Плетение

      На лес упал каскад непроглядываемого ливня. Отзвуки раскатов грома над завесой махровых елей заскользили по веткам и кронам, мощными ударами касаясь земли. Сверкающий от молний воздух в одно мгновение впитал в себя запахи промокшей почвы, скошенной травы и сырого мха. Между тем слух ловил и мирное журчание ручейка, и беспокойный щебет птиц, скачущих с одного места на другое в поисках укрытия, и заливистое кваканье лягушат ближе к востоку. В тумане угольной тьмы стрекотали цикады, пели сверчки, фырчали мелкие грызуны — если бы не огоньки, растущие из цветков мистиуса вдоль раскидистой ивы, путники оказались бы поглощены этой до жути шумной темнотой.       Лес гудел, разносил вибрацию по грунту как предупреждение: здесь не рады тем, чьё намерение — прервать песню природной гармонии. Казалось, сами деревья вот-вот отрастят себе глаза и рты, чтобы взгреть нарушителей уклада, и некоторые действительно так умели — команде посчастливилось по сей день их не встречать. Арбы не особо приветливы.       Блеснула молния, проворчало небо. Крупные дождевые капли лениво скатывались с молодых листочков на прикрытую капюшоном макушку и после падали на кончик холодного носа. Ночь застала их задолго до того, как они нашли временный приют, пришлось остановиться в чаще: Карлах глубоко ранена, а весь запас зелий для быстрой регенерации исчерпан. Дьяволица бредила, рана обильно кровоточила, а механизм частил так, что рисковал разлететься на тысячи шестерёнок. Удар орудием тьмы мог стоить ей разума, если не жизни, если бы они вовремя не заметили ухудшение состояния. Эль обратилась к магии, чтобы остановить процесс гниения, и это, конечно, помогло, но её познания в медицине оказались слишком слабы, чтобы искоренить заразу. Кто знает, чем бы это обернулось без Гейла: к счастью, в его инвентаре нашлись засушенные цветки зверобоя и ростки лаванды, чтобы изготовить лечебную пасту. К тому же им повезло, что дождь начался уже после того, как они сварили отвар из мяты. Теперь Карлах спала сном младенца, распластавшись звездой под импровизированным навесом, пока Эль охраняла её спокойствие. Астарион после громких пререканий расположился рядом и уже некоторое время пребывал в трансе — вариант промокнуть его устроил меньше, чем спать бок о бок с остальными, и всё же он очертил для них границу на земле.       Ещё одна капля шлёпнулась на нижнюю губу, и Эль облизнулась и потянула носом. Свежо, прохладно — ей всегда нравился дождь. В детстве он убаюкивал её лучше, чем любая сказка. Как сейчас помнит: открытое окно, лёгкое дуновение сквозь васильковые занавески как предзнаменование большой непогоды, запах влажных оконных рам, а после накрапывание, постепенно растущее в тяжёлые удары капель — тук, кап, тук, кап… Она могла проснуться от любого шороха, но дождь воздействовал на неё ровно наоборот. Он дарил ей успокоение, и Эль, ввиду его нехватки, цеплялась за звуки, как если бы хотела навсегда исчезнуть из стен крепости и раствориться в фауне, став её частью.       Сейчас же она не могла спать. Миновало слишком много времени с момента ухода Гейла за ингредиентами для зелья лечения. У Эль утончённый слух, она могла буквально распознать человека или существо по его шагам, не забыв дать подробную характеристику, поэтому, как дикая кошка, вслушивалась в каждых шорох, который мог принадлежать хоть кому-нибудь, кроме енотов и лисиц. Но от волшебника ни звука, эльфийка занервничала: их спутник не нуждался в защите, но с тех пор, как тот скрылся из радиуса улавливания звуков, ниже поясницы что-то продолжало тихонько ухать. Надо было уже давно признаться себе, что этот вечный, до тошноты волнительный трепет вызывает не предчувствие опасности, а отсутствие Гейла.       Боязнь потерять полезного союзника? Отнюдь. Эль захватило гораздо более страшное чувство. Чувство, которое может погубить. Уничтожить. Испепелить. Оставить прах.       Чувство, которое опасно.       Привязанность.       Эльфийка сглотнула ком. «В походе нет места чувствам», — про себя повторяла она, как мантру, каждый раз, когда оказывалась наедине с Гейлом. Их последняя практика с Плетением навсегда оставила широкий отпечаток плети на душе. Они были так близки и в то же время так далеки друг от друга, что, глядя в глаза, полные добра и отчаяния, ей захотелось позабыть про принципы и хотя бы раз попробовать это. Сделать первый шаг, поддаться искушению. В момент, когда их души соприкоснулись, вызвав эмоциональный всплеск, Эль вмёрзла в землю, будто боясь, что лишнее движение может разорвать эту связь.       Она нашла в себе смелость признаться и показать, о чём думала в момент их единения. Всё произошло быстро, слова сами полились изнутри: искусные пальцы, вычерчивающие по воздуху заклинания, движение напряжённых до побеления рук, капельки пота на сосредоточенном лице, вздутые от волнения вены на шее, плотно сжатые губы и преступно пленительные тёмные глаза, потерявшиеся в тяжести момента. Сражение спиной к спине против потерянных душ, ощущение жара, просачивающегося сквозь нитки одежд. Спасение, перехватывающая её рука, скользкие фаланги — доверие, перекрывающее страх.       Возбуждение, не имеющее ничего общего с бравой битвой. Возбуждение, не сопровождающееся жаждой чужого тепла. Возбуждение не столь телесное, сколько душевное.       