А развлечение художника — мучение. Лезвие рисует золотое рассечение.
Существовал ли Бог? Или, может быть, Богиня? Волновало ли все Его, или Ее, или Их, когда Они смотрели вниз на землю. Может, они были разочарованы ею? Может, они регулярно оплакивали то, что произошло с миром. В темноте детский мозг Курапики иногда думал об этом. Она представляла прекрасное существо, лишенное пола, идентичности, формы или ограничений, наполненное древней печалью от своего творения. Возможно, это прекрасное существо жалело тех, кто видел боль, понимало ощущение полного, безысходного одиночества в окружении безмозглых дураков, бубнящих о своих днях. Представляла, что Они знают каждого лично, и все же они охвачены той же неописуемой изоляцией. Это утешало, потому что, по крайней мере, она знала, что есть кто-то еще внутри неба и космоса или за пределами, кто чувствует то же самое. Наивно было думать о том, что они смотрели на нее, что их волновало то, что с ней происходило. Может, они не делали ничего с этим, потому что она и правда была ребенком, рожденным далеко от Рая. Ей была дана абсолютная автономия при рождении, но она утратила ее, когда в силу вступили другие автономные люди. Острое оцепенение, бушующее внутри никогда не ослаблялось. Жила с этим, и будет жить дальше до конца. Боль в голове, казалось, рассеивалась, но тело все еще казалось тяжелым и неподвижным, как будто оно весило несколько тонн, а сознание было погребено под ним. Перед мысленным взором замелькали различные образы. Она знала, что слепые с рождения не видят сны. А как насчет тех, кто потерял зрение в осознанном возрасте? Наверное, да, раз она видит перед собой туманно-серые глаза. — О чем на этот раз задумалась? — Курапика вздрогнула от неожиданности и попятилась, поняв, что он слишком уж близко стоит около нее. Она подняла руки к лицу. Повязки, что хоть немного утешала ее мысли о том, что она не слепа, а просто на глаза что-то намотано, не было - хотя, может быть, и из-за того, что внутренний страх остаться такой навсегда заставлял алый цвет сверкать непрерывно. Значит, и правда сон. — Что? — отрешенно промямлила девушка, медленно опустив руку. — Ты всегда наклоняешь голову, когда уходишь в себя, — проговорил Куроро, смотря ей в глаза. Курапика взгляд потупила и плечами пожала, не зная, что на это отвечать. — Это сон, — утвердительно пробормотала девушка. Не были ли совместно проведенные дни с Куроро катализатором для воображения? Иначе почему ей снился именно он. Пространство было светлым, будто из каждого угла номера отеля, в котором они остановились еще немного, дабы парень искал намеки на нахождение Хисоки и неизвестных двух людей в городе, светили ярким уличным фонарем. Несмотря на то, что за окном палило солнце, через открытое окно дул сквозняк, морозя беззащитные голые щиколотки и облизывая ступни. — Сон? — переспросил Куроро, оглядываясь. Она почему-то взгляда не могла отвести от его кадыка, что дергался каждый раз, когда он глотал. — Да, в этом есть смысл. — Почему ты мне снишься? — хоть блондинка и понимала, что сон все это, язык и тело все равно двигались сами по себе, будто она залезла к себе в голову, наблюдая за всем происходящим через глаза. — Может, это ты пришла ко мне в сон? — на мужских губах заиграла легкая улыбка, от которой у нее защемило в груди, а живот будто свинцом налился. Курапика отмахнулась от этого, как и в последние дни. — Ты наверное, устала, можешь присесть. Девушка удивленно посмотрела на него после легкого молчания, повисшего между ними, но все же села на кремовый диван, на котором спал Куроро все то время, когда они находились к городе. Он заметил, что ей не нравятся напряженные бессловесные секунды, хотя она не понимала, почему он хочет разрядить их ради нее. Прикосновение к борозде заставило вернуть ее из бессмысленных мыслей, наличие которых девушка заметила только в этот момент. Его глаза скользнули по ней в раздумье. Когда серый взгляд вновь столкнулся с бордовым, у нее внезапно заколотилось сердце. На мужском лице была та устрашающая тень, говорящая я хочу это украсть. Курапика чуть вздрогнула, почувствовав широкую ладонь на внешней стороне бедра. Она приоткрыла рот, пытаясь выдавить хоть звук, но рука на лице перешла к подбородку, пальцами очерчивая острые линии, заставляя сомкнуть губы. Блондинка могла выдернуть свою ногу из его слабой хватки, могла откинуть голову назад или просто сказать что-то резкое и оскорбительное, если бы правда хотела прекратить — они оба это прекрасно знали, — но Курапика только молча подавила дрожь от кажущихся горячих касаний обычно холодных рук. Может, это было желанием уйти от реальных проблем. Разум куда-то уплывал, не давал сосредоточиться на внешнем мире. Когда рука на бедре сменилась щекой, а сама ладонь обхватила икру, девушка внезапно поняла, что он все это время стоял, а теперь сидел перед ней. Факт этот взметнул в голове желание пнуть его ногой по морде или закинуть эту же самую ногу ему на широкое плечо. Курапика резко вдохнула в себя воздух, лихорадочно соображая. Это ведь сон, верно? Тогда почему она не проснулась именно в тот момент, как поняла это? Пребывание в своих мыслях опасно даже во сне, раз девушка вновь не заметила перестановки положения тела перед ней. Блондинка шумно выдохнула, смотря на бледное точеное лицо в нескольких сантиметрах, пока все вокруг начало таять. — Курапика, тебе не душно? — чужие руки опускаются на плечи, соединяются где-то около ключиц, расстёгивает душащий воротник поблекшей от времени черно-красной кофты и обнимают, согревая, вообще-то, продрогшее от холода тело, перебирают волосы, заправляя выбившую прядь волос за ухо. Губы вздыхают, чтобы сказать что-то еще, но все топится в белесой дымке. Осознание реальности, где воротник все еще впивается в шею, обрушивается на Курапику, заставляя вскочить в постели и раскрыть рот в немом крике. Конечности заметались по покрывалу, взмахами изгоняя фантомные ощущения с тела, пока щеки неистово горели. Она стала отфыркиваться и головой мотать, как мокрая собака, пытаясь стереть все из головы. Лучше бы ей приснилось детство в деревне, лучше бы, блять, чем это. Курапика не понимала, какая разгладившаяся извилина