***
28.04.2003
— Когда ты собираешься рассказать ему об этом? — я подхожу к нему и укладываю руки на его плечи. — Послушай, Пауль, мне кажется, мы зашли достаточно далеко. Все наши знакомые и друзья уже знают о наших отношениях. Так почему ты не хочешь ему о них рассказывать? — Ну ты сравнил конечно! Взрослых людей, которые спокойно всë воспринимают, и ребëнка! — Но он же не маленький мальчик, ему не семь лет. Наоборот, почти в два раза больше. Я думаю, он уже прекрасно осознаëт то, как этот мир устроен. И Пауль тяжело вздыхает, утыкаясь своим носом в моë плечо. Речь идëт о человеке, в характере которого я с лëгкостью улавливал его черты — о Эмиле, его сыне, который ещë не знал о том, что его отец состоит в отношениях с основателем группы Раммштайн. Однако, я не понимал причину волнения Пауля насчëт своего каминг-аута. Всë таки Эмиль, насколько я знаю, довольно понимающий пацан, и вряд ли затаит на кого-то из нас великую обиду. — Я обязательно поговорю с ним. Но не сегодня. И не завтра. Просто… мне нужен подходящий момент. Понимаешь? — цедит он как-то жалобно. — Понимаю. Только не затягивай с этим. Я чувствую, что этот разговор вызывает у Пауля явный дискомфорт, и поэтому укладываю руку на его затылок, медленно поглаживая. Я слышу его мирное дыхание и биение сердца. Он медленно и осторожно кладëт руки на мои плечи, приобнимая меня. Понимаю, что он начинает расслабляться. На мои слова он никак не ответил; лишь продлил ту тишину, которой мы оба наслаждались сейчас. Сначала он прижимался ко мне, а в какой-то момент отлип от моего плеча, и взглянул в глаза. Я сделал ровно то же самое. Сперва всматриваться в карие радужки глаз, отражающие блики яркого света из окна. Почему-то на душе стало очень спокойно. Медлить я не стал; вмиг сократил расстояние между нашими губами, чего ему стоило ожидать. Он вздрогнул, и сперва не хотел отвечать, но в конце концов позволил мне коснуться его языка. Пауль закрыл глаза, разрешая мне хозяйничать в его рту. Не знаю, как долго мы так простояли, но воздуха стало не хватать. Губы разомкнулись, и вот карие глаза снова уцепились за мою душу, жаждя больше инициативы. На лице растекается хитрожопая улыбка, и я дотрагиваюсь пальцами его шеи, уже желая впиться в неё губами. Но я не спешу, а наоборот, подобно хищнику выжидаю подходящий момент. Языком плавно скольжу вдоль своей нижней и верхней губы, уже готовясь к нападению. Как только начинаю чувствовать то, как Пауль слегка притягивает меня к себе за плечи, я сразу же касаюсь губами мягкой кожи. Я целую его; вырисовываю языком влажные круги, обжигая горячим дыханием его шею. Он прижимается ко мне ещë сильнее, когда с поцелуев я перехожу на укусы. Зубы оставляют алые следы на белой коже. С губ Пауля срывается немой стон, и он без слов просит меня не останавливаться. Я понимаю его; позволяю своим рукам хозяйничать под его футболкой, оглаживая талию и спину. Температуры наших тел создают бешеный и болезненный контраст. Когда мои холодные пальцы касаются его тëплой кожи, я обжигаю его, будто огнëм, и наоборот. Эти мазохистические наклонности служат началом для желания сократить расстояние между Паулем и диваном в гостиной, однако, точно так же быстро его обравают звонкие шаги и голос, взявшийся непонятно откуда. — я дома, пап. Пауль не только вздрогнул, но даже приглушенно вскрикнул, увидев в коридоре ошарашенного Эмиля, вопросительно смотрящего в мою сторону. Мы стояли молча около двух минут, пока Пауль пытался как-то объясниться, мямля себе что-то непонятное под нос. Однако, в конце концов Эмиль просто кивнул, выдав что-то из разряда «понятно, прикольно», а после быстрыми шажками удалился в свою комнату. В гостиной повисла абсолютная тишина. Пауль взглянул на меня каким-то сожалеющим взглядом, и по его лицу было сразу понятно, что ему стало стыдно. — Кх-м… я сейчас. — говорит он почти шепотом, пока я взглядом провожаю его из гостиной.***
Я опять потерял ориентир во времени, пока ждал Пауля. Без понятия, сколько минут, или даже часов прошло, но на протяжении всего его отсутствия за стеной я лишь слышал тихие и невнятный разговоры, разобрать которые я был не способен. Теперь спокойную обстановку, заряжëнную волной возбуждения и умиротворения, сменили давящие стены и витающее в воздухе чувство беспокойства. И даже не смотря на то, что за это время я вышел на балкон покурить около трëх раз, успокоиться я не смог. Было ощущение, будто я должен был что-то сделать, но оно исчезало, как только тихие разговоры сменялись редкими смешками. — Да-да… Ну, вобщем, завтра посмотрим. — раздался скрип двери и уже более задорный голос Пауля. Он вышел ко мне в гостиную, и я мигом вскочил с дивана, подойдя к нему. — Ой! А ты здесь ещë? — А что, мне после этого нельзя находиться у тебя дома? — смеюсь я, смотря в растерянное лицо Пауля. — Нет, просто я там задержался немного… — он помялся на месте. — Я думал, ты уже ушëл. — Ну я бы предупредил тебя, если бы уходил, — я вновь укладываю руки на его плечи, аккуратно поглаживая. — о чëм вы там так долго болтали? — Обо всëм. — А конкретнее? — Я же сказал, обо всëм, — твердит Пауль, поднимая на меня свой взгляд. — ну в основном о тебе. — Я надеюсь, всë нормально? — Я не знаю, Рихард, — его голос становится тише. — я хотел с ним поговорить, рассказать ему о наших отношениях, но… но не так же! — Как я понял, тебе пришлось сейчас признаться? — Да. Я вообще не был готов к этому, — обычный голос переходит в шепот. — как и он… Ты представляешь, как для него это резко? Понимаешь? — Понимаю. Но я думаю, он всë прекрасно осознал. Не маленький же. Просто ему нужно немного времени, чтобы это всë обдумать. Пусть один побудет, и всë будет хорошо. — Я на это надеюсь, — выдыхает Пауль прямо мне на ухо. — Ты так переживаешь, будто конец света завтра наступит, — я вновь смеюсь, в попытках поднять его настроение. — Пойми, он же довольно умный парниша. — Ну это ты так считаешь… А я буквально знаю его на протяжении всей его жизни. Знает он. Я тоже об Эмиле много чего знаю. Знаю то, чего Пауль не знает. Например, что он отцовским одеколоном пшикался недавно. Наверное, чтобы внимание девчонок в школе привлечь. Ну а что поделать, если возраст такой? Я в своë время точно таким же был.