Как огонь и вода

— Урод! — кто-то крикнул слева. — Смотрите, это же тот самый призрак! — голоса справа активно перекрикивали друг друга. — Лучше не попадайся мне на глаза, чертово отродье! — староста факультета Гриффиндор успел выкрикнуть вслед еще несколько нелестных эпитетов прежде, чем худая и призрачно бледная фигура скрылась за поворотом. Долго еще эхо темных коридоров старого замка доносило до ушей проклятия и оскорбления, на которые, впрочем, ему было наплевать. Быстрым шагом перемещаясь по коридорам, он подобно призраку то появлялся, то исчезал. Для всех его словно бы и не существовало, а вспоминали о нем лишь в одном случае. Если обычные дети просто злые, то дети, обладающие магией, беспощадны… И это несчастному слизеринцу уже далеко не раз, не два и даже не двадцать доводилось испытывать на себе. За невзрачную внешность его сразу же не взлюбили, ведь, как однажды обмолвился на своем уроке профессор Дамблдор: встречают по одежке, а провожают по уму. Но только не в его случае. Высокий, мертветски бледная кожа с вечными ярко выраженными мешками под глазами и длинными, несуразно свисающими с головы черными сальными волосами, худощавый и с толстым уродливым носом, который уже более десятка раз ломали, уродуя еще больше, а в дополнение ко всему еще и слизеринец. На «склизком», как за глаза все говорили, факультете он не сыскал поддержки, хотя, казалось бы, там то ему и самое место. Отличаясь особо обидчивым характером и имея вечную привычку лезть не в свое дело, юного слизеринца еще с первого курса яро возненавидели и при всякой возможности не забывали напоминать об этом: оскорбления, издевательства, вечные побои, о которых он, впрочем, никому не говорил, да и кому? В самом начале у мальчика опускались руки, а в голову предательски лезли мысли оборвать все это. Пойти на свою любимую башню в Хогвартсе и сделать один единственный шаг вниз — все равно никто нигде не ждет. И так бы и произошло, ведь мальчик был уже на грани, твердо решив для себя все. Поздним вечером, уже после отбоя промозглый ветер трепал и без того растрепанные волосы. Тело саднило от обилия новых тяжелых травм, а с пустых черных глаз предательски текли слезы, размывая очертания и без того дальней земли. Тощие руки сжались в кулаки. Стоя на краю, нога сама шагнула в манящую своей безмятежностью пропасть, отделяющую его от долгожданного спокойствия. От того мира, где нет этих проклятых мародеров, вечно задирающих и издевающихся каждый день над ним, где не слышно злорадного смеха над скорчившемся на холодном каменном полу теле, изредка содрогающемся от очередной волны сильной и нестерпимой боли, где нет так ненавистного подонка-отца, что вечно избивает и жестоко наказывает по любому поводу. Там этого нет — Северус знал. Улыбка расползлась по лицу от осознания, что утром его хладный труп в луже собственной крови обнаружат и на этом книга его печальной истории завершится, отправившись пылиться к тысячам таких же. В груди разлилось тепло. Шаг. — Придурок! — звонкий окрик сзади и чья-то рука ухватила в последний момент за плечо, оттаскивая назад. С грохотом упав на спину и застонав от боли в спине, куда буквально недавно сыпался град ударов, Северус поморщился, не сразу открыв глаза. Изображение расплывалось, двоилось и троилось, перемешиваясь с яркими мерцающими звездочками. — Северус, ты как? — обеспокоенный крик разрезал вакуум и он почувствовал, как его голову легонько приподняли, плавно укладывая на колени. Наконец в глазах прояснилось, но боли от этого не убавилось. Хотелось просто заорать, закрыть глаза и никогда больше не открывать их, хотелось бить по каменному полу, окрашивая последний своей кровью. Хотелось. Но вместо этого из глаз предательски покатились