стала причиной таких сновидений, и предпочла бы взять нож и заново вырезать ее, чтобы больше не делала из нее школьницу средних классов, которая выстраивает в своей голове сюжеты встреч с парнем, который, ну, дверь перед ней приоткрыл или подсказал дорогу. Каждый ли видит такие сны с тем, с кем отношения сумбурные, где каждый разговор, обычный вопрос — скандал, а попытка все мирно обсудить равносильна апокалипсису? И ей плевать, что причина каждой стычки лежит в ней и ее непрекращающихся гордости и сарказме, смешанных с неумением нормально контактировать с тем, кто бесит до невозможности. Куроро невыносим, она поняла это еще в тот летний день «безобидного» знакомства. И все ее ранние попытки избегать привели к тому, что сейчас они находятся друг с другом по крайней мере пять часов, будто у самой жизни терпение было на исходе, как песочные часы, последняя крупинка которых уже давно упала. Хотя девушка даже не заметила, как его общество стало менее раздражительным, а в разговорах все больше выскакивали имена друг друга. Ну, Курапика редко называла его по имени, решив использовать обычное и неприветливое «эй» или вообще просто говорила ему то, что надо, все же кроме вокруг него никого не было, к кому она могла обратиться. — Ты спала? — девушка издала визг, дернувшись в сторону и чуть ли не упав с кровати, спохватившись за края матраса. Она резко замотала из стороны в сторону, пытаясь понять, где он стоит. — Ты уже вернулся? — прокашлявшись, спросила блондинка, прикрывая волосами красноту, что, как она думала, не защищалась повязкой. Глупые женские гормоны. Легкая загруженность мозга, требующая выхода. Когда они найдут книгу, то расстанутся и, как девушка надеется, никогда больше не встретятся. Непонятные мысли здесь ни к чему. — Да, — ответил Куроро, садясь рядом с ней, судя по шуршанию и изменению матраса на краю кровати. — Судя по всему их больше нет в городе. Курапика поджала губы. Она не понимала, как во всю эту ситуацию вписался Хисока, но все не шло хорошо. Когда они разлучились в тот день, Куроро попал в мир способности длинноволосого мужчины, где каждое движение истощало и тело, и ауру. Все это выглядело так, будто они просто хотели ее запугать, но вывеска о награде за ее смерть говорила о другом. Все нити, все вело к тому, что он не хотел, чтобы она искала книгу, иначе почему все пошло именно так после того, как она начала активно ее разыскивать. Нахождение Хисоки в этой компании только ухудшало все. Не трудно догадаться, что он каким-то образом нашел того, кто заказал ее убийство, и решил дать свою кандидатуру на помощь. Третье лицо было еще более загадочным пополнением, способности которого ставили под сомнение разумность Курапики, когда дело касается ее глаз. Она схватилась за низ кофты, сжимая зубами губу и пытаясь отогнать вновь накатившуюся беспомощность, от которой все тело сводило. Что, если ее обманули, и это навсегда? Что, если… — Курапика, — начал он ровным голосом, чтобы не начать конфликт. Девушка вздрогнула, ее пальцы перестали мять подол одежды в знак того, что она его слышит. — Ты не можешь позволять себе отвлекаться. Если ее не останавливать перед тем, как ей снесет крышу — что является почти непосильной задачей, — от злости, то она может погибнуть. Куроро не волнует, что это может подвергать его жизнь риску, поскольку он в состоянии выбраться из любого положения, в которое его может втянуть Курапика, но если она присоединиться к Геней Редан, этого никто не потерпит. Из-за ее порывистости может погибнуть кто-то из Пауков. Или же она сама. У него пропадет большая зацепка к получению книги. — Если позволишь панике или ярости сильно отвлечь себя, что даже не сможешь приложить усилия, чтобы контролировать эту силу, ты умрешь, — ту всепоглощающую тревожность, вызванную отсутствием зрения, он несколько понимал. В пыльном и загрязненном кучами хлама Метеоре были моменты заражения от неизвестной инфекции, от которой гноились глаза, без должного лечения которая грозилась смертью. Ужас охватывал каждого, если у них начинался чесаться глаз даже от малейшей крупинки, попашей на роговицу. Но у нее была не болезнь, а последствия неизвестного нэн, да и по ее словам тот человек, что вызвал это, сказал о скорой нормализации. Девушка должна и могла контролировать себя. Без этого она давно бы умерла. Курапика застыла на месте. Она и забыла, что он видел, как из нее выходила аура, по ощущениям не похожая на нэн. Это плохо. Это очень плохо. Он захочет узнать, что это за способность, а когда поймет, что она сама ничего не знает, будет препарировать. — Из-за тебя может погибнуть кто-то другой, — вывернул он ее из размышлений, добавив, не уверенный, насколько ее жизнь имела для нее значение. Ее саморазрушительные действия говорили о том, что ей вообще плевать на это. Но когда двое мальчишек из ее окружение забрели на их временную базу, она, по словам его Пауков, не смотря на свой страх выглядела так, будто убьет каждого, кто притронется к ним. — Например, твои друзья. Если ты будешь продолжать в том же духе, это обязательно произойдет. Он взглянул на нее, почувствовав оборонительность в ее ауре. — Ты не понимаешь, — выдавила она, стиснув зубы и подавив шипение. — Я не… — Ты невероятно умна, — перебил он, — но также невероятно импульсивна. Свидетельством этой опасной импульсивности было то, что она забрела на их базу только потому, что ее кот туда забрел, и даже не почувствовала почти дюжину сильных пользователей нэн. Когда она столкнулась неделю назад с хантерами, которые не были слабыми или совсем глупыми, она была расчетливой, пусть и слегка раздраженной, но не охваченной паникой. Вместо этого она будто игралась с ними, расшатывая нервы, будто хотела, чтобы они раскрыли мощи своей ауры, дали грязную клятву и убили не только себя, но и ее. Невероятная импульсивность приводила к смерти, а если это смешать с безумным расчетливым умом, все может выйти из-под контроля. Да и Хисока на нее глаз положил уже давно, а ему слабые люди никогда не нравились. — Ты не считаешь себя ответственной за свои поступки, — продолжил он, пока она даже звука не издала, опираясь о спинку кровати, вновь цепляясь за ткань. Разговор был бы