***
Она входит в его квартиру через полчаса — столько ей понадобилось, чтобы в ускоренном темпе преодолеть все пять стадий принятия. Или проскользнуть, не задевая их — пусть её накроет позже, Люциферу об этом знать не обязательно. Он уже сидит на высоком стуле, закрепляя необходимый объектив в корпусе — видит, как несмело движется её тело к нему, слышит мерный стук каблуков. Повернуть голову сейчас было бы слишком просто — загадка сама себя разгадает, не будет никакой интриги, интерес испарится в одно мгновение. — Раздевайся. Шаги прекращаются. — Даже не посмотришь на меня, прежде чем… — Нет. Он знает, что Вики уже не пойдёт назад — только вперёд, никаких откатов, никаких полумер. Движение её пальцев, орудующих с пуговицами платья — или в чём она там пришла — было столь тихим, что едва слышалось. Его губы кривятся в почти гордой улыбке. Умница. — Туфли? — Оставь. И проходи, — указывает на привычный для его работы угол с выставленным там высоким стулом, накрытым тканью. — Что-нибудь выпьешь? — Нет, спасибо. Её голос ровный, ни одного лишнего слова или неуверенной интонации. С таким он сможет работать — с другой стороны уже давно не было такого, чтобы модель сбегала. Они давно привыкли к его отчуждённости вне объектива и повышенной активности, когда тот сливается с лицом и руками мастера. Покончив с настройками, он прислоняется к видоискателю и наводит камеру на объект давно отработанным движением, после чего замирает. Ему хотелось впервые рассмотреть её через призму — сделать несколько пробных кадров, раскачаться вместе с ней. В розовом свете лампы Вики видится странной — или дело в том, что напускная, прилипчивая иллюзия романтики совершенно ей не подходит? С этими грустными полупрозрачными глазами, с перетягивающими гладкую кожу плеч лямками белья, с напяленными туфлями и неестественным изломом свода стопы — она не похожа на тех, кто был в этом месте до неё. Но и он прежде никогда не перекидывался идиотскими сообщениями, вписанными на листы бумаги, через стекло. Убирая фотоаппарат от лица, наклоняет голову вбок, рассматривает объект с повышенным интересом — примеряет на ней уже использованные образы, клеит маркировку «не подходит», перебирает декорации. В его иллюзии свет меняется на нейтральный, а цветная обстановка вмиг теряет насыщенность. Камера ложится на тумбу, ноги несут его ближе к ней — нужно убрать всё лишнее, оставить только её одну. С каждым его шагом Вики чувствует себя всё более напряжённой — температура в комнате почти граничит с комфортной, кожа покрывается мурашками, соски напрягаются под тканью и царапаются о сетку белья. Фотограф останавливается в футе от неё, разворачивается и движется к лампе, переключает свет на почти скучный — холодный, белый, — уменьшает яркость, оставляя комнату в полутьме. Он снова обращает свой взгляд на неё — ощущение его передвигающихся по её телу глаз не оставляет, а будто только усиливается. Его внимание ярче тысячи солнц, согревает и распаляет — Вики кажется, что радужки сканирующих глаз переливаются бордовыми искрами. Ещё несколько дней назад и не думала, что согласится принять его помощь — теперь и сама не знает, правда, помощь это или какое-то блядское испытание. Она настолько потеряна в своих мыслях, что пропускает момент, когда Люцифер оказывается за её спиной. Слегка дрожит, когда подушечка его пальца проскальзывает по плечу, перекидывая вьющиеся волосы со спины к лицу; теряет возможность дышать от прикосновения к застёжке бриллиантовой дорожки чокера, — замирает статуей, стоит этому же пальцу зацепить тонкую перемычку с крючком на бюстгальтере. — От этого нужно избавиться. Его дыхание, исходящий от голого торса жар — этого слишком много, губы пересыхают от судорожно выбивающихся выдохов; один отражающий её согласие наклон головы, и он покидает её, снова занимает место в отдалении, вооружаясь своей камерой. — Я… — громкий вдох приподнимает грудь, — …не знаю. Его пятерня зачёсывает упавшие вперёд непослушные пряди, но вместо лица Вики по-прежнему наблюдает отзеркаливающую линзу; руки её не слушаются — прежде послушно лежащие на замерзающих бёдрах теперь двигаются к коленям и обратно, будто пытаясь согнать с кожи лишнюю текстуру, выгладить до отсутствия теней. — Мы здесь вдвоём, — ярчайшая вспышка ослепляет, заставляя моргать с удвоенной скоростью; низкий голос струится, невидимым дымом стелется по полу, подбираясь ближе. — На мне больше одежды, но не намного, — белоснежная тень мелькает в окружающей тьме. Ей страшно до ужаса, но вместе с этим так ново и увлекательно — когда в последний раз Вики чувствовала себя настолько живой? Когда её кожу пронзали миллионы игл от одного только взгляда? К чёрту всё. К чёрту жениха, который думает, будто может своим отсутствием сделать из неё верную суку, виляющей хвостом каждый раз, стоит ему только появиться на горизонте. К чёрту его глупые обещания и молчаливые угрозы. Руки заламывает за спину, цепляет крючки, отчего её плечи неестественно изламываются, что тут же ловится затвором камеры. На этом снимке отобразится её решимость, окончание бойни с собственной тенью — нахмуренные брови, блеск подаренного им украшения, обнажённая сталь. Это выглядит почти смело для него — Люциферу могло показаться, что она обозначила для себя этот рубеж, вот только глаза не врут. Он подходит ближе, следя за тем, как её ладони комкают меж собой тонкую сетку — сухожилия на изящной руке напрягаются, пальцы будто желают выжать из ткани всё имеющееся, вытрясти любое сплетение нитей, ногти продавливают мелкие отверстия, словно те мечтают быть разорванными. Но