Тили-тили тесто

Телефон звонит прежде, чем Антон успевает выехать с территории усадьбы. Он отдал торты только двадцать минут назад, объяснив трем официантам, как поставить их в холодильник, как открыть коробку, как вынуть торт, подцепив подложку ножом — чтобы точно не задеть бока торта пальцами, как вынуть деревянные опоры из нижнего яруса, как нарезать, чтобы куски на тарелке смотрелись аккуратнее. Официанты смотрели на него, как на идиота: в усадьбе все выходные лета расписаны датами свадеб, а он с ними, как с детьми. Но его телефон звонит — и Антон не хочет брать трубку. Совсем-совсем. Потому что номер светится незнакомыми цифрами. Антон легонько бьется головой о руль автомобиля, так, чтобы выместить отчаяние, но не издать протяжный сигнал, который поднял бы на уши всех собак и их владельцев в округе. Учитывая внешний вид домов, это скорее всего ссыкливые, но пронзительно громкие чихуахуа. Антон ничего не имеет против чихуахуа и их владельцев, просто он хочет оказаться от них подальше, а к своему дому — поближе, но телефон звонит и ему приходится поднять смартфон с сидения и прижать к уху. — Антон, простите, пожалуйста, вы можете вернуться? — в голосе организаторки слышны истеричные нотки. Он познакомился с девушкой только сегодня и не помнит ее имени, только аккуратные ногти и строгий костюм-тройку. Антон прикрывает веки, выдыхает: — Как сильно пострадал торт? — Прижали дверцей холодильника, — извиняющийся тон девушки вызывает только раздражение, но Антон понимает, что её вины здесь нет. Она обещает, что дополнительную работу оплатят. Антон говорит, что будет через пять минут и разворачивается у ближайшего дома. Антон ненавидит делать свадебные торты. Он никогда не говорит вслух, что вообще делает их. Не выставляет фотографии свадебных тортов в инстаграм и на сайт, не устраивает дегустаций, не отправляет визитки в свадебные агентства. Свадьбы — это прекрасно. Свадьбы — это миллион деталей, каждая из которых должна быть идеальна. И каждая из них превращается в момент, когда всё может пойти наперекосяк. А ещё свадьба — это нервные люди. Даже если жених с невестой самые вайбовые и комфортные люди, всегда есть мать невесты. Сестра. Лучшая подружка. Антон ненавидит свадьбы, но не умеет отказывать своим постоянным клиентам. Это доходит до абсурда, вроде переноса отпуска, потому что он делает торт ребенку уже седьмой год подряд — ну как тут уехать? Антон думает, какой он дурак, когда поднимается по лестнице к заднему входу, груженый кремом, инструментами и сменной одеждой. Это его шестьдесят третий свадебный торт, и одиннадцатый свадебный, к которому приходится возвращаться. Статистика удручающая настолько, что кондитеров, которые свадебный сезон ждут, Антон воспринимает исключительно как адреналиновых наркоманов. Ты можешь быть тысячу раз уверен в себе, но как перестать нервничать, если у тебя в багажнике башня из шести ярусов? Даже если по частям. Даже если три из них пенопластовые. В первый раз свадебный торт Антона пострадал при доставке. И он начал возить их сам; прайс на доставку кусался, отпугивал часть клиентов — и Антону это было только на руку. Он водил машину уже двенадцать лет, получив права при первой возможности и доверял себе больше, чем самым дорогим курьерам, в особенности, когда торт нужно было везти к таким вот усадьбам. Антон брал заказы только на торты в стиле Garden Cake. Он говорил невестам – это стильно; можно скомбинировать разные цвета и элементы; удобно резать; торты, как в Пинтерест; отлично подойдут для минималистичной свадьбы! Он думал: не придется собирать пять ярусов, бонус — если официанты разъебут один торт, останется второй. В моменте он спросил организаторку только про один торт. Сейчас, подходя к кухне, он думает только о том, что два торта сразу еще не портили. Выезды на свадьбу всегда суматоха, но у Антона — отлаженная схема. В спортивной сумке сменная обувь, футболка и свободные штаны (бонусом к ним идут презрительные взгляды поваров, потому что он выглядит как