***
Нет, ноги Аластор не переломал, как бы Хаск его ни ненавидел. Даже не споткнулся ни разу. Спокойно поддается дверь в личный номер, внутри все также, как всегда – он просто по привычке окидывает помещение взглядом на предмет постороннего присутствия. Но нет, все до банального просто – в одной части номера обеденный стол, неизвестно зачем, но сразу два стула, в другой аккуратно заправленное спальное место, а у дальней стены закрытая дверь в радиорубку. На ней, точно рождественское украшение, висит венок, один из многих, сплетенных когда-то Ниффти из веточек и тараканов, павших смертью храбрых. Довольно забавная вещь, которую Аластор хранит просто ради интереса. Бутылка и стакан располагаются на тумбочке, сам же радио демон опускается на кровать. Легко достается пробка, золотисто-коричневая жидкость с тихим плеском наполняет половину бокала. Прямо как в тот вечер.. Можно ли назвать его злополучным? Аластор не знает, как не знает уже ничего. Мысли предстают таким странным клубком, что даже не знаешь, с какого конца подступиться – кажется, этих самых концов миллиарды, и каждый заканчивается на середине невозможным переплетением. Однако радио демон знает, какая самая важная часть его убеждений сломалась этой ночью. Отношение к сексу. Он не старался разбираться в теме ориентаций, сколько бы слухов этого рода ни касалось его самого. Просто не слишком понимал, ведь в его время такие понятия не получали широкой огласки, хотя, возможно, уже зарождались. Он считал, что просто не нашел то, что может действительно заставить испытывать желание, что у него это самое желание весьма скромное.. А вот теперь совершил какой-то действительно идиотский поступок. Да, не он виноват, что по чистой случайности в его бокале оказались наркотические вещества, но, будь он чуть внимательнее, смог бы это предотвратить. При одном воспоминании о всем, что было дальше, каждое место прикосновения к телу словно полыхает языками адского огня, который никак не заставит догореть окончательно. Это называют довольно просто и коротко – стыд. Стыд даже не за то, что он совершил. Стыд за то, что он не был активно против ни в одном из этапов этого самого свершения. Сам ведь причастен, дав старт своим игривым согласием. И даже сейчас, дал бы ему кто-нибудь возможность вернуться в прошлое, не стал бы ничего менять. От этого осознания копится неприязнь к себе, потому что оправдания нет. Оправдание, даже очень шаткое, даже простое словосочетание "ради веселья", но было у всего – и у убийств, и у каннибализма, и у всех его темных дел. Но что сказать самому себе, если понимаешь, что действия, которые ты всю жизнь считал мерзкими и противными, сейчас отозвались в сердце чем-то кроме желания вырезать их из пространства и времени? Просто желанием если не повторить все полностью, то хотя бы некоторые моменты, понять, что же в этом было такого особенного. Может быть, дело в чувстве потери контроля? Это особенное, редкое явление, но оно обычно должно лишь беспокоить и напрягать. Возможно, в пробе чего-то нового? Это всегда развлекало, всегда было чем-то желанным. Но разве в таком плане хоть когда-нибудь возникал малейший интерес, от утоления которого пришла бы радость? Тоже нет. Как бы радио демон ни бегал от осознаний, как бы ни искал отмазки, одна четкая мысль всегда достигнет его. Дело в партнере. Кто такой для него Вокс? Заклятый враг, хотя.. По какому поводу у них эта вражда? Аластор в деталях не помнит те времена, которые оба демона старались стереть из памяти. В самом начале они были на одной стороне. Вместе получили монополию на управление всеми средствами массовой информации в Аду, были вроде как равны, относились к друг другу тепло. Радио демону было интересно смотреть, как под его крылом наверх карабкается амбициозный и интересный новичок. Но в один момент он изменился. Променял старый, привычный мир на свои новые, раздражающие и бестолковые технологии, так и мелькающие перед глазами. Сменил свою старую голову, создающую ощущение пушистого статического электричества при случайных касаниях, на бездушную плоскую плазму, стал убеждать, что надо двигаться дальше, что жизнь не стоит на месте и нельзя оставаться в прошлом. Предложил присоединиться к кучке его новых партнеров – таких же идиотов нового поколения. Аластор отказался довольно прямолинейно, попытавшись разойтись без особых потерь.. И с тех пор регулярно ощущает на себе чужой взгляд сквозь камеры, получает настойчивые весточки из всех возможных источников, ввязывается в противостояния прямых эфиров. Вокс все время лезет на рожон. Радио демон и