Чёртов паразит взморочил ей голову. Эйфория момента оборвалась, уступив место необъятной пустоте, когда реальность ударом расцепила их Плетение, возвращая с небес на землю. И тогда Эль не смогла рассмотреть в лице Гейла ничего, кроме неподдельного ужаса и смущения. Волшебник, преисполненный отторжением, отступил от неё на два шага назад и, так и не найдя слов, молча удалился.       И тогда его ученица поняла, что ей не соперничать с Мистрой, и приняла решение не возвращаться к этому, чтобы не подорвать командный дух. С тех пор они почти не разговаривали.       А что сейчас? Эль вертелась, как на раскалённых углях, и, уже не доверяя собственному слуху, затравленно оглядывалась по сторонам, словно из кустов вот-вот должен был выскочить медвесыч. Позволяла воображению вырисовывать самые страшные исходы событий, тем самым терзая себя необоснованным беспокойством. Его нужно отыскать. Неважно, что она сказала бы, Эль просто хотела вернуть Гейла и выдохнуть. Как бы она ни пряталась, как бы она ни таила чувства, спасти её могло разве что полное изолирование от объекта её обожания.       Эльфийка встала, отряхнула подол накидки и высунула руку из-под ветвей ивы — к счастью, дождь совсем стих, можно было выдвигаться. Она протянула через плечо колчан, взяла лук и хотела было сделать первый шаг к востоку, как вдруг ей буркнули в спину:       — А со мной всё было бы намного проще.       Эль повернулась и обнаружила, что Астарион, приоткрыв один глаз, заговорщически на неё пялился, обнажив клыки. В ответ она склонила голову и снисходительно улыбнулась. Светло-рыжая прядка упала на порозовевшую щёку.       — У тебя всё ещё есть шанс передумать, — добавил вампир. Не дождавшись ответа и на этот раз, он возвёл глаза к небу и цыкнул. — Радость моя, я уже говорил, что ты попусту растрачиваешь свою доброту?       Эльфийка, повернувшись всем корпусом, вздёрнула бровь и скрестила руки на груди. Если бы ей давали монету каждый раз, когда Астарион попрекает её за помощь другим, им давно не пришлось бы прыгать по деревьям и кустам в поисках пропитания и ночлега.       — Гейл, возможно, сейчас рискует ради всех нас.       — Тогда он глупец. — Астарион фыркнул, будто объяснял очевидное, и приподнялся на локтях. Эль уже хотела потеряться в ряду растений, когда рокочущий голос вновь её перехватил: — Меня вот что интересует. Ты ведь такая… — протянул он и мазком руки изобразил её фигуру, — юная, свежая и очень вкусная… кхм… Так почему гоняешься за этим антиквариатом?       Девушка повернулась так быстро, что колыхнулись ветви. Она знала, что вампир в курсе её стенаний, и в общем её мало это волновало, поэтому и не предпринимала никаких попыток что-либо отрицать. Личико, румянец которого едва был скрыт капюшоном, дёрнулось в беззлобной улыбке, по уголкам карих глаз расползлись гусиные лапки.       — Предлагаешь переключиться на другой антиквариат?       Голос сорвался на ехидный смешок, и вампир тотчас задохнулся собственным возмущением, ощетинившись, как гнолл. Хочешь победить Астариона — ударь по его самолюбию — всегда срабатывает. Эль сгорбилась и звонко захихикала в кулак, походя на солнышко, когда увидела, как у спутника буквально волосы встали дыбом и потемнели алые радужки. Вампир неоднократно указывал на то, что смех эльфийки, как пыльца смехотного растения, заражает и вызывает привыкание, и любил её смешить, но теперь же ему было не до смеха: мужчина надул губы и, хмыкнув, вновь плюхнулся на лежанку. Их взгляды устремились вверх, на выходящие из плена грозовых туч звёзды и месяц. Дождь кончился, оставив за собой шелест мокрой листвы, журчание ручья и приятный запах сырости. Эль почесала нос, когда его тронул пролетевший мимо холодок.       — Знаешь, бусинка, — заговорил Астарион, обращая на себя внимание девушки, — я встречал дев, которые жили надеждой, что мужчина их мечты, который им не светил, чудом одумается и отдаст им своё сердце. И знаешь, как они обычно заканчивали?       — У тебя в постели?       — Я польщён. Но нет. В гробу, наложив на себя руки. — Вампир сел и проникновенно посмотрел в глаза. Зловеще. — И меня от них тошнит. Потому что те мужчины и мизинца не стоили.       Эль улыбнулась. Слова нисколько её не задели, она прекрасно знала Астариона: тот не силён в проявлении чувств, выражает беспокойство «по-своему», поэтому девушка не могла принимать его слова близко к сердцу. То, как он пытался прикрыть заботу острым словцом, было даже мило.       — Я буду в порядке. — Эль повернулась. — Я поищу Гейла, присмотришь за Карлах?       — А кто присмотрит за мной?       В ту же секунду в лицо вампира швырнули плотное покрывало, и он забился, как рыба на суше, чтобы спихнуть его с себя. До ушей донеслось сонное бормотание:       — Если ты сейчас не заткнёшься… то защита тебе уже не потребуется…       Астариону, пусть и не полностью, удалось выпутаться из кокона и пробить себе путь наружу. Вампир подавился и широко раскрыл глаза на то, как Карлах, моментально провалившись в сон, мирно посапывала на другой стороне. Эльфийка не смогла сдержать смешка, потому что знала, что у спутника будет весёлое времяпрепровождение: дьяволица любит поболтать во сне.       