***
Было ли больно? Тони беззвучно скорбел сначала, ощущая в груди необъяснимую пустоту. Было жалко чужую жизнь. Но… Мысли все словно бы онемели. Не чувствовалось больше ничего. Окружающие же сочувственно на него смотрели и жалели. Жалели его. Не девушку, которая умерла слишком рано, так и не успев толком пожить. Не девушку, судьба с которой так несправедливо поступила. А его. Его, почему-то. Осознание накрыло внезапно дней через десять — он никогда не встретит соулмейта. Никогда не будет вот этого тошнотворно романтического. Когда две половинки судьбой сведëные и всё такое. У него даже нет выбора, верить ему в такую любовь или нет. У него нет и не будет трепещущего ожидания в сердце, не будет этого вечного вопроса в голове — встретит или нет? Итак… Тони пошёл на очередной виток депрессии. Эгоистично злился, что он не виноват же, почему его всего этого лишили? Но, по правде говоря, если бы он сразу же понял и всё остальное, что несёт за собой подобное знание, то он сломался бы прямо тогда.***
— А ты веришь в любовь? — Эмили хлопала глазами, посылая на него снизу вверх доверчивый взгляд. Тони усмехнулся и сдвинул свою ладонь на чужом плече. С мальчишеской улыбкой уточнил: — А что ты считаешь любовью? — Ну-у-у… — закатывает глаза девушка. Они у неё красивые — изумрудные. — Это когда так всё нежно и розово, когда сплошная романтика, когда сердце бьётся сильнее при взгляде на него, жизнь там прожить хотите вместе — в общем, то, что чувствуешь, встретив соулмейта. Тони улыбается ровно до последнего слова. — Ждёшь своего соулмейта? — скрипяще и как-то сухо спрашивает он. Эмили неопределённо ведёт плечами, смотря куда-то в сторону. Взгляд её скользит вниз, потом поднимается к его руке и, как Тони с замиранием сердца понимает, приковывается к его повязке. Девушка поджимает губы. — Я не твой соулмейт, — приподнимает уголок рта парень и незаметно сглатывает. Может, он и выглядит сейчас вполне уверенным, но отчётливо чувствует, как потеют его ладони. Что-то… Что-то происходит. — Но ты даже не видел мою метку! — возмущëнно произносит Эмили и уже тянется к собственной метке — видимо действительно верит и надеется, что их судьба свела, одарив одинаковыми знаками. — Я видел своего соулмейта! — перебивает её Тони, всё ещё улыбаясь. В груди же громко грохочет. В голове как пластинка вертится: «когда нежно и розово… сплошная романтика… сердце бьётся сильнее… жизнь прожить хотите вместе». Она же… Не спросила просто так? Не так ли? Ух ты, он ей нравится? Эмили же смотрела теперь гневно: — В… Видел?! Тогда почему… Господи, какой же ты дурак! — девушка ударила его в плечо, убирая от себя его руку. — Ты знаешь её?! И так несерьёзно к ней отнёсся?! — С-стой, погоди… — растерянно отзывается Тони, поднимаясь вслед за ней с дивана. Но только Эмили уже у двери. — Я думала… Ты добрый! — вскрикнула она дрожаще и звонко. — Но как ты мог так несерьёзно отнестись к своей половинке? — на изумрудных глазах навернулись слëзы. — Как я тогда могу быть уверена, что со мной ты серьëзен… Тони тупо уставился на захлопнувшуюся дверь. Слова Эмили всё прокручивались в голове. Он, конечно, порыскал неделю по кампусу, пытаясь с ней пересечься, но она словно мистическим образом всегда знала, где и в какой момент он появиться. Потом Тони перестал искать встречи. До выпуска они так друг друга и не увидели. «Что ж, — сделал он мысленную пометку, — в следующий раз начинаем разговор с того, что наш соулмейт мёртв».***