не хотел бы враждовать, если бы это не было забавным развлечением. Вот до чего дошло "забавное развлечение". Вот к чему привели частые стычки, в которых узнаешь не только содержимое тела противника, но и за язвительными перебрасываниями фразами последние новости. До этого все довело ужасное стечение обстоятельств. Наложились ситуация в баре и привычка видеть Вокса рядом. Да, именно привычка. Он настолько часто видел теледемона, что перестал контролировать дистанцию между ними. И вот, подпустил близко. Слишком близко.. На добровольной основе. Но, сколько бы мысли ни шли, откуда взялась эта самая добровольная основа? Ведь теперь ему все так же в глубине души страшно от мысли, что он просто ослабил свою защиту, остался уязвимым. Что сейчас эту брешь почувствуют и воспользуются, скинут с шаткой после семилетнего отсутствия вершины пьедестала. Это опасно, очень. Разве нельзя как обычно заткнуть куда подальше ненужные эмоции, перекрыть свет и воздух.. Росткам чувств. Сколько ни бегай, определение назойливо стучится в голову. Что такое чувства? Аластор не разбирается в этом от слова совсем, но знает, что такие привязанности, когда готов открыть свои слабости, когда привык к нахождению какого-то существа рядом, называют "любовь". А в чем заключается эта любовь и можно ли подогнать происходящее под нее? Он не знает, любил ли вообще когда-нибудь, и умеет ли это делать. У него не было даже всем известной подростковой влюбленности – пока в венах сверстников играли гормоны, он учился и думал о более серьезных вещах, нежели возможность лишиться невинности. Человек, к которому он был привязан и сохраняет эту привязанность до сих пор – его мать, наверняка попавшая на небеса. Добрейшая женщина, которую он безмерно уважает. И пусть черты ее лица со временем стираются в памяти, он помнит одно: именно она научила его улыбаться. Хорошо что не знает, в каких ужасных ситуациях сын использует эту улыбку и насколько тяжким бременем она порой ложится на его плечи. Но это действительно была так называемая "привязанность". Детская, наивная и крепкая, но в ранние годы ты просто привыкаешь, не представляешь, что может быть по-другому. Была ли это любовь? Радио демон не имеет собственного представления о таких вещах, решив однажды, что это ему не пригодится. Жаль, что судьба решила по-другому. Так, что же в случае с Воксом? Он привязан к нему? Своеобразно, но скорее да. Он его уважает? Нет, но определенный процент вежливого отношения к нему, как к противнику, имеется. Он готов рядом с ним казаться слабее? На публике – нет. Наедине тоже не очень готов, но уже это сделал. Он хочет быть с ним рядом? Аластор не знает, но что-то подсказывает, что иначе он бы не сидел тут, раздумывая, не впустил бы теледемона в свою жизнь вовсе. Зачтено больше пунктов, чем могло бы быть. Значит, приписать определение сомнительной любви можно. Но как, если не знаешь, в чем она проявляется, если не видел опыта других, всегда сбегая от мест с подобной атмосферой? Как он однажды скопировал идеологию матери на тему улыбки, что располагает людей к себе, так он всегда что-то перенимает у окружающих, выстраивая в более удобные для себя вещи. И именно сейчас, в этом Отеле, собрались самые разные грешники с противоположными взглядами на жизнь. Их убеждения могли бы стать интересным опытом, вопрос только в том, как их узнать. Единственный способ заставить говорить их всех без подозрений – подключить к делу Шарлотту. Но для этого нужен благовидный предлог.. Такой пришел в голову быстро.***
Да, Аластор не планировал выходить из комнаты так рано. Но жизнь всегда распоряжается иначе, и вот он уже стоит у двери спальни девушек. Он четко знает, что внутри кто-то есть – просто чувствует. Вот три вежливых, четких удара костяшками красных когтей, как он всегда делает. Из-за двери раздаются шаги и приглушенный голос Шарлотты. – Да-да, уже иду. Тихо проворачивается замок, и на пороге открывшейся двери предстает сама обладательница голоса. Она явно тоже не собирается сегодня никуда идти, поэтому сняла свой пиджак, оставшись лишь в рубашке. Нигде рядом не видно Вегги, скорее всего куда-нибудь ушла. Так, без сопровождения и полноценного костюма, девушка выглядит как-то неофициально, по-домашнему. Аластору проще начать разговор на тему, которая обычно ему не свойственна. Пока на него вопрошающие смотрят, он собирается с мыслями, произнося заранее составленную фразу. – У меня есть идея о том, что может помочь с твоими мероприятиями по искуплению. Чарли смогла в ответ произнести что-то, похожее на интерпретацию вопросительного знака. Однако