Эль не составило труда быстро сориентироваться, чтобы начать поиски с места, откуда шёл рёв лягушек и стрекот кузнечиков: ингредиенты для зелья могли с большей вероятностью найтись у водоёма. Она бесшумно ступала по мокрой почве вниз по ручейку, пробиралась между стволами елей и цепляла колючие ветки одеждой, ощущая, как с каждым шагом её поглощает пропитанный тоской лес, сдавливает стянутым воздухом и темнотой и напрягает причудливыми, ранее неизвестными ей звуками. Чем глубже она заходила, тем сильнее обострялись чувства, соответственно, заставляя девушку окунаться в поток воспоминаний.       Ночь, лес, топот лап, вибрация и скрежет камней, ржание лошадей…       Погоня за одичалым волкодавом, терроризирующим их двор в течение двух месяцев. Отец — властитель, командир, воин — вышел на след чудища и первым делом ворвался в спальню дочери и разбудил её, чтобы немедленно седлать коней. Столько усилий, столько времени, и вот он — как на ладони!.. Они гнали его до самой границы, получая царапины от колючего плюща, набивая шишки о скалы на крутых поворотах, и вот отец и дочь загнали его в угол. Затравленный зверь клацал клыками, совершал выпады вперёд, стремясь напугать, выл и лаял в попытках прорваться через них; «Пойманная тварь уже не хищник», — так говорил отец.       И кто мог знать, что Эль, вместо выполнения приказа застрелить, спешится и, будто совсем не ведая страха, приблизится к животному с поднятыми в примирении руками. Как сейчас помнила: отец кричал, скрипя арбалетом в могучих руках, а она намеренно закрывала зверя своей спиной, вызывая волны угроз, каждая из которых звучала как гром во время шторма. Ребёнок не знал, что может быть страшнее, чем гнев отца, однако стоило ей встретиться глазами с их целью, ею словно овладело оцепенение, прогоняя страх прочь. Её потянуло, как под гипнозом.       Волкодав рычал и скалился, глядя на неё в упор своими большими чёрными глазами и не моргая, и вдруг девочка услышала могучий бас: «Уйти… Дай мне уйти. Далеко». Эль, точно чокнувшись, глупо моргнула и спросила: «Ты один?», но ответа не дождалась — зверь попятился, повернулся к ней боком и выпрямился, чтобы шерсть не мешала углу обзора. Она изумилась, свела брови у переносицы: всё это время перед ней стояла волчица. Родила, наверное, совсем недавно, щенят много. Волкодав через пару секунд скрыл признаки материнства и снова зарычал, уже выжидающе.       Девочка порывисто повернула голову, чтобы попросить отца отпустить её, но решилась не сразу, стоило столкнуться с его морщинистым лицом, наполнившимся злым испугом: никто не знал, даже сама Эль, что она имела способность к магии, но говорила со зверем так, словно для неё это привычное дело. Отец таращился на неё, как на предателя, скрывшего заговор за его спиной — за этим часто следовало что-то страшное, что-то непосильное для понимания ребёнка. Сначала девочка стушевалась и сделала шаг назад: восседавший на исполинском коне мужчина казался ей ещё больше, ещё сильнее, властнее, ещё более угрожающим. Вокруг его силуэта сгущались тучи, превращая того в героя ночных кошмаров, и ей почудилось, будто отец совсем потерял интерес к цели, а на месте волкодава оказалась она.       И всё же Эль обрела в себе смелость. Но стоило только ей раскрыть рот, как мимо лица просвистела стрела и обрубила прядь солнечных волос. Взгляд застыл в неверии, слух схватился за разрывающий глотку визг. Маленькая эльфийка не успела осознать, что случилось, когда мимо уха пронёсся второй свист, третий — она оцепенела, не моргала и не дышала. Светлые пряди колыхались из стороны в сторону, царапая искусанные в порыве губы, заледеневшие потные ладошки сжали подол ночной рубашки. Череда выстрелов продолжалась ровно до того момента, пока по плечам не устремилась линия мурашек от стихнувшего собачьего скулежа.       Ей не хватило воли ни на то, чтобы взглянуть на умертвлённое животное, ни на то, чтобы посмотреть на своего командира — ей и не нужно: за него сказал рычащий как у тигра вздох.       Она и поставила точку на их отношениях. Тогда же Эль и намерилась никогда не стремиться стать сыном, которого у её отца никогда не было.       — Так ты у нас, получается, княжна? — спросил Гейл будничным тоном. Эль наблюдала за тщетными попытками мужчины забросить в вибрирующее от волнения водопада озеро «блинчик» — очередной громкий плюх свидетельствовал о неудаче.       Временами, во время привала, им удавалось побывать наедине и поговорить — не как ученица и учитель, а как друзья, союзники. Девушка не боялась заявить, что Гейл стал ей не только компаньоном, но и другом за время их небольшого путешествия. Они уже успели увидеть друг друга побитыми, бодрыми, пьяными, злыми — а впереди ещё предстояло столько пройти. Только в её глазах он выделялся среди остальных. Она не могла сказать, что Астарион и Карлах вызывали в ней ровно те же тёплые чувства, что и этот волшебник, хоть и их она успела полюбить по-своему: первого за то, что он мог рассмотреть одну монету с двух сторон и рационально оценить ситуацию, вторую — за сильный дух и то, что та никогда не унывала, даже когда их жизни висели на волоске.       Гейл отличался умением слушать и слышать. Он не стремился раздавать советы налево и направо, если его не просили, предпочитая тактично кивать и мычать — поначалу даже могло показаться, что ему вовсе не интересно, однако мужчина мог доказать обратное, пересказав всё до мельчайших деталей. Он никогда не рвался поучать, никогда не осуждал. Вставлял словечко, если нависала пауза, тем самым побуждая продолжить, иногда разбавлял её старой шуткой. Гейл прожил больше, чем она, но не нудил, как большинство взрослых в период её отрочества.       