Как успокоить внутренний стресс

      Так было всегда. Передышки редкие, но чувственные, слабые, но вызывают табун мурашек и множество эмоций, стоит соприкоснуться пальцами. Поочередно уткнуться носами в шеи друг друга, дышать тяжело, пытаясь перевести дыхание, но так обжигающе, что даже разгоряченная печка покажется щадящим раем. У Митчелла с этим проблем было больше всего - выносливости мало, амбиций много, проще сказать, вагон и стадо маленьких тележек, оттого и нужды в постоянном лишнем вздохе у него существенно больше. Гидеон привык - находится здесь дольше, на миссиях бывает чаще, а ещё не тянет в рот гадости, как это делает Джек, что вызывает в голове у многих стабильный диссонанс. Спрашивается, как же так, если всё выглядит иначе. А Гидеон ответит, что у него свои привычки и методы избавления от стресса, более чуткие и сложные, нежели упрощенные попытки Митчелла. — Вынь изо рта, Митч, — Джек неряшливо тряхнул головой и обернулся, взглядом зацепив знакомую фигуру. Гидеон оказал слишком много внимания, проследовал за Митчеллом до самой крыши, отчего последний закатил глаза. Сигарета чудом не упала вниз, оставаясь зажатой губами. — У меня стресс, — двадцать четыре часа, триста шестьдесят пять дней в году, и ни одной лишней миллисекунды покоя. Джек должен уже двумя ногами и одной несчастной рукой быть в могиле, но пока стоит уверенно, а усталость выдают только мешки под глазами. Поспать бы. — Если кто-то вякнет, что прыгнуть с крыши – отличный способ избавиться от стресса, ты как? Сиганёшь? — Гидеон незатейливо плюхается рядом, будто бы конкретно его компании здесь для полного счастья не хватало.       Митчелл пожимает плечами. — Ну, наверное, нет? — огонёк полыхнул, поджигая кончик сигареты. Джек старается не поворачивать голову в сторону собеседника, но даже краем взгляда можно уловить эмоции на его лице. Ответ не из самых точных, потому что следовало бы всё конкретно обдумать.       Диалог строится на пустом месте, не имеет чёткой сути и слова идут будто бы невпопад, выдавая бессвязные мысли поочередно, в порядке важности. Джек не то чтобы сильно нуждался в этом разговоре, компания Гидеона в принципе казалась ему бессмысленной и пустой, но что-то цепляло, продолжая держать рядом. У Гидеона, видимо, были те же мотивы, раз он предпочёл промолчать и уткнуться взглядом в небо: темнело, шею обдувал похолодевший ветер и время на отбой прокрадывалось незаметно, оставляя лишние минуты для разгрузки в голове.       Силуэт рядом вдруг шипит, а Джек оборачивается на столь неожиданный звук, поддевая сигарету пальцами, чтобы высвободить рот. След дыма тянется вверх, растворяется в воздухе, а уголки губ дёргаются в усмешке. Ладонь собеседника трёт шею, он выгибается и словно пытается устроиться удобнее, но дело не в спине. Джек пытается не отвести взгляд, когда цепляет лиловые пятна на коже Гидеона, но чувство стыда настигает врасплох. — Болит? — Джек стряхивает пепел, вернув голову в исходное положение. Не комильфо ему сейчас пялиться Гидеону в глаза. — Не просто болит, — он фыркнул, разминая шею вновь, — а чешется, как комариный укус. Ты мне инфекцию со своего рта не занёс? — Хороший вопрос. Надо будет провериться, — Митчелл хмыкнул, делая затяжку. Она получается длинной, насыщенной, дерёт горло, пока дым неприятно щиплет глаза, заставляя сцепить пальцы на протезе покрепче. Гидеон всё ещё держит в голове мысль, сколько вот так раз за день он успевает себя терзать. — Кто знает, какая из моих последних дам умудрилась поделиться ВИЧем. — А ты у нас ценитель естественного, но небезопасного. Игнорируешь существование презервативов из принципа или тебе, как и многим уникумам, натирает и давит? — мужчина поправляет шарф на шее, прикрывая следы честной и крепкой любви. То ли боится чужого осуждения, то ли предпочитает не вывалить на стол свои естественные потребности во внимании, которые больно бьются о факт отсутствия женщин в их составе.       