школьник среди их белых кителей; Антон думает, что в кителе ощущал бы себя так же неловко, если не хуже), заколки для челки, косынка с котиками, чтобы плотно прижать кудри к голове. Он подходит к официанту и, не церемонясь, спрашивает: — Где я могу переодеться? В боевом облачении он входит в помещение кухни и чувствует мурашки по коже; кондиционеры в помещении ни при чем, ему просто всегда некомфортно среди металлических столов, криков, одновременно звучащего шума кастрюль, сотейников, гудения конвектомата и пиканья термометров. Антону нужно сфокусироваться на работе, до выноса тортов — чуть больше часа. Он оглядывается в поисках холодильников и находит их за спинами смеющихся поваров. Если бы Антону предложили пройти мимо гогочущих на улице подростков, он согласился бы охотнее. Антон повторяет себе: я — профи. И всё равно ощущает себя здесь чужим. Он ненавидит исправлять торты не потому, что придать изначальный вид бывает сложно. Он просто ненавидит работать в новых условиях. Он обещает себе купить на доплату сигарет и крублик с фисташковым кремом, а лучше – банку фисташковой пасты, и идёт к холодильнику. Торты должны быть в ближайшем ко входу. Внутри — кромешный хаос из промаркированных (уже вау!) пластиковых контейнеров самых разных размеров. И для этих людей он — неуч, который не умеет работать на кухне? Он залипает, пытаясь определить, что в ближайшей к нему ёмкости (выглядит как кровь), и в этот момент дверца холодильника хлопает у него перед носом. — Че встал? Антон вздрагивает от грубого голоса. Женщина, явно имеющая к нему претензии, стоит прямо напротив. Она шире в плечах, хмурится и тяжело вздыхает. Вид у нее изможденный, но устрашающий — хочется убраться отсюда подальше. — Мне нужно исправить торты, — он ошибается в ударении намеренно, чтобы сойти за своего. Не помогает, конечно, но он пытается, правда. — А, ты этот, — она окидывает его взглядом, не выражающим ничего. — Пошли. Торты стоят вне холодильника. Оба. Антон хочет плакать, кричать и отказаться нахуй от своей работы. В тысячный раз он думает, что бросит не из-за тортов, а из-за людей. В конце концов, криворукие работники свадебного зала тоже люди, верно? Он кивает проводившей его женщине и осматривает торты. Первый торт, меньшего диаметра, и его, кажется, только поцарапало крышкой коробки, которая съехала вбок — можно просто аккуратно подмазать бок шпателем и прикрепить на шоколад веточку эвкалипта. О втором торте Шастун беспокоится намного сильнее: нижний ярус цел процентов на семьдесят, не больше — торт не поцарапали, а, как минимум, уронили. Спасибо, что не потоптались сверху. Антону дают пространство: стол на проходе, к столу прилагается тряпка, полотенце и официанты с поварами, которые постоянно ходят мимо. Шастун старается не думать о том, что на него могут смотреть. Когда на него смотрят, всё из рук валится. А у него в руках — чьё-то семейное счастье. Он, конечно делает для сегодняшних ребят торты давно, ещё со студенчества; они друзья Димы. Но от этого только волнительнее. Он вынимает из сумки-холодильника ведро с кремом, несколько кондитерских мешков с кремом, окрашенным заранее, широкий шпатель и мастихин с узким кончиком, трафарет, веточки эвкалипта и ручной миксер. Начинает с маленького торта — если с большим дела пойдут совсем плохо, этот жених и невеста смогут красиво нарезать, будут фотографии и счастливая пара на них, праздник спасён! Антон аккуратно наносит на поврежденный участок новый крем (предварительно взбить) и относит торт в холодильник (предварительно выбить отдельную полку). Со вторым тортом всё сложнее, потому что приходится снять верхний ярус и восстанавливать нижний по принципу «я тебя слепила из того, что было», точнее из того, что прилипло к смятой картонной коробке и пластиковому окошку. Внутри восстановленной части торта месиво, напоминающее пирожное картошка, но снаружи — конфетка! Точнее, ровный торт. Антон всегда советует брать чуть больше торта — на случай, если официанты не смогут нарезать