LOVE ОтМетки 2

      Я не могу сказать своё имя.       Тони со стоном сполз по стене, зарывшись руками в волосы. Чëрт. Чëрт. Чëрт!       Патовая ситуация.       Потому что если бы он сказал своё имя — всё сразу закончилось.       Эгоистично? Быть может. Да. Но он лишь хотел иметь рядом друга — друга, которому может рассказать всë. Свои страхи. Свои желания. (Ну, может за исключением того, что хочется быть… Ближе. Не в извращëнном смысле и не в возвышенно-духовном, а просто — без брони. Чтобы можно было дотронуться.)       И тут возвращаемся к главному: Стив ненавидит Тони Старка.       Так что его друг — Железный Человек — никак не может представиться. Железный Человек никак не может оказаться Торговцем Смертью.       Имя бы изменило всë.       Поначалу Тони лавировал между схожими вопросами просто с потрясающей ловкостью — между тем он знает, что маленький Стив сам готовил себе и своей маме, пока она при смерти лежала, прикованная к кровати.       Стив подставлял к плите низенький табурет.       Стив знает, что Аймен — Железный Человек — так часто оставался один на праздники, что гораздо проще было считать те дни, когда на них рядом с ним был кто-то ещё из семейства. Количество праздников, когда дорогой папа мог почтить своим присутствием, умещалось на пальцах.       Тони знает, какой суровой и грузной была воспитательница в том детском доме, в который попал Стив. Знает, сколько человек было в компании задир с соседней улицы, что требовали деньги за проход.       Стив знает, как тяжело дышать, распахнув посреди ночи глаза, и дëргаться, потому что темно, кругом вода, сыро, сыро, б о л ь н о.       Тони знает, что Стиву не нравятся ананасы в пицце. Стив знает, что Аймен обожает донаты с джемом.       Стив ещё при объединении в команду спросил пару раз. Подкупить пытался тем, что не скажет больше никому. А Тони…       Тони не хотел терять единственный шанс познакомиться с кем-то заново. Просто… Побыть другим человеком.       Играть кого-то хорошего.       Стив понял, что ответа никогда не получит. Согласился с этим, придумал прозвище. …довольно милое, на самом деле. А затем… Затем Тони понял, что он не притворяется.       Что настоящий он — Железный Человек. Настоящий — когда маска на лице. Настоящий — без идеальных улыбок на камеру, заготовленного набора эмоций, заранее придуманных шуток. Без вечных легенд о том, где же Тони Старк пропадает, пока Мстители подрывают армию Дума. О том, сколько девушек прошло через его постель за ночь, за неделю, за последние шесть лет… (Ни одной.)       (И об этом знает Стив. Знает, что его пытали, что он повреждëн, что людей, которые просто видели его таким, сосчитать можно на пальцах одной руки и части из них нет в живых.)       Ну, Стив знает это о Железном Человеке. Он знает то, что не знает никто другой.       Для Железного Человека, очевидно, у него тоже было много личной и даже тайной информации — что-то, что никогда не попадало в учебники, мемуары, кинохронику.       Что-то, что он рассказал только Тони.       Тони был уверен, что это важно — дыхание сбивалось от осознания того, что ему доверяют настолько, что считают… другом. И, да, ладно, особенным. Кем-то чрезвычайно важным.       Тони тонул в нëм.       Тони восхищался, и поражался, и благодарил богов за эту встречу, когда забывал, что он, вообще-то, атеист. (Стив знал, что он атеист. Он знал, что Стив действительно верит.)       Тони… любил?       Боже, он так любил их посиделки на крыше, их разговоры обо всём, что придёт только в голову, совместные (не слишком законные) просмотры фильмов под открытым небом, сопровождавшиеся часто дисскусиями о класике и старом кино.       Любил просто слушать его голос. Видеть его улыбку. Наблюдать, как теплеет взгляд голубых глаз. Тони мысленно прихорашивался, когда взгляд был обращён к нему и когда у самого Тони было… желание чувствовать себя лучше и лучшим.       Рядом со Стивом вообще было довольно просто почувствовать себя лучше.       