расширенные теперь зрачки бегают — преодолевают дистанцию от выставленного за его спиной оборудования до небольшой зоны кухни прямо у входа. Она и сама хочет сбежать — одно неверное движение, один чуть больший готового стать приемлемым шаг, и всё закончится. Придётся с ней поболтать — расслабить, сделать из неё мягкую глину и только потом превратить в статую. — Расскажи мне историю, — просит её почти нежным голосом, втирается в гладкую кожу, сокращает расстояние. — Как ты оказалась здесь? Брови приподнимаются, глаза останавливаются на объективе лишь на секунду, пока он снова не теряет контакт с видоискателем — оставляет камеру на передвижной полке, желая подойти к ней и поправить тело так, как ему того хочется. — Я слушаю, а ты говоришь, — почти произносит её имя, но вовремя вспоминает, что ещё, вроде как, не знает его. — Океан… Я приехала сюда, чтобы… — отнимает из рук бельё и кидает за спину; сопротивления в ней ноль, что ему только в радость. — … увидеть океан. Мама в детстве включала шум волн, чтобы помочь уснуть, и… — её глаза не отрываются от его лица, только что уложенная на плечо ладонь едва не соскальзывает. — Мне всегда хотелось пожить в Калифорнии. Двумя пальцами сжимает острый подбородок и отводит вправо — так, чтобы естественные отблески света из окна освещали лишь шею и плечо, вбирали сверкание одного-единственного камня на безымянном пальце. Люциферу эта побрякушка кажется чрезмерной — как и та, что сжимает тонкую шею. Перебор, чересчур, не её. — Ты могла выбрать любой город, — снова хватает камеру, делает несколько снимков, пока модель ещё дружна с неподвижностью; есть в ней эта скрытая активность, которую она будто нарочно подавляет, заталкивает внутрь себя: сейчас это играет ему на руку, но изобразить Вики в движении кажется занимательным экспериментом. — Арендовать небольшой домик на пляже, даже здесь куча таких. Точно уж не стоило располагаться вблизи этих холмов. — Могла, но… Брови снова изгибаются, изображая неподдельное замешательство. Он улыбается, надеясь, что его восторг не будет замечен раньше необходимого. — Я спросил не про ЭлЭй, — приспущенная голова дёргается на него снова, затвор с точностью ловит кадр: пронзает выпущенной стрелой, фиксирует каждую эмоцию. — И кадры эти теперь не так уж нужны. Вики купается в сомнениях и согласии — не так давно он предложил сделать эти фотографии в качестве подарка, чтобы изображение её стало этим презентом. Она отказалась, хоть и чётко видела себя на одном из таких снимков — чуть ранее Люцифер выслал сайт с опубликованными там сотнями тел. В них не было ничего пошлого, ничего вычурного — только искусство. Изящное, замаскированное в каждой складке ткани и изгибе тела — женского, мужского; там, где это могло казаться порнографией, на самом деле была лишь эротика. Это вполне может стать подарком. Прощальный жест — возможно, совершенно лишний и жалкий, но приятно щекочущий самолюбие — лёгкое прикосновение пера к чувствительной коже. — Ты ведь можешь распечатать один постер и… — идея идиотская, такая зловредная и издевательская: Вики словно хочет, чтобы Маль понял... нет, не то, что он потерял — увидел, во что он её превратил; он и этот город. — Я оплачу доставку, ты мог бы?.. — Хочешь самоутвердиться за счёт моего таланта и утереть нос бывшему? — лицо фотографа обнажается, камера спадает вниз, улыбка столь хитрая, но эти едва выраженные ямочки так смягчают гримасу. — Ангелок играет руками Демона. В таком ключе Вики об этом не думала, но что если он прав? Возможно, Город Ангелов впрямь называется так лишь потому, что они выставлены напоказ — чёрные крылья на втором плане вполне возможно списать на тени; на деле же их обладатели и есть главные герои. Меценатство и филантропия покрывают алчность и недостатки, делают их менее заметными, но слишком далеки от победы над пороками. — Разве не все здесь? — Наверное, ты права, — рассуждает Люцифер, вновь обращаясь к камере: он почти слышит, как камни в её светловолосой головке, устроившиеся, как ей казалось, в верной последовательности, разбиваются о твёрдость реальности. Он давно понял, что ангелов не существует — пусть Вики и кажется такой на первый взгляд: пушистая, вся соткана из пуха и перьев, естественный аромат её кожи — сладкие фрукты Райских садов, волосы светлые, радужки впитали цвет чистейшего неба. Вот только пух и перья скрывают настоящий острый скелет, флёр возможно смыть, чуть более тёмные корни плавно перетекают в идеально выкрашенный золотистый блонд, а глаза будут казаться такими, какими он захочет их сделать — даже ярко-красными. Стоит щёлкнуть переключателем лампы. Океан она приехала увидеть, как же — жалкая лгунья. Как будто с высоты их квартиры можно заметить переливающиеся волны. Это всё притворство, разве нет? Прикрываться детской мечтой, воспоминаниями о беззаботных днях — и он это делал. Считал, что заниматься фотографией — семейная традиция; его отец был величайшим мастером — видел искусство там, где другие и под микроскопом не смогли бы отыскать. Оказалось, специфическое видение родителя вскрывали таблетки и дурь. Узнал он об этом слишком поздно, чтобы свернуть с пути — возможно, у него действительно есть дар, вот только Люцифер врать себе отказывается. Талант? Искусство? Его снимки продаются за отличные деньги — редкие, действительно эстетично собранные в ярких выставочных залах. Он полюбил обнажать людей — там, где ценители видят красоту, его глаза находят уродство. Несдерживаемое желание в глазах модели? Да эта тварь просто давно не навещала дилера. Вот и Вики. Делает вид, что застряла, когда