красиво… Я уже и забыл.       — Тэхен…       — Я все еще не уверен, Чонгук, что у меня получится. Я все-еще сломан…       Я чувствую, как сердце внутри трещит и ломается, готовясь в любой момент разлететься на части.       — …но я хочу попробовать. Я вдруг нахожу в себе силы попробовать. Кажется, этому миру, и правда, есть, чем меня удивить.       Я не в состоянии произнести ни слова… Эмоции переполняют меня изнутри так сильно, что я крепко обнимаю Тэхена, игнорируя боль в ребрах и целую, вкладывая весь взрыв эмоций в этот поцелуй.       Мой мир дал мне крылья! Теперь я точно не сдамся ни при каких обстоятельствах! И пусть ангелы будут мне свидетелями, мы с Тэ будем счастливы! Я делаю ставку, и ставлю на кон свою жизнь!

***

ТЭХЕН

      Зима постепенно уступает место весне, и мое сердце все больше оттаивает к этому миру. Через два дня мой день рождения, мое совершеннолетие, наш с Чонгуком билет на свободу. Еще чуть чуть и мы будем свободны от оков, сдерживающих нас долгие годы.       Моему Чонгуку все же пришлось вернуться домой к разъяренному садисту, но мой мир взял с меня обещание, что я доверюсь ему и дам шанс спасти нас. Он постоянно твердил о подарке на мой день рождения, и я испытывал внутренний мандраж, готовясь к тому, что моя жизнь перевернется с ног на голову со дня на день.       Я уже начал постепенно продавать свои дорогие вещи и откладывать деньги, картами мы не сможем пользоваться еще очень долго.       Два дня… два чертовых дня.       Я заперся в своей спальне и слышу, как очередной пьяный альфа крушит наш дом. Но мне больше не страшно… Я больше не позволю обстоятельствам помешать мне жить.       С первого этажа раздается очередной грохот и громкий смех моего угашенного папаши, а все, о чем я могу думать в данную секунду - это мой Чонгук. Мой мир, моя любовь, мой якорь в этой жизни… Я лишь надеюсь, что небо убережет его в оставшиеся два дня, а не оборвет мне только расправившиеся крылья.       За дверью слышится несвязная речь моего папы, а затем в мою дверь, кажется, летит пустая бутылка. Я отпечатываю этот момент в своей памяти, я жду, когда все это станет далеким воспоминанием, пылью и прахом.       Осталось чуть чуть…       Великий айдол Ким Боен, конечно же, организует в мою честь пышное празднество. Он вообще готов на все, что угодно, чтобы привлечь былое внимание к своей персоне. Противно и мерзко. Я по-прежнему мечтаю, чтобы его актерская игра дала сбой и весь мир увидел за маской притворства истинное лицо наркомана со стажем, которому собственная жизнь давно не мила.       Возможно на моем месте другой попытался бы спасти его, вернуть на путь истинный. Но я не спасатель, я его сын, чье тело и душа искромсана уродливыми шрамами по его вине. Я плакал, просил его остановится, еще когда мне было двенадцать лет. Но маска благодетели слетела слишком быстро, обнажив лик чудовища, кем он по своей натуре и являлся.       Был ли мой папа когда то хорошим человеком? Не могу сказать. Не помню и не знаю точно. Но, глядя на его уродливую душу, я понимаю лишь одно: его время жить давно прошло. Мое только начинается.       То же самое касается и министра Чона. Он слишком долго упивался властью и вседозволенностью. Одному богу известно, сколько душ он загубил, прикрываясь маской великого спасителя и война. Войн, который, кроме бутылки, ничего в руках не держал уже долгие годы.       Как таких земля носит остается для меня загадкой. А впрочем, сейчас это уже не так важно.       Я откидываю голову назад и блаженно прикрываю глаза, игнорируя звуки за стенами моей комнаты.       Боже, только бы все получилось…       Внезапно на тумбочке вибрирует телефон. На экране сообщение от Юнги.       Я с удивлением открываю сообщение, вглядываясь в заголовок статьи, которую он прислал. Снизу ссылки подпись от омеги: Ты только не делай поспешных выводов и верь в Чонгука!       Я теряюсь и открываю статью, несколько раз вчитываясь в заголовок, но мозг отчаянно отказывается уловить суть: «Сын министра обороны Чон Гисока был жестоко убит в собственном доме спустя несколько недель после нападения».       Я перечитываю статью снова и снова, пытаясь вникнуть в суть и переварить прочитанное.       Чонгук… сын министра Чон Гисока… жестоко убит… не делай поспешных выводов и верь в Чонгука…       Я набираю номер Юнги, чувствуя, как начинают трястись руки.       — Юнги! Что это за хрень?! Пожалуйста, скажи, что Чонгук сейчас рядом с вами!       — Нет, Тэхен. Мы сами не знаем, что произошло, — омега несколько раз откашливается, а затем произносит загробным голосом. — Мне очень жаль, Тэхен. Крепись и будь мужествен. Эту утрату надо пережить…       Я теряюсь. Юнги никогда не говорил так официально. Возможно, он боится прослушки, других вариантов нет.       Я закусываю губу и сбрасываю вызов. Я отчаянно отказываюсь верить в правдивость этой статьи. Но где тогда Чонгук. Верить в него? Я постараюсь. Ладони потеют. Чонгук просил готовиться. И я буду. Он жив. Он придет и спасет меня в последний раз. Иначе и быть не может.