слезы. Северус знал — завтра об этом узнают все. Все кончено для него. Горячие слезы обжигали щеки, оставляя за собой соленые полупрозрачные дорожки, забитый нос уже давно не дышал, а губы болезненно искривились. — Ну-ну, тише-тише. — внутри что-то екнуло, пока небольшая рука с нежностью ласкала грязные и растрепанные волосы, даря успокоение. — Северус, пожалуйста, не делай так больше. — умоляюще, но без укора произнесла таинственная незнакомка. В голове маленького мальчика, не знавшего ласки и любви воцарился настоящий хаос из неконтролируемых эмоций. Он привык, что к его голове прикасались лишь с одной целью — оттянуть за волосы, ударив лицом о ближайшую твердую поверхность. Но никогда. Никто и никогда не гладил, да еще и с такой осторожностью, словно боясь причинить боль. Взор заслонили новые слезы, что настоящим потоком хлынули из напуганных и таких уставших глаз. Он боялся, что все это лишь очередная шутка мародеров или еще кого-то. Что сейчас отовсюду с заливистым и презрительным смехом вынырнут силуэты и… Мысли перемешались, затерявшись в пучине темноты. Открыл глаза мальчик лишь под утро, все еще лежа на той же самой башне. Однако удивлению его не было предела, когда обнаружилось, что таинственная незнакомка сидела, облокотившись о край, где буквально вчера стоял слизеринец, готовый сделать заветный шаг. Когда зрение прояснилось и голова перестала болеть, а остаточная пелена сна, все еще ветавшая в сознании рассеялась, черные глаза в неподдельном шоке распахнулись, узнавая черты ее лица. — Лили Эванс?! — вскочил Северус с громким выкриком. Девочка поморщилась и сонно разлепила зеленые глаза, что-то неразборчиво промычав. — Северус, не делай так больше… — тихо, почти что шепотом попросила она, умоляюще взирая на ошалевшего от всего происходящего слизеринца. — Зачем?! — начиная злиться, тут же выкрикнул он, отчего собеседница испуганно дернулась, но с места не сдвинулась. Зеленые глаза стыдливо и слегка испуганно спрятались от нависшего чернотой взгляда спереди. — Говори, это опять ваши шутки, да?! — злость сменилась гневом и страхом, а голос предательски задрожал. — Опять эти чертовы мародеры, да?! — Нет! — внезапно оборвала Лили и с невесть откуда взявшейся уверенностью глянула на оцепеневшего от такого Северуса. — Я просто захотела помочь тебе, я — девочка замялась, чувствуя, как предательски алеют щеки, выдавая ее с головой, — не хочу, чтобы ты умирал! Звонкая тишина зазвенела в ушах у обоих. Гнетущая и давящая атмосфера опустилась на башню, омываемую в лучах восходящего солнца. Девочка с вызовом смотрела на застывшего с раскрытым ртом мальчика, ставшего, казалось, еще бледнее, чем до этого. — Лучше бы ты меня не спасала. — непривычно холодно отрезал мальчик, с трудом поднимаясь. В больших зеленых глазах напротив заблестели слезинки, а девочка резко подскочила, толкнув только-только поднявшегося слизеринца обратно на пол. — Идиот! — так и убежала Лили, оставив растерянного от такого Северуса сидеть на холодном полу, щурясь от теплых лучей восходящего солнца. После этого случая, навсегда отпечатавшегося в памяти слизеринца, у последнего появилось желание жить. Мальчик и сам не понимал причину, но в груди разливалось ранее незнакомое теплое чувство от воспоминаний того дня. Такого рода чувства не были знакомы мальчику, за всю жизнь познавшему только ненависть, боль, страх и страдания, но понравились практически сразу. Несмотря на многочисленные опасения по поводу произошедшего, никто так и не узнал о случившемся, что разожгло слабый огонек доверия в детском сердце. С того момента и началась дружба, настоящая и очень крепкая. Лили, в меру своих возможностей, успокаивала мародеров, то и дело издевавшихся над Северусом. Те, хоть