для того, чтобы выбраться, необходимо лишь провернуть ключ. И дверная скважина не заржавевшая, и замок в рабочем состоянии — никаких помех. Кольцо на пальце такое же насквозь фальшивое, как её отношения. Люцифер почти разочарован тем, как скоро она сдалась ему. Высматривала сквозь стекло, пряталась, вновь прикрывалась своей правильностью, а прибежала при первом же зове, хоть они никогда раньше не встречались. Разделась смиренно — ведь это же стиль фотографа. Маль в ней не ошибся. Серия щелчков застывает стрекотанием в тишине. — Отлично, — резюмирует. — Есть из чего выбрать. Пожелания? Пусть я буду страстной, соблазнительной, развратной! — Доверюсь твоему вкусу, — почти беззаботно пожимает плечами; грудь свободно подпрыгивает с таким движением, отсвечивая острыми сосками, а до Люцифера только доходит, что Вики не планирует задерживаться. Возможно, если бы их встреча случилась раньше — до тех пор, пока он не рассмотрел в Вики привлекательную многогранность, пока она оставалась за своей стеной такой же скучной и непорочной, какой виделась на расстоянии, — он бы её отпустил. Но сейчас? Он пока не уверен, что его миссия завершена — не уверен, что Вики внемлет говорящему с его интонацией голосу в своей голове, шепчущему «Беги, беги, милая». Сейчас она по-настоящему его заинтриговала. Красивая — но на её месте бывали сотни похожих, — да и её связь с Малем... Поначалу именно в этом и заключался весь фокус — Мальбонте был тем, кто его впервые за долгое время действительно разгадал: на одной из выставок с надменным видом рассматривал не фотографии, иллюзорно застывшие в воздухе, прикреплённые к своду галереи при помощи невидимых прозрачных нитей, а сами способы крепления. Люцифера это по-настоящему вывело из себя, задело какую-то творческую жилку — только он сам имеет право видеть их, остальные обязаны разглядывать эти бессмысленные картинки. Вот только он не знал, что тот живёт в соседнем доме — до тех пор, пока паззл Люцифера не сложился. На страницах просматриваемой им светской хроники упомянули имя догадливого гостя выставки и его спутницы на каком-то приёме, сопутствующая статье фотография была неудачной: Мальбонте стоял вполоборота, своей фигурой закрывая девичье тело почти целиком, что уж говорить о лице. А знакомство Люцифера с Вики было случайным — стечением обстоятельств, случайно выпущенной из лука стрелой, попавшей в самую цель. И он ничего не планировал с этим делать, ему вполне хватало осознания того, как этот внимательный случайный зритель нелепо слеп к собственной женщине — к тому, насколько она одинока, насколько несчастна с ним рядом. Встряхнуть её, заставить уйти — это неплохо, очень даже хорошо; но что если тому будет просто плевать на её отсутствие? Вероятно, так, иначе бы он не проигнорировал праздничный ужин. Люциферу хочется большего с ней. Была бы Вики обычной и пустой, как многие вокруг, он бы проигнорировал мысль — отпустил бы ту без сожалений и не пытался сгенерировать повод для задержки здесь, в его стенах. Вики плавно спускается со стула — искать выкинутый элемент комплекта белья не хочется: хочется выйти из квартиры, покинуть этот район с самым минимумом вещей, что она скинет в сумку, как только перейдёт через дорогу. Идея со снимком глупая — когда остановится где-нибудь, то напишет Люциферу сообщение с одним словом «Передумала». Или не напишет. Вдруг к тому времени её опять захлестнёт что-то другое. Но эгоистичная и обиженная часть слабого тела по-прежнему хочет нанести ответный удар, даже если Вики сомневается в том, что удар отзовётся самым минимальным уроном в этой непробиваемой стене. Он не прогнётся под никчёмным и пресным «Я тебя больше не люблю» — пережуёт, выплюнет и забудет. Нужно что-то серьёзнее, чем вложенная в пустую, хоть и красивую картинку мысль, что её видел почти обнажённой какой-то безликий фотограф. Вики не догадывается, что в этот самый момент делит мысль на двоих с Люцифером. Гениальная идея словно расслоилась и одновременно проникла в их мысли, подпитываемая её долго томящейся на слабом огне влечения обидой, его кратковременной яростью, выросшей в нездоровое желание ткнуть носом в утерянное — и, что самое главное, взаимной симпатией друг к другу. Она нравится ему за то, что сложнее остальных; он ей тем, что неосознанно превращал скучные вечера в ожидаемые. Оба синхронно всматриваются в лица друг друга и...***
... его тело врезается в её, ладони по спине скользят к ягодицам, приподнимают над полом, заставляя снова усесться на высокий стул. Рты сталкиваются в слепом остервенении, словно в глупом романе «от ненависти до любви» — Маль не понимает, как ему удаётся смотреть столь остросюжетный порнофильм без звука. Да и актёры не играют — живут. Это убедительно, неподдельно — он верит. Не глядя проматывает бесконечную ленту сообщений на оставленном его невестой телефоне. Не думает даже о том, как долго это продолжается, не проверяет содержимое на предмет тем их разговоров, не анализирует совершённые им ошибки — стереть «***