бессмысленным, если бы она, как парень сначала предположил, отказалась его слушать, вместо этого плюясь ядом. Но он не стал бы себя утруждать разбором ее действий, если бы не знал, что девушка может признавать свои ошибки. Она не была глупой. Просто в ее теле до сих пор сидит девочка, пытающая что-то кому-то доказать, от кого-то убежать, может, даже от самой себя, пока строит из себя взрослую, отвечающую за свои действия. — Ты винишь окружающие факторы в своих опрометчивых решениях, будто только это заставляет тебя совершать их. Но ты сама можешь контролировать себя и свои действия, сохраняя рассудок в норме и думать, прежде чем бежать. В этом было их отличие. Вместо того, чтобы обвинять остальных, он винил только себя. Было иронично читать ей эту лекцию. — Я вижу, что в тебе лежит внутренний страх, — сказал Куроро более мягким голосом, что еще больше заставило ее ощетиниться, — но если ты позволишь этому поглотить тебя, ты станешь беспомощной. — Он видел страх. Он видел беспомощность, которая была порождена им. Метеор был полон напуганных, забытых, сломленных отбросов человеческого общества, брошенных умирать. — Беспомощность только усилит твои страхи. И в конце концов это полностью погубит тебя. — В тот момент, когда ты потерял контроль над собственной жизнью, ты лишился ее. Те, у кого есть власть, делают из сломленных марионеток своих рабов. Отчасти, Пауки были собраны из-за этого. Им надоело быть пешками Совета, мафии. Им нужно было что-то, несмотря на то, что у них никогда ничего не было. На некоторое время воцарилось безмолвие. Курапика сначала чувствовала ярость от того, что он как мелкого паршивца ее отсчитал и вообще она не позволит с ней так себя вести, но когда он сделал паузу, спокойно повернула голову в его сторону, будто видела все за слои марли на глазах. Но даже со зрением она бы не увидела ложь, это был уморительно честный разговор с его стороны. Куроро уже решил, что если правда поможет манипулировать ею, он воспользуется этим. — Никто… — прошептала она, опуская голову и скрещивая пальцы обоих рук между собой, складывая в замок, — никто никогда не говорил мне это. Сказанные без гнева или грусти, даже не в качестве оправдания, ее слова звучали почти… благодарно. Значит, ее склонность к саморазрушению возникла из-за того, что она осталась одна, без того, кто мог бы указать ей, какие действия правильны, а какие нет. Сейчас же она со вспышками отвечает на то, что ее поучают. Узнав о ее глазах, клан, вероятно, жестко контролировал девушку. Теперь ее враждебность к нему приобрела смысл. Она стала заложницей в руках собственной семьи из-за книги, которую он хотел, используя ее. Всегда герой предсказания, никогда личность. Никто не видел больше, чем то, что она Курута или дьявол для тех, кого все остальные раньше считали демонами. Парадокс, что именно демоны были приспешниками дьявола. Могла ли быть другая сторона предсказания? Та, где ее существование понесло не беду, а расцветание? Но она была пленником, марионеткой в их руках. Девушка возненавидела, но все еще боялась. И этот страх до сих пор витал в ее глазах. Импульсивный риск должен был быть вознагражден пониманием того, что она отличается от того, какой ее видели. Саморазрушалась, осознавая, что прибавляет себе страданий, но все еще жаждала этого понимания. Это строение мысли не исправили в свое время, и она пронесла эту привычку во взрослую жизнь. Болезненно понимала, что теперь, когда неизвестная сила начала появляться, все эти слова о предсказании были правдивы, но изо всех сил пыталась отогнать, не думать. В конце концов, безразличие и незнание всегда были проще. Он никогда не ожидал, что сможет так глубоко заглянуть в ее личность благодаря тому, что началось как критика. Странная девушка. Честность вызвала неожиданное чувство катарсиса. — Куроро, — нерешительно произнесла Курапика осторожным шепотом. Интересно, проносились ли в ее голове когда-нибудь те же мысли, что и у него сейчас? — Как… ты думаешь, люди могут измениться? Он не стал отвечать сразу. Не ожидал, что она захочет продолжить этот разговор, что обратится к нему за жизненным советом. Уважала его мнение? Девушка только что слушала, как он в отчитываемой манере разбирал ее проблемы, что удивительно для того, чьи чувства спрятаны в ящике, ключ от которого недоступен даже ей. — Да, — сказал он после секундной задержки, — по своему желанию. Даже в самый критический момент человек должен был выбрать измениться или умереть, не попытавшись, отказываясь от этого. Способность приспосабливаться к окружению часто была ключом к выживанию. Страх перемен губителен для личности. Блондинка улыбнулась. Куроро уставился на нее немного обиженно, думая, что у них был душевный разговор, а он редко заходил на такую дорогу. — Ты следуешь этому? — она слегка отвернула голову, пряча улыбку. Жаль, он, наверное, впервые видел на ее лице что-то большее, чем усмешка. Ей не нравилось напряжение, и так получилось, что у нее ужасно плохо выходило ее разряжать, даже хуже, чем у него. — Совсем немного, — пробормотал он, скривив губы. — Возможно, я выбрал неправильный путь изменения. — Может быть, — парировала она, желая увести разговор от предыдущей темы. — Почему бы тебе не попробовать самой? — Почему бы тебе не попробовать снова? — Может, попробуем вместе? — Тебе так нравится произносить слово вместе? — он промолчал с подобием улыбки на губах. Она была права. Куроро привык быть частью группы, быть частью большего, чем обычное я. Намеренно или нет, — хотя ему было все равно на это — он применил этот факт и с ней. Парень был… не против этого. — Без компании существовать одиноко, — честно признался Куроро. — Ну, это правда, — довольно неохотно согласилась девушка, кладя ладонь на своего кота, что уже несколько минут лежал на ее коленях. — Одиночество в какой-то мере скучно́. Книга была катализатором перемен, заставляя их составлять такую жалкую пару. В ее глазах, наверное, все так и было. Он же сам понимал, что настоящим началом была встреча с ней. Может, ему не стоит слишком много об этом думать.***