и с явным недовольством, уступали симпатичной рыжеволосой красавице своего факультета, тщетно пытаясь понять, что же привлеко такую красавицу в этом отвратительном отродье. А что же до самого него? Ему было все равно на мародеров, других слизеринцев, да и в целом всех учеников Хогвартса, кроме одной с огненно-рыжими волосами и большими выразительными зелеными глазами. Время шло. Вот незаметно минуло четыре года. К своим пятнадцати годам Северус, казалось, стал еще невзрачнее, чем до этого. Чего нельзя сказать о ней: высокая, с вечно распущенными, вьющимися рыжим пламенем волосами, выразительными и добрыми зелеными глазами, тоненьким носиком и приятными чертами лица, фигура которой год от года становилась все лучше и лучше. Теперь Лили в шутку называли первой красавицей факультета Гриффондор. Ей завидовали менее привлекательные девушки, а парни хвостиком ходили следом, сраженные неземной красотой. Общительная, всегда опрятно и стильно одетая, открытая и жизнерадостная девушка, проходя по коридору привлекала к себе все окрестные взгляды. Но была в и без того идеальной Лили еще одна черта — ее острый ум с легкостью давал фору всем остальным. Внутри Северуса разгоралась неконтролируемым пламенем обжигающая ревность и злость, стоило черным глазам увидеть, как с красавицей Лили флиртовал очередной парень. В такие моменты ему хотелось с криком броситься на него и бить. Бить до потери сознания. Бить, пока смазливое личико не превратится в кровавую кашу, а с котяшек не начнет капать липкая субстанция, окрашивая пол в алый. Хотелось прокричать всем, что она его и только его. И плевать на все последствия. Ведь она была первой и единственной, что с добротой, заботой и искренним беспокойством относилась к нему. Всегда помогала и утешала в трудные моменты, разделяя при этом все яркие и веселые. Когда же это началось? Ответа Северус дать не мог, да и не хотел, ведь факт остается фактом. Он влюбился. Сильно и бесповоротно. Сердце при одном лишь упоминании о ней заходилось в бешенном ритме, сбивая дыхание и заставляя ладони рук потеть от переизбытка чувств. Но вот смелости не хватало признаться. Поэтому тяжкий груз чувств он нес в одиночку, не позволяя никому другому уловить даже намек на него. И вот однажды, в привычном одиночестве петляя по коридорам, он внезапно услышал голос, знакомый голос и остановился в нерешительности. — Да? — это высокое мелодичное звучание ни с чем не спутаешь. Северус бесшумно подошел к повороту, откуда доносился голос и слегка выглянул из-за него. В тот же миг глаза распахнулись, а зубы сжались до противного скрежета. Рядом с его Лили стояло это отродье. Джеймс Поттер — известнейший игрок в Квиддич, популярный, выходец из влиятельного рода и чертовски красивый. Девушки так и вешались на него, но ему, казалось, все было мало. И не просто так ведь. В его сердце было место лишь для одной… — Лили, я люблю тебя! — в свойственной себе властной и слегка грубоватой манере выпалил Джеймс, в то же мгновение прильнув к раскрывшимся от удивления губам напротив. Лили не сопротивлялась. Обхватив руками мускулистую шею и придвинувшись чуть ближе, она охотно ответила на внезапный, но такой страстный поцелуй. Зеленые глаза, в которых без труда угадывалось «я тоже тебя люблю», блаженно закрылись. Внутри Северуса все словно перевернулось. И в один миг трепещущее сердце в груди налилось беспощадной яростью. Чувство предательства явственно отразилось внутри. Костяшки побелели, сминая под собой старинную книгу из библиотеки, а губа, закушенная до крови, отозвалась эхом боли, которое, впрочем, не могло заглушить ту бурю эмоций, царившую внутри. Лили. Прекрасная, добрая и милая Лили, самая первая и впоследствии единственная любовь