Мода на любовь

Бледная кожа сводит с ума. Она неподражаема, чудотворна в своём греховном благословении. Невозможно отвести очарованного взгляда от ареала густой снежной шевелюры, которая переливалась звенящими искрами под вспышками камер. В этой мягкости хотелось утонуть, зарыться смущенным лицом сквозь бесконечные волны и задохнуться. Жалобно вобрать каждой клеточкой своего тела чуждый аромат. Интересно, сколько денег ежемесячно выгребает из своего кармана светская львица на шествия по салонам красоты? Признаться самой себе в неподвластном влечении оказалось самым сложным испытанием. Собственных конкурентов не принято любить и уважать. Нет смысла проводить бессонные ночи за работой, постоянно отвлекаясь на чужие фотографии в ленте инстаграмма. Кармайн выглядит ангелом во плоти, невзирая на ту кровожадную борьбу, которую женщина ведёт на арене модных поединков. Багряные глаза врезаются под кожу стальными копьями. Они раздирают всё живое своей пронзительной красотой, не оставляя желания воспротивиться. Вельветт попала в этот безбожный плен. Девушка готова рвать пёстро окрашенные волосы в жалобных попытках внести ясность собственным фантазиям. Она глупа. Точно глупа. Кармилла раздражает. Выводит из себя чуть хриплым стальным голосом, охватывающим своим звучанием каждый чертов паблик в интернете. Он влечет. Принуждает завороженно внимать каждому слову, слетающего с привлекательных уст. Все статьи пестрят выходом новой коллекции семейной фирмы Кармайн. Люди, подобно помешанному стаду, строчат восторженные комментарии под постами, оформляют предзаказы на первый выпуск вечерних костюмов и накручивают лишние нолики на счету этой блондинистой стервы. Вельветт не замечает, как сохраняет в галерее очередную фотографию Кармиллы с недавнего показа: всё те же объёмные локоны, вызывающие непреодолимое желание пропустить пару прядок сквозь пальцы, хрупкое телосложение, удивительное для женщины её возраста, и изящные, грациозные черты лица. Такие идеальные. Чертовски идеальные. Фотография в вечернем платье с открытыми плечами отливается пунцовым светом на смуглой коже. К острым ключицам хочется прикоснуться самыми кончиками пальцев, оставляя алые полосы на безукоризненном свечении, тем самым ощутив под собой фарфоровую гладь изнеженной плоти. Усмешка. Хитрая. Кошачья. Губы, накрашенные привычной чёрной помадой, будоражат кровь лучше самого отменного алкоголя. Это опьяняет, подначивая выкинуть новомодный телефон в окно. Она — желание. Вельветт сравнивает себя с обезумевшей фанаткой, которая не упускает возможности первее всех увидеть новое интервью дивы модного дома. Оценить очередной образ, выставленный напоказ всему миру и жадным взглядам назойливых журналистов. Кармилла никогда не ошибалась. Была чопорной, собранной и обворожительной даже во время семейных прогулок с дочерьми. Она напоминала снежную королеву — ведьму, сошедшую со страниц детской сказки. Похитительница сердец и самая завидная бестия среди холостых богачей. Вельветт никогда не хотела быть на месте влюблённых дураков, готовых потерять материальные ценности ради глупой одержимости другим человеком. Чушь и бред. Она предпочтёт скупить целый наркорынок и уделить всю себя собственному бизнесу. Любимое дело никогда не предаст. Не причинит боли. Оно останется с тобой, наплевав на гниль твоих деяний. Проще снять девушку лёгкого поведения, скоротав с ней ночь другую, и забыть о зияющей пустоте в груди. Пропасти, которая разрастается под пучиной гнетущего отрицания. Вельветт ненавидит чужие постели. Терпеть не может запах необузданного тела на простынях. Этот призрачный шлейф давал звонкую пощёчину, вынуждая неловко сбегать из квартир своих одноразовых спутников после пьяного соития. Она заблокирует контакт, избежит расспросов и попыток восстановить нежеланную связь. По возвращении домой, поспешит смыть с себя прикосновения нечестивых рук. Избавиться от сумбурных воспоминаний и отказаться от выхода в социум на ближайшие несколько месяцев. Подушки в пентхаусе Кармиллы носили на себе зыбкий аромат мятного шоколада. Вельветт упивается этим, зарываясь всем телом в капкан беспорядочных простыней и одеял. Её нагое тело растворяется сквозь богоподобное очертание безудержных фантазий. Послевкусие белоснежной кожи и чужой помады напоминают блаженный сон — нечто заветное, греховное и священное. Поцелуи, взгляды и сбитое дыхание хочется навсегда запечатлеть на собственном теле, в голове, в мыслях. Остатки смазанной чёрной помады