Её сердце стучит так громко, что доказательство неустанной работы отдаётся эхом в опустевшей голове, разбавляясь звуком громко соединяющихся ртов. С первым же поцелуем словно ожили все органы чувств, возбуждение победило моментную неловкость, как только незнакомый прежде запах мужского тела вторгся в окружающее её защитное поле, разрушившееся от долгого неиспользования. Чужой язык глубоко в её горле почти лишает дыхания; горячие ладони на заднице не согревают — плавят, прожигают до костей, от его прилипшего к ней торса чернеющие языки рисунков будто тянутся к её чистой, нетронутой иглами коже. Громкий стон разрезает пространство, Вики прогибает шею, обнажая ту для поцелуев, почти наивно доверяя: её тело удержат крепкие руки; пальцами зарывается в волосы, царапая кожу головы, опускающуюся к соскучившейся по прикосновениям груди. Люцифер опускается ниже, увлажняя нежную кожу языком, разбавляет почти неестественную гладкость сложившимися в венчики отпечатками зубов — прикусывания на грани жёсткости, с каждым чуть более нетерпимым нажатием за волосы тянут сильнее, но не протестуют. А если бы она стала возражать, он бы нашёл способ заткнуть ей рот. Встаёт перед ней на колени, дёргая за причудливую застёжку её трусиков, тащит разошедшуюся ткань вбок, сдвигает сильнее, прикусывает кожу на внутренней стороне бедра, наслаждается нетерпеливым взвизгиванием. Она вся нежно-розовая — сладкая клубника с воздушными сливками, — истекающая полупрозрачным желанием... Нужно заставить её встать так, чтобы ослабевшие от напряжения ноги не прогнулись, вынудив поцеловаться с полом. Прислонить к стене, отвести в спальню? Их балансирование на этом ублюдском стуле — идиотизм. В квартире достаточно поверхностей, чтобы... Люцифер поднимается, вновь врывается между её губ языком, прижимаясь ближе, подталкивая своей ладонью голову, второй рукой скользит по талии к бедру, подбадривая Вики обнять его торс ногами — им отчего-то не нужны слова, воздух вокруг настолько наэлектризован, что сигналы сами стремятся к точке принятия. Вики скрещивает лодыжки за его спиной, и тут же ощущает струящийся по повлажневшей коже воздух — глаза почти не ориентируются в затемнённом пространстве, но она понимает, что их дислокация меняется. Через три секунды её задница оказывается прижатой к столешнице, Люцифер давит ладонью на грудь, побуждая опуститься спиной на холодный камень, цепляет соски пальцами, сжимает и покручивает — Вики задыхается от острых болезненных ощущений, отдающих внизу живота. Она вся сейчас как оголённый нерв, неизолированный провод, чувствительность на максимуме, а терпения не осталось ни маленькой капли — ожидание взрыва маячит так близко, но так недосягаемо без необходимой помощи. До её слуха доносится стук упавшей туфли — первая оказалась снятой несколькими мгновениями ранее, — пальцы Люцифера касаются влажности между ног, Вики вздрагивает, мычит, приподнимает голову, желая подглядеть, подсчитать предстоящие секунды, минуты, часы ожидания. Смазка разносится ниже и выше подушечками пальцев, они чуть не доходят до клитора — она смещает бёдра в нетерпении, стремится ускорить процесс, ей это нужно-нужно-нужно. Нет времени для игр и поддразниваний. Её остужает резкий шлепок по воспалённой точке — она взвизгивает, а потом шипит и ругается, хочет свести ноги, но они так крепко теперь удерживаются раскрытыми. И она вся. Раскрыта, вывернута почти наизнанку. Внезапно случившееся длинное прикосновение языка к складкам ощущается почти как оргазм — не столь яркое и ослепляющее, но такое же успокаивающее все натянутые нервы. Давление восхитительной силы, идеальной — не обещающей, а воплощающейся в жизнь мечты. Люцифер, вновь стоя на коленях, теперь наслаждается её криками, чередует лёгкие прикосновения к набухшему клитору со скользящими и вкручивающими; пальцы тянутся, с лёгкостью проникают внутрь — сжимаются стенками, массируют, двигаются, прежде чем останавливаются и давят на одну точку. Он отстраняется, чтобы произнести только: — Глаза на меня. Она приподнимается на локтях, заставляя живот чуть напрячься. А Люцифер хочет, чтобы Вики увидела, чтобы чётко осознала происходящее, прежде чем её накроет плотным пологом эйфория и лишит всех чувств. Давит пальцем на переднюю стенку интенсивнее, втягивает клитор, зажимает, и в тот момент, когда тело начинает подрагивать, усиливает свои действия вдвое — её глаза покрываются вуалью слёз от напряжения, губы раскрываются в немом крике, конвульсия захватывает конечности. Он чувствует, как его скальп перемещается по черепу от её дёрганья, но отказывается прекращать. Толчки внутри не останавливаются, у Вики сенсорный перегруз по всем фронтам, ей хочется отгородиться от любого прикосновения — кажется, одно опаляющее дыхание, и её попросту не станет, горсткой разрушенного человека, пеплом будет витать где-то рядом. Слух отключен — глаза видят, как Люцифер теперь поднимается, поглаживая её ноги, как его ладони ласкают низ живота. Он замирает лишь на мгновение — тянется к поясу джинсов, расстёгивает пуговицу, опускает замок вниз — и она не замечает, как широко улыбается отсутствию на нём белья. На секунду их взаимодействие кажется заготовленной местью, хотя это полный бред. Ладонью он сжимает основание напряжённого члена с жемчужной капелькой на массивной головке — Вики теперь жалеет, что прежде отдавала предпочтение поглаживанию только его испещрённых венами и татуировками рук; нужно было добраться до его члена раньше. Она приподнимается на руках, ногой цепляясь за его ягодицы, ставит руки и мечтает удержать их прямыми — его красивые пухлые губы двигаются, но она по-прежнему не улавливает ни звука. Люцифер какой-то прекрасный в её подёрнутых желанием глазах — яркий, будто сейчас засветится тысячами огней, его волосы на ощупь мягкие, радужки глаз приятно жалят обнажённое тело, а брови над ними странно нахмурены. Своей ладонью тянется к нему ближе, заставляет прижаться членом к мокрым складкам, короткими ногтями вгрызается в тыльную сторону шеи; откидывает голову назад, он наклоняется, целует её лицо, спускается ниже, оглаживает языком бриллиантовую дорожку, тянет зубами, будто стремясь избавить её