она явно заинтересована, интонация прослеживается удивленная и какая-то даже радостная. Аластор же продолжает. — Знаешь ведь такое чувство, как любовь? В Аду ее воспринимают синонимом похоти, а там, наверху, это высокая и светлая эмоция. Как насчет спросить у наших постояльцев, что значит любовь для них? Я бы с удовольствием послушал. Возможно, ты поймешь, в какую сторону надо работать. По мере его слов лицо принцессы выражало все больше энтузиазма, и она понимающе кивала. Видимо, у нее отсутствует дар конструктивной или какой-либо еще критики, ей даже не интересно, с чего бы Аластор придумал такую затею. Она просто рада, что даже радио демон принимает участие в создании новых мероприятий, помогая ей именно тогда, когда идеи исчерпались. – Это прекрасная задумка, Аластор! Ты тоже поучаствуешь? Чарли не оставляет попыток и Аластора втянуть в свои "тренинги по очищению души", теперь ухватившись за то, что надвигающаяся тема общей беседы ему интересна. – Посмотрим. Возможно, понаблюдаю. Радио демон знает, что точно придет, ведь затеял это все ради личной пользы. Но сразу однозначного ответа давать не собирается. – Не мог бы ты тогда сказать остальным, чтобы вечером никуда не расходились? Чарли явно не хочется никуда идти. Да, девушка иногда устает, и демон это понимает, решив не отказываться от своих обязанностей помощника. – Конечно, моя дорогая. Слыша в спину благодарность, Аластор спускается на первый этаж. Большая часть постояльцев там, и, донеся до них благую весть, что вечером будет твориться маленькое очищение их грязной кармы, радио демон отправился искать остальных по личным комнатам. В конце концов, ему нужно было заняться чем-то до вечера – не хотелось опять идти и погружаться в раздумья, не раздобыв новых фактов. Так что, закончив с первоочередным поручением, он весьма кстати вспомнил о неисправности с вывеской. Давно хотел побывать на крыше Отеля, да как-то руки не доходили. Сейчас же, быстро исправив все неполадки, он остался сидеть на краю черепичного покрытия, осматривая город. На востоке была отчетливо заметна высокая башня Ви. Там идут съемки, наверняка туда-сюда мечется по кабинетам Вокс, пытаясь хвататься за все и сразу. Должно быть, в его отсталом электронном мозгу нет ни одной мысли об Аласторе. И только радио демон думает о произошедшем как о чем-то серьезном.. Поднимаясь на ноги, он решает все-таки возвращаться в здание, а то так и до соблазна прыгнуть вниз додумать недалеко. И он даже не знает, что именно сейчас Вокс находится в серьезных раздумьях и даже готов в скором времени обсуждать возможности прервать отношения с Валентино ради своего нового партнера, хоть не получил еще ни одного намека на возможность какого-то развития.***
Вот и наступил вечер. Чуть позднее шести часов, на улице лишь намеки на сумерки, но это время оказалось наиболее удобным. Кто охотно, кто не очень, на добровольной основе или принудительно, но абсолютно все собрались в общей гостиной. Той самой, где еще в обед стоял вопрос о цвете штор. Собрание, как и всегда, открывает Чарли, поднявшись с дивана и начиная очередную попытку нести свет в заблудшие души. Какую по счету? Наверное, число перевалило уже за сотню. – Ребят, мне подсказал очень хорошую идею наш дорогой Аластор, что сегодня даже посидит с нами. Синхронно четыре пары бровей взметнулись вверх. Аластор? Кому-то показалось интересным, что же он такого мог придумать, другие получили желание как обычно уйти подальше или потянуться за ангельским копьем, потому что не иначе как небеса скоро рухнут вниз или круги Ада поменяются местами. Все, что связано с радио демоном, не может обернуться простой беседой. – Как вы знаете, одним из шагов на пути к искуплению является очищение своих чувств и понимание себя. Конечно, об этом никто не знал и даже не думал, но все усердно делают вид, что естественно в курсе абсолютно всех пунктов на пути к возможному вознесению. – Одно из самых светлых чувств – любовь. Поэтому я хотела бы выслушать ваше мнение на тему, как вы понимаете это слово. Не встретив активного одобрения, но и не получив ни одного грешника, свалившего из зала – даже Хаск остался в углу дивана с точно бесконечной бутылкой в руках – Шарлотта решила идти дальше. – Пожалуй, я начну. Для меня любовь – это когда очень-очень сильно привязываешься к человеку. Так, что не хочешь никуда отпускать, желаешь проводить с ним больше времени, делиться всеми событиями или чувствами. И когда вы оба счастливы вместе. В мыслях многие, не только Аластор, пропустили идею, что из всех них принцесса Ада ближе всего к