Тони с силой тянет волосы, утыкаясь лицом в колени и стискивая зубы до ноющей боли в челюсти.       Он всегда представлял, каково это — если Стив положит руку ему на плечо в дружеском жесте? Да, он делал так, делал постоянно — только между ними всё равно оставался слой металла и ничто не приближало к тому, чтобы просто узнать.       Почувствовать.       Уткнуться носом ему в шею, сползая набок, сдвигаясь и опираясь на него, чтобы просто поспать, так как рядом с ним не снятся кошмары. Стив должен быть теплее, чем любой человек. И…       Тони не так уж много прикасается к людям.       Пока он в броне — он может иметь всë лучшее, что есть на свете. Пока он в броне, у него есть Стив.       И в то же время, несмотря на то, что слой металла лишь дюйм или два, Стив бесконечно от него далеко. А Тони хотелось быть ближе.       Давно пора бы было смириться, что он никогда не получает того, что желает больше всего.       Тони представляет руку на плече. Представляет, как его мягко поднимают за локти, прижимают к груди, сцепив ладони на спине, как несут какой-то успокаивающий бред.       Стив так делал. Для Аймена. Когда Железный Человек влетал к нему посреди ночи, дрожащим голосом неспособный связать и пары слов.       Никогда не делал и не сделает это для Тони.       Тони и сам не знает, где провëл эту грань между Тони и Айменом, если уверен, что Железный Человек в бóльшей степени он, чем Старк.       Наверное, потому что Железного Человека героем считают.       Только вот Стив знал, насколько ужасен Аймен на самом деле — Тони рассказывал ему всë, чëрт возьми, — но верил вроде бы только в лучшее. Говорил об искуплении, о героизме, о внутренней силе.       Говорил, что гордится им.       Тони всегда боялся, что это не будет распространяться на другую его часть — он сам собой не гордится, не нужно ему, чтобы ещё и единственный человек…       Стива можно было назвать центром его личной жизни, ха.       Стив… Стив всегда был готов встретиться с ним, готов его выслушать, поделиться чем-то взамен, готов был даже просто помолчать за компанию.       Что ж. Видимо, ему это надоело. Это поначалу тянулся к нему, потому что и Железный Человек окружал его таким вниманием, что… Что даже задуматься о причинах этого страшно хоть на миг.       Конечно же стоило ожидать, что у Стива появятся друзья. Друзья, которые определëнно окажутся лучше. Друзья, с которыми можно выпить сходить, заняться чем-то другим (в чëм броня абсолютно неуместна), у которых нет самых странных секретов, чëрт возьми… Потому что кто скрывает своë имя?       Железный Человек как-то неожиданно перестал вписываться в переформировавшееся понятие «друг».       Тони чаще запирал себя в мастерской, настраивая протоколы так, чтобы Джарвис не давал ему влезть в броню или просто выйти через дверь. (Этот вечер он занят. Его нет в Башне. Уилсон позвал на бейсбол.)       Тони с какой-то ненормальной частотой старался выдумывать шутки — заранее, отрепетированно, по шаблону, — чтобы всё ещё…       Всë ещё… оставаться…       Его пугало то, что у Стива стали появляться локальные шутки с кем-то ещё.       Тони эгоист. Тони не должен так ревновать. Стив не принадлежит ему, чëрт возьми. Он не должен чувствовать холод просто от мысли, что Стив разговаривает с кем-то ещё. У каждого ведь может быть больше одного друга, не так ли?       Не так ли?       Но только это была не ревность. Это был страх.       Страх той же силы, такой же леденящий и не поддающийся рациональному анализу ужас, какой возникает при мысли о том, что Стив узнает кто он. Что он Старк.       Если так подумать, то глупо было так долго не понимать причину. Достаточно было просто подумать. Соотнести.       Он не ревновал, не проявлял собственнические замашки. Это не то было. Он лишь боялся потерять Стива. Насовсем. Боялся не иметь возможности занимать хоть сколько-то его личного времени, занимать часть его мыслей, он…       Боялся одиночества.       А потому всё чаще и чаще оставался один, боясь навязываться, показаться странным, случайно ускорить то, что… Потерять его ещё раньше.       