от поводка. Сейчас она сама хочет что-то сделать — искать застёжку украшения слишком сложно в данный момент, зато нащупать царапающий кожу камень можно в два счёта. Вики отпускает ладони, вслепую стягивает тяжёлое кольцо и откидывает куда-то вдаль, не заботясь о том, отыщется ли оно позже. И тут она внезапно понимает, что в своём посторгазменном тумане совершенно пропустила изменение атмосферы; она не заметила, как жар разбавился холодом — не заметила, как хлопнула не запертая на замок входная дверь. Реальность чьего-то вторжения обнажается словами, выпущенными отравленными пулями в её плоть: — Если так не понравилось кольцо, могла просто сказать. Ему почти забавно — без почти — наблюдать за охватывающим её ступором. Её одну, потому что действия мудака, стоящего между её ног, не прекращаются — Люцифером его появление было замечено. Ублюдок даже не обернулся, слишком занятый вылизыванием тонкой шеи. Маль не осуждает, понимает: ему тоже нравится её шея — кожу на ней приятно прикусывать, сжимать ладонью, перекрывать доступ к кислороду, наслаждаться бессмысленными перекатываниями мышц в глотке в невозможности даже сглотнуть слюну. Сапфировые глаза ещё не потухли — поддерживаются огнём удовольствия. Что она сделает сейчас? Начнёт ли отступать? Маль не успевает задать вопрос — Вики отвечает тем, что демонстрирует голые фаланги пальцев левой руки, топит их в разметавшихся чёрных прядях не-его-волос, прижимается губами к чужим, не смыкая век. Маль хмурится, не понимая цели этих показных действий. Да плевать он хотел, собственно, на её мотивацию. Найдёт другую — чуть лучше, чуть хуже: разницы ноль. Он надеялся, что девушка из небольшого города упьётся и захлебнётся в огнях мегаполиса, не станет досаждать требованиями внимания, а он в свою очередь избавится от вопросов о том, почему завидный холостяк до сих пор одинок. Ошибся, с кем не бывает. Стон желания разрубает его мысли — её голос скользит тупым лезвием по нейронным связям, глаза закрываются, — и только сейчас он замечает поступающие движения правой татуированной руки. Есть какое-то ненормальное удовольствие наблюдать, как эту шлюху трахает пальцами другой. Чем-то похожий на него, но всё же кардинально отличающийся. Пока эта принцесса не сдерживаясь вопит, голова ублюдка поворачивается к нему, но вновь возвращается обратно и громко шепчет в её сторону: — Замолкни на секунду, детка, и послушай, ладно? Таблетки, спираль, имплант? Та кивает, подворачивая губы внутрь, сжимая их. Холодный металл кольца в руках Маля нагревается, и он отбрасывает эту безделушку на стоящий сзади комод. — Пока ты там не занят, — Лю-ци-фер обращается уже к нему, смотрит ровно в глаза ни капли не стесняясь. Молодец. — В верхнем ящике найдёшь выписку из клиники, ознакомься. Сцена увлекает, ему не хочется выбывать из кадра — он вслепую выдвигает полку, находит сложенную вдвое распечатку из клиники, отслеживает список, помеченный печатями с надписью «не найдено», и захлопывает обратно. Вики следит за его действиями, периодически теряясь, но, видимо, отмечает что-то для себя, поэтому вся ощутимо расслабляется. Но лишь на мгновение, после чего тут же вновь собирается, снова распахивая свой блядский рот с громким вскриком. Бёдра Люцифера всё двигаются к её, растягивая стенки и наполняя, а Малю надоедает быть второстепенным персонажем — костюм отчего-то противно сжимает тело, хочется снять лишнее, погрузить рвущийся наружу член в любую доступное отверстие. Кажется, он ступает прямо в ад, но, возможно, здесь ему и место? Под грузные стоны большей части присутствующих он проходит к размеченной перекрещивающимися красными отрезками ленты точке, следит за их соединяющимися телами вблизи — так лучше. Его кожу, лишённую уже ткани пиджака и рубашки, покалывает от недостатка внимания — эти двое слились почти в единое целое, не замечают ничего вокруг, не нуждаются в ком-то ещё, кроме друг друга. Но ведь без него этого бы не случилось? Маль действовал не по своей воле, но ведь сработало? Кто знает теперь, да и кому это интересно, чем обернулся бы сегодняшний вечер, не опоздай он к ужину. Его ладонь скручивается в кулак, пропуская через пальцы длинные пряди светлых волос, он отрывает Вики от Люцифера — буквально, потребовалось усилие, чтобы провернуть такой фокус, — и нежно, споря с яростной обстановкой, касается её губ своими — ему хочется иметь на своём языке талантливые рецепторы сомелье, чтобы разделить два вкуса, смешавшиеся в одно целое. Пожалуй, следует записаться на курс к Марку Альмерту, побывать, наконец, в Европе. Он вылизывает её рот с несвойственной остервенелостью, стремясь языком достать до самых гланд — тело Вики сотрясается от толчков, она стонет в его губы, чуть не падает, но цепляется за запястье удерживающей её голову руки. Маль отпускает волосы, пальцем задевает сверкающий ошейник, заводит ближе к коже, сдвигает подушечку назад, двигая от точки пульса до трапециевидной мышцы, а потом отходит к противоположной стороне стола, утягивая Вики за собой, вынуждая её удариться лопатками о столешницу. Она почти не двигается по собственной воле — просто не знает, что делает, дрейфует, планирует в свободном полёте, подгоняемая силой двух перекручивающихся ураганов. Её втягивают в какое-то непонятное ей соревнование, и сейчас, будучи не имеющей разума наградой — блестящей безделушкой, — не хочет спорить. Не может. Нет, всё же не хочет. Руками обхватывает грани столешницы, избавляя себя от ненужной тряски и желая куда-то деть свободные ладони, мышцы ног чуть ноют от натяжения; глаза впираются в Люцифера — она жадно