— Нет, все… все нормально, я просто следую за зацепками, — голос Курапики донесся до парня, когда он вышел из ванной, протирая полотенцем влажные волосы. Девушка стояла возле окна и с кем-то увлеченно разговаривала по телефону, нервно теребя занавеску, слегка повернув голову, почувствовав его поблизости. — Я сейчас далеко от Йоркшина. Хорошо, приеду, как только вернусь. Резкий звук падающего на подоконник телефона заставил Куроро вновь посмотреть в ее сторону. Девушка с силой сжимала края пластика, перенося на руки свой вес. — Они не знают, какую роль играет эта книга в твоей жизни, так? — спросил парень, подходя к ней, по пути кидая лежащую на столе книгу в рюкзак, перед этим смахнув с него кота. Они решили уехать из города, не найдя никаких зацепок, ведущих к тем троим людям. Недалеко от Падокии они встретятся с Шалнарком, что раскрыл местонахождение еще одного экзорциста. Неизвестно, когда нэн с глаз Курапики спадет, а лишние проблемы сейчас им не нужны. — Конечно, они знают, — ответила Курапика быстро, слова были лишены эмоций, слишком пусты, чтобы быть правдой. — Врешь. — Я… — она замолчала, поворачивая корпус к нему, смотря незрячим взглядом из-под бинтов. Было упущением не видеть ее глаза, что, наверное, сейчас бы загорелись. — Им не нужно знать всех подробностей. — наконец пробормотала девушка. И это правда. Она… не хотела, чтобы они волновались, зная, что с ней постоянно находится лидер Пауков, которого она еще год назад старалась избегать, как чумы, пока Хисока и еще двое людей явно хотят, чтобы она была под землей. И все это из-за книги, которую она хочет найти. Такими темпами они соберутся ей помогать, а ей не нужна помощь, и без этого Куроро следует за ней, отчего у нее иногда появляются мысли, что она заложница, тонко обвитая веревками, дающими ложное чувство свободы. Даже друзья не знали всех подробностей о ее жизни, у них и без этого дел полно. — Ты не честна с ними, — тишина полностью поглотила их, застывших перед друг другом. — Хочешь рассказать им, но боишься, что они сделают, узнав правду? — спросил он, хотя фраза прозвучала скорее как утверждение. Девушка скрывала часть жизни, в которой она выступала как враг своего собственного клана. И это понятно, ведь данный факт сильно травмировал ее личность. Она даже не сказала, что сейчас находится рядом с ним, не хотела, чтобы они знали, что она связана с Геней Редан и хоть как-то были вовлечены в это. — Заткнись! — рявкнула блондинка, яростная аура поползла по его коже, прежде чем он защитил себя. Правда не понравилась ей. Ее дрожащие руки согнулись в кулак, впиваясь ногтями в кожу, очевидно сдерживаясь, чтобы не ударить его. — Опять пытаешься прочесть меня? Ты даже не знаешь, о чем говоришь. — Понимаешь ли ты саму себя как личность? — вопрос заставил ее замолчать, остановившись в сантиметрах от него. Руки опустились, гнев отложился на потом. Несколько слов было достаточно, чтобы задуматься о себе. Он всегда задавался вопросом, каково это — всегда осознавать, кто ты есть. Ни она, ни он не знали. Оба были склонны избегать этого, если только их не подтолкнуть на эти размышления. Кожа под повязкой шевельнулась, будто она подняла брови, рот закрылся и изогнулся от эмоций. — А ты? — тихим голосом. — Кто ты для себя? — Я лидер Паука. — Так он определял себя. Паук был его творением, наследием, семьей и всем. Курапика тоже хотела чего-то или кого-то, хотела фермента своего пути. Она была человечна, даже если, казалось, в глубине души думала иначе. Желание быть кем-то, делало ли оно и его человеком? — А кто ты есть без этого? — девушка подняла голову. У него появилось внезапное ощущение того, что даже без повязки она его видит, но не физически, а куда глубже. — Никто, — быстро и естественно. Ее губы приоткрылись, застыв на секунду. — Почему? — удивленно, почти по-детски спросила Курапика, заставив его врасплох. — Почему? — повторил Куроро. Почему он был никем до появления Паука? Он искал ответ на этот вопрос. Ее прошлое повлияло на нее. Повлияло ли его прошлое на него до такой степени? Большая часть ответа вращалась вокруг Метеора. Город, жителей которых не существовало, на которых смотрели, как на низших людей, как на мусор. Как на ничто. — Может, это потому что мы странные даже для Метеора, — неуверенно пробормотал он, поворачивая голову в сторону, пока девушка поджимала губы, вспомнив, что Пауки и правда брали начало из несуществующего по документам города. Тогда мафия пыталась очистить Метеор, а Совету не удалось предотвратить резню. Все закончилось вынужденным перемирием. Во всем этом они потеряли важного человека, остались одни в ярости от действий мафии. Геней Редан были отверженными миром, как и все люди в Метеоре. Были меньшими, чем люди. И все же это всегда было мы, а не я. — Не знаю, — наконец признался он. — Я не люблю говорить о своих мотивах. Говорить о действиях других гораздно легче, чем о своих. За исключением Курапики. Потому что они были похожи. Даже ее эмоции были в какой-то степени похожи на его собственные. Достаточно, чтобы он мог слегка понять себя. — Так кто ты? — повторил он свой вопрос. — Курута? Хантер? Или тоже никто? — Думаю, — промямлила она, прикусив губу в раздумье, уже признавая, — я — никто. Это был идеальный момент, чтобы осуществить план. Сказать, что Паук сможет дать ей свое призвание, в чем нуждалась. Начать манипулировать, но вместо этого он потянулся за ее рукой и сжал, в странной нежной и успокаивающей, почти утешительной манере, от которой она вздрогнула и подняла голову, но не оттолкнула.***