Так что это произошло тогда. Когда Тони и так уже понял, что скоро наступит конец. Скоро в любом случае наступит конец.       Стив действительно замечал, как пошатнулась их дружба. Стив действительно хотел укрепить эти незримые опоры, хотел что-то сохранить… Хотел узнать его имя.       Потому что со временем он понял, что чертовски странно не знать настолько базовой единицы информации. Не знать, как выглядит в лицо твой лучший — хотя уже не так — друг.       Потому что со временем до Стива дошло, что это действительно стрёмно. Твой друг не доверяет тебе, твой друг не честен с тобой, а что он может скрывать ещё…       Потому что со временем социальная жизнь Стива расширялась. Он не был больше для людей лишь фигурой с плаката. Ему незачем было искать собеседника настолько близко, искать и держаться кого-то столь же сильно странного. Вся эта чехарда с тайными личностями, всë становилось невыносимым видимо.       Ну конечно. Железного Человека не позвать в бар, не позвать на игру, просто в толпе с ним тоже не затеряешься.       Очевидное решение. Железный Человек должен откинуть тайну личности. Это же такая уступка, такая мелочь. Если какая-то «часть брони» на деле часть его самого, то с этим — ладно — ничего не поделаешь. Но для того, чтобы быть уверенным в нём — в том, с кем эти годы плечом к плечу бились за мир, — Стив должен знать.       Стив должен знать его чëртово имя.       Видите?       Патовая ситуация.       Тони стоял тогда на крыше и долго молчал. Обдумывал. С одной стороны, он понимал. Сложно кому-то доверять так, но только это же не про них. Они всë друг для друга!       Или нет?       Было ли на самом деле этого достаточно? Раньше? Или же Тони всегда был ужасным человеком, которому нельзя верить и доверять, а Стив просто этого не успел понять. Не имел образцы для сравнительного анализа.       Ну, Тони ненавидит себя полжизни. Так что, вероятно, это и было правдой. Он лишь докажет, что нет веры Железному Человеку, если откажется назвать имя.       Он сделает лишь хуже, если его назовёт.       За годы Стив не стал относиться к Старку лучше. За годы Тони укрепил маску ублюдка, делая две свои личности как можно более непохожими, потому что одна лишь мысль, что кто-то узнает эту правду… ужасала.       За годы Тони потерял свой шанс хоть сколько-то понравиться под настоящим именем.       Он потерял всё. А раз больше терять было нечего…       Тони резко запрокидывает голову, ударяясь затылком об стену, затем ещё раз, ещё…       Впиваясь до боли пальцами в собственные колени и глотая злые слëзы выдавливает:       — Ненавижу…       «Я люблю тебя!»       Это были его последние отчаянные слова. Он ни на что и не надеялся, но всë равно смотрел на застывшую широкую спину… С замиранием что ли? Стив обернулся.       Почему-то до этого Тони не замечал, что голубые глаза с теплотой на него больше не смотрят.       — Ненавижу, — повторяет он громче, вновь сгибаясь вперёд и раскачиваясь.       Лучше бы Стив не обернулся.       — Это было только имя! — и ещё один удар об стену.       С этих губ, которые раньше складывались в такую красивую улыбку, слетело холодное: «Я даже тебя не знаю».       А потом Стив ушëл. Просто. Словно они никем не были друг другу.       Тони вскакивает и несëтся к тумбе.       Из глубины души вырывается полный боли крик: — Я ненавижу тебя!       Тумба опрокидывается и с треском ударяется об пол. По боковой поверхности идёт трещина, открывая взгляду обычную фанеру.       Стив ушëл, словно этих лет не было.       Стив знал о нём всё кроме имени и решил, что человек, который буквально прикрывал в бою его спину, не достоин доверия.       Что и другом-то и не был, судя по всему.       Никогда не был просто чëртовым приятелем, не говоря уже и о большем — ведь верно?       Тони переворачивает в палате всё, что непривинчено. А после просто сидит в углу, уперевшись взглядом в пол.       С губ слетает неслышный шëпот.       — Ненавижу… Но всё ещё, блять, люблю.