искуплению со своими представлениями об утопичном мире инфантильного сознания с начинкой из розовых сопелек, блесточек и единорогов. Иронично, что это и есть самое старшее и влиятельное создание из собравшихся. Только Вегги как всегда одобряла любые слова своей девушки, да и сэр Пентиус чуть не пустил слезу от такой трогательной речи. – Кто продолжит? Чарли вопросительно окидывает собравшихся взглядом, ожидая хотя бы одного демона, что станет добровольцем. К счастью, такой находится – подает голос тот самый Пентиус, больше всех проникающийся большинством задумок принцессы. – Любовь – это что-то яркое, с-странное. Когда ты можешь бояться подойти к человеку, но тебе достаточно и просто наблюдать за тем, как она счастлива.. Понимая, что допустил ошибку, перейдя на род какого-то явно определенного объекта симпатии, наполовину змей сконфузился, и, пробормотав что-то вроде "ну вы поняли", решил не продолжать. Аластор ловит себя на мысли, что, если все и дальше пойдет в таком духе, ему тут делать нечего. А вот Энджел не сдержал смешок, наблюдая за тем, как все пытаются строить из себя таких высоких ценителей. Для себя он давно уяснил смысл человеческой любви, и скрывать свое мнение не собирается. – Энджел, хочешь продолжить? Чарли пытается быть строгой, но у нее это выходит плохо. Скорее как самый обычный выбор следующего случайного кандидата на откровения. – Могу, но говорить-то особо нечего. Любви нет, все хотят друг друга трахнуть, просто иногда неумело прикрывая это чем-то. Ну еще бы, такого, как я, грех не хотеть- Поймав неодобрительные взгляды половины собравшихся, Даст решает на этот раз прекратить. В разговор опять вступает Чарли, понимая, что надо внести ясность в мысли Энджела, пока не соответствующие идеалам этого места. – Ты просто не нашел нужного человека. Все еще впереди. Пока принцесса пытается убедить порноактера в реальности возвышенных чувств (какой абсурд), Аластор пытается рассмотреть и его точку зрения. Что-то больно кольнуло внутри, говоря о том, что и им могли воспользоваться. Может, Вокс просто хотел того чувства превосходства, которое радио демон самолично ему отдал? Он ведь действительно мог не испытывать совершенно ничего. Для него физический контакт – вещь далеко не особенная.. Аластор отгоняет эти мысли, пытаясь дальше вслушиваться в ход беседы. – Да ладно-ладно, понял. Пусть вон лучше Вегги поговорит, а то сидит, молчит и меня взглядом сверлит. Девушка моментально отводит взгляд, хоть у нее и в мыслях не было следить за Энджелом – кто ж виноват, что у нее есть привычка смотреть в случайную точку пространства, а паукообразное является слишком ярким пятном? – Сам к себе внимание привлекаешь, а потом жалуешься. Любовь – это когда ты хочешь защитить человека больше всего на свете. Когда желаешь, чтобы рядом с тобой он был в безопасности, и знал, что ты всегда его поддержишь. Единственный глаз бывшего ангела непроизвольно направляется на Чарли – конечно, на кого же еще ей смотреть, говоря о чувствах. В ответ она получает ободряющую улыбку от блондинки. – Ну и сопливую мелодраму вы тут развели, аж противно. Засоситесь еще. Атмосферу всеобщих откровений разрушает привычное ворчание Хаска, делающего глоток алкоголя. Он бы рад смыться за свою барную стойку или еще дальше, если бы не Аластор, весьма доходчиво намекнувший, что, раз он сам сегодня снизошел до таких мероприятий, то и бармену лучше отложить свое пренебрежение. – Хочешь высказать свое мнение, котик? Энджел вступает с ним в очередной разговор с налетом флирта. Жаль он так и не усвоил того, что Хаск ненавидит, когда его приравнивают к кошачьим даже в обращениях. Он бы с радостью послал Даста куда подальше, но понимает, что уже не отвертится, ведь с легкой подачи порноактера на него переключилось все внимание. – Любовь – она как алкоголизм. Дерьмовая привычка, дарящая маленький отдых от реальности. Со временем понимаешь, что пора вылезать из этой ямы, а все, ты слишком привык. Очень не рекомендую. На правах старшего (ментально), Хаск начинает продвигать свою философию демона, поставившего на себе крест. Такое явно не ценят тут. Хотя Аластор понимает, что чем-то эти мысли ему могут быть близки. – Да ну, звучишь так, как будто тебе кто-то сердце разбил. Не расскажешь о своих похождениях? Энджел все никак не отстанет. Кажется, мнение Хаска ему интереснее всего. Наверное, просто по причине того, что оно отличается от общих ярких и радужных представлений. – Интересного ничего нет. У меня были женщины, не одна и не две, но чувства – то, что в большинстве случаев только мешает. Ох, Хаск сейчас