The silver apples of the moon

      В комнате тихо трещал камин. Они были наедине, и Астарион позволил себе положить голову на колени Августа, пока тот аккуратно перебирал его кудри, думая о чем-то своем. Рядом с Августом эльф впервые чувствовал себя в безопасности. Все же Астарион не мог прогнать беспокойные мысли о будущем. Раньше «будущего» не существовало, как не было ни собственных желаний, ни планов — только ожидание смерти в сырой пыточной Касадора. Он обрел свое будущее, проткнув Касадора кинжалом, пока грязная кровь не забрызгала все лицо и руки. Что делать с возвращенной свободой? На его душе больше шрамов, чем на исполосованной спине. Астарион тихо, словно в сторону, сказал:       — Ты же понимаешь, что, когда мы избавимся от личинок, я потеряю защиту от солнца? Мы больше не сможем жить в городе.       Дроу склонился к нему, разглядывая изогнутые в тревоге черты лица:       — Если бы я не был готов к этому, я бы не был с тобой.       Трудно поверить, что Август не оставит Астариона с его прошлым, пронизанным ненавистью и страхом. Без силы личинки он лишь вампирское отродье, навеки обреченное красться во мраке. Повезло, что Август привык к темноте.       — Возьмешь меня с собой в Подземье? — усмехнулся Астарион, скрывая беспокойство.       — Может быть. Если не найду способа сделать тебя неуязвимым к солнцу.       Сладкие обещания. Ложные, несбыточные: но Астарион благодарен за поддержку. Больно терять часть своей свободы: возможно, такова цена за то, что он и не надеялся обрести. Эльф закрыл глаза, позволяя себе расслабиться под ладонями Августа.       Через несколько месяцев после триумфа над Абсолют все бывшие союзники встретились вновь. Август, лукаво улыбаясь, отвел эльфа в сторону. Ему предстало неожиданное зрелище: Гейл, след которого, казалось, был потерян, стоял перед ними, и его глаза горели нездешним синим светом. Эльф не ожидал, что волшебник, чьи книги он заимствовал скучными вечерами, вознесется до божества. Он не знал, что Август помог Гейлу в обмен на одну просьбу: тот не мог снять вампирское проклятие, но мог даровать защиту от солнца. Наутро Астарион в нерешительности подставил руку под лучи и не ощутил обжигающей боли. Август выполнил обещание: это большее, о чем он мог мечтать.       Астариону хотелось сделать для Августа что-то настолько же значимое. На вопросы дроу полушутя отвечал, что ему ничего не нужно, кроме Астариона. Как-то Август обмолвился, что ночное море напоминает о месте, которое он покинул, а дневное — о том, куда он хотел вернуться. Эльф и раньше замечал, как проясняется лицо Августа при взгляде на морскую гавань. Астарион, любивший шум жизни и лабиринт мощеных дорог, не разделял тягу к бескрайнему пространству. И все же в одну из спонтанных ночных прогулок он привел Августа к берегу моря. Изысканным жестом эльф помог сесть в лодку — а дроу позаботился о том, чтобы магия ей управляла. Август лег на дно, устланное подушками, и медленно проговорил:       — В юности я любил читать о морских битвах и огромных кораблях, завоеваниях полководцев, покоривших волны. Повзрослев, понял, что в этом нет никакой романтики…       — Я давно догадался, что ты назвал себя в честь древнего императора.       Август рассмеялся: удивительно, что Астарион ни разу не подшутил над ним за такую наивность. Они заплыли достаточно далеко, чтобы только неясная линия горизонта отделала верхнюю пропасть от нижней. Эльф взволнованно провел рукой по щеке Августа:       — Август, любовь моя, я не могу передать, как много ты для меня значишь. Я только знаю, что хочу провести свою вечность с тобой.       В тусклом мерцании звезд на подушечке из черного бархата заблестели подвески в форме луны. Сердце Августа громко стучало, когда он позволил любимому надеть цепочку на себя и путающимися от волнения пальцами застегнул вторую на шее Астариона.       Их клятвам не нужны были свидетели, кроме серебряного отлива луны и золотого света солнца.