Оби настоятельно рекомендовал ему не влезать в какие-либо скандалы и не оказываться на первых полосах газет, если только это не связано с компанией. Нет, скорее даже требовал этого. Чтобы Тони не засветился где-то с голой задницей — молодость являлась синонимом придурью — и такими же голыми проститутками. Ну мало ли. Тони ни в чëм возражать не стал. Решил, что так Оби пытается подать ему отцовские наставления. Почти за каждым его шагом готов следить, как наседка. Тони пожимает плечами и лишь думает, где бы отыскать кого-то для длительных отношений и как это вообще делается. Он романтик. Он понял, что в мире отношения не соулов не особо ценятся людьми. Что ответственным шагом считается лишь создание той парочки, что сразу небесами благословилась с рождения. Удручает. И усложняет ему немного жизнь. Какое гадство! Проституток он и не ищет. А встречается с вполне приятным парнем. По его мнению, свидание проходит достаточно хорошо. Тони думает, приглашает ли он его на второе. И следующее. Правда, все подобные мысли разбивает Рик. — Ну, мишура вся пройдена — поедем к тебе, полагаю? — Что? — глухо отзывается Тони, чувствуя, как внутри него всё напрягается. Ему не нравится интонация. Рик лениво взмахивает рукой, устремляя взгляд куда-то позади него, и размеренно поясняет: — Ну, трахаться. Это можно делать и без этой показухи. Тебе ведь это надо. Тони смотрит на свои бёдра, сжимая пальцами выглаженную ткань брюк — сидит чинно и неподвижно, закусив щëку. После некоторого молчания с вызовом спрашивает: — Это было похоже на то, что я от тебя хочу? — Ну, — парень напротив него постукивает пальцем по столешнице, — дело ведь в том, что ты можешь получить, а не что ты хочешь? Твои слова — у тебя нет соулмейта. Всякие отношения, — чужие губы на этом слове исказились в презрительной усмешке, — это не для тебя. Злость. Первая чётко сформировавшаяся эмоция. Тони откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу, смотря на Рика с прищуром и вздёрнутым подбородком. Когда он заговорил, голос звучал саркастично и был пропитан арктическим холодом: — О, так ты смеешь думать, что можешь знать, что мне нужно? Рик с вполне правдоподобной растерянностью моргнул. А чëрт его знает — может он действительно такой вывод и сделал. — А разве… Я не прав? — Может и прав, — сделав вид, что задумался, солгал Тони, потерев пока ещё непривычную бороду. Может он действительно прав. Может это то, что окружающие ожидают от тех, кто лишился предназначенной судьбой пары. Может, все действительно уверены, что большего, чем просто секс, такой человек и не ищет. Ведь если ты знаешь, что твоего соулмейта нет — если знаешь, что он точно мёртв, — значит, ты его встретил. А если ты его встретил… То его больше никто никогда не заменит. Каждому же не объяснишь, что Тони её не знал. Что Тони просто видел издалека тело в мешке, отвозимое к машине — просто чьë-то тело, кого фотографию ему покажут днём позже. Каждому же не объяснишь, что Тони хочет всяких чувств. «когда нежно и розово… сплошная романтика…» Хищная усмешка искажает его губы — Тони склоняется вперëд, нависая над столом, и не сводит с Рика острого немигающего взгляда, ужасно медленно склоняя при этом голову набок и чеканя с расстановкой: — Но таким тоном разговаривать со мной просто не смей. В груди что-то клокочет, сворачивается противно мокрое, требует жалобно вскочить и бежать-бежать… Тони не отводит взгляда, не мигает, не дёргает ни единым мускулом — абсолютно окаменевшее выражение. Мысленно же он молится: «Давай, давай, отведи взгляд». И Рик отводит. Смотрит куда-то под стол испуганно вдыхая. Тони медленно отступает — перетекает обратно в ровное положение одним плавным движением и уже со спокойным выражением лица легко произносит, вынимая портмоне: — Ты разочаровал. Больше не интересно. Купюры небрежно летят на стол, оплачивая их ужин и прибавляя официантам внушительное количество чаевых — Тони их даже не считает, лишь знает, что это гораздо больше, чем нужно. Сдëргивая со спинки стула пиджак он бросает издевательское: — Найди себе кого попроще, кто поведётся на твою глупую мордашку, — и быстро идёт к выходу из ресторана. Он заставляет себя концентрироваться на каждом шаге, на каждом движении ног, потому что кажется, что они подводят — подкашиваются. Всего Тони потряхивает и, стоит выйти на улицу, адреналин резко спадает, он с расстроенным звуком втягивает в себя воздух и прячет подрагивающие пальцы в карманы. Ещë одна заметка. В принципе не стоит рассказывать про своего соулмейта кому-либо.***
Индейка. Тони придирчиво оглядывает отмокавшую в течение суток птицу и отцепляет от неё оставшуюся горошину перца. На День Благодарения Рикарда была далеко от дома — неудачно выпала командировка, вернуться из Бельгии не успела до снегопадов. Она звонила все эти дни — каждый день — и жаловалась на погоду и то, что её родители в итоге не стали готовить на торжество — вроде как к соседям ушли. У Тони и не было семьи, чтобы где-то в это время… быть. Собственно, ещё до наступления праздника он ловил себя на мысли, что… Ладно. Что Рикки позовëт его. Они к тому моменту встречались почти год. Он не спрашивал. Просто наслаждался хрупким ожиданием. Но случилось то, что случилось — Рикарда застряла на другом континенте, очень переживала, — так что вопросы как-то сами отпали. Тони не уверен, что она заезжала в родительский дом после этого, следовательно, даже одна мысль перенести праздничный ужин не имела места быть. А сегодня год, как они встречаются. Так что да… Индейка. Птица, как выяснилось, очень даже хорошо вмещается в самую большую кастрюлю, какая только нашлась в доме. Мисочки на столе всё множились. Тони, методически размешивая масло, мысленно прикидывал, кажется ему или нет, что Рикки говорила, что у неё алергия на тимьян. На всякий случай, тимьян он отодвинул. Пока индейка подвергалась следующему этапу экзекуции — а именно запихиванию под шкурку масла, — зазвонил телефон. Тони вытер руку и поднял его. Рикарда. Он расчитывал, что она прибудет через несколько часов. — Рикки, — приветствовал он. В груди отчего-то заворочилось беспокойство: наверняка возникают проблемы с расчётом времени. Ничерта у него не получается подстраивать свой график под других. — Ты подъезжаешь? И вообще надо было готовить ночью. — Я как раз об этом… — тянет девушка по ту сторону телефона. — Я сижу в ресторане. — В ресторане? — тупо переспрашивает Тони, уставившись при этом на индейку так, словно впервые её видит. Возможно… Он что-то забыл? Ну да. Он хотел сюрприз сделать и ничего не сказал. А Рикарда видимо давно всё устроила? У него слишком ужасная память, боже, как она его… То есть, ну конечно же он забыл. Тони делает движение к посуде, не совсем понимая, что хочет сделать, потом решает, что это сейчас неважно, и поворачивается к двери. — Ты не поверишь, что произошло сегодня утром, — счастливо продолжает Рикки. Тони, не успев вставить извинения, решает всë-таки начать с бардака на кухне и скидывает торопливо первые две тарелки, которые использовал для размешивания приправ, в раковину. Вслушивается. Потому что Рикки звучит взволнованно и так радостно. Ему нравится слышать её такой. Боже, он любит её такой. Он хочет быстро спросить, куда ему ехать — уже вновь кидается к выходу с кухни, но то, что она произносит… То… Что произносит… — …В общем, он пригласил меня пообедать! Боже, Тони, — она