явно начнет рассуждать на философские темы. Алкоголь давно не опьяняет его, но вот на такие задушевные беседы настрой дает. У Энджела на языке так и вертится ответ по типу "да ты просто с парнями не пробовал". К счастью, их обоих прерывает Ниффти. Никто и не заметил, откуда та появилась, но она быстро вскарабкалась на высокую спинку кресла, где сидел Аластор, моментально вникнув в смысл разговора. – Теперь я, теперь я! Любовь – это плохие мальчики. Маленькая горничная как всегда в своем репертуаре. Ее ответ ожидаем, но мнение выслушивать надо у всех. После по комнате раздается ее смех, а уже через секунду большой глаз оказывается прикован к таракану в дальнем углу помещения. Ниффти сразу спрыгивает со своего своеобразного "пьедестала", забыв об обсуждении, и бежит следом за несчастным насекомым. – Таак, ладненько.. – Задумчиво протягивает Чарли, явно потеряв ход своих мыслей после неожиданного вмешательства – У нас остался только Аластор. Что скажешь? Всеобщие взгляды переходят на радио демона. Всем интересно, что же он ответит сейчас. Сам Аластор выходит из мыслей лишь после упоминания своего имени – он думал о том, насколько субъективно понятие "любовь" и как мало полезного он, по большому счету, смог узнать. – К счастью, я таким бредом не страдаю. Как и всегда шутливый ответ, от него больше нельзя ничего ожидать. Радио демон растекается тенью, покидая гостиную, и все разочаровано выдыхают, кто-то в мыслях, кто-то вслух. – Чарли, а я правильно понял, что это он подал тебе идею? По своей привычке, первым через полминуты молчание нарушает Энджел, озвучивая в разной степени озадачивший всех вопрос. – Да, ты прав. Шарлотта немного оживляется, находя повод для разговора, ведь после такого ожидаемого, но все же разочаровывающего поворота забыла, что у нее было дальше по плану. – А не знаешь, с чего бы в его светлой головушке такие мысли? – Мне и самой теперь интересно. Суммарно вечерняя беседа подарила Аластору немного самого разного рода бесполезной информации, а всем остальным жителям Отеля – большие такие подозрения, что в делах радио демона опять что-то не чисто. Все, кому дорога жизнь, не захотят спрашивать напрямую, так что выходом является всеобщее построение полушутливых догадок.***
Аластор вернулся в свою комнату. За окном, по привычке завешенном шторами, начинало темнеть, и свет, до этого просачивающийся в помещение в скудных количествах, стал исчезать вовсе. Но демона это не беспокоит – он прекрасно видит очертания силуэтов и так, а темноты не боится лет с трех, когда понял, что она – друг тех, кто не хочет быть на виду. Что же он понял? Представление о любви – вещь индивидуальная, свободно формирующаяся из собственного опыта. Но, опять же, этого самого опыта у него недостает. Он послушал много разных мнений. Девушки и Пентиус сразу отбрасываются – его начинает мутить от настолько идеализированных мыслей. Такого не бывает нигде, даже в области чувств. Радио демон не знает точно, но чувствует это. Что сказал Хаск? "Как дерьмовая привычка, из которой выкарабкаться будет невозможно". Можно сказать, это зависимость, но от человека. Где-то Аластор такое слышал. Зависимость, точно наркотик, который дает сладкую иллюзию и тяжелые последствия. Все это дерьмо с наркотика началось, а теперь само должно превратиться в него? А готов ли сам Аластор получить настолько серьезную вредную привычку? Может быть.. От мыслей, которые все больше путались, начинало клонить в сон. Еще бы, прошлая ночь давала о себе знать, хоть усталость и отступила на время дневной активности, когда было просто не до нее. Радио демон и сам не заметил, как его голова склонилась на грудь – удобное полусидячее положение на кровати позволяло мозгу не беспокоиться за стабильное состояние остального тела. Аластор был готов вновь провалиться в приевшуюся за сотню лет дрему без сновидений, но что-то пошло не так.***
Он чувствовал на запястьях потрескивание неоновых электрических дуг. Знал, что не сможет пошевелиться, но все равно пытался заставить тело повиноваться разуму. Глаза старались высмотреть в окружающей обстановке хоть что-то, но это была лишь сплошная чернота, слишком непроницаемая, чтобы быть реальной. Вдруг сознание четко улавливает чье-то присутствие. Уши панически прижимаются к голове, хочется стать меньше, испариться из этого странного места. Собственная беспомощность, появившаяся по неизвестной причине, сейчас вгоняет в дрожь. Из-за спины раздается знакомый голос. – Вы только посмотрите, кто у нас тут. Великий радио демон не такой уж великий. Слова раздаются в пустоте жутковатым