Помнится Джеку, Илона сверлила бедолагу взглядом всякий раз, когда приходилось идти рука об руку, но пока подробностей спрашивать не решался. Дела любовные, дела семейные, а Митчелл хотя бы расслабляется в такие периоды, абсолютно не нуждаясь в представлении рядом другого человека. Гидеон, признаться честно, справляется с отведённой ролью во всей красе и идеале. — Я ценитель звона монет в своём кармане. Ты видел, сколько презервативы стоят? — смешок слетает с губ, Митчелл болтает ногами в воздухе и пытается уловить взглядом, что происходит внизу. Ничего существенного, пока на них не обратят внимание и не прикажут спуститься в срочном порядке. Крыша, в конце концов, здесь была на совесть заколочена для незваных гостей, а Джек ловко открутил пару винтиков и сломал замок. — Видел. Оптом выгоднее брать, возьми это себе на заметку, — Гидеон опирается на ладони, чтобы позволить себе расслабиться. Работка командира такая себе, особенно, когда в арсенале на обучение кучка своеобразных придурков, требующих внимания и четкого плана действий. — Ты тот самый парень, который купил двенадцать презервативов, но в пачке у тебя восемь, потому что четыре ты дал другу? — вот тут Митчелл не сдерживается, чтобы увидеть реакцию на чужом лице, но Гидеона больше пугает то, как внезапно он запрокидывает голову вверх и поворачивается. Такой фразы он, видимо, и ожидал. — Другу я дал пока два раза. Но да, в остальном правда, — лёгким кивком головы Гидеон подтверждает суть сказанных слов. — Долго ещё будешь мусолить устаревшие шутки? Их уже лет двадцать никто не вспоминает.       Джек на такое предпочитает ничего не отвечать. Более того, Гидеон видит, как реакция на лице выдаёт невысказанные мысли во всей её красе и идеале, обходясь без красноречивых фраз и попыток подколоть ещё разок. Мужчине пора было взять на заметку, что командир из любой шутки интерпретирует своеобразную лекцию о вреде, пользе, а нередко опустит на социальное дно, постучит по выдуманной крыше сверху и позволит оказаться ещё ниже.       С ним в таких случаях было труднее контактировать, сам Гидеон выскажет глупость, метафорично спросит про маленький размер штанов, но уже через пару минут сделает вид, будто бы подобная глупость изо рта вылетала примерно никогда. Митчелл всё ещё пытается понять, к чему была сказана фраза – то ли намекал на резкий прирост в размерах, то ли не знал, как высказать свою гордость. С первым они, вроде как, разобрались ещё за пару дней до миссии.       Сигарета тлеет, пока Джек пропадает в собственных размышлениях и бесстыдно пялится в одну точку. Ноги перестали беззаботно болтаться в воздухе, а солдаты разбежались кто куда. На сегодня их работа была окончена, они оставили пару минут на себя любимых, но один только Джек, в компании незваного Гидеона, решил, что ему требуется времени побольше. Всё ещё витал в воздухе вопрос, зачем это нужно было капитану, но вслух особо и не рвётся. Может, его никто и не звал, тем более не ждал, но в такой компании думается проще и дышать становится легче. Хотя куда Джеку до выражения «дышать легче».       Сигарета вдруг обжигает пальцы, Митчелл дёрнулся от такого предательства с её стороны, разжав пальцы и позволив бычку упасть где-то неподалёку у ворот. Голова опускается и взгляд пытается уцепить нечто похожее на неё, но до орлиного зрения ему далеко, отчего удаётся лишь фыркнуть. И выругаться, само собой, покрепче сцепив зубы. — Что, сигарета пропала, а стресс остался твоим верным компаньоном? — в такие моменты хочется заклеить Гидеону рот скотчем. — У меня ещё есть, — Джек бубнит, потянувшись к карману. — Ещё одна сигарета в руках, и в рот ты сунешь целую пачку, — сложно не уловить угрозу в высказанных словах, причём такую уверенную и серьёзную, что Митчелл невольно замирает. Обдумывает всё хорошенько, чтобы решить, а надо ли оно ему в самом деле. Нельзя было сказать, что Гидеон крепко придерживался каждой высказанной позиции, но сигареты выводили его из себя всякий раз. Множество солдат с ветром в голове ощутили на себе весь гнев командира касательно перекуров, но Джек пока из раза в раз добивался пощады.       