Грозовые тучи плотно облегали небо, выпуская капли дождя стучать по асфальту и песку. Курапика с раздражением поправила промокшую кепку, что уже не спасала от погоды. Легкое напряжение между ней и Куроро не помогало настроению. Этот разговор задел не только ее, но и будто заставил его задуматься о чем-то своем. Она слегка сжала руки в кулаки. Не редко мысли проносились в направлении своего места в мире. И всё-таки «никто» более подходил ей, отвергающей каждую часть себя. Вслух эти слова казались реальными, чем быстро проносящиеся в голове. Могла бы осваиваться как хантер, но в погоне за книгой каждый раз проскакивала с должности на должность. Может, ей и правда стоит быть более спокойной в своих решениях ломиться сквозь стены. — Тебе лучше взять меня за руку, — блондинка нахмурилась от веселья в его тоне, когда она запнулась о камень, лежащий на дороге. — Сама справлюсь, — рявкнула девушка, все еще взвинченная, и решительно направилась вперёд, не обращая внимания на звук, который он произнес, перед тем как она столкнулась со столбом, громко выругавшись. — От тебя столько проблем, — драматично простонал Куроро и схватил ее за плечи, плотно прижимая к своему боку. Курапика издала удивлённый гул и схватилась за его талию, в отместку сильнее, чем надо, сжимая ткань его кофты в кулаке, чертыхнувшись от фырканья Луки, будто и он решил издеваться над ней. — Ненавижу тебя, — буркнула блондинка, слегка царапая ногтями кожу сквозь ткань, стараясь не обращать внимания на то, что ощущает движения его мышц при каждом шаге. — Хорошо, — весело отозвался Куроро. Хотя она тайно радовалась тому, что напряжение спало, пока они заходили в помещение, чтобы купить билет на дирижабль. Курапика прошарила в карманах и дала ему свою лицензию, перед этим поджав губы и пробормотав угрозы на случай, если он решит прилопатить ее себе, а после отошла в сторону. Чувствовать себя как кукла в его руках ей не нравилось, но это было единственным способом ограничить ее от столкновений со всеми горизонтальными и вертикальными поверхностями. Внезапно она сморщилась, когда в нос попал запах чего-то разлагающегося и потного. — Девушка, а вы любите маленьких зверушек? — блондинка отошла на шаг, почувствовав, что ей в плечо ударила какая-то стеклянная коробка. — Чего? — протянула она, нахмурившись под повязкой. Встречи с вокзальными продавцами ей сейчас вообще ни к чему. — Ну, — прохрипел голос, странно смеясь. Девушка повела плечом и поджала губы. — У меня есть скарабеи, каракурты… Он резко замолк, когда блондинка вдохнула воздух и скорчила от злости и отвращении лицо, с точностью попадая мужчине между ног. Ее резко развернули за плечо, отодвигая от человека. — Тебя что, на минуту оставить нельзя? — проник в ее уши знакомый голос, отчего Курапика скрипнула зубами, пока ее уводили в сторону дирижаблей. — А не нужно мне насекомых под нос сувать, — яростно прошипела она, стараясь идти ровно и не извиваться, чтобы выбраться из его хватки. На платформе слишком много людей, чтобы девушка могла спокойно продвигаться самостоятельно. — Боишься? — со смешком спросил Куроро. — Заткнись, — буркнула она, скрывая смущение. — Ничего я не боюсь, они просто противные. — У тебя какое-то нездоровье отношение к мягким местам у мужчин? — резко сменил парень тему, отчего она удивленно моргнула, посмотрев на него, а потом чертыхнулась, поняв, что он этого не видит. — Мне бы хотелось, чтобы ты хотя бы со мной была нежнее в тех местах. — Курапика резко застыла, открыв рот от шока. Он только что «что»? — Ладно, вперед, дирижабль через несколько минут отправляется. Она издала гул, когда Куроро отпустил ее плечо и схватил за запястье, унося в сторону воздушного транспорта, прокручивая его фразу в голове и стараясь умять ненужное ощущение в груди от его «отличного» флирта.***
— Привет, Босс, — Курапика вздрогнула от громкого веселого голоса и обернулась в сторону звука, хмуро поежившись. Спустя пару часов они прибыли в небольшую деревню, окруженную скалами и холмами, где проживал экзорцист нэн. Почему они не позвали того, кто вызволил их из сферы, а решили найти другого, она даже не хотела спрашивать. Ей вообще не прельщала мысль о встрече с другими Пауками, но если после этого она вновь будет видеть, то можно и потерпеть. Куроро повел ее ближе к двум людям, которых она почувствовала, когда они прошли сквозь хлипкую калитку. — Как продвигаются дела? — спросил парень. Раздался хриплый смешок, в котором она узнала низкорослого Паука, что при первой встрече приставил катану к ее горлу. — Эм, — тон был слегка поникшим, хотя и не терял своего веселья. — Она устроила небольшую драку. — Курапика удивленно вскинула брови. Куроро сказал ей, что экзорцистом была женщина преклонного возраста, так что они могли с легкостью с ней справится, верно? Может, у них было табу на бабушек… — Ты сказал, что ей восемьдесят лет, — отметил темноволосый с весельем. Блондинка все так же была в замешательстве. Они говорили друг с другом как-то… обыденно. Будто между ними не было союза, в котором устраивали рейды с убийствами. Она отмахнула мысли о том, что сейчас они выглядели почти человечно. — У нее есть карабин, а еще она кричит похуже Уво, — сообщил парень, подходя к ним поближе. Пока Куроро усмехался и сверкал глазами, Курапика отогнала желание вмазать всем от нервозности и удрать. Их изучающие взгляды прожигали ей лицо. — Я даже не помню, когда мое сердце так быстро стучало. А Фейтан мне даже не помогал. — Ты сам сказал, что справишься и указал не вмешиваться, — прозвучал тот же скрипучий голос. Фейтан, да, она вспомнила. А второй, скорее всего, Шалнарк, если судить по веселости. На ее памяти всегда веселыми был либо он, либо Увогин. Из двух зол она выбирает первое. Огромный мужик выглядел так, будто каждый вечер охотится на медведей и львов, а с ее роста он выглядел еще более жутко. Данная ей от него кличка тоже не нравилась, а в своем нервном состоянии она легко может впасть в раздражение и начать драку. — Так она в доме? — отвлек ее от мыслей Куроро, поворачиваясь корпусом к строению, удачно разворачивая и девушку, отчего та поджала губы. Ее давно можно было и отпустить. — Ага, хотя я был бы поосторожнее, — пробормотал Шалнарк, после которого в уши всем четверым залез громкий старческий крик, призывающий их убираться. — Вот об этом я и говорил. Несмотря на опасения лишиться звука от отличных легких старой женщины и пробивания головы оружием, Куроро все же пошел, будто специально выставляя Курапику спереди. Как только она хотела открыть рот, раздался громкий звук сталкиваня железной ручки двери о дерево, а перед ее лицом щелкнул затвор. — Я сказала вам убираться! — визгливо заорала женщина. Блондинка почувствовала запах пороха совсем рядом со своим лицом, и ее тут же обернули назад, прижимая к груди. — Простите нас за вторжение, — мягким и успокаивающим голосом сказал Куроро, поглаживая девушку возле себя по голове. Курапика нахмурилась его актерскому