эхом, и в них отчетливо слышится усмешка. Довольная, унижающая собеседника, насмехающаяся над ним. Говорящий медленно обходит чужое тело, он знает, что ему некуда торопиться. Вот перед взглядом уже предстает знакомый силуэт. Экран, заменяющий лицо, рассеивает мрак эфемерного помещения. Теперь смотреть на него сверху вниз не интересно. Это страшно, особенно когда не понимаешь, что происходит. Не можешь ничего сказать или сделать. – Маленькое глупое существо доверилось другому демону, позволило воспользоваться собой. Какая ошибка. Слова все льются из чужих динамиков, каждый раз точно проворачивая нож в ране. Заставляют кипеть в крови коктейль адреналина и ярости. Да кем он себя возомнил? И вдруг Аластор с ужасом осознает, что не чувствует даже присутствия собственной тени рядом, которая могла бы помочь. Здешняя темнота поглощает все. Он остался совершенно беззащитен, настолько тет-а-тет с врагом, как не был никогда. Не сможет сбить чужую спесь. И собеседник явно знает это. – Ты жалок. Чужой ботинок опускается на грудь, заставляет воздух выйти из легких и препятствует ему набраться заново. Слова, сказанные очень давно, повторяются, теперь поменяв демонов местами. – Давайте же устроим шоу из того, как великий Аластор падет с вершины своей надменности! Голос Вокса вдруг становится таким, какой порой слышится по телевидению – бездушным, но при этом выразительным, заставляющим демонов соглашаться с любой точкой зрения и внимать всякому дерьму. Как у хорошего оратора, знающего, что народ требует хлеба и зрелищ. А народ понимает, что получит все сполна. Темнота вдруг рассеивается в один миг тысячами лучей прожекторов. Все они освещают огромную сцену, на которой и находятся демоны, сотни объективов снимают происходящее со всех ракурсов, а вокруг, подобно древнеримскому театру, насколько хватает глаз, уходят вверх скамьи, заполненные зрителями. – Я вас не слышу! Устроим из этого представление?! Аластор ведь так любит старомодные вещи вроде радио и театра! Голос все так же разносится всюду, проникает прямо в мозг. Трибуны отзываются оглушительным ревом одобрения, шумом еще больше дезориентируя. Все только и ждут, когда Аластора позорно сгонят с пьедестала почета. Что, черт возьми, происходит? Вдруг, параллельно с этой мыслью, к телу моментально возвращается способность двигаться, а голосовые связки чувствуют возможность издавать звуки. И Аластор пользуется этим. Он не желает, чтобы это все продолжалось. Его крик теряется в.. Пустой комнате. Глаза широко распахиваются, нервно бегая по сторонам, ища что-то чужеродное в очертании предметов, пальцы сжимаются, пытаясь найти опору в постельном белье. Это был сон. Чертов сон спустя почти век. Кошмар, заставляющий все тело мелко дрожать, а дыхание прерываться. Неужели сознание было настолько жестоко, что послало ему воплощение всех тревожных мыслей? А вдруг это был знак? Что если эти тревожные мысли окажутся правдой? Аластор уже не может остановиться от накручивания себя, пока сердце еще бьется в бешеном ритме после пережитого в видении. Опять, который раз повторяются в голове слова: "А что, если тобой воспользовались?". Неужели Вокс сможет выставить его посмешищем перед всем Адом, жалким зрелищем? Ведь ни отношения, ни чувства в его шоу-бизнесе не являются чем-то значимым. Они всегда лишь ход, пиарящий тебя и привлекающий внимание общественности. Но.. Неужели теледемон и вправду может оказаться таким подонком? Ведь он не из тех, кто станет долго тянуть, продумывать планы длиной в пару месяцев. Не в этом случае. Он бы сразу после завершения ушел, насмехаясь и вслух представляя картины того, как в красках опишет все произошедшее. Или Аластор опять впадает из крайности в крайность, то поддаваясь паранойе, то идеализируя? Это слишком тяжело. В горле ощущается сухость, и радио демон тянется к тумбочке. Да, виски уже далеко не прохладный, и алкоголь – не то, что стоило бы пить, но хочется. Хочется хотя бы немного почувствовать опьянение, оставив в голове только то, что не напрягает. В пустой желудок со знакомым ощущением отправляется несколько глотков золотисто-коричневой жидкости. Прямо из горлышка, плевать. Но, пожалуй этого хватит, Аластор в совершенно любой ситуации не позволяет себе выпить слишком много, даже сейчас. Даже когда отчаянно нуждается в том, что может отогнать тревоги. Радио демон поворачивается на бок, понимая, что даже не снял свой пиджак. Хотя, это не имеет особой значимости, подниматься с кровати хочется меньше всего. Есть только желание свернуться калачиком и опять закрыть глаза. Такого никогда не было, Аластор знает, что это что-то не то, но разве хоть что-то последнее время было нормальным? Нет, даже в его извращенное понятие приемлемости события не вписывались. Не смотря на все еще находящийся в крови адреналин, выбросившийся после предыдущего короткого сна, спустя полчаса мозг вновь погружается в беспокойную дрему.***