звучит воодушевлëнно, неверяще и в то же время невероятно обнадëженно, — представляешь? Я встретила соулмейта! Тони как-то… Не представлял. Все последующие слова девушки доходили до его слуха уже с трудом, проталкиваясь сквозь вату в ушах, а собственная голова неожиданно стала тяжëлой. Рикарда продолжала что-то говорить. Про судьбу, про любовь с первого же взгляда на метку, про вторые половинки и романтику. Про то, во что Тони сказал ей при встрече, что не верит. Тони слабо мотает головой вниз-вверх, хоть Рикки его и не видит, и ровным тихим голосом на что-то поддакивает. Рикки на свидании. Тони кладёт трубку — видимо, дольше, чем на минутку, девушка от своей судьбы отвлечься не в состоянии, — затем медленно разворачивается и подходит к столу. Рикки на свидании с соулмейтом. Смотрит на неготовую птицу. Аккуратно берёт кастрюлю в руки. Открывает ногой холодильник. Ставит кастрюлю на полку. Плавно закрывает дверцу. …с человеком, с которым познакомилась сегодня. Вода шумит из-под крана, пока Тони неспешно моет сначала тарелки. Потом ложки. Держа в руках нож, которым поддевал кожицу индейки, замечает, как сильно к этому моменту дрожат его пальцы. Рикки на свидании с человеком, с которым познакомилась сегодня, в день их годовщины. Нож аккуратно опускается в подставку, соприкасаясь с её дном с глухим стуком. А потом ноги резко отказывают, а лёгкие сдуваются — Тони падает на пол, прочередив руками по столешнице, с криком, с воем, исходящим откуда-то глубже, чем это в принципе возможно физически. Всё внутри скручивается и изворачивается, сжимается до острой боли, заставляя согнуться пополам, обхватить себя руками, впиться до синяков пальцами в самого себя, словно бы пытаясь перетянуть боль в другое место. Потому что сердце не выдерживает, потому что сердце горит, потому что боль такая, словно ему рëбра перемалывают вместе со всем, что прячется за грудной клеткой. Он всё ещё кричит. Мощные судороги сотрясают всё тело, он давится слезами и соплями, но всё ещё продолжает кричать. Кажется, наконец-то понял. Кажется, наконец-то дошло. Как бы сильно он не старался, его никогда и никому не будет достаточно. Да, и другие встречаются с кем-нибудь, строят далёкие планы — расставаясь же верят какой-то недобитой частью души, что встретят ещё свою судьбу, что всё будет гораздо лучше. Словно бы, блять, то, что у них было, ничего не значило. Словно бы этого их года и не было. Он её любил. О нём забыли, бросили, словно какую-то старую вещь. Ненужную. Никому не подходящую. …он рыдал, пока просто не отрубился.***
— …Значит, никакой бессонницы? — С тобой я бы глаз не сомкнул.***
Пробежка у Стива заканчивается как-то неожиданно быстро. Тони выруливает в коридор и, упираясь плечом в стену и скрещивая руки на груди, изгибает бровь: — Что-то случилось? — Встретил кое-кого, — и тем не менее, это не ответ. Стив хмурится задумчиво, смотря куда-то в стену, механически переобувается и, встряхивая головой, наконец поворачивается к Тони: — Как твоë утро? Железный Человек безразлично пожимает плечами. Поджимает губы недовольно, отворачивается и двигается обратно по коридору, отвечая громко: — Мой вечер проходит нормально! Это ты у нас ненормальный человек — кто ещё в такую рань шастает по улице? Стив тепло хмыкает и вновь чему-то задумчиво хмурится. Мгновение спустя снова улыбается, идёт вслед за Тони и, нагнав, кладëт ладонь ему на бок, обвивая руку вокруг талии. В тот же момент весело спрашивает: — Ужинать-то будешь? Тони притворно кривится и, шаркая носками по полу, заворачивает в сторону кухни, непрерывно бормоча что-то злое и не слишком цензурное. Стив