осматривает это тело, всё ещё несколько сопротивляясь вторжению, его пальцы на клиторе — мягко массируют, словно считывая её желания и анализируя возможности организма. Чувствует удушение, впивающееся в шею украшение тянет вниз; затылок соприкасается с твёрдостью под головой, она переводит взгляд вверх — над ней возвышается Маль, — их положение заставляет помечтать о возможности ненадолго покинуть физическую оболочку и просто посмотреть издалека, проверить. Так ли это жарко выглядит, как нарисовано в её воображении? Маль подхватывает её тело, цепляет под руками, располагает так, чтобы голова свисала вниз — задница скользит от края стола: далеко, но не настолько, чтобы Люцифер не мог спокойно вторгаться в её узость. Отпускает её ненадолго, рукой сжимая член. У него есть время избавиться, наконец, от джинсов, пока Вики занята другим — точнее, пока её занимают другим. Маль сосредоточенно водит набухшей головкой по её раскрытым влажным губам, на секунду теряется между ними, выходит вновь. Завораживающее зрелище — ему кажется, кадры бы получились отличные. Для архива. Он бы сумел поймать её вздымающуюся грудь с твёрдыми сосками, сумел бы отразить динамику цепляющихся, царапающих мускулистый торс рук, натяжение всего её тела. Лучшим снимком бы стало расширившееся от глубоко толкающегося, крепкого члена горло — смотреть, как Вики задыхается, как противится действиям, увлекательно. В его силах сделать из неё более податливую кошечку... Он проводит пальцами по складкам, гладит, двигает пальцами внутрь и обратно, растягивает — добавляет ещё один под сдавленные звуки удовольствия Маля, слышит протестующие хмыканья Вики. Люцифер почти хочет поменяться с ним местами — желает увидеть переливающиеся и капающие на пол слёзы, жаждет размазать по её лицу влажность, добавить ещё и распробовать вкус на губах. Она хнычет громко, почти надрывно — руки удерживаются мучителем скрещёнными на груди, — мотает головой, плачет. Назвала бы, наверное, их обоих грязными ублюдками, да только рот занят. ... или ту, что будет царапаться лишь сильнее. Сегодня особенный день — подобный ему вряд ли случится, вряд ли обнаружится среди миллиона предшествующих и следующих за ним. Он хочет взять от жизни всё — отобрать до последней капли, выжать досуха. Его пальцы скользят ниже — визг Вики повышается на несколько полутонов от понимания, — они хорошо увлажнены её скользкой, сладкой смазкой, но мышцы едва поддаются, только слегка растягиваются, впуская внутрь одну фалангу. Это пройдёт отнюдь не безболезненно. И продлится долго. И он бы расстроился, не будь совершенно свободен до завтрашнего вечера. Медленно продвигается дальше и выскальзывает наружу, описывает внутри окружность и кидает взгляд на Маля, когда тот снова таранит её горло донельзя глубоко, отчего мышцы задницы вслед за телом напрягаются. — Будь помягче, блядь, — произносит, вглядываясь в бездонное ничто, называющееся глазами этого человека; пальцами другой руки тянет смазку к клитору, массирует гладко и нежно. — Серьёзно? — тот смеётся, поднимает вверх подбородок и закатывает глаза, будто не веря сюрреализму ситуации. — Уж точно я не стану просить твоих советов, — он тянет бриллианты на её шее вниз, отчего бульканье в горле Вики становится более глухим. — И ты, — толкает член внутрь, спустя пару секунд достаёт назад, — не позволяй себя наебать. Не первое родео, так ведь, — голос превращается в хрип; его ладони ложатся на кажущееся теперь еще более хрупким горло, накрывая всю поверхность; Люцифер видит выглядывающий вверх покрасневшую от давления часть лица, но легко задевшая его ранее жалость сходит на «нет», — милая? Мальбонте спускает ей в рот, кончив будто только от того, как резко сменились эмоции в глазах цвета насыщенного красного вина напротив — как в одну секунду тотальное недоверие к его действиям и переживание за эту сучку преобразились в твёрдую решимость. Прикладывая всю имеющуюся в его арсенале нежность, обхватывает содрогающиеся плечи и поднимает Вики вверх, помогая прилившей в её голову крови хлынуть назад — кожа на лице почти мгновенно приобретает лёгкую бледность. Он усмехается, отмечая искры удовольствия в её взгляде. Она вся в беспорядке — слюни и сперма на щеках ощущаются гадко, горло царапает и саднит изнутри. Ресницы слиплись от количества влажности, попавшей на глаза. Маль грубо разворачивает её лицо к себе, стоя сбоку, передаёт в руки какую-то ткань, а она узнаёт в ней белую рубашку, в которой он сегодня покинул квартиру. Вики стирает излишки с лица — успевает сделать пару движений, прежде чем её тело оказывается в воздухе, подхваченное бывшим женихом. Сейчас уже точно бывшим — кольца на пальце ведь нет. Люцифер проходит первым, ведя их в закуток с располагающейся за закрытой дверью спальней. Судя по тому, что эта сессия далека от завершения, скоро по всем этим гладким простыням будет рассыпаны остатки их тел — разрушенные, перебитые. Ей хочется сделать всё, чтобы этому поспособствовать. Она поворачивается к Малю, проводит знакомым движением по его волосам, гладит загривок, царапает — молча и смиренно, будто ничего из ряда вон выходящего не происходит здесь и сейчас, будто они не прощаются в этот самый момент. Будто Вики не в последний раз сейчас раздвинет для него ноги, подражая идиотке, которой она и являлась с момента их знакомства. А может, не такой и дурой оказалась, если подумать. Одиночество, паразитом сжирающее её сущность в последнее время, с избытком восполняется прямо в этот момент — её окружают двое мужчин. Прекрасных и ужасных. Скоро ни одного не останется, но об этом можно