В этот раз радио демон четко осознает нереальность происходящего, но это уже не жуткие лабиринты страхов подсознания. Он пока не понял, что конкретно происходит, но по тому, как вокруг светло, а на душе спокойно, осознает, что, если все вдруг не окрасится кровью, это не станет кошмаром. Радио демон начинает обрабатывать информацию об окружающей действительности, и сразу понимает, что его положение схоже с тем, что было сегодня ранним утром. Его голова покоится на чьем-то плече. Поднимая взгляд, он примерно догадывается, кто это может быть. Да, знакомый угол экрана, голубая кожа. Все тот же Вокс, недавно бывший главным героем совершенно ужасного сна. – Проснулся? Голос звучит уже совсем по-другому, мягко, не заставляя беспокоиться. Рука осторожно тянется вверх, и, прямо как недавно, начинает перебирать шерсть на ушах. Это нравится обоим, и Аластор понимает, что очень хотел ощутить эти касания еще раз. – Ты не оставишь меня? Радио демон говорит то, что не смог бы спросить наяву. Самый волнующий вопрос, ответ на который одновременно и хочется получить, и страшно услышать. – С чего бы? Я ведь тоже тебе доверился, хотя поначалу думал, что это все похоже на одну дерьмовую шутку. Мне нет смысла оставлять тебя сейчас, когда есть шанс сделать все даже лучше, чем раньше. Конечно, Вокс сейчас является плодом воображения, и понятно, почему он точно читает его мысли, давая нужные ответы. Но Аластор знает, что его подсознание не имело бы желания ставить себя на место теледемона и говорить как он, даже если б от этого зависела жизнь. Может, все это и вправду какие-то знаки? В конце концов, сны в чистом виде для него – вещь давно забытая. – То есть.. Аластор не знает, что конкретно должно последовать за этим. Он хочет и задать новые вопросы, все крутящиеся в голове, и переспросить по поводу всего, услышать еще раз. – Да. Все будет хорошо. Не знаю, поверишь ли ты мне на слово, но я обещаю. Кажется, это именно то, что нужно. Радио демон не желает отвечать что-либо, просто окончательно доверяется ощущению чужого тела рядом, вновь прикрывает глаза. Но его вырывает из спокойствия все тот же голос. – Подожди. Тебе надо вернуться. Он не понимает, чего от него хотят, но это и не нужно – чувство чьего-то присутствия становится нематериальным, тело точно подхватывают волны, унося за грань светлого пространства. Вновь чувствуется простынь кровати, слегка затекшая рука. Аластор хочет открыть глаза, но вдруг понимает, что чувство чьих-то прикосновений возобновилось. Он ощущает, что матрас кровати немного продавлен за его спиной, точно там сидит кто-то не слишком тяжелый, замечает мягкие поглаживания по волосам, как будто женской рукой. Постороннее присутствие почему-то не вызывает страха или желания моментально дать отпор кому бы то ни было. Лишь щемящую сердце ностальгию. Так к нему в детстве ночами приходила мать. Только она могла сесть и ничего не делать, не будить, не издавать звуков. Любой другой на Земле или в Аду уже воспользовался бы чужой беспомощностью с какой-нибудь целью. Но этого не может быть. Это ведь бред сонного разума. Она физически не может быть здесь.. Все прерывается звуками, что не спутать ни с чем, сколько бы веков ни прошло, сколько бы грязи ни налипло на душу. Тихий напев колыбельной, которую из всех людей знала только одна женщина, сама ее и сочинившая для Аластора. Как будто все опять происходит в Америке начала двадцатого века, точно он все так же ребенок со своей детской привязанностью. Хочется подняться, распахнуть глаза, и, даже если это какая-то странная галлюцинация, увидеть еще раз родное лицо, вспомнить каждую морщинку, родинку на левой щеке, лучи тепла из зеленых глаз.. – Не открывай глаза, Аластор. Этот голос.. Нет, такого не может быть. Этого не бывает. Его мать давно пожинает плоды своей счастливой праведной жизни. Она точно не тут, в этой грязи, разрухе, определенно не может почтить своим присутствием сына, что не оправдал ожиданий. –Тебе не стоит переживать. Все будет хорошо. Неужели она появилась здесь, то ли галлюцинацией, то ли невозможной реальностью, чтобы сказать то же, что твердило подсознание во сне? Радио демон готов теперь поверить во все, в любой счастливый итог. Он ощущает, как над ним наклоняется чей-то силуэт, на