Так и не достаёт пачку. Это смягчает взгляд собеседника, и лёгкая улыбка озаряет его лицо. Единственный плюс, что можно урвать из ситуации, только когда Джек поворачивается в сторону Гидеона, лицо у него серее тучи, а брови сведены у переносицы до видимых морщин. Это смешит командира, Джек едва сдерживается, чтобы не превратить собственное лицо в месиво из множества негативных эмоций. — Да не хмурься так. Молодой ещё, — Гидеон выдохнул, потянувшись вверх. Стемнело на улице ощутимо, но разглядеть ещё что-то можно было, отчего мужчина поспешил подняться на свои две и протянуть Джеку руку в многозначительном жесте. Вернуться нужно было до тех пор, пока все друг друга не переспросили, куда эти двое могли подеваться и почему не попались на глаза.       Джек тратит бессмысленные секунду, в тупую упершись взглядом в чужую ладонь, пока не решается воспользоваться предложением. Встает с кряхтением, едва ли не падая обратно, благо, не в сторону пропасти. Это снова смешит Гидеона, но Джек уже не прислушивается, отряхивая задницу от пыли, пока вдруг не поднимает на командира щенячий взгляд, неожиданно вспомнив о нечто важном. — А у нас сегодня будет… — он присвистывает, не найдя в своём красноречивом арсенале доступного слова. — Не, — мужчина отвечает резко, мотнув головой. — Джокер нажаловался мне, что твоя кровать скрипит, как проклятая, и мешает ему спать. Ты же знаешь, что он чуткий малый. Пока не настанет идеальная тишина, он будет душить подушкой каждого храпящего и сопящего.       Джек снова присвистнул, но теперь с нотами разочарования. С каждым разом тешить свои естественные потребности становилось труднее, а остальные подозревали неладное и косо смотрели в их сторону всякий раз, когда появлялась возможность. Митчеллу было проще, он мог закрыть глаза и сделать беззаботный вид, чужое мнение его не колышело. Гидеону наоборот, лишнее внимание было ни к чему, доводило до белого каления и раздражало до красноты на лице. Он был похож на бомбу замедленного действия, что мирно выжидала ещё один взгляд в свою сторону.       Помнится, когда их чуть не застали врасплох прямиком в душе. Командир после этой ситуации ругался громко, но выразительно, предпочёл неделю не иметь близких контактов с Джеком, кроме типичных, обыденных разговоров о своём, ещё выдавал несколько шуток и внимательных взглядов. Митчелл как-то сумел свыкнуться с мыслью, что это был переломный момент, почти ужился с беззаботной одиночной дрочкой за крепко закрытой дверью туалета, пока Гидеон в наглую не завалился к нему на койку. Было неудобно, но неудобство перекрывало множество чувств и эмоций, накрывшись их обоих с головой. Сидеть, правда, потом было больно, но Джек это всё как-то проглотил, не заостряя внимание.       А теперь ситуация будто бы норовила повториться. Они вычеркнули множество мест из своего импровизированного списка, и койка оставалась единственным вариантом, чтобы хотя бы раз в неделю позволить себе расслабиться о позабыть обо всём, что терзало несчастные души. Джокер невзначай решил усложнить им жизнь, а Джек не знал, куда деваться. Он уже как-то привык, что приходилось глушить самого себя всякий раз, чтобы не задеть тонкие струны этой щепетильной личности, дабы подушка не прилетела кому-нибудь из них в спину. Но струны оказались ещё тоньше, загудели, взывая к справедливости. — И чего надумал? — Митчелл внимательно осматривает дверь, чтобы