мастерству, стараясь не вздрагивать от прикосновений. — Мне очень жаль, что они плохо вели себя. С вами все в порядке? — Да, — сказала женщина, внезапно став вежливой. Шалнарк за их спинами улыбнулся, пока Фейтан только спрятал ухмылку за воротом. Очарование Босса никогда не подводило. — Простите, я должен был прийти сам, — голос был искреннен и даже не слащав. Блондинка слегка позавидовала его умению отыгрываться. — Все в порядке, — настаивала женщина, судя по звуку убирая свое оружие. — Я… я понимаю, вы производите впечатление занятого человека. — Курапика сдержала фырканье. — А вы, наверное, тоже очень занятая, — ответил он, очаровательно улыбнувшись, все еще нежно и защищающей проводя ладонями по спине и светлым волосам. — Но я должен был вас потревожить в надежде, что в вашем сердце найдутся силы спасти ее. — Ее? — спросила женщина, в глазах, что смотрели на девушку в его руках, появилось сочувствие. Курапика нервно подвигала пальцами, не зная, как себя вести, чтобы не разрушить обман Куроро. Она почувствовала, как он дернул головой в кивке и слегка повернул ее, показывая бинты на её лице. — Ее зовут Курапика, — прошептал он так нежно и страстно, что у любого сердце бы разорвалось. Кроме блондинки, у которой зубы заскрипели от унижения. Почему нельзя просто сказать проблему, без всего этого спектакля? — Мы живем в маленькой деревне далеко отсюда. Какой-то злой человек положил на нее глаз и предложил уехать с ним, но она очень сильно любила свой дом и отказалась. В ответ он проклял ее глаза, и теперь она ничего не видит. — Женщина ахнула, полностью поглощенная рассказом. — Я ничего не мог поделать, только утешать ее, что вскоре она снова сможет видеть любимую деревню, поэтому я послал своих друзей на поиски вас. Пожалуйста… Спасите ее, если сможете. У девушки глаза на лоб полезли от его слишком правдоподобного рассказа, пока женщина перед ними шмыгала носом, с грустью смотря на нее, думая, что молчит она от горя. — Конечно, — сказала она, вновь шмыгнув, — проходите, проходите. Бедная девочка… Женщина пропустила их в дом, и двое прошли в маленькое помещение, с каждых углов которого пахло травами и землёй, пока Фейтан и Шалнарк по приказу лидера остались снаружи, слыша вскрик блондина и шипение Луки. Никто не знает, как она отреагирует на вторжение, даже если их рассказ задел ее. Курапика ущипнула Куроро за руку, прошипев о том, что он пожалеет об этом, на что тот только усмехнулся и протолкнул ее дальше. Блондинка по указанию хозяйки легла на скрипучий диван, слегка поерзав от нервов. — Пожалуйста, подержи ее, обычно людям больно от моих способностей изгнания, — нежно прошептала хозяйка, и девушка дернулась, почувствовав мужское колено на ногах, прижимающих их к мягкой поверхности, пока его руки крепко обхватили ее запястья. Перспектива не знать, когда нэн противника спадет с ее глаз вдруг стала очень соблазнительной. Всяко лучше, чем находиться под человеком, к которому у нее двоякие чувства доверия-недоверия. — Потерпи, пожалуйста. Курапика и пискнуть не успела, как все ее тело начало жечь, пламенем проходясь по каждому кончику пальцев, спеша вверх и собираясь в глазах. Она резко втянула в воздух и задохнулась от огромной боли, издавая беззвучный крик, извиваясь всем своим телом. Одна нога вывернулась из хватки Куроро, зарядив ей ему в челюсть, отчего он быстро поменял положение, хватая свободную ногу, другой рукой сжимая оба ее запястья. Девушка вертелась на диване, сквозь горячую боль, волной проходящей о телу чувствовала, как на ее ноги садятся, давая только выгибаться в спине. Резкая вспышка и все прекратилось. Изо рта вышел кашель, легкие начали заполняться воздухом. Сквозь шум в ушах она услышала об окончании экзорцизма и дрожащими, освобожденными от хватки руками потянулась к лицу, неловко снимая с себя повязки. Глаза заслезились от яркого света, пробивающегося даже сквозь веки. Девушка радостно распахнула глаза и тут же издала смущенный гул, увидя Куроро, сидящего на ней, наклонившись чуть вперед и держа одну руку у ее лица. — Слезь с меня, — настороженно пробурчала Курапика, мотая глазами из стороны в сторону. — Сначала поумерь свечение своих глаз, — тихо прошептал он, еще больше наклонившись, чтобы пожилая женщина не услышала. Блондинка резко втянула воздух и постаралась успокоить и алый цвет, и свое неровное дыхание. Она вновь посмотрела на него. — Слезь, — твёрдым голосом сказала она, слегка дрогнув. У нее нет времени разбираться с очаровательными воришками. Девушка вздрогнула от мыслей и тут же вскочила, когда парень встал с ее ног. Курапика прокашлялась и посмотрела на низенькую женщину, одетую в цветастую одежду. Легко можно сравнить с лесным жителем, что в какой-то момент появляется, помогая герою. — Спасибо вам огромное, — нежным голосом пробормотала благодарности девушка, складывая руки на груди. Не только Куроро может заменить актера в театре. — Все в порядке, моя девочка, — ласковым тоном прохрипела женщина, с радостью смотря на нее. — Я рада видеть, что теперь вашей любви ничто не может помешать. У Курапики, кажется, глаз задергался. — В свое время у меня тоже была такая любовь… Куроро быстро схватил девушку за руку и, положив хорошую пачку денег на старый деревянный стол со свисающими мешочками, выволок ее за дверь, пока женщина болтала о своей молодости. — Босс, — приветливо махнул рукой Шалнарк и, видя, что они спешат отсюда подальше, вместе с Фейтаном тоже сорвался с места. — Что ты будешь делать теперь? — У нас есть кое-какое дело в Йоркшине. После этого я вновь встречусь с тобой, — сказал ему Куроро, пока они следовали к угнанной машине, которую оставили недалеко от короткой улицы. — Если ситуация станет хуже, то попрошу тебя позвать остальных. — Все может быть настолько плохо? — пробормотал Фейтан, идя слегка сзади, прищуренными глазами наблюдая за котом на плече блондинки, что тоже постоянно оборачивался, глядя на него. — В этом замешан Хисока. — Хисока? — ошеломленно воскликнул Шалнарк, подбегая к машине и тут же садясь, вставляя ключ в замок зажигания, одновременно показывая язык Фейтану. — Да, он объединился с тем человеком с белой прядью, — объяснил Куроро, садясь вместе с Курапикой на заднее сидение. — С ними есть неизвестная женщина. Курапика поглаживала Луку, тыкающего ей в руку для большей ласки, и молча слушала троих людей рядом с ней, что говорили так, будто они погоду обсуждают, а не человека, предавшего труппу. Она изо всех сил старалась не показывать радостную улыбку, наконец-то зная все, что происходит вокруг, и не обращать внимания на взгляды, что иногда кидали на нее двое Пауков на передних сидениях. Было довольно сложно находиться рядом с Куроро, не видя его глаз, что было единственным отзеркаливанием его эмоций.***