Их разговоры стали для неё чем-то личным настолько, что девушка пылала желанием заточить каждый их уединённый момент в ларец, запереть на ключ и проглотить его. Она увлекалась настолько, что забывала про Богиню Мистру, ставшую между ними огранённым плотным стеклом, единственной преградой.       Гейл в компании друзей разговорчив, но загадка в нём не исчезает. С ней же он словно расслаблялся, понемногу раскрываясь, как лотос ранним утром. Сердце охватывала такая радость, что хотелось петь, когда он как бы невзначай кидал через плечо очередной смешной факт о себе или делился откровениями, уже глядя глубоко в глаза.       Да. Он окончательно вскружил ей голову. И тогда, всматриваясь, как закатное солнце играет бликами на его вьющихся каштановых волосах, она не сразу нашлась с ответом. Только когда Гейл повернул голову, Эль вжала свою в плечи и произнесла в сапоги:       — Была. До пожара…       Мужчина развернулся, перебирая в руках камешками, и заставил девушку вновь посмотреть на него. Светлая улыбка померкла, между густыми бровями собралась складка, водная гладь нашла отражение в потемневших от сожаления радужках.       — …Который намеренно устроила сама, — добавила Эль, поскребла ногтями по опрокинутому бревну и покачала ногами.       — Эль… — Брови Гейла медленно поползли вверх, руки опустились, потеряв всякий интерес к «блинчикам».       — Эльви́н, — уточнила она и фыркнула. — Была княжной Эльвин, стала разбойницей Эль. И я не жалею ни о чём.       Наверное, то был первый раз, когда мужчина по-настоящему смутился. Эльфийка и до этого рубила правдой, но такая честность далась ему в новинку. В тот раз Гейлу не удалось найти ободряющего слова, потому он, помявшись на месте какое-то время, обратил взор к озеру и пожал губу. Тогда же, под шум южного ветра и плеска водопада, они и замолчали. К глотке подступил колючий ком старой обиды, и девушка вся сжалась, остро ощущая, как колкие воспоминания лоскут за лоскутом вскрывают только начавшие заживать шрамы. Она вырвалась из золотой клетки тирании ценой убийства собственного отца — такое не уходит бесследно, ты не можешь так просто моргнуть и совершить шаг в новую жизнь чистым и сухим, а хотелось бы. Нельзя просто взять и смыть с себя запах обожжённой кожи, вырвать из гортани пепел, стряхнуть с глаз копоть, забыть вкус крови и древесных углей.       Невозможно выкинуть из головы осознающий взгляд отца, который перед смертью лежал у твоих ног, задыхался и судорожно вертелся в попытках попросить у тебя, единственной дочери, помощи. Он так и не получил её. А дочь желала убедиться в его кончине лично.       — Это всё объясняет, — прервал тревогу мужчина, и Эль разлепила плотно сомкнутые веки — сердце бахнуло парой ударов, воздух вернулся в лёгкие. Она с непониманием покосилась на собеседника, когда тот одарил её мудрым взором и мягко улыбнулся.       — Твои манеры, осанка, походка, умение вести диалог… Уж не мне ли знать, откуда здесь ноги растут? И твои черты… — вдруг голос Гейла обрёл твердыню, — ты далеко не дурна собой.       Девушка дёрнулась. Щёки и уши сиюминутно обожгла прилившая кровь, поясницу резво защекотало искромётное счастье, лопатки прострелило свалившейся девятым валом паникой. Нельзя! Ему запрещено говорить это так, словно признаётся в симпатии! До этого всегда озорные глазки расширились в замешательстве и уткнулись в лицо напротив. До волшебника дошло не сразу, но когда понял, чем обосновано такое изумление, он, состроив смешную гримасу смущения, резко повернулся спиной и стал лихорадочно бросать камешки в воду.       — Знаешь… я, конечно, гений, вундеркинд и всё такое… но даже у такого совершенства имеются свои слабые места. — Низкий смех Гейла казался ей мелодичнее любой ноты, даже если тот звучал тревожно. Волшебник продемонстрировал один палец. — Первое: в поддержке я полный ноль. — А после второй палец. — Второе: я дилетант в пускании «блинчиков».       Самоирония — его первое оружие против неловкости, и этот раз не стал исключением. Эль буквально несколько секунд понаблюдала за жалкими потугами создать хотя бы один «блинчик» и, звонко хихикнув в кулак, спрыгнула с бревна и сравнялась с мужчиной. Её всё ещё трясло от растерянности, ей стоило великих усилий, чтобы отвлечься от запретных мыслей.       Гейл дал ей немного пространства для броска, когда та сгребла в ладони пару камешков.       — Попробуй под другим наклоном. — Сердце бешено заходилось ударами, но голос на удивление не дрожал. Эльфийка чуть отклонилась, согнула колени и прицелилась. — Вот так!       Плоский камень пролетел расстояние в четыре кружка и тут же погрузился в озёрную бездну. Когда Эль выпрямилась и подняла взгляд на Гейла, то обнаружила, что тот всё время смотрел не на летящий камешек, а на неё. Она замерла, как под заклинанием оцепенения. Возможно, ей показалось, но мужчина не глядел, а всматривался в её черты, как если бы хотел что-то сказать. Но он молчал, пуская взор то на глаза, то на волосы, то на щёки. Когда же он задержался на губах, эльфийка пропустила вздох: взгляд Гейла на мгновение переменился. Он всегда смотрел на неё как на юродивого ребёнка, за которым нужен глаз да глаз. Как на ученицу, которой необходимы наставления. Но он никогда не смотрел на неё так. Так, как на что-то близкое, но недосягаемое.       