Как огонь и вода

Высокий силуэт с ловкостью хищника перепрыгивал с ветки на ветку, периодически оглядываясь назад. В который раз черные глаза обвели темный и абсолютно спокойный лес, выхватывая лишь черный силуэты массивных деревьев с не менее крепкими ветвями, на одной из которых человек и остановился, пристально вглядываясь в темноту. К сожалению, сколько бы сил и времени не было затрачено на тренировки сенсорики — все мимо, он был без преувеличения самым слабым сенсором в семье, хоть и самым сильным. Данная особенность, или, вернее сказать, проклятие мешало и создавало огромное количество неудобств, отчего даже разведка, в которой ему довелось поучаствовать лишь однажды, в раннем детстве, и то в качестве наблюдателя, являлась непосильной задачей. Вздохнув и в который раз убедившись в отсутствии хвоста, Хаширама прололжил путь, плавно подходящий к концу. Далекая земля с быстротой молнии проносилась перед глазами, поэтому часто у неподготовленных шиноби-новичков, только-только вступивших на сложный и тернистый путь овладения непослушной чакрой, кружилась голова и они кубарем летели вниз, встречаясь с твердой и гладкой поверхностью. Вот чуткий слух уловил едва слышное журчание воды, заставляя напряжение и волнение, что удавалось до этого сдерживать, словно раненый зверь, попавший в ловушку, вырываться из груди, круша все на своем пути. Понемногу бескрайние ряды деревьев начинали редеть, образовывая уже до боли знакомую тропу, пока и вовсе не обрывались, открывая внимательному взору круглую широкую поляну. Еще раз остановившись и проверив все вновь, Хаширама, однако, не спешил привычно спрыгивать вниз и направляться к водной глади, обромленной камнями, из которой отростком выходила широкая река, теряясь где-то в чаще лесной. Тяжело сглотнув и помявшись в нерешительности еще с минуту, разгоряченные мышцы наконец разогнулись в последнем прыжке и чакра прилила в ступни, привычно смягчая приземление. Громкое журчание рассекало ночную тишину, а нескончаемый плеск падающей воды же, напротив, тонул в гармонии окружающих звуков, что обычным людям никогда не услышать. Густая трава колыхалась на легком ветерке, щекочущем кожу и подвернутый воротник черной водолазки, издавая приятный, но практически неслышимый шелест. Черные глаза несколько секунд нервно бегали, пока не выхватили в темноте сидящую у ленивой водной глади фигуру, повернутую к нему спиной. В голове тут же поднялся ворох мыслей, смешиваясь в неразборчивую кашу, а сердце предательски сильно застучало, разгоняя кровь по размятым мышцам. — Хаширама, отчего застыл? — из оцепенения вывел приятный, ровный и хорошо слышный голос. Голос, который так и хотелось слушать не переставая, утопать в нем целиком и полностью. — Привет, Мито. — со свойственной Хашираме широкой, слегка глупой улыбкой произнес он, на немного подрагивающих ногах подходя к пропорциональной фигуре впереди. Белое кимоно с редкими красными вставками и золотистыми узорами, у талии стянутое сероватым оби, полы которого раскинулись на вытянутых ногах, смотрящих направо, оголяли бледную нежную кожу. Темно-красные волосы раскинулись по спине, опускаясь чуть ниже лопаток, у конца слегка завиваясь, а черные глаза с приветливостью посмотрели во взволнованные напротив. Изящные тонкие брови нахмурились, проявляя собой легкую морщинку у переносицы. — Что случилось? — с умеренным волнением, не медля ни секунды спросила Мито. Хаширама разочарованно, хотя, скорее, расстроенно вздохнул, выдерживая внимательный оценивающий взгляд. Ну и чего он вообще ожидал? Ему всегда говорили, что прочитать его так же легко, как открытую книгу прямо под носом. А уж если дело касалось одной красноволосой девушки, то сомнений не было никаких — узнает. Хаширама замялся, молниеностно пряча взгляд, как делал будучи ребенком перед разгневанным отцом. Горло пересохло, а дыхание предательски сбилось, затрудняя произношение всех тех немногочисленных слов, над которыми Сенджу уже неоднократно задумывался и клятвенно обещал себе: вот этой ночью точно все расскажу! Нет. Стоило солнцу окрасить небеса в алые тона, как вся решимость испарялась, подобно воде в сильную засуху, и тонула в море нерешительности, сомнений и волнений. Сколько же таких ночей уже прошло? Ровно четырнадцать — он считал. Четырнадцать раз нерешительности стоили бессонных ночей и последующей весь день ненависти к себе, и все лишь для того, чтобы злосчастная цепь вновь замкнулась, заставляя исступленно бежать по кругу, в надежде разорвать надоевший круг. Но решимости не хватало. Всегда упертый и непоколебимый мужчина, который на поле боя безжалостно сражался, защищая своих соклановцев. Мужчина, не проигравший еще ни одного сражения, перед этой