Северуса прямо на его глазах целовалась с другим. Но не просто с другим, а с треклятым врагом, который совсем не давал Северусу прохода, день ото дня придумывая все новые и более изощренные шутки. Но он терпел. Он терпел лишь благодаря своей тайной любви. На душе противно заскребло чувство всепоглощающей ненависти и захлестнувшей его ревности. Лили, его дорогая и родная Лили целуется с этим моральным уродом! В груди болезненно кольнуло, а в глазах стало все расплываться, заслоняя собой здравый смысл и сознание в целом. Ноги сами понесли тело вперед. В голове словно туманом все заволокло. Подбежав к не обратившей на него внимания парочке, Северус размахнулся и с громким стуком со всей силы ударил выскочку Джеймса по голове. — М! Какого мерлина?! — болезненно согнувшись и схватившись рукой за голову, растрепанные коричневые волосы на которой слиплись от крови, ошарашено воскликнул он. Лили в ужасе дернулась, переведя перепуганный и не менее ошарашенный взгляд на бледное лицо, исказившееся от ярости. — Я люблю тебя, Лили! — книга полетела в сторону, а сам же Северус повалил ослабевшего Джеймса на пол, размахнувшись для первого в своей жизни удара. — Так почему, почему ты выбрала его?! Что ты в нем такого нашла? Что? — не унимался Северус, исступленно и монотонно нанося с несвойственной столь худому юноше удары. Гнев пылал в сердце, где буквально минутой ранее теплилась нежная любовь. — О, мерлин! Прекрати! — Лили взвизгнула и закричала, бросаясь разнимать драку. На крики сбежались гриффиндорцы и профессора, опешившие от увиденного: Лили отчаянно пытается оттащить сидящего на истекающем кровью Джеймсе Снейпа, пока последний с яростью наносит удар за ударом. Любимые очки Джеймса сломанные валялись на полу, а их стекла были заляпаны кровью. Гриффиндорец тщетно брыкался, защищаясь и попутно отплевываясь кровью, что-то невнятно крича. По щекам Лили текли слезы, а голос то и дело срывался на крик в жалобной мольбе: Северус, остановись! С того случая минуло много лет. Несмотря на то, что Джеймс был тем еще хулиганом, но его род был слишком известен, потому Северусу от наказания уйти не удалось. Его отстранили на неделю от занятий, заставив весь последующий месяц мыть кабинет зельеварения после всех учеников. Лили, до глубины души пораженная таким поступком, оборвала все связи с Северусом, назвав того ненормальным. Травля не просто продолжилась, но и многократно усилилась, в том числе и от мародеров. Разумеется, заступаться за и без того чудаковатого парня никто и не подумал. Судьба некогда амбициозного слизеринца, питавшего страсть с зельеварению покатилась по наклонной, доведя до служения отъявленному психопату Волдеморту. Получив предсказание, Волдеморт пришел в ярость и приказал найти ребенка, от руки которого ему суждено пасть. Взор пал снала лишь на одного, но потом Северус подкинул Волдеморту идею о Поттерах, у которых как раз родился ребенок, Гарри Джеймс Поттер. Осознав, что натворил, он кинулся к Дамблдору с просьбой защитить свою до сих пор любимую Лили, взамен расплатившись своей свободой. Лили не спасли. Северус долго, сидя на полу в кромешной тьме и хаосе, плакал, прижимая к груди хладный труп. Минули еще года, пролетевшие как миг. В серой рутинной реальности Северус проводил день ото дня. Вот и пришло время, Гарри Поттер пошел в Хогвартс. Он так похож на нее. И в то же время на него. И он же является причиной, по которой Лили умерла. Ненависть разгорелась внутри, хоть сжигать там уже и было нечего. Однажды, стоя в кабинете профессора Дамблдора, ныне директора Хогвартса, он, призвав патронус, произнес с теплотой и твердостью в голосе лишь одно слово, наблюдая за исчезнувшем во тьме ночной ярком голубовато-белом свечении. — Всегда.