так, чтобы каждому гостю досталась полагающаяся порция в 150-200 грамм. Не озвученными остаются вот такие ситуации, когда часть торта теряет свой товарный вид. Вынув охладившийся торт, Антон прикладывает к его боковой поверхности трафарет, и аккуратно, в одно движение, наносит крем, окрашенный в красивый травянисто-зеленый оттенок. Снять трафарет получается без проблем — крем застыл и остаётся матовым, а нанесённый орнамент листьев радует четкостью и объемом. Шастун замирает, пристально вглядываясь в торт на предмет других неровностей, нуждающихся в корректировке — сто процентов он пропустил что-нибудь, и это потом обязательно будет заметно на фотографиях. В этот момент в помещение вбегает что-то высокое и чёрно-белое. Антон успевает подумать: по кухне бегать нельзя, можно напороться на нож или шпильку с горячими противнями. Руку убрать Антон не успевает, только отводит ее в сторону от торта. (Инстинкт самосохранения у Антона работает так: зимой, доставляя торты, он падает на задницу, а торт держит ровно перед собой на вытянутых руках). Ну, и это что-то на мастихин напарывается. Антон смотрит на зеленое кремовое пятно на его рубашке, думает — хорошо, что в пакете остался ещё крем. Поднимает взгляд выше и думает — в кои-то веки он сталкивается с кем-то настолько красивым, и, ну, как тут не изгваздать его рубашку кремом? — Я прошу прощения, — Шаст говорит робко, быстро притягивая руку к себе; он готовится выслушать гневную тираду (да, такова жизнь в сфере услуг — не важно, твой косяк или нет, орут всё равно на тебя), думает даже зажмуриться, но в ответ слышит только сдавленное: — Блять, — и смех с высокими нотками, на контрасте с низким, поставленным голосом. Шаст смотрит, ожидая продолжения мысли (его собственные мысли заняты вопросом того, стоит ли крепить на шоколад ещё одну веточку эвкалипта). — Я пришел сказать, что нужно выносить торт, — он смотрит на стол, — торты? — Да. Это сет из тортов, я предупреждал о том, что нужна тележка. Мужчина смотрит на него с легкой улыбкой, качает головой (Шаст понимает это как «дурдом, дурдом»): — Я ведущий, ничего больше про вынос сказать не могу. Минут через пять будет пора. Он уже хочет идти обратно в зал, когда Шаст (отложив, наконец, мастихин) придерживает его за предплечье. Они выходят с кухни и здесь, как по волшебству, вмиг становится комфортнее — маятниковые двери плавно закрываются и заглушают кухонный гвалт. — У Вас крем на рубашке. Сможете поменяться с кем-нибудь? — Чёрт, — он и правда замечает только сейчас, — я только переоделся… Меня вином облили, — мужчина морщится, и Шаст не может не посочувствовать глупой ситуации. — У меня в машине есть белая рубашка, — Антон произносит это словно между делом, — я собирался вынести торты сам, но мне сказали не вмешиваться в работу официантов. — Я слышал, что торты они уже помяли. — Мне заплатили, чтобы я вернулся. Они смотрят друг на друга с пониманием. — Я могу принести рубашку сейчас, можете подождать несколько минут? Мужчина нервно оглядывается и кивает: — Буду очень благодарен. Шастун заглядывает в кухню: торты стоят на подносе, готовые к транспортировке. Повара заняты своим, и Шаст надеется, что трёхминутное отсутствие не приведет к новой катастрофе. Рубашка убрана в тканевый чехол и закреплена на ручке над пассажирским сиденьем. Антон не уверен, что рубашка не помялась — но всё лучше, чем оригинальное дизайнерское решение в виде зелёной кремовой кляксы на груди. Он возвращается в коридор усадьбы, вручает ее ведущему и тот срывается в подсобку. Шастун возвращается на кухню, протирает мастихин и шпатель, плотно закрывает ведро с кремом, вынимает из морозилки хладоэлементы и вставляет их в дно и боковые стенки сумки-переноски. Он невольно зевает и резко чувствует всю усталость прошедшего дня — откат после пережитой нервной встряски. — Здрасьте! Простите, вы не видели тут мужчину в костюме? Антон смотрит прямо перед собой на мужчину, который, наверное, гость. Может и не гость — но явно не официант, потому