***

      Яркая вспышка. Затем еще одна и еще. Папарацци тычут свои камеры буквально мне в лицо, а я уже даже не стараюсь натянуть улыбку. Мне все равно. Все равно на этот фешенебельный вечер, якобы, в мою честь. Я то знаю, что это не День Рождения, а скорее аукцион, устроенный моим папашей с целью выяснить, кто даст за меня больше.       — Тэхен! Тэхен! Посмотри сюда! — несколько особо наглых папарацци щелкают пальцами, привлекая мое внимание, словно я собачка. Для них я человеком и не являюсь, но мне уже все равно. Все, о чем я могу думать, это Чонгук.       Я знаю, что исчерпал за эти годы все свои молитвы и просьбы к небесам, но для меня сейчас так важно, чтобы меня услышали. Чтобы с Гуком все было хорошо.       Я оглядываю весь этот цирк, этих несчастных людей с натянутыми до ушей фальшивыми улыбками и пустотой в глазах. И вдруг меня накрывает такой легкостью... Все они, все эти расфуфыренные и намалеванные альфы и омеги, чьей единственной мечтой является попасть на обложку журнала, все они не знают истинной любви. Они не знают, что такое родственная душа, мир, сосредоточенный в другом человеке. Насколько все они душевно бедны и ущербны, и насколько богат я!       Мне становится так легко и тепло на душе. Даже если сегодня для меня и Гука все кончится плохо, я уже искренне люблю эту жизнь, ведь она подарила мне величайшее счастье!       Я внезапно осознаю, что улыбаюсь. Абсолютно искренне. А еще я вспоминаю ту ночь, когда мы катались по ночному городу на мотоцикле. Мы оба были готовы уйти из жизни, и нам было абсолютно плевать на все, на декорации и обстоятельства.       Мы создаем свою жизнь сами, весь этот антураж ничего не значит.       Я расстегиваю пуговицы на рукавах блузки и закатываю ткань, обнажая все свои уродливые шрамы на руках, после чего подхожу к папарацци и вытягиваю голые руки вперед, видя неподдельный ужас на лицах напротив.       — Хотите эксклюзив? Это все вина моего папы!       Я подмигиваю репортерам и отхожу к ближайшему столику с бокалами шампанского.       Нечего терять. Либо жить прямо сейчас, либо уже никогда.       Внезапно в толпе поднимается удивленный гул, но не из-за моих голых рук. Все смотрят в экраны телефонов, прикрывая от ужаса рты.       Я достаю телефон и захожу в новости, сразу же замечая заголовки:       «Скандальная правда о министре обороны, чей сын был объявлен мертвым несколько дней назад.»       «Всплыли подробности жестоких издевательств Министра Чона над своим сыном.»       «Неужели министр Чон убил собственного сына?»       «Домашнее насилие в доме известного политика.»       На моем лице появляется очередная искренняя улыбка.       Правосудие и вера в этот мир — лучший подарок, который мог подарить мне Чонгук. Вот только, где он сам…?       Вдохновленный его поступком, я вновь подхожу к камерам и выпаливаю на одном дыхании все «грязное белье» моего папы. Терять мне уже нечего.       Папарацци теряются от такого, не веря в то, что происходит. А я продолжаю свое интервью, веря, что это будет иметь какие-то последствия.       Выговорившись, я несколько минут позирую папарацци, старательно показывая свои шрамы, после чего вижу, как ко мне в гневе бежит папа.       — Тэхен…! — папа в бешенстве, его руки мелко трясутся, а глаза наливаются кровью от напряжения.       — Папа, а вот и ты! Уже принял очередную дозу наркоты? Кого на этот раз ты хочешь привести в наш дом, чтобы предложить меня? Мне теперь восемнадцать, хотя тебя это никогда не волновало.       Репортеры начинают в ужасе перешептываться, а папа шокировано застывает на месте, не веря в происходящее.       — Сынок, ты, кажется, перебрал с алкоголем. Думаю, тебе на сегодня хватит родной, — папа делает несколько шагов в мою сторону, а я демонстративно поднимаю вверх оголенные запястья.       — Не волнуйся, папуль. Сегодня вены резать себе не буду. Праздник что надо. И кстати, — я поворачиваюсь к шокированным папарацци, — у него с собой всегда белый порошок. Попросите его показать содержимое карманов. Вам понравится.       Я грациозно уворачиваюсь от рук папы и возвращаюсь в толпу, прихватив со столика очередной бокал.       — С Днем Рождения, Тэхен, — произношу я сам себе и залпом выпиваю содержимое.       Жизнь, какая же ты штука интересная. А главное такая разнообразная.       Еще месяц назад я видел все в черно-белых тонах. А сейчас... сейчас я чувствую вкус жизни, несмотря на то, что не обрел еще желанное избавление. Но ведь жизнь, видимо, этим и прекрасна, что можно видеть красоту момента, чувствовать искренне и живо разный спектр эмоций. Не бояться говорить, выражать себя и проявляться.       Я кружу по залу с очередным бокалом, замечая неподдельный ужас на лицах присутствующих, когда они видят мои руки.       Юнги бы сейчас определенно гордился мной. Я словно тот воробей с подбитой ногой, что рассекает голубое небо, невзирая ни на что.       И я кружил бы дальше, если бы в какой-то момент не увидел, как сквозь толпу ко мне идет… Чонгук! В смокинге и с тем же гипсом на руке.       Еще один раненый воробей, что продолжает парить в небе. Красивый, мощный, сильный, живой, мой!       Я бросаюсь к нему навстречу и целую любимые губы, вдыхая и напитываясь им.       — С Днем Рождения, родной. Прости, что задержался. У меня было два дня, чтобы все организовать.       — Ты мой лучший подарок, Гуки! Ты лучшее, что могла подарить мне жизнь.       Мой альфа растягивает губы в счастливой улыбке и увлекает меня за собой, подальше от этого цирка уродов. Сейчас нам абсолютно наплевать на то, что происходит за нашими спинами. Что происходит с моим папой и отцом Гука.       К черту! Пошло оно все! Настало наше время жить!