Так, как мужчина смотрит на женщину. Девушка даже не заметила, как потянулась к лицу напротив, зато запомнила, как Гейл, сам не ведая, что творит, потянулся в ответ.       А после его будто ошпарило. Очнулся, словно ото сна, он быстро. Отстранившись, глупо поморгал, неловко улыбнулся и приготовился к броску.       — Та-ак, — он повторил движение Эль и взмахнул рукой, — и вот так!       Плюх, плюх, плюх — пара насчитала три «блинчика», прежде чем камень опустился на дно.       — М-м-м… неплохо, — пролепетала эльфийка, всё ещё блуждая в недрах своих фантазий. — Для новичка.       — Ха, у меня хороший учитель. — Когда их взгляды встретились, Гейл очаровательно ей подмигнул.       Когда эльфийка в очередной раз шагнула через мистиус, служивший ей наводкой в темноте, воздух заволокло нежными нотами — пением? — и она притормозила и вслушалась. Детские голоса, флейта — глухой поток звуков под аккомпанемент капель обвил стволы мокрых деревьев и потёк в правильном направлении, прерываясь единственным высоким аккордом всего лишь в нескольких шагах от эльфийки. Поначалу они привели в замешательство: отличить пение гарпий от песни русалок раз плюнуть, но это… что-то непонятное. А непонятное всегда подразумевало под собой опасность — тут Эль настороженно нахмурилась. Она воинственно сжала лук со стрелой, и тело, будто движимое невидимой силой, само понесло её к источнику посвистывания.       Под ногами заскользила земля, под напором рук затрещали кустарники, подталкивая девушку ближе к намеченной цели. Эльфийка, по-охотничьи щурясь по сторонам, внюхалась в запахи смолы и плесени и вдруг уловила резкий, ни с чем не сравнимый аромат. Непротивный, скорее, даже приятный, кисло-сладкий с лёгкой остринкой. Своеобразный. Вряд ли специя, уж блюдо бы она узнала. Минуя расстояние от тропинки до крохотной опушки, Эль поняла, что букет насытил всё воздушное пространство рощи. И чем громче стрекотали детские голоса, тем отчётливее слышался запах.       Девушка под воздействием щемящего чувства недоверия к себе остановилась и покрутилась. Песенное эхо, как лиана, обвило большим кругом волнового пения. Голоса, как и запах, никуда больше не вели. В грудной клетке уже по-черепашьи рдела паника, водоворот ледяных мыслей кружил здравый смысл, самообладание душили эмоции.       — Где же ты, Гейл?.. — шепнула девушка на дрожащем выдохе в непрерывную мелодию.       В ту же секунду взгляд зацепил вспыхнувший впереди свет. Эль вздрогнула и, движимая осторожностью, всмотрелась. Нет, не показалось. Маленький светоч, похожий на огонёк факела, высунулся из-за дерева и сразу же шмыгнул обратно. Эльфийка непонимающе моргнула, затем ещё раз: ей показалось, что лучик парит в воздухе сам по себе. «Слишком темно, чтобы разглядеть», — подумала она и совершила шажок в его сторону — жёлтый шарик в ужасе вспорхнул и пропал за следующим стволом. Эль недоверчиво покосилась на него — живой огонь, что за нелепость — ловушка? Инстинкт самосохранения напомнил о себе, когда существо обрисовало в воздухе форму спирали. Любопытство и беспокойство за спутника одержали победу в тот момент, когда оно дзинькнуло, как колокольчик.       Долго ей думать не пришлось: огонёк в ту же секунду решил броситься наутёк, и эльфийка, вцепившись зорким глазом в его очертания, перешла на бег, попутно пряча стрелу и натягивая на плечо лук.       Светоч набирал ход так скоро, как оказывался ближе к преследовательнице. Эль неслась, как тигр за добычей, и едва успевала перескакивать через брёвна, лавировать между кустарниками и уклоняться от нависших веток, колко ударяющих в лицо нераспустившимися почками. Ровное до этого дыхание сбилось уже на седьмой минуте — девушка успела сравнить погоню с тем, как если бы она пыталась перегнать ветер или нагнать собственную тень, настолько огонёк казался недосягаемым. На пути встали острые возвышенности и скользкие спуски с мелких холмиков, которые лучик воздушно преодолел в считанные секунды, не оставляя и шанса догнать себя. Кровь закипела и забурлила, сердце, как во время поездки на лошади, вскакивало и тут же плюхалось вниз, а когда эльфийка возвысилась на каменном препятствии, биение и вовсе сошло на ритм чечётки.       Девушка маленькими перебежками устремилась по мокрой траве, глядя то под ноги, то на свет, и так торопилась, что пятка соскользнула и она едва не покатилась кубарем, если бы её не спас показавшийся перед носом вяз. Эль обхватила шатнувшийся ствол руками и ногами, чувствуя, как лёгкие обжигает ещё одной порцией насыщенного кисло-сладкого запаха, а тело трогает припозднившаяся дрожь. Пары глубоких вздохов оказалось достаточно, чтобы унять удушающую боль в солнечном сплетении. Эльфийка, слыша только собственный пульс, открыла глаза и, быстро пробежав ими по округе, выждала ещё две секунды, чтобы осознать, что огоньку удалось скрыться.       Лес же неожиданно упал в колыбель гулкой тишины.       Шею огладил жуткий холодок, когда Эль соскользнула на землю. Безмолвие могло испугать даже самого опытного следопыта: опустевшая от животных роща явно не могла таить в себе ничего хорошего. Здесь нет ни волков, ни медведей. Эта часть леса словно очарована — помнится, на одном занятии Гейл упомянул о такой практике: в таких случаях к месту прикладывал руку не волшебник и не чародей. Энергия душ обращается к заклинанию защитной каймы, что не позволяет «грязным» существам осквернять незапятнанную землю. Эльфийка потрясла головой: так вот почему её тянет прочь отсюда.       