поразмышлять потом, лёжа в ванне арендованной виллы — завтра именно этим она и займётся, а сейчас Вики выдыхает. Она оборачивается в тот момент, когда опускается на ноги перед кроватью. Теперь прижатая спиной к Малю, тянется за поцелуем к своему — «Кому? Как тебя назвать? Как дать определение твоему присутствию в моей жизни?» — Люциферу. Услада для её уставших глаз. Он не кривит губы в презрении несмотря на то, что собственными глазами наблюдал движение чужого члена в её горле — приближается, толкается языком в этот грязный рот, вылизывает изнутри. Вики чувствует, как соски оттягиваются пальцами — две разных руки, разная степень мягкости кожи, — одна, более гладкая и нежная, но только на ощупь, скользит вниз, пальцы заводятся внутрь, вынимаются, находят клитор и с нажимом ласкают, пока она выстанывает новую каплю наслаждения в губы Люцифера. Отрываясь от её распухшего рта, он обводит взглядом лицо — всё ещё красноватое, заляпанное чернилами туши; зато у неё горят глаза — никакого дискомфорта, ноль попыток сбежать подальше, она счастлива здесь, счастлива быть зажатой между ними, счастлива в блаженном неведении. Его лоб пронзается взглядом Маля — они переглядываются секунду, прежде чем безмолвно определить следующее действие. — Значит, не первое родео, — шепчет Люцифер ей на ухо. — Ты такая шлюшка, детка. — Не первое что? — в замешательстве её брови сводятся к переносице. — Я рассказал нашему другу, что тебя трахали в зад до сегодняшнего дня, Вики, — учтиво объясняет голос с нотками заканчивающегося терпения из-за спины. — Думаю, сегодня тот день, когда этому стоит порадоваться, — Маль отводит волосы, целует в место, где шея плавно перетекает в плечо, а электричество в её теле находит этот жест достойным короткого заряда, вспышки, заставляющей пальцы ног поджаться. Шлюшка? Ну, наверное, так и есть. Какая вообще разница. Маль с силой толкает Люцифера в плечо, заставляя того смять своим падающим телом ровно выглаженную простыню на огромной кровати. Он удерживает Вики рядом с собой, пока тот подбирается выше, к прочному и крепкому изголовью. Шепчет на ухо: — Успела ему отсосать? — улавливает тихое отрицание, прежде чем заставить её упереть руки в матрас. — Приступай. С громким, звенящим хлопком рука приземляется на пунцовую ягодицу. Маль, быстро найдя на полках ванной, указанной Люцифером, нужный флакон, возвращается, откидывает его на свободное место, а сам становится на коленях, всматриваясь в её фигуристый силуэт — руки упираются в расставленные бёдра другого мужчины, руки которого сжимают блондинистую голову, двигая ту вверх и вниз в необходимом темпе. Маль вводит в неё твёрдый член до тех пор, пока его яйца не прикасаются к разгорячённым складкам. Он двигается методично, вкручиваясь, задерживаясь в самой глубине, выходя то на пару дюймов, то оставляя внутри лишь головку, вколачивается обратно под сладкие крики, вырывающиеся в моменты, когда Люцифер нарочно освобождает её рот от своего члена. Переглядываются почти заговорщически — стреляют, воюя на одной стороне, а не против друг друга. Уже срабатываются — это прекрасно. Ладонью он находит влагу между её ног, продолжая вытрахивать из этого тела всю дурость, на этот раз не размениваясь, не замедляясь — кружит по клитору до тех пор, пока Вики не заходится нетерпеливым визгом. Её окутывает на мгновение напряжением, прежде чем все мышцы тела расслабляются в блаженстве. Люцифер нагибается вперёд, подхватывает Вики и тянет к себе, усаживая на низ живота. Она такая мягкая, дьявол его дери, невероятно; в ней ни одной сопротивляющейся нитки. Кошмарная потрясающая шлюха. Мальбонте, с покачивающейся между ног длиной, усаживается на пятки, не сводя коленей, и кивает на брошенный в ткань бутылёк со смазкой. Такая рокировка ему нравится. Он побывает во всей Вики. Ухмыляется перспективе, тянется рукой, но не достаёт до смазки — Вики на его плече выдыхает жаркий воздух, испарина на её лбу почти впитывается в исколотые тату машинкой участки кожи. Маль недовольно мотает головой, но всё же передаёт флакон в ладонь Люцифера. Тот чуть поворачивает голову, убирает со взмокших висков волосы, целует потную кожу. Крышка раскручивается, плотный гель покрывает грубую кожу — Маль, раздвигая ягодицы Вики, направляет его смазанные пальцы к сморщенной коже между ними, немного сгребает излишки, погружает указательный внутрь, двигаясь беспрепятственно — говорил же, — добавляет второй, раздвигает и соединяет снова, проталкиваясь глубже, а после его губы выдают: — Ко мне лицом. Люцифер разворачивает её еле двигающееся тело, умело расправляясь с размякшими конечностями; Маль подхватывает с постели флакон и выдавливает на кончик члена, гордо стоящего между сливочных бёдер Вики, пока она восседает выше. Люцифер шипит от прохлады средства, приподнимает бровь, мол, «Ну!». Вики опускает взгляд, облизывает пересохшие губы, большим пальцем обводит контур головки с размазанным по ней гелем, оттягивает вниз, сжимает ладонь на толстой длине. — Да он же не из сладкой ваты, Вики, усиль хватку, — раздражённо рявкает Маль. В ней находятся силы, чтобы метать подожжённые стрелы из глаз: — Может, справитесь здесь сами? — руки складываются под грудью, отчего она чуть не хлопается вперёд лицом, но Люцифер вовремя стискивает её талию ладонями, еле сдерживая смех. Маль не обращает внимания на нытьё — ему хочется присунуть ей, хочется почувствовать через тонкую стенку вторжение другого члена. Он снова давит на бутылёк, исторгающий порцию смазки на ствол, сам тянется к нему рукой, обхватывает, сжимает и растягивает липкую прозрачность