вспомнить, куда какие винтики крутить. Не много от этого, конечно, было смысла, но паранойя играла свою роль даже тут. Голову не поднимает, чтобы не видеть чужого раздражения на лице. — Да чего тут думать? Гасить надо потребности друг друга, слишком многого хотим, — раздражения в голосе Гидеона всё равно не избежать. Джек вздыхает: для Гидеона такое времяпрепровождение было единственным верным способом погасить свой внутренний стресс, не прибегая к слабости, вроде возникшей привычки Митчелла. А без неё бомба замедленного действия теряла секунды быстрее, превращая их в миллисекунды.       Митчелл тряхнул головой, отвлекаясь от былого занятия. Взгляд зацепил фигуру Гидеона рядом, свято ждущего дальнейших действий, а усмешка вдруг озарила лицо. Командир на такую картинку только многозначительно хмыкнул, задавая немой вопрос. — Я здесь курю уже неделю точно. Учитывая, что ты обнаружил меня, только проследив… — Совсем идиот? — мужчина перебивает его, постучав самого себя кулаком по голове. — Начнём с того, что здесь вообще никаких удобств. У тебя на заднице до сих пор следы пыли остались, — он тычет пальцем на пятую точку Митчелла, отчего он оборачивается, пытаясь хоть что-то разглядеть. — Закончим тем, что я не таскаю резинки и смазку в запасных карманах. — Да чего идиот-то сразу? Я высказал единственную здравую мысль, — Джек пожал плечами, мол, «нет так нет». — Твоя здравая мысль больно ударилась о здравый рассудок, — Гидеон скрестил руки на груди. — Идиотом быть и надо, чтобы такая мысль возникла в голове.       Джек сверлит командира взглядом, не находя адекватных слов, чтобы выдавить своё возмущение. Не самое приятное ощущение, когда тебя оскорбляют чуть ли не в лоб, даже не пытаясь скрыть этого, но и высказывать всё прямо не в душе Митчелла. В конце концов, здесь была какая-то логика и ясная суть, больно бьющая по голове. Но и отказываться от идеи совсем не хочется, по крайней мере, Гидеон с головой выдавал свою потребность, желание и накопленный за неделю стресс.       Митчелл вздыхает, собираясь с мыслями. Не получается так, он сделает по-другому, игнорирую чужую брезгливость. — Ладно. Дай хоть поцеловать, — Митчелл тянется к чужой фигуре, пока ладонь не упираются ему в грудь, пытаясь остановить. — Да что ты дёргаешься-то? — От тебя сигаретами пасёт, Митчелл. Митчелл!       Митчелл игнорирует это, упорствует, пока не достигает желанного. В конце концов, Гидеон едва ли пытался хоть как-то сопротивляться, его натиск становился всё слабее, стоило Джеку приложить капельку усилий. Губы соприкасаются друг с другом, и командир даже отвечает на жест, расслабленно перебирая губы Джека. Сигаретный дым уловить от самого себя не удаётся, зато запах пороха и одеколона, отчаянного пытающегося доминировать над другими запахами, от Гидеона – вполне себе. Он не изменяет традициям и Митчеллу это нравится.       Ладонь нащупывает выпирающий сквозь толстую ткань штанов член, пальцы смыкаются, удерживая его в захвате. Гидеон ощутимо дёргается, снова пытается сопротивляться, но натиск Джека стал куда сильнее, пока командир мнимо надеялся лишь на один благосклонный поцелуй, что успокаивал стресс на короткий промежуток времени. Джек поставил перед собой немую задачу, решил действовать до последнего, а Гидеон не сможет сказать слово против. Его возбуждают касания, он сложится пополам, но возьмёт от ситуации максимум, не позволив себе оставить проблему нерешённой. Джек читает его, как открытую книгу, и в этом есть минусы. Как и плюсы. — Говнюк, — Гидеон произносит это на полувздохе, когда Митчелл невольно разрывает поцелуй. Требовалось перевести дыхание, пока мужчина находил в этом возможность высказать накопившиеся мысли. Не сказать, что они были очень любвеобильными.       