Ноги сами порывались обратиться в бегство. На самом деле, она и сама восприняла эту идею как самую разумную: не хотелось бы совсем заплутать и сойти с ума от того, что она видит парящие сами по себе огоньки. Её уже не должно ничего удивлять, и всё же девушку пробрало до нутра. Чёрт возьми, она билась с гоблинами, тифлингами, потерянными душами и другими чудовищами, но разница в том, что у неё всегда имелась поддержка! Сейчас она осталась один на один с неизвестной силой. Скованная страхом поражения.       Девушка зашла слишком далеко, чтобы отступить, и начала жалеть об этом. Стволовые стены, казалось, стали сужаться, высасывать кислород и теснить к почерневшему от старости таксодию. Эль, лихорадочно озаряясь по сторонам, почувствовала, как спину сквозь рубашку и плащ больно оцарапала сухая крона. Тишина слишком громкая, пространство слишком узкое — атмосфера сдавила виски, как металлическим колпаком дробилки, и эльфийка измученно сморщилась и закрыла глаза.       Дыхание, дыхание, как учил Гейл…       — В нашем деле главное — не потерять рассудок.       Волшебник подсел ближе и протянул ей крупное яблоко. Эль, несколько поколебавшись, приняла угощение и поскрипела им в руках. Уютный костёр, хорошая компания, вкусный ужин — то, что нужно после водных процедур. Вечерняя практика изрядно измотала девушку: мышцы тянуло от продолжительного напряжения, руки всё ещё неприятно покалывало от воздействия магии, а живот скручивало лёгкой тошнотой. Долгожданный отдых оказался идеальной панацеей, но круговерть мыслей никак не могла позволить расслабить тело и отдаться моменту. Эльфийка продолжала слышать нескончаемый шёпот, ощущать себя в ловушке искорок синего свечения, чувствовать свою склизкую астральную оболочку — это малое из червоточин Плетения — а потрескивание костра, звон посуды и голоса спутников только сильнее ворошили осиное гнездо. Хотелось оказаться глубоко под землёй, зарыться в темноту, закрыть уши и глаза и погрузиться в благодатное спокойствие. Сдерживаемое раздражение отразилось и в её некогда спокойном лице и, видимо, привлекло внимание учителя.       — Ты её совсем изнурил. Ну погляди: солдат совсем зелёный.       В разговор вклинилась Карлах, которая всё это время любопытно их разглядывала, расположившись на лежанке и подперев голову кулаком. Хвост игриво ударил по земле, подняв над собой пыль, змеиные глаза дьяволицы добродушно засияли в сторону Эль. Девушка ответила ей кислой улыбкой.       — Никто не говорил, что будет легко, — беззлобно ответил Гейл и почесал бороду.       — А она просила об этом?       Из темноты, как призрак, с массивной книгой наперевес возник Астарион, заставив присутствующих раскрыть рты. Вампир обычно держался в стороне, чаще проводил свободное время в своей палатке, изучая руны и древние символы, и его появление в кругу своих считалось редкостью, сравнимой с явлением огненного смерча.       Вампир уселся между Карлах и Эль и, отложив второй том серии «Тифлингская клинопись», игриво махнул эльфийке.       — Было бы прискорбно закопать талант Эль, так и не раскрыв его потенциал.       — Не слишком бы ты увлекался, друг мой. — Астарион и не думал скрыть неприязнь под тонкой усмешкой.       — Не доверяешь моим методам? — сощурился Гейл. — Хочу напомнить, что Эль по твоей милости весь день изображает мертвеца. И не только сегодня.       — Извини?! — слишком драматично содрогнулся вампир. — По крайней мере, я знаю меру. А вот на месте Эль я бы не стал сближаться с тем, из-за кого всё может взлететь на воздух, стоит распереживаться! — Он щёлкнул пальцами.       Уголки губ волшебника мгновенно сползли вниз, а глаза, не отрываясь от оппонента, налились едкой темнотой. Эль, словно пронеся обиду наставника через себя, зарделась беспокойством: ободок знаков Нетерила, стремящихся от неприкрытой груди к шее и лицу, зажёг лиловым отливом и с той же едва заметной вспышкой почернел. Гейл оставался угрожающе неподвижным.       — Напомни, почему он всё ещё с нами? — на помощь пришла с иронией отозвавшаяся Карлах, которая ткнула пальцем в сторону Астариона. Тот закатил глаза.       — Довольно. — Эль забыла про былое раздражение. Её взгляд обошёл присутствующих, голос затвердел. — Спасибо за беспокойство, правда, но я в порядке. Я доверяю Гейлу. И вам следует, если не хотите помереть до того, как мы доберёмся до Врат Балдура.       Компания замолчала. Астарион вскинул подбородок, демонстративно раскрыл книгу и злой, как чёрт, прикрыл ей лицо. Карлах, подивившись строгости лидера, расплылась в довольной улыбке и кивнула. После перевернулась на спину, расположила руки за головой и, закинув ногу на ногу, закрыла глаза и стала напевать любимую мелодию из арсенала вампира.       Гейл оказался пойман на том, что красноречиво рассматривал округлые девичьи черты, обрамлённые златом прядей, выбивающихся из высокого хвоста девушки. В расширенных зрачках взошла жемчужная радость, заслонившая собой недавнюю печаль — настолько яркая, что казалось, будто Эль видит в ней своё отражение. Бесцветные губы приоткрылись, приковав к себе её внимание.       