— Эй, Курапика, — девушка нахмурилась и повернула голову в сторону Шалнарка, подошедшего к ней, пока Куроро и Фейтан шли впереди, выходя из аэропорта в Йоркшине. Блондин скривил неловко лицо, увидев ее взгляд и нервно просунул ей в руку бумажку. — Это мой номер, — объяснил он, вновь ярко улыбнувшись. — И Фейтана. Только не говори ему об этом, он меня убьет. Курапика удивленно вскинула брови, засовывая записку в карман, тихо пробормотав «хорошо». — Звони, если нужно будет взломать систему безопасности или разыскать кого-то, — радостно сказал он, махая на прощание и убегая в сторону Фейтана, что уже второй раз раздраженно выкрикивал ее имя. Чтож, теперь она поняла, кто все это время искал информацию для Куроро. Она подошла к парню и подняла одну бровь, ответно отзеркаливая его молчаливый вопрос о том, что они там делали, и прошла мимо него. — Ты еще более самодовольна после того как стала вновь зрячей, — догоняя ее, с усмешкой сказал парень. — Я и без зрения такая была, — буркнула она, уже устав от его насмешек. — Тебе обязательно идти со мной? — Да, — кивнул он, всем своим видом показывая, что не отвяжется. Курапика вздохнула, последовав за ним к машине. Ладно хоть напрокат взял, а не украл в свете дня. Хотя и второй вариант парень мог бы провернуть без последствий. Девушка весь полет до города говорила, что ему нечего делать с ней в доме ее знакомых, но он бы непреклонен в том, что он будет рядом, чем вывел ее из-под контроля. Спустя долгие ссоры, что были в минутах от драки, она, больше не зная, что еще сказать, с раздраженным видом замолкла, что парень принял как за свою победу. Поэтому сейчас они приближались к дому ее наставников в конце города, расположенного на улице дачных участков, где здания были расположены далеко друг от друга, что было довольно благоприятно для обучения гиперактивных людей нэн. Курапика нервно ломила руки. Если Хиро и Беатрис поймут, кто такой Куроро, то отправят ее в психдиспансер лечить все травмы, которые, как они бы подумали, она получила, пребывая в ее компании. Это было плохо. И унижающе. Если не поймут, то Беатрис, всегда романтик, будет говорить нелепые вещи в их сторону. Женщина постоянно говорила, что хочет, чтобы блондинка остепенилась с сильным мужчиной, живя в радости где-то за городом и слушая выкрики детей. Да и вообще, Куроро даже не был тем парнем, которого с легкостью можно было привести на знакомство с родителями. Папа толкал бы ее себе за спину, а мама достала бы дробовик и направила в голову черноволосому. Она верила и знала, что ее мать в гневе сможет противостоять ему даже если он будет использовать нэн, убить его и скормить волкодавам в лесу. Мысли о Куроро как о своем парне заставила переворошить мысли и скривить лицо, а после яростно вздрогнуть от такой перспективы, одновременно успокаивая руки, что машинально хотели треснуть хозяйку по голове, чтобы не думала об этом. Это все из-за чертового вчерашнего сна. Она больше не будет спать днем. И, может быть, ночью, на крайний случай. — Остановись здесь, — ровно пробормотала Курапика, когда до нужной улицы остался один поворот. Куроро взглянул на нее и пожал плечами, но припарковал машину возле маленького ларька, следуя за ней, что внезапно остановилась в начале улицы. Один поворот, и руки и ноги почувствовали слабость и отсутствие нормального кровообращения, все тело неудержимо задрожало, опасаясь зрелища, которому подвергнется зрение, опасаясь представить что-либо до того, как оно будет навязано разуму, пока в нос попал запах отвратительной гари. Дыхание остановилось, медленно, постепенно Курапика старалась вернуть контроль, но чувствовала, что полностью сделать это невозможно. Все восприятие будто перемещалось на высоту, которая была за пределами досягаемости. Неустойчивость не переросла во что-то спокойное, озноб пополз вверх от основания позвоночника к затылку, оседая в глазах, что видели только сгоревшую картину с проломленными от силы огня балками. Один поворот, несколько метров, и все рухнуло. Камни на тропинке, ведущие к знакомому дому стали забором, постоянно грозящимися споткнуть дрожащие ноги. Рот слегка приоткрылся, руки обхватили плечи. Единственным звуком во внезапно оглушительной тишине стало дыхание и настороженный выкрик ее имени от Куроро. Плевать. Она должна узнать. Должна понять, что их там не было. Что они где-то далеко отсюда и просто забыли позвонить, предупредить. Знакомое окружение выдало в памяти отдаленный образ, исчезающий сон или кошмар, отмеченный явным ужасом в теле и разуме. Она пробиралась все ближе, все четче ощущая запах смерти, витающий вокруг. Деревянная ступень скрипнула под ногами, дыры проткнули изоляцию стен, давая потокам издевающе яркого дневного света бесцельно давать жизнь пыли в воздухе. Зловеще обугленная плоть открыла кости здания, отдаваясь безумной гулкостью. Кусочки черной сажи мерно падали со стен, создавая мелодию для тех, кто этого уже не услышит. Внезапный беспомощный трепет расцвел в животе, выброс адреналина начал потихоньку угасать, оставляя опустошенным, заставляя оценить ужас, в котором все тело утонуло, когда ноги переступили порог того, что раньше было гостиной. Все было черным, будто кто-то пришел и набрызгал тонны краски на всю поверхность и на два еле видных тела, безумно лежащих у стены. И правда. Ужас. У ног выросли корни, уходящие на многие километры вниз, сквозь мертвые доски в самое ядро земли. Невозможно было ни двигаться, ни говорить, ни дышать, только смотреть на страшно почерневшие, прилипшие к полу и друг к другу тела. Худший страх, такая невообразимая агони, что хотелось отвернуться, отвести