властной, неприступной и ледяной женщиной буквально содрогался внутри. И в данном случае от страха. Запретные отношения, жестоко порицаемые отцом и отото, равно, как и двумя не слишком ладящими между собой кланами не пугали, нет, пугала реакция Мито на внезапные слова. Пусть уже прошло четыре года с момента их первой встречи и с тех самых пор они каждую неделю возвращались на эту поляну вновь и вновь, однако за все это время Хаширама, плохо понимающий эмоции окружающих и не собо зацикливающийся на этом, понять, о чем же думает эта женщина, так и не сумел, в то время, как его без труда читали. Черные глаза напротив в очередной раз обогнули его, ожидая ответ на вопрос. Вот уже две недели, как Мито замечала перемены в нем. Резкие, внезапные, координальные и пугающие одновременно. Вечно улыбчивый и без умолку болтающий обо всем подряд, он сидел как статуя, не решаясь встретиться взглядом с ней. Его грудь лихорадочно вздымалась, а к смуглым щекам то и дело приливала кровь, окрашивая их в легкий румянец. Эти изменения Мито видела отчетливо, но понять их природу не могла, хоть и были некоторые догадки, да и в последний месяц, по просьбе Хаширамы они стали встречаться каждую ночь, что тоже наталкивало умную не по годам узумаки на определенные мысли, подтверждения которым пока не было. Хотя ответ уже был. — Мито… Понимаешь. — тихий, заглушаемый плеском воды голос тонул в нерешительности и робости, а слова то и дело путались на языке, сливаясь в неразборчивое бормотание. Немой вопрос в глазах собеседницы, от которого сердце болезненно сжалось, а после с удвоенной силой выплеснуло кровь. И без того хрупкая решимость, стоило только подумать о дальнейшем развитии событий, разбивалась на тысячи осколков, словно хрупкая старая ваза. Столько раз представляя себе в голове, в реальности не решался сказать. Заветные слова, о которых в любом случае можно пожалеть, не срывались с языка, застряв тугим комом в горле, затрудеяющем дыхание. Наконец, сглотнув вязкую слюну, мужчина прокашлялся и набрал в легкие побольше воздуха и все лишь для одного. — Я люблю тебя! — на одном дыхании резко выпалил Хаширама, понимая, что дороги назад теперь нет. Отец всегда говорил: чувства для шиноби — яд. Глупый и наивный же Хаширама тогда не понимал всей сути сказанного, пока не познал на себе все тяготы чувств. Казалось бы, любовь окрыляет, заставляя сердце в безудержной агонии биться, а память прокручивать воспоминания с любимой, но не тогда, когда ты ото всех, даже от самого себя вынужден ее скрывать. Тишина. Даже шум воды ушел на второй план, точно смущаясь разворачивающейся сцене. Минута, две, три… Молчание ответ. Хаширама болезненно сжался от осознания: все, это конец. Теперь он знал, что все было кончено. От былого оптимизма не осталось и следа, а все радостные и нереалистичные мечтания разбились о суровую стену реальности. Теперь ему остается лишь забыть об этом и оборвать все связи с этой красноволосой девушкой, изящные черты лица которой не выходили из головы, да и никогда уже не выйдут. Тоненькие, точно музыкальные, пальчики плавно поднялись по напряженной руке, перебрались на шею, укрытую воротником и остановились на смуглой щеке. Поникшие черные глаза с удивлением распахнулись, с жадностью впившись в теплую и нежную руку. — Я тоже тебя люблю. — выдохнула непривычно смущенная узумаки, кончиком языка облизывая в предвкушении губы. Мужчина в миг оживился и, когда мозг наконец обработал информацию, с неистовой радостью притянул дрогнувшую от такого напора девушку. Все получилось. И это не сон. Слегка глуповатая, широкая и легко понятная улыбка заиграла на его губах, которые медленно и плавно приближались к тоненьким красным губам напротив. — Мито… — блаженно выдохнул ей в губы Хаширама, закрывая глаза в нежном, страстном, самом первом и самом желанном поцелуе. Большая рука зарылась в слегка растрепанные от ветра красные волосы, от которых всегда исходил приятный лавандовый аромат, несравнимый ни с чем. — Хаши… — прерванная поцелуем, неразборчиво и обрывисто прошептала Мито в ответ. Все позади — кричал голос в голове, а сердце победоностно билось, стукаясь о грудную клетку, ставшую внезапно слишком тесной. Конечно, такое никто не одобрит, но Хашираме было все равно. Теперь все равно. Он заставит остальных принять их союз любой ценой. После того, как он станет во главе могущественного клана Сенджу, он официально объявит о свадьбе и возьмет все хлопоты на себя (ну, или спихнет на Тобираму, глаз которого потом еще долго будет дергаться). Но это потом. А пока им следует сохранить тайну, крепко заперев ее в своих сердцах. Из-за туч выглянула серебристая луна, озаряя своими лучами двух влюбленных, чьи чувства оказались сильнее войны.