Безнадёжная влюблённость громила столпы твердыни, медленно, но верно пробивая себе путь к высеченным из камня принципам.       — Моя девочка.       — Ч-что? — захлопала ресницами девушка, осознав, что тысяча муравьишек решила устроить забег вдоль её поясницы и остановиться у низа живота, чтобы с фанфарами восхвалить победителя.       — Ты проявила недюжинную выдержку, несмотря на то, что была готова вот-вот взорваться. Продержалась достойно. Как думаешь, почему?       Эльфийка сконфузилась, припоминая всё, что чувствовала в момент накала страстей, но в ответ лишь непонятливо скривилась. Гейл пояснил:       — Новички нередко испытывают неоднозначные эмоции, например, необъяснимые ярость или печаль. Иногда посещают галлюцинации: потусторонние звуки или ощущение фантомного присутствия. На самом деле, бояться нечего, если научиться контролю. Увы, часто начинающие с неразвитой волей пускают в ход агрессивную магию, когда состояние достигает пика терпения — а мы как волшебники не должны этого допускать. Чтобы не потерять себя, мы смещаем наш фокус на то, что происходит сейчас, а не на задворках сознания. Сейчас тебя спасло то, что ты думала в первую очередь о последствиях выплеска эмоций.       — Не совсем понимаю, Гейл? — выдержав паузу, призналась Эль. Учитель восхищал тем, что мог распинаться перед слушателями часами, рассказывать и показывать наглядно, чтобы чётко донести информацию, но порой его заносило так, что возникало ещё больше вопросов.       — Ты не позволила магии унести себя из настоящего. В ситуациях выброса адреналина нам необходимо удерживаться на земле, концентрироваться на происходящем и взвешивать все за и против. С этим ты отлично справилась, но кое-чего тебе всё же недостаёт.       — Чего же?       — Правильного дыхания. — Мужчина похлопал себя по груди.       Девушке с трудом удалось оторвать взгляд от круглого знака Нетерила на просвечивающихся сквозь мокрую ткань рубахи мышцах — интересно, позволил бы он себя коснуться, попроси она сейчас? Обожглась бы она знаком? Какой он на ощупь: выпуклый, плоский?       Холодная ли у Гейла грудь, мягкая или твёрдая?       Эль отвесила себе мысленную пощёчину. Соберись, соберись, соберись!       — Позволишь? — Гейл протянул руку, чтобы девушка вложила в неё свою ладонь.       Почему-то именно сейчас эльфийка задумалась о том, что руки у волшебника нежные, пусть и мозолистые. Пальцы касались осторожно, будто боясь поцарапать нежную кожу рубцами, гладили — правда гладили? — бережно и ласково. Эль потеряла душевное равновесие: ей стало досадно от того, что Гейл не позволит прочесть свои мысли, и рискнуть ещё раз она не решилась — прошлая попытка не увенчалась успехом, к тому же наставник на неё серьёзно разозлился.       Тогда девушка не сдержалась и огладила его ладонь в ответ, но вместо того, чтобы смутиться, мужчина попросил её закрыть глаза, а после приложил руку Эль к её груди. Эльфийка замерла в предвкушении: ей показалось, что ладонь Гейла вжимается в её руку так тесно, что тот способен ощутить, как разгорячила девушку эта близость.       — Такой быстрый ритм, — насмешливо заметил учитель. Ухо уловило, как Астарион демонстративно цыкнул и злобно перелистнул страницу. — А дыхание дрожит. Расслабь плечи и спину, не бойся сутулиться. Да, вот так, а теперь почувствуй, как тело соприкасается с землёй. Вдохни ртом и медленно выдохни через нос, сосчитав до десяти. Молодец. Теперь повтори. Ещё раз… ты справляешься.       Эль опустила плечи и расслабила бёдра. В голову ударил кислород, и девушка жадно задышала, словно до этого ей перекрывали к нему доступ. Почва под ногами затвердела, эльфийку, будто та левитировала, вдруг пригвоздило к земле. Чувства наэлектризовались, обрели реальный характер. Назойливый шёпот стих, тошнота улеглась, покалывания в пальцах уступили место настоящим прикосновениям: чистое яблоко в одной руке, жёсткость хлопковой рубашки в другой. Эль, открыв глаза, перестала слышать собственное сердце. Только потрескивание костра, сопение Карлах и перелистывание страниц «Тифлингской клинописи».       — Вот так, — еле слышно сказал Гейл.       Он всё ещё держал горячую ладонь на её руке, и она, конечно, не возражала. Эль также не имела ничего против взгляда, будоражащего её желания. Как давно Гейл стал задерживать на ней взор, и почему она стала замечать это только совсем недавно?       — И к слову…       Девушка не ожидала того, что учитель потянется к её уху, заставив оторопеть. Два пальца огладили завиток слишком интимно для того, чтобы просто поправить волосы. Фаланги защекотали мочку и двинули назад, когда эльфийка тихо выдохнула ртом, недвусмысленно уставившись на губы Гейла. Застыдилась: явно прозвучало так, что она жаждала его внимания.       Рука резко подалась назад и замерла почти перед носом девушки, что выронила яблоко и шокированно на неё вылупилась. Пальцы мужчины сжимали качающийся цветок с широкими белыми лепестками — ипомею.       — …Магия может и приятно удивлять.       С этими словами Гейл вплёл цветок в самую светлую прядь и подмигнул, с удовольствием глядя на то, как Эль начинала краснеть. К слову, сладковатый запах ипомеи отпечатался в памяти так, что начал ассоциироваться с этой ночью.       