глаза от того, что было слишком реальным, слишком осознанным и активно тянущим сердце по поверхности из гвоздей. Тело было холодным. Кровь отхлынула от лица, кожа стала болезненной, покалывающей и липкой, а горло перехватило, рот судорожно хватал воздух, чтобы окликнуть их, сказать что-нибудь, чтобы привлечь внимание. Нет. Это неправда. Перед глазами сверкнула белая бумажка, невинно лежащая на полу, будто ветер занес ее сквозь лопнувшие окна. Онемевшие руки потянулись вперед, схватили и вздрогнули от прикасания к потрескавшему комоду. Бог шельму метит. Три слова. Три слова, и выключатель в голове щелкнул, заставив вспомнить кто и почему. Старый дом в гуще леса, поздние приходы в деревню, заходы в их дом и следование за ее матерью, будто он что-то чувствовал. Будто нахождение именно этого чужака в клане алоглазых что-то значило, не смотря на то, что и в нем не было ни капли сверкания в глазах. Почему она забыла это? Почему сразу не вспомнила, что и у матери было что-то неживое, витающее вокруг нее? Неверие было настолько сильным, насколько разум опустел, неспособный к какой-либо мысли, заполнен пространством небытия. Она не могла почувствовать выражение, которое, возможно, было на лице, не могла почувствовать непрекращающуюся дрожь, которая сотрясала бумагу в пальцах, потому что все, абсолютно все замедлилось и резко остановилось вокруг. Слышала, как в ушах раздался высокий, приглушенный звенящий звук втягивания воздуха через рот, слышала, как вяло бьется сердце в груди. Все отозывалось странным эхом, эффектом, вызванным моментом, когда человек был настолько поражен перспективой чувствовать такую невообразимую боль, что жизнь в теле, обреченном терпеть это, больше не чувствовалась. Это казалось нереальным. Реальность поплыла, свободная и нестабильная, во власти предчувствия удара плетью, который никогда не должен случиться, потому что они должны были быть живы, должны были быть безопасным местом, должны были быть. Это неправда. Это был не катастрофический эмоциональный раскол и не физическое проявление страха. Но именно это и сделало все намного хуже. Не было никакой причины, никакого твердого катализатора, который можно было бы винить или ухватиться скользкими пальцами и держаться как за что-то, что никогда не заслужило бы прощения. Она не могла ненавидеть себя, не могла презирать за это. Не было ничего. Ничего — это была реакция на шок? Была ли она в состоянии шока? Время текло с непостоянной, непонятной скоростью. Трижды записка была перечитана, трижды перед носом пролетал запах ладана, а в ушах звенел кадил. И каждый раз чувствовалось, что вот-вот начнутся слезы, сокрушительное горе или хоть что-нибудь, что вызовет реакцию, но было только оцепенение. Губы вновь приоткрылись, во рту пересохло, глаза широко раскрыты, слепо пытаясь понять. Лучше бы не видела, лучше бы ей в тот день выкололи глаза, может, тогда бы теплилась надежда, что спустя годы что-то, ставшее родным, не вырвут вновь, оставляя лоскуты кожи свисат в направлении сердца. — Нет, — одними губами, бесцветно, беззвучно. Все начало расплываться перед глазами. Корни, прижимающие ноги к земле и заставляющие оставаться неподвижным, хрустнули, давая, спотыкаясь, двинулся вперед. Ужас замедлил движения, когда колени стукнулись о поврежденное дерево, впиваясь обгоревшими кусками сквозь грубую ткань в кожу. Это ведь нереально. Она просто спала, застряв в кошмаре, слишком реальном. Вот сейчас они заговорят, звук разнесётся эхом вокруг и выведет из ловушки, прикосновение выдернет из сновидений. Вы обещали, что не бросите меня. — Нет, — дрожащим голосом прохныкала она, сжимая края страницы. Голос был хриплым, таким тихим, что сама едва слышала, как он срывался с дрожащих губ. В голове неизвестный голос хрипел найти, убить тех, кто сделал все это — Нет, это неправда. Неправда. Неправда. Ненавижу. Никогда не прощу, ни в этой жизни, ни в аду, который последует за ней. Прикосновение к плечу заставило вздрогнуть, понять, что удушающая аура красными, неживыми завитками витала в воздухе. Голова повернулась, алые глаза впились в серые. Единственная слеза, скатывающая вниз по щеке будто что-то сломала в ней. Он выглядел так, будто и сам не понимал, что был способен на эмпатию. Это правда так больно? Настолько, что даже такой человек, как он, почувствовал это? Гортанный всхлип вырвался из горла, сознание не видело, как слезы падали из глаз, мокрым пятном расползаясь по бумаге. Дыхание перехватило, она попыталась поджать губы, делая панические, неровные вдохи через нос. Руки уронили газету, потянулись вперед и объявились вокруг шеи, голова уткнулась в плечо. Кашляющие рыдания вырывались из уголков рта, когда ярость захлестнула все, безжалостно поглощая, не оставляя ничего. Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу. Это не конец. Это не может быть концом. Слепота кружилась перед глазами вместе со слезами, которые смачивали и обжигали щеки. Ненависть кипела в венах. Настойчивость и непреодолимый страх боролись с беззащитными рыданиями в груди, когда тот, кем она стала, и беззащитный ребенок, с которым когда-то воевали, столкнулись в одном теле. Тихий шепот в ухо напоминал, как дышать, вдыхать и выдыхать. Убью. Убью, как только увижу. Ярость разрывала по швам человечность, здравомыслие, мораль или что-то еще, что удерживает разум на должном месте, сладостно поглощал тело. — Курапика, — еле звучно, просяще вернуться. Она резко покачала головой, отчаянно цепляясь в чужую рубашку, чувствуя, как прижимают все ближе и ближе, будто согреть пытаясь.Дыхание превратилось в судорожные и болезненные вздохи, слезы пачками ткань, грудь яростно сотрясалась от беззвучных рыданий и стонов. Реальность наступила слишком рано. Каждый путь, который она избрала, чтобы освободиться от своего жалкого существования, каждый ободранный и кровоточащий ноготь, которым пыталась выбраться, каждый скрупулёзный час, каждая минута, секунда, потраченная на планирование освобождения от никчёмной жизни, все кануло при виде насмешливо сдвинутых уже опавшими веревками тел, крепко приклеенных к друг другу. Ведь так у меня скоро никого не останется. Так ли выглядел конец жизни и прилагающего к ней разума?