Митчелл опускает взгляд. Гидеон итак не отличался своими достижениями касательно роста, а когда согнулся в приливе чувств, то был сродни маленькому, недовольному гному. Из-под полуприкрытых глаз не ускользает невменяемая смена эмоций на чужом лице, что последовали за сказанной фразой, однако ничего Джек и вслух произнести не решается. Ничего не стоит дать командиру и дальше продолжать свой поток мыслей, что валяться, как снег в зимнюю бурю, но, поддерживая такой план действий, Митчелл рискует нарваться на облаву красноречивых выражений. Сколько из них будут настоящей правдой – загадка.       Пальцы цепляют пуговицу на чужих брюках. Самый настоящий вздор, что Гидеон отрицает существование ремней для поддержки предмета одежды, дабы не свалились в самый ответственный момент, но при этом слишком чётко и удачно подбирал себе размер. Ладонь попросту не проскользнёт дальше, если не ослабить давление, и Митчелл это ненавидел, в некоем роде. Ладони Гидеона, что ещё секундами ранее пытались настоять на прекращении действий, расслабленно покоились на плечах Митчелла, стараясь найти в них точку опоры. Взгляд падает на стену, обшарпанную и пыльную, и как-то мысль отпадает сама по себе. Раз Гидеон был таким донельзя брезгливым, то будет довольствоваться тем, что предлагают.       Давление чужих брюк заметно снижается, ладонь свободно скользит ниже, ощупывая хлопковую ткань нижнего белья. В этом плане Гидеон всегда был привередлив, отказывался надевать что-то, будь оно по качеству хотя бы на процент ниже, мог потратить бесчисленное количество времени в поисках того, что смогло бы сладким бальзамом разлиться глубоко в душе. Или втереться до потери памяти. Митчелл плохо помнит, как конкретно он выразился.       Чуть ниже улавливает какое-то невнятное подобие тявканья, следом – приглушённый скулёж, что прозвенел в ушах, заставляя отдать всё внимание источнику звука. Командир едва ли находил себе место, пальцы крепко вцепились в форму, потянули её вниз, оставляя на плечах неприятное ощущение. На лице Джека это отражается усмешкой, слабой, бесшумной, но такой самодовольной, что любой другой позавидует. Мужчина был чувствителен ко всему, что касалось его тела, каждое прикосновение отдавалось лёгкой тряской, шумными выдохами и будоражило сознание до холодного пота. Если ситуация имела интимный подтекст, тут можно было отнести его к умирающему виду, что отдавал себя чувствам на все сто, не стесняясь этого показать. Тот нелепый случай, когда румянец на лице был не от стыда, а от повышения температуры тела.       Джек даже не успел его коснуться, чтобы он так уверенно держал себя в руках, не давая извиваться в попытках зацепить чувствительную точку чуть выше. Митчелл потерял счёт этих точек, всякий раз их разбрасывало по телу в лихорадочном порядке: тронь туда, задень здесь, поцелуй вон там. Гидеон будто бы сам пытался понять строение своих нервных окончаний, что выдавали результат выше головы, но каждый раз запинался о собственное непонимание, заводил Митчелла в тупик, а потом пытался вывести снова. Наверное, это стало той самой причиной, по которой командир предпочитал быть сверху. Джек-то в своём теле понимал больше и требовал меньше, а прелюдия не затягивались на полчаса. — Ты чего, снова ищешь, где тебя тронуть? — Джек замирает в ожидании ответа. Рука покоится на резинке белья, не смея шелохнуться, а взгляд прикован на лице своего собеседника.       Гидеон сначала что-то невнятно бубнит, осматривает самого себя, разминает спину и много, очень много думает. Проходит, кажется, минута, прежде, чем он посмеет из себя что-то выдавить. И то сначала беззвучно раскрывает рот, чтобы в следующую секунду щелкнуть зубами и облизать их. Снова задумался. — А, к чёрту, — и всё. Тянет пальцы к шарфу, чтобы оттянуть его и дать Митчеллу ещё разок взглянуть на лиловые пятна, россыпью покрывшие отдельные участки кожи. — Работа для твоих бактерий. Беспроигрышный вариант.       