виднеются вдоль худощавых плеч, искусанной шеи и на запястьях. Их не хочется смывать. Они пульсируют на коже, отливаясь девственным золотом вдоль смутного сознания. Девушка молчаливо листает свою страничку в социальных сетях. Кажется, ещё несколько часов назад она и мисс Кармайн неплохо проводили вечер на модном мероприятии, куда змеями сползались все верхушки данной индустрии. Вино, виски и излишне пафосные разговоры нашли свой конец на очертании мятных губ. Вельветт не смеет сбрасывать ответственность всех своих деяний на влияние выпитого алкоголя. Она протрезвела при ощущении прохладных нежных пальцев на своей талии. Её сознание — ясное, как закатный день, принимало каждое собственное желание. Кожа Кармиллы нежна. Напоминая первые падающие снежинки в морозное зимнее утро, а её касания возродили тошнотворное ощущение переполнености в груди. Весь мир, все доводы и былые смятения перестали существовать. Реальность закружилась в небрежном танце — мягком и ласковом, без излишней похоти. Эту женщину хотелось целовать до синяков на чувственных плечах. Искусать каждый сантиметр блаженного тела. Оставить свои метки. Присвоить. Вельветт не сбегает. Аромат чужого тела полностью заменил собой кислород, оставаясь в воспоминаниях влажными следами дьявольских губ. Шум воды, разносившийся из соседней комнаты, постепенно стихает. Тишина кажется такой оглушительной после сумбурных разговоров, шёпота и сладостного мычания в стиснутых устах. Сонливый взгляд отлипает от мерцающего во мраке телефона, сопровождая выплывающую из-за угла фигуру. Влажные жемчужные локоны струятся водопадом вдоль плеч и спины, прилипая к разрумяненной коже, на место чёрной помады пришёлся естественный, светло-розовый оттенок губ, а хищные глаза напоминали заходящие лучи солнца. Истома придавала грациозным движениям кошачью неспешность и страсть, скрытую под обликом неприкосновенности. Кармилла тихо напевала себе под нос понятный лишь ей мотив, осторожно промакивая кончики прядей полотенцем. Аромат сладкой свежести наполняет лёгкие до основания — каждый уголок этой комнаты пропитан старшей Кармайн: журнальные вырезки с показов, искусный интерьер и настенные фотографии всей знаменитой семейки. Всё до мелочи было разложено по своим местам. В обители женщины нет места ошибкам. Вельветт кривит губы в усмешке. Этот воспламеняющий кровь вечер — одна большая ошибка. Греховный пепел, который осядет на их сердцах, сжимая изнутри своим сумасбродством и раскаянием. Девушка не знала, что будет дальше. Не смела строить иллюзий на радужное будущее, предпочитая жить суровыми взглядами на вещи. Так легче отпускать людей. Проще существовать в мире, где любовь и истинные чувства давно канули под натиском карьерных стремлений. Материальные блага заменили человечность. — Не думала записать песню? — Вельветт лениво потягивается на большой постели, не стесняясь своего обнажённого тела и души. Спутанные простыни едва скрывали от взгляда рубинов всё самое сокровенное. А есть ли смысл прятать то, что изучено промерзшими пальцами вдоль и поперёк? Кармилла в лёгком недоумении бросает алеющий взгляд на гостью своего духовного обителя. Замысел Вельветт было сложно понять: искренность в словах девушки слишком часто граничит с острой язвительностью, разбивая в прах любые попытки воспринять чужое предложение за комплимент. Тонкие пальцы медленно завязывают пояс чёрного халата — полупрозрачный шёлк струился водопадом вдоль богоподобного тела. Сквозь накинутого одеяния виднелось очертание выпирающих костей и расцветающие багряные бутоны. От них будет очень тяжело избавиться. Вельветт осторожно принимает сидячие положение, позволяя своим глазам вольными снайперами изучать привлекательную фигуру. Перед ней стояла богиня — ангел или сущий демон, распустивший свои кощунственные чары в отблеске белеющих локонов. — Твои издевательства не заденут меня, — опять этот чародейский голос. Его мелодия вводит в необъяснимый транс, подзывая запечатлеть каждую крупицу рокового вечера на закоулках усталого сознания. Нет. Кармайн не является созданием рая. Она ведьма. Самая греховная, помешанная на воровстве сердец окружающих. Этой женщине нравится чувствовать жадные взгляды на себе, внимать каждому поклоннику и перечитывать влюблённые комментарии фанатов. С каждым открытием сезона моды, её образ расцветает. Загорается ярким пламенем на фоне блеклых пустышек. Вельветт влюблена. Одержима. Её прогнившая душа сдаётся и бунтует в тленности собственного поражения. Она