что на нём не белая рубашка с жилетом, а вышиванка. А если он не официант, то и делать ему на кухне нечего. Проходной двор просто какой-то, а не кухня. — Вы про ведущего? — Антон указывает мужчине на дверь, — пойдёмте, вам нельзя здесь находиться. Тот хлопает себя по лбу и выходит в коридор, не споря: — Да, да! Там такая история… Ведущий появляется за спиной этого точно-не-официанта и недовольно поджимает губы, но тут же возвращает себе невозмутимый вид, улыбаясь лицом, но не глазами: — Молодой человек, не нужно переживать — я сейчас вернусь в зал. — Ну как не переживать? Брат, ну ты же понимаешь, что я не со зла? — на широком лице мужчины читается искреннее волнение; а панибратское обращение прекрасно сочетается с тем, что на свадьбу он пришел в подпоясанной рубахе с вышитым воротом. — Понимаешь же? Садись с нами, угощайся — все свои! — Простите, мне нужно работать, — вымученно улыбается мужчина, выворачиваясь из-под руки, которая тянется к его шее, с намерением, очевидно, продемонстрировать радушие облившего его вином не совсем ненасильственным способом — то есть, крепко обнять за шею и повести за собой в зал, — наслаждайтесь праздником, я совсем скоро подойду. — Ну, как знаешь, — мужчина, сощурившись, смотрит на ведущего, кивнул своим мыслям, еще раз хлопнул его по плечу, — программа зачётная! Просто во! И, развернувшись, он идет к дверям банкетного зала. Как хорошо, что Антон своих клиентов видит трезвыми. С таким на постоянке он бы точно не смог справляться. Ведущий прокашливается: — Мне очень неловко, что так получилось, — у него забавно поднимается голос, а ещё очень внимательные и яркие глаза. Антон думает: капец какой красивый. — Всё в порядке, не переживайте. Торопитесь? — он машет рукой в сторону зала, дверь в который неплотно закрыта; из-за нее доносится смех и приятная инструментальная музыка. — Мы работаем в паре, поэтому пока нет, — он меняется в лице, резко понимая: — Вы ведь уже закончили? — Да, торты можно выносить. Только пожалуйста, доверьте их кому-нибудь толковому, — на лице у Антона — вселенская мука. (Он бы пошутил, что и обычная может быть, но перед выходом посмотрелся в зеркало четыре раза, а то да, бывало такое). — Вынесем, не переживайте. Я хотел спросить, как я смогу вернуть рубашку? Слишком уставший, сам Антон об этом совсем не подумал. И точно не стал бы потом выяснять, кому спас рабочую смену. — Меня зовут Антон Шастун, торты на заказ недорого в Санкт-Петербурге. Могу дать номер, инстаграм, вацап и телеграм. Как будет удобнее связаться со мной для оформления заказа? — он выдает заученное речитативом, добиваясь улыбки от ведущего. Искренняя улыбка ему идёт намного больше вежливо-профессиональной. — Телеграм, пожалуйста, хочу заказать свадебный торт, на два кило, на сто гостей хватит? Нам бы подешевле, — он поддерживает шутку, и Шастун впечатлен. Он диктует номер и получает обещание, что ведущий (Арсений) вынесет торты вместе со своим коллегой. Арсений уходит в сторону зала, Шаст протирает за собой столешницу, промывает и отжимает тряпку и вешает её на трубу над раковиной. В последний раз окидывает взглядом торты и думает, не стоит ли убрать их в холодильник; делает фотографию тортов для организаторки (на случай новых претензий), пишет, что работа закончена и торты пообещали вынести. Она отвечает, что сейчас подойдет и действительно прибегает мгновенно. Шаст кивком прощается с подходящим к кухне Арсением и выходит на улицу, снимая с себя косынку и убирая из волос колющиеся заколки. Он выруливает на гравийку, чувствуя странное волнение где-то под ребрами. Клонящееся к закату солнце тепло греет через лобовое стекло. Антон запоздало думает, что рубашка, вообще-то, одна из самых приятных к телу. Он не дает себе задуматься о том, что будет жалеть не о рубашке, а о том, что Арсений не напишет — Антону тридцать, он видит красивых людей очень часто (в основном, они забирают у него торты для других красивых людей), и уже совсем не настроен на то, чтобы влюбляться во внешность.