по вздувшимся венам, после чего переносит избыток, прилипший к ладони, на себя. Заканчивая, поднимает голову, ловя две сверкающих пары глаз на своём теле — он поглощает их искры, накапливая внутри. Вики тянет руку к нему, приподнимается с его помощью. Люцифер оглаживает ягодицы, направляя к отверстию между ними головку, придерживая, надавливая. — Напрягись немного, Вики, — инструктирует Маль. — Ты справишься. Первый дюйм оказывается тесно, почти до появляющихся под веками звёзд сжат мышцами её задницы, его грудь едва удерживает внутри зарождающееся рычание. Вики приподнимается, визжит от степени растяжения, ругается про себя и вслух, её тело почти разрывается пополам от этого напора. Маль большим пальцем давит на её клитор, переключая внимание, перехватывая его на себя, втягивает в рот торчащий сосок, прикусывает его с такой силой, что всё её тело поджимается, после чего резко избавляется от любого напряжения, а ребристые стенки с радостью расширяются, подстраиваясь под очертания толстого члена. В попытке заглушить её вой, способный заменить своей громогласностью сирену, Маль затыкает распахнутый рот языком, двумя пальцами, толкающимися внутри, скользит по чужому члену в ней. Его руки на её сиськах сменяются другими — те сжимают и прокатывают твёрдые соски между фалангами с той же силой, Люцифер старается дышать медленно и сдерживать накатывающий девятым валом оргазм, оттягивать его наступление до последнего, но Вики так дрожит, сжимаясь, пульсируя, что это становится почти невозможным. Он ощущает движение пальцев по стволу через перегородку, задыхается, зубами цепляет кожу на лопатке, пытаясь не прокусить её до крови. Чуть успокоившись, подхватывает расставленные по бокам от его бедёр ноги под коленями, заставляя ягодицами скользить по лобку — приподнимает над собой, начиная толкаться вверх с небольшой амплитуды, раскачиваясь и расширяя пространство для себя внутри её тела. Мальбонте тем временем с лёгкостью орудует тремя пальцами внутри — поворачивает руку запястьем вверх, давит на нужную точку — Вики почти неживая, кожа натягивается от скольжения по члену, темнеет. Он оттягивает мошонку свободной рукой, упрашивая себя не испачкать кожу на её животе прямо сейчас — эта девочка оказалась куда сильнее, чем ему думалось. Его одного попросту не хватало, чтобы измотать её до такой степени — сейчас же она почти совершенна: розовые губы по умолчанию не соприкасаются, в их неровностях белеет намазанный несколькими часами ранее блеск или что-то в этом роде, нижние ресницы утопают в размазанной туши; волосы далеки от той укладки, которую она пыталась сделать для встречи с ним; кожа пахнет не только ароматным маслом, стоящим на полке в их ванной, но и мускусом, духами мужчины, вколачивающимся в прежде только им тронутую попку. Идеальная в своём несовершенстве. Для совершенства ей не хватает ещё одного члена. Вики балансирует на канате, пересекающем пропасть бессознательности, протянутом к острову ясного ума — она уклоняется то влево, то вправо, грозясь упасть в обморок и отключиться. Наблюдает за движениями Маля из-под прикрытых век — распахивает глаза, когда кожу на другой лопатке прикусывают. Её натягивают так стремительно, так нетерпеливо, ладони упираются в широкие плечи — возможно, она в последний раз находит возможность вот так их касаться. Смыкает ладони за его шеей, притягивает красивое каменное лицо к своему, снова целует, пытается ухватиться за прошлое зубами, но это желание теряется с очередным хлопком её ягодиц с тазом лежащего под ней Люцифера. Маль отрывается от её рта, опускает глаза вниз, следя за направляемым в её лоно членом. Толкается, надавливая на головку, пока она вся не скрывается внутри; когда Люцифер приподнимает её снова, Мальбонте заполняет всю оставшуюся в её теле пустоту. Они помещаются поочерёдно, не мешая друг другу и сжаливаясь над ней. Маль наклоняется, отчего ей приходится улечься на грудь Люцифера, а затем, переглянувшись с ним, они одновременно вторгаются в её тело. Вики ощущает, как вибрирует её тело с каждым последующим их движением, Люцифер протягивает руку к её клитору, и, находя уже кружащий по нему большой палец Маля, надавливает сверху, увеличивая напор, заставляя её распасться на частицы, утонуть в непроглядном тумане, захлебнуться. Они совершают несколько движений вместе, но вскоре теряют синхронность, и одновременно, рыча и выстанывая что-то неразборчивое, заполняют её разливающейся внутри спермой. Их фигуры распадаются, раскладываются на влажных простынях плечом к плечу. Вики заваливается на бок, притягивает колени к груди настолько близко, насколько только может себе позволить. В нехватке воздуха есть что-то волшебное и волнующее — как пересечение ленты марафона, как последний, набранный перед смертью вдох. Кожа предплечья оглаживается, шею освобождают от давящего ошейника, сверкающего по-прежнему ярко; волосы убирают с лица, позволяя спокойно дышать. Это блаженство и усталость, боль и эйфория, закатанные одной пробкой. Вскоре она засыпает, различая в ушах один только шум приближающихся к берегу и откатывающих вновь волн.***
За окном спальни брезжит рассвет, зеркалит от окон противоположного дома, солнечные лучи растворяются между редкими, дрейфующими на почти чистом небе облаками. На кровати тесно, жарко и липко, что не мешает наслаждаться этим чудесным февральским утром. Взгляд утыкается в спину перед ним — не ту, что прижата вплотную к его торсу. Поддаваясь из ниоткуда взявшемуся порыву нежности, прижимается к светловолосой макушке губами и думает, что... вдвоём им было бы ещё лучше.