Это почему-то заставляет Митчелла рассмеяться. Не громко, что аж стены должны задрожать, а расслабленно, тише обычного, потому что это лишь забавляет, не более. Командир бросает невнятный взгляд на него и, только заметив эмоции краем глаза, любой шум исходит на нет, пока тишина не настигает их обоих. Как бы глупо не звучали высказанные им слова, мысль была серьёзна, как никогда, и содержала в себе призыв к действиям. Джеку оставалось только впитать их, принять к сведению и исполнить желание, как обычно он это делает.       Ради этого приходится наклониться. Джек не испытывал отвращения к такому роду действий, было бы в принципе глупо говорить, даже думать, об отвращении к поцелуям, засосам, когда вы бесстыдно скрипели на койке в попытках найти позу поудобнее, темп помедленнее, лишь бы не издавать лишнего шуму. Зубы цепляют тонкую кожу, сжимают покрепче, губы присасываются посильнее, пока Гидеон не шипит, сжимая пальцами плечи. Переборщил. И кровавые подтеки, что удаётся заметить, стоит только отстраниться, говорят об этом громче слов. — У тебя кожа слишком нежная, — Джек качает головой. Гидеон молчит, потому что больше предложить нечего.       Митчелл тычется носом в шею, широко раздувает ноздри, чтобы уловить запах Гидеона ещё раз, пропустить его поглубже в лёгкие и запечатлеть в памяти, словно боялся вскоре не увидеть его рядом. Доля правды в этом была, эту ночь они проведут раздельно, в разных концах комнаты, и это будоражило разум вновь и вновь. Джек слишком привык видеть его по ночам рядом, привык, что он сопит вот так над самым ухом почти до четырёх утра, пока не уползает обратно на свою койку до подъёма. Ему даже будильник не требовался, сознание поднимало само, напоминая не совершать глупых ошибок и не показывать остальным настоящие взаимоотношения.       Ладонь движется вновь, заползая под ткань нижнего белья. Резинка неприятно давит на запястье, пока пальцы ощупывают знакомые очертания чужого члена. Гидеон вдруг дёргается, опять скулит, и это сродни красной тряпки для быка, но Митчелл научился самого себя держать в ежовых перчатках. Делать всё лаконично, со вкусом, придерживаясь медленного темпа, дабы ощутить все прелести совместного времяпрепровождения.       Большой палец оглаживает головку, подушечку смазывает предэякулят, неприятно липкий, но до боли знакомый и в каком-то смысле родной. Гидеон был рекордсменом касательного эякуляции, если завести его в правильное русло и оказать прелюдиям больше времени, чем следовало бы, и Митчелл это хорошо запомнил. Времени изнывать и продолжать глядеть ему в глаза, проговаривая что-то нежное и приятное, попросту не было, а ещё это самое время ужасно поджимало, напоминая, что ещё следовало вовремя вернуться обратно.       Пальцы смыкаются у основания, создавая кольцо. Джек движется плавно, предэкулята на подушечке пальца едва ли хватало, чтобы смазать плоть для лучшего трения, а плевать, куда глаза глядят, хотелось меньше всего. Митчелл в принципе не был сторонником подобной смазки, а потому пытался приносить меньше дискомфорта. Нельзя было сказать, что Гидеон уделял этому хоть каплю внимания, когда его пальцы с каждым движением всё крепче сжимали плечи Митчелла, а спина так и стремилась согнуться пополам, опуская тело всё ниже. Он наслаждался тем, что происходило, и ничего другое его не волновало.       А Джеку это нравилось. Ещё один пункт в импровизированных предпочтениях. Он пытается уловить губы командира, чтобы позволить себе ещё один поцелуй, нежный и сладкий, как свежий мёд с ближайшего рынка, и через пару неловких попыток это наконец получается, одаряя ощущением какой-то свободы. Вот они здесь, на крыше здания, что была крепко заколочена и недоступна для прохода, а где-то внизу никто даже не подозревает о происходящем. В этом, несомненно, что-то да было.       