смеëтся, окидывая его тëплым солнечным взглядом. От этого сердце Тони… Тает. Он чуть не поворачивает к плите. С ума сойти. Он не готовил лет… В общем, очень долго. Готовка — это… Личное. Ты вкладываешь любовь и душу. У Тони, не слишком хорошо обращающегося со словами, когда речь заходит о чувствах, приготовление еды — самый мощный знак привязанности. Несколько мгновений Тони обдумывает эту мысль — хотя бы яичницу на двоих пожарить, — но, словно испугавшись, откладывает её для будущих времён. Может быть когда-нибудь. — Доставка? — тянет Тони, смотря куда-то в сторону Стива и подпирая при этом подбородок, стараясь сохранить хотя бы видимость положения сидя. Стив с улыбкой качает головой и открывает холодильник. У Тони внутри что-то сжимается, но он торопливо гонит от себя не до конца сформировавшуюся мысль. Нет. Это ничего не значит. Капитан любого накормит за просто так — в этом его суть. Он слишком уж хороший. Тони до сих пор не особо понимает, как ему удалось его заполучить. Они встречаются уже несколько месяцев. Боже, после кучи лет перепихов на один раз это можно назвать стабильными крепкими отношениями. И Тони осторожно позволяет себе надеяться. Что они, ну, останутся. В конце концов, Стив ведь, вроде как, его выбрал. Тони постарается это не проебать. Ведь возможно… Возможно, ему наконец-то повезло. Они не поднимали эту тему — Тони очень надеется, что и не станут, — но Тони полагает, если у Стива и был соулмейт — он остался там, в сороковых. Тони очень осторожно не спрашивает — была ли это тëтя Пэгги? Кто-то ещё? Видел ли он вообще её (его) или так и не узнал, кто его соулмейт? — и вопросов тоже не получает. Этакая хрупкая неоговорëнная договорëнность. Тони как бы ещё надеется, что у них не секс по дружбе — а то мало ли. Новое время, новые нравы, нового нагляделись. Хотя в любом случае Стив его. Что-то в собственническом «моë» заставляет израненное (и фигурально, и буквально) сердце теплеть и расширяться. Эгоистично. Но. Может быть, Тони наконец — наконец! — заслужил. Завтрак-ужин потрясающ. Тони гонит в очередной раз эту чёртову мысль о том, имеет ли для Стива такое особое значение накормить кого-то другого. Обычный такой совместный перекус — как и множество раз до этого. Тони сидит за столом, обхватив руками горячую кружку кофе, и щурится от яркого света, проникающего на кухню через огромные панорамные окна. Солнечные лучи освещают светлые волосы Стива, делая похожим на какое-то божество. Стив помешивает ложкой сахар в бокале чая и говорит тихо: — Кажется, я встретил своего соулмейта.***
Тони, улыбнулся, кинув косой взгляд на Стива. С интересом, которого не ощущал, спросил: — И кто же это? — Парень лет двадцати пяти, — Стив хмурился в свой чай. — Когда… Думаю, его зовут Вен? — И что, он просто взял и подошёл к тебе на улице? — недоверчиво усмехаясь изогнул бровь Тони. — Нагнал тебя во время пробежки? — Полагаю, он провёл целое исследование, — опустошëнно и с каким-то недоумением отозвался Стив, всё ещё на него не глядя. — Он специально приехал на Манхэттен, когда увидел по телевизору кадры, где я снимал перчатки, потом просто спросил у местных — всë-таки меня видят каждый день, улицы утром не такие пустые, как ты думаешь… Стив говорил, и говорил, и рассказ был таким складным. Господи. Он не шутил. Он встретил соулмейта. Или же он так думал. — Господи, Стив! И ты сразу ему поверил?! — Тони вскакивает, ударив по столу руками, и ядовито продолжает, гранича где-то рядом с криком: — Идиот. Тебя обманули! Кто-то решил, что будет смешно кинуться на старика, а ты и рад поверить! — Тони, — проворчал Стив в