не отдаст эту чертовку. Никому. Никогда. Смуглые руки собственническим движением тянут женщину в сторону постели, желая вновь ощутить поодаль от себя непередаваемое тепло этого тела. Кармилла не противится — она излишне устала для следования рациональным мыслям, чей голос навязчивой пластинкой преследует её весь день. Люди — создания, возросшие из греха, а ошибки — их кровь и плоть. Так зачем избегать своей непосредственной натуры? Ноги, уставшие от целого дня на каблуках, вынуждают женщину упасть в обитель блаженного спокойствия. Халат небрежно сползает с одного плеча под натиском настойчивых рук, позволяя лунному свету ласкать открывшиеся участки кожи. Вельветт не теряет возможности, с несвойственной осторожностью нависает над своей главной конкуренткой модного дома. Горячие пальцы рисует заурядные узоры, соединяя лёгкими движениями скопление многочисленных звёздных веснушек на костлявых плечах. Получится ли пересчитать их всех? — Я абсолютно серьёзна, — чёрная помада на губах Вельветт размазана, отражаясь забавной отметиной вдоль щеки. — У тебя чудесно получается брать высокие ноты, — хищная усмешка становится ещё шире и очевиднее, когда из груди старшей Кармайн невольно вырывается шумный вздох. Женщина прячет горящие рубиновые глаза за собственной рукой, стараясь подавить внезапно накатившее смущение. Робость и покорность были чужды даме её статуса и положения — она гордо ступала по головам своих противников, проламливая их шейные позвонки стальными каблуками. Но под покровом этой облачной ночи, вся былая пафосная самоуверенность растворилась сквозь промерзлые пальцы. Кармилла желает быть собой. Обычной женщиной, чья жизнь вертится вокруг работы и чудесных дочерей. Удушающие стены родного мира сковали позолоченными целями некогда могущественные крылья. Ей не удастся взлететь. Не найти в себе силы бросить пьедестал, отказаться от бесчисленных нулей на счету и богатой жизни. Собственная небезызвестная фамилия сравняла с землёй чувственную и нежную натуру. Эту грань способно лицезреть лишь излюбленное зеркало в ванной, которое встречает свою хозяйку каждый несносный вечер. Оно видело испорченный макияж, заплаканные глаза, моменты, когда покрытый свежим парфюмом воздух сотрясается немыми криками. Боль Кармайн тиха — её не заметить, не вкусить за призмой успешной львицы в прожекторах многочисленных камер. Тяжёлые будни кнутом бьют по позвоночнику, сбивая с лица все сумасбродные маски и невежественные дела. Снимаются дорогостоящие украшения, изысканные костюмы и лживые улыбки. Остаётся обнажённая, израненная душа. Такая хрупкая, нуждающаяся в забвении. И Кармайн нашла его в отражении этого смуглого, лисьего лица. Буйная девчонка, идущая на поводу у своих ребяческие желаний, стала глотком морозного воздуха — вольным ветром, который подхватывает собой всякую печаль и личностные трагедии. Вельветт переводит движение пальцев на контур худощавого запястья, мягко обводя выпирающие косточки кисти. Ей не понять, что творится в светлой голове негласного врага. Чужие бледные щеки наливаются пунцовым цветом — столь быстро и отчётливо. Это девственное смущение отдавалось агонией под бесчувственным сердцем. Чем-то неизвестно родным и обжигающим. Кармилла была синонимом любви. Приоткрыв двери ледяного обителя, женщина непроизвольно впустила в свою жизнь огненное цунами — оно прожигает выстроенные стены неприкосновенности, разрушает устоявшиеся принципы. Вельветт впервые не желает уходить. Ластится к румяной шее потоком ненавязчивых прикосновений — вбирает сладкий запах мяты до опьянения. Этого больше не повторится. Кармайн не позволит снежному королевству растаять в своей душе. Не разрешит себе отпустить контроль и оковы одиночества. Так безопаснее. Полагаться только на свой многолетний опыт, мудрость и желание достичь ещё больших высот. Ночь, переполненная страдальческим безумием, растворится в первых лучах приближающегося рассвета. Зальёт собой просторную комнату стремительным соколом. Все образы и прикосновения запомнятся сказочным сновидением — отраслью истинной фантазии. Такой сладкой и невозможной. Ненависть вернёт на круги своя, и возродит беспробудную войну за внимание публики. Неизменно. Они соперники. Вельветт понимает все. Не станет падать в колени, судорожно моля вкусить этот запретный плод вновь. У них целая ночь впереди, чтобы насытиться на долгие годы. Несколько часов свободы перед тем, как вновь натянуть на свои запятнанные души броню из стального равнодушия.