Темп стремительно набирает обороты. Становится проще, когда Митчелл уделяет внимание головке, заостряет это самое внимание целиком и полностью, дабы смазать ладонь получше. Никто из них и слова не роняет за этот короткий промежуток времени: Джек слишком привык вести себя тихо, а Гидеон отчаянно пытается уловить ртом воздух. В голове проносится одна-единственная мысль, связанная с вопросом о том, как же так получилось. Гидеон не выглядел как человек, способный отчаянно показывать весь свой спектр эмоций в подобных ситуациях, но, видимо, первое мнение всегда становится ошибочным. Джеку нравилось, что он был единственным, кто мог лицезреть такое.       Командир сам тычется носом ему в шею. Это вызывает на спине Митчелла табун мурашек, когда горячий воздух обжигает кожу, заставляет двигать ладонью быстрее и в истинном удовольствии закатить глаза кверху. На лицо смотреть теперь попросту невозможно, Джек утыкается взглядом в небо, рассматривая постепенно наступающие сумерки. Долю внимание они, несомненно, в свою сторону получат, а Джокер вновь нажалуется, что его спросили обо всём на свете, не давая провести время в одиночестве.       Гидеон вдруг сжимает плечи сильнее, выгибается, упираясь своим затылком прямиком в подбородок, а с губ слетает какое-то подобие сдавленного стона, больше похожего на невнятное мычание. Тело покрывается слабой дрожью, пропустить подобные ощущение мимо не получается, когда тело прижалось почти впритык к чужому, и только когда командир издаёт более громкий, протяжный звук, Джек ощущает липкое, горячее подобие жидкости на фаланге большого пальца, ещё через секунду на ладони. Всё встаёт на свои места. Гидеон всё ещё рекордсмен касательно эякуляции, и ныне Митчелл только сильнее вдолбил эту мысль поглубже в голову. Усмехается, но постепенно снижает темп, пока не останавливается там, откуда начал. Где-то у середины основания, и выжидает реакции. Что-то же командир сказать всё-таки должен. — Ты всё ещё говнюк, — Гидеон отзывается приглушённо. Ему требуется несколько секунд, чтобы перевести дыхание и вернуть себя в былое состояние. По крайней мере, это происходит быстрее, чем было в первый раз. Тогда Митчелл не на шутку перепугался, что сделал что-то не так, заставляя командира усомниться в правильности своих действий. — Сомневался? — Митчелл хмыкнул, высвободив руку из-под чужого белья. Осматривает её внимательно и теряется в попытках найти хоть что-то, обо что можно её вытереть. Выходить вот так в люди было бы великой глупостью, идиотской мыслью и не менее тупым действием, но, кажись, придётся. Форма казённая, стена пыльная, но он помнит, что, где-то за углом, внутри помещения, находилась уборная с раковинами. — Да как-то не могу привыкнуть к этому, — Гидеон дрожащими пальцами натягивает штаны повыше, застёгивает пуговицу, а потом оборачивается на дверь и снова думает. Было бы о чём тут думать. — Пытаться копаться в твоей голове и заранее предсказывать ход событий сродни шизофрении. Или что-то в этом роде, — он в многозначительном жесте двигает кистью, пытаясь подобрать слово. Получается плохо, и Митчелл смеётся. — Это называется паранойя. — Ты хочешь устроить мне лекцию касательно психических расстройств? — Гидеон хмурится, сводя брови у переносицы. — Нет, — Джек мотает головой. — Просто довожу твою мысль до логического конца и исправляю синтаксические ошибки. — Делом займись, учитель, — Гидеон кивает в сторону двери. — Ещё не всем шурупам своё место нашёл.       Митчелл вновь усмехается. В конце концов, Гидеон позволил себе наконец расслабиться, отпустив сложности выдавшейся недели, и спать должен как сурок. Митчелл ещё обязательно подумает о том, как вернуть в привычку возможность снова лежать вместе, прижавшись к друг другу поближе, а пока согреет койку сам.