ответ, понизив тон. — Ты правда думаешь, что я не отличу правду ото лжи? Он показал метку. Не татуировка. Он и сам был поражён — он не был до конца уверен, просто хотел проверить. Каждое его слово, казалось, камнем ударялось о сердце. Стив нашёл… Он встретил… Но это невозможно! — Это невозможно! — вскричал с новой силой Тони. — Нет! Ты не мог его встретить! Твой соул давным-давно МËРТВ! Он резко зажимает рот рукой и в ужасе смотрит на потерявшее любые эмоции лицо Стива. Сильнее впиваясь пальцами себе в челюсть, Тони, глуша влажный отвратительный звук, зародившийся где-то в груди, отшатывается. Разворачивается. Практически бежит к лифту. В голове нет ни единой мысли, лишь на повторе вертится, разбиваясь о череп, вызывая мигрень: Стив встретил своего соулмейта.С т и в в с т р е т и л с о у л м е й т а
***
С точки зрения логики ему и не должно было повезти. Это не произошло бы. Тони сидит в своей мастерской, вроде как понимая, что придётся выползти отсюда однажды, пойти извиниться перед Стивом, выслушать, как тот осторожно подводит его к закономерному итогу… Будет больно. Всегда было больно. Вроде бы привыкнуть должен был, натаскал себя на то, чтобы к людям не привязываться, а всё равно… Поверил зачем-то. Никого после Стива не будет. Тони будет молча зализывать свои раны — кровоточащее сердце, изодранную душу — и повторять самому себе. Никому ты не нужен. Кто-то из команды обязательно должен был к этому времени вернуться — боже, Стив поделится этим с командой, все будут его поздравлять, Тони должен будет его поздравлять… Тони издал задушенный всхлип. Затем ещё один. В полной темноте сидел и представлял то, что запомнил с завтрака — светящиеся мягкие волосы, тëплый взгляд. Стив больше никогда так на него не посмотрит. Стив будет смотреть так на кого-то другого, на этого Вена — Боже, что за дурацкое имя? Стив будет смеяться вместе с Веном, завтракать вместе с Веном, быть рядом с Веном, господи, ему нечем дышать… Тони растягивает ворот футболки, пытается изо всех сил это остановить. Вдох, выдох, давай, ты… Сможешь… Тони, обнимая себя, срывается в рыдания. Господи. Он так не хочет терять Стива. Только его ведь никто и спрашивать не станет.***
Тони очень осторожно вылавливает Стива наедине поздно ночью — Стив только что из зала, волосы мокрые от пота. Тони завороженно смотрит на него несколько мгновений и сглатывает, опуская взгляд. Наверняка пускать голодные слюни ему больше не положено. Это даже не обсуждается! Тони успел всё обдумать. Если не считать того, что это ощущается как вырывание сердца без анестезии (а Тони что-то об этом знает), он готов отпустить Стива. Он… У него были некоторые воспоминания — молодой Тони, отчаянно желающий иметь кого-то, кто не оставит тебя, с кем можно быть уверенным, что он никуда не денется. Кто, если не соулмейт, верно? Если так не повезло Тони — это не повод разрушать жизнь Стива. Он дорожит Стивом. Он лю… лю… Он клялся себе, что никого никогда больше не полюбит. Собственно, ему ведь никогда с этим не везло. Тони… Действительно заготовил речь. Но Стив посмотрел на него и тихо сказал: — Привет? Все слова застряли в горле. Тони слабо наклонил голову. Зажмурился. — Могу ли я надеяться, — громче продолжил Стив, — что ты наконец-то переночуешь в кровати? Это… Это заставило Тони вскинуть голову. Стив говорил с обычной усмешкой, с теми же интонациями, которые они использовали для обмена безобидными шутками. Звучало только с бóльшей нежностью, чем обычно. Тони слабо кивнул, пошатываясь. Его жалкое сердце просто взорвётся, но и чëрт с ним. Возможно, это их последняя совместная ночь. Вопреки тому, что люди обычно ожидают от его образа, Тони провёл её, крепко оплетя Стива руками, сжавшись в комок и уткнувшись лицом в подушку прямо за его головой. Стив крепко держал его в ответ.***