лбу, прямо там, где порой проступает красный крест, остается невесомый мягкий поцелуй. После вспышка света, проявившаяся сквозь веки.. Аластор открывает глаза, и понимает, что этот свет был наверняка отголоском света с улицы, начинающего осторожно проникать в щель между шторами, теперь неплотно прилегающими друг к другу. Сейчас должно быть около пяти часов. Но.. Он сейчас видел двойной сон, сон во сне, или к нему правда кто-то приходил? Нет, ну не бывает же у демонов личных ангелов хранителей, в самом деле бред. Это наверняка было видение, посланное разумом в противовес самому первому. И какому верить? Еще несколько дней назад Аластор доверился бы изначальному, решив готовиться к наихудшему, но не сейчас. Вероятно, он заразился оптимизмом от здешних обитателей. Скорее всего, когда-нибудь он поплатится за беспечность, но не сейчас. Розовые сопли так розовые сопли, что поделать. Сознание уже полностью сбросило с себя флер сна, точно ничего и не было, начиная опять встраиваться в рациональность. Вокс в реальности – не Вокс в мыслях, не стоит путать. Он не знает ни о каких терзаниях, ни об одном принятом решении, и его как-то нужно уведомить. А... О чем? Аластор не знает, но хочет одного: назначить встречу с целью обсудить все с глазу на глаз. Не на ближайшие дни, потому что надо как минимум успокоиться и прийти в норму. Желательно сделать это не в устной форме – радио демон впервые сталкивается с проблемой понимания, что словами все не выскажет, уйдя в размышления и попытки оправданий неизвестно чего. Он вспоминает, что в основной радиовышке все также висит чужой цилиндр, забытый прошлым утром. Это можно как-то использовать, например в качестве предлога для встречи.. Мысли обретают удивительную ясность, в то же время подавая странные идеи, и Аластор понимает: можно написать письмо и спрятать под подкладкой так, чтобы было не сразу заметно, ведь чтения в своем присутствии демон не желает. Но для начала надо определиться с тем, что же будет в самом послании, ведь, как говорится, нет смысла делить шкуру неубитого медведя. В Отеле тишина, все еще спят, и, поддаваясь этой атмосфере, Аластор тихо поднимается, стараясь не скрипеть половицами, подходит к окну, раздвигает шторы. Ему нужен свет. Дальше вновь возвращение к тумбочке, в одном из ящиков которой у него всегда есть письменные принадлежности и стопка бумаги. Следующим действием оверлорд направляется к столу, за которым может и пообедать, и составить записку.. врагу? Опускаясь на стул, Аластор смотрит в желтоватый лист. Он совершенно не знает, что писать. Так он сам не заметил, как просидел минут семь, пока в коридоре не раздались какие-то звуки. Оказывается, не спала еще одна обитательница Отеля. По полу простучали маленькие ботиночки, раздался звук воткнутого в древесину ножа и тихое падение на пол чего-то хитинового. А ведь этот таракан просто хотел жить.. Однако демон понимает, что, если сейчас не начнет писать, то не сделает этого еще долго, ведь нечасто Ниффти своей беготней может вывести из ступора. Первая проба пера была совершенно провальной, любовь радио демона к перьевым ручкам сыграла с ним злую шутку в виде кляксы. Решив продолжить писать там же и в случае успеха просто обрезать испорченную часть листа, Аластор понял, что это даже по почерку больше похоже на черновик. Отложив бумагу, он взял следующую. В этот раз было лучше, но, лишь дойдя до второй стороны листа, демон понял, что сорвался на пространные объяснения. Это все потом, при встрече. Сейчас надо коротко и как можно больше по делу. Он поставил себе лимит в пять предложений, сформулировал мысль, и вот, на третьем листе все получилось. «Если правда так хочешь поговорить, жду ровно через две недели в Отеле. Не придешь – выбор твой. До новых встреч, мой друг» С чего бы Аластор так уверен в том, что Вокс захочет поговорить? Выводя подпись готическим шрифтом, как любил делать при должном количестве имеющего времени, он понял, что не знает и писал это по наитию, надеясь не разочароваться в своей осведомленности об особенностях желаний и мышления давнего противника. Но это уже не столь важно. Для начала занявшись утренними процедурами и завтраком, Аластор удостоверился, что срочных дел в Отеле у него пока нет, благополучно прогулялся до своей радиовышки, забрал чужой головной убор, удостоверился в надежности крепления письма хорошей булавкой и уже к обеду материализовался из тени в кабинете Вокса. Так и для радио демона начался собственноручно установленный отсчет длинною в две недели. Четырнадцать дней. Триста тридцать шесть часов.Время пошло.