— Ну как? Когда встретитесь? — старательно-равнодушно спрашивает Тони, медленно отпивая кофе. Стив больше не будет делать ему кофе? Господи, Стив съедет… Стив вскидывает голову, смотрит сначала так, словно не понимает, о чём речь, а потом вздыхает и угрюмо задаёт встречный вопрос: — А почему я должен с ним встретиться? — Ну как же, — Тони закатывает глаза и вскидывает руку к потолку, — он же твой с… с… Он не может произнести это слово. Стив раздражённо выдыхает. Тони внутри сжимается от этого звука. Но потом, явно стараясь говорить как можно спокойнее, Стив произносит: — Это так важно? Слышать это почему-то невероятно больно. — Соулмейт, — иронично усмехаясь выговаривает наконец Тони. — Ты должен быть с ним, жить в домике из шоколада за беленьким штакетником. Судьба и всё такое. Стив резко бросает ложку на стол и вскрикивает, приложив руку к груди: — То есть, то, что между нами, ничего для тебя не значит?! Мы — с тобой! Тони вздрагивает. Значит. Значит настолько, что Тони на коленях бы умолял Стива остаться, если бы мог. Он не может. Это — для Стива. Капитан тем временем тяжело дышит, пристально разглядывая его безучастное выражение лица. Затем потирает глаза ладонями и как-то скрипяще выдыхает: — Я сказал ему, что встречаюсь с тобой. Вот оно. Стив всë-таки оказался другим. Тони душит неразумную радость от словестного подтверждения того, что они всë-таки встречались… А потом со вздохом трëт грудину и выдавливает: — Я тебя не держу. «Я просто умру, как только ты отвернёшься. Так, мелочи. Тони Старка такое задевать не должно, не так ли?» Лицо Стива искажается болью. Мужчина поджимает губы и смотрит в никуда. Потом, видимо, прокрутив что-то в голове, хмурится и недоверчиво смотрит на Тони практически испуганным взглядом. — Почему?.. Такое короткое слово, а Тони от него почему-то срывается — предохранители все снимаются, разумные мысли отходят на задний план — остаëтся лишь сырое мессиво бурлящих эмоций. Боль. Страх. Гнев. Любовь. — Потому что я хочу, чтобы ты ушёл сразу! — кричит Тони, зажмуриваясь. — Потому что не хочу ожидать каждый день, каждый грëбаный час, когда тебе это надоест, когда ты поймёшь, что он для тебя важнее меня, когда… — под конец Тони плачет навзрыд. — Почему, во имя Бога, ты думаешь, что я уйду? — с явным ужасом в голосе спрашивает Стив. — Потому что все всегда уходят, — с губ наконец слетает правдивый ответ. Тайна, которую он прятал всю свою чёртову жизнь. — Все! Всегда! Уходят! — Что ж, я не все, — практически рычит Стив вскакивая и огибая стол. Тони успевает сильно вздрогнуть, но в следующий момент Стив нежно обхватывает его за плечи и крепко прижимает к себе. — Я — не уйду. Я тебя люблю. — Твой соулме… мейт ждал тебя семьдесят лет… — скептически произносит Тони между рыданиями, сильнее вжимаясь в Стива и отчаянно цепляясь побелевшими пальцами за чужую футболку. — И ты его, по сути, тоже. — Пусть ждёт до конца времён, если ему от этого легче, — Стив осторожно отодвигает лицо Тони от своей груди и нежно проводит большими пальцами по его щекам, утирая слëзы. — Семьдесят лет я пролежал во льдах ожидая… Тебя. Тони начинает рыдать сильнее — но от этого боль неожиданно начинает уменьшаться. Затем опять утыкается лицом Стиву в плечо и, дрожа всем телом, сжимает руки вокруг него ещё сильнее, одновременно с этим расставаясь с последней своей тайной: - Я тебя люблю. Стив целует его в волосы, не переставая гладить по спине.