Заряд энергии, как искусственное дыхание, вернул девушку к жизни, и она открыла глаза и вскочила, как от удара током. Стены растений пали, умерщвляющий капкан вышел из строя, с ума сводящая тишина проиграла мирному пению сверчков и журчанию речки. Эль совершила ещё несколько глубоких вздохов, прежде чем вернуться к маршруту. Она насторожилась и по привычке принюхалась.       Магия — она вспорола когтями живот и помогла ей выбраться из западни. Магия витала всюду, обвивала тело как плющ, даруя ощущение лёгкости. Её впитали и воздух, и земля, и вода. Отнюдь не незнакомая аура.       Гейл. Он где-то рядом!       Вскоре эльфийка сообразила, что, помимо журчания и стрекота, она слышала писклявый смех, который, судя по всему, принадлежал кому-то крохотному. Затем послышался ещё один смешок, и ещё — чем ближе она подбиралась, тем их становилось больше. Как ни странно, угрозу Эль не почувствовала, а даже напротив: солнечное сплетение, как хорошо нагретыми руками, накрыло непонятное, неизвестное естество, разливающееся теплом книзу живота. На душе в один момент отлегло: наставник явно жив и здоров.       За кустарниковыми, под которые уходил ручей, виднелось чистое, как чёрная вуаль, небо, усыпанное вереницами звёзд, и маленький лунный серп, как главенствующий над подданными. В ноздри, помимо кисло-сладкого аромата, ударил запах влажной травы и земли, что звучал отчётливее первого. За занавесом заиграли огоньки, похожие на тот, что преследовала Эль, и тогда девушка переступила через ручеёк и нетерпеливо откинула ветки в сторону. Блестящие от восторга глаза расширились, рот раскрылся в немом восхищении.       Она убедилась в трёх вещах. Первое: парящие в воздухе частички света ни разу не иллюзия. Второе: Гейл действительно был здесь. Третье: чудеснее зрелища ей не доводилось видеть.       Озеро охраняла колонна колышущихся деревьев, отрезая место от остальной части леса. Песчаный берег обступила речная живность: на кубышках резвились лягушки, мимо проплывали казарки и селезни, промеж осоки и аира сигналили светлячки — точно собрались ради того, чтобы поглазеть. Над водой, среди осин, между кувшинками и водными гиацинтами кружили искорки движущихся по спирали желтоватых брызг. Отражения в озёрной глади создавали впечатление, что те охватили собой всё пространство этого тайного уголка, а Эль витала в этом импровизированном коконе.       Девушка сделала осторожный шаг и замерла без возможности определиться, стоит ли далеко убирать лук и стрелы. Она не знала о природе существ, так похожих на ночных насекомых. Их тихий смех смешивался в единый гул, похожий на шелест травы. Они петляли друг за другом то стремительнее пули, то ленивее шмеля. Как бы Эль, наблюдая за ними издалека, ни старалась определить слабые места, в конечном итоге она осталась ни с чем. С таким количеством, скорее, прежде всего стоит попробовать построить диалог, в чём Гейл, собственно, преуспел.       Эльфийка приподняла бровь и глупо на него уставилась: он нашёл самое подходящее время и место для того, чтобы заняться Плетением. Про сумку с травами, которую облюбовали неспящие уточки на берегу, волшебник благополучно забыл, как и про плащ, на котором уже теснились водные ящерки. Гейл, оцеплённый по кругу сине-голубым свечением, стоя по колено в воде, изредка кивал одному из огоньков, удобно расположившихся на вытянутой ладони — Эль, когда склонилась, даже показалось, что светоч болтал маленькими ножками. Она настолько увлеклась, что вытянула шею и закусила губу, чтобы рассмотреть существо получше, и в тот момент любопытство сыграло против неё. Девушка оступилась и едва не рухнула, наведя шума с помощью хрустнувших веток.       Детские голоски, как один, ахнули, и озеро накрыла волна паники, сопровождающаяся свистящим шипением. Огни разлетелись кто куда: скрывались под воду, распугивая жаб, прятались в кусты, роняя ящериц в бездну, толкались и пихались на пути к лесной чаще — и жужжали, жужжали, жужжали! Эльфийка непроизвольно приготовилась к выстрелу, но не знала, во что или в кого целиться: она дёргалась, как дикий зверь, то в одну сторону, то в другую, слыша сквозь шум только отголоски собственного имени. По ногам в ужасе пробегали крякающие селезни, заставляя пятиться и спотыкаться, а мимо ушей и глаз сверкали крылышки всполошившихся стрекоз. Тишину и покой вынесло с озера, как водоворотом, превратив место в извергающийся вулкан, который до этого спал лет сто.       — Стойте, она безобидна!       Озеро через пару секунд утихло. Погасло свечение. Место, теперь ничем не отличающееся от других, освещали только луна и звёзды. До этого живой канал казался вымершим. Когда живность оставила Эль в покое, а свечение погасло, она, всё ещё пребывая в шоке, огляделась — ни одной живой души.       Девушка обнаружила, что Гейл, разорвав Плетение, пытался возобновить с существами контакт. Никто так и не отозвался, и он, разочарованно вздохнув, в бессилии опустил руки. Они наедине. Мужчина всё ещё стоял к ней спиной, она не видела его лица, чтобы определить, злится он или нет, потому мялась на месте, как нашкодивший ребёнок.       Злится, определённо злится! Эль сжала губы от горя: их последний разговор выдался далеко не сладким, угрожая стать последним, а уж эта ситуация не оставила ни единого шанса на то, чтобы всё исправить. Она ни на шутку испугалась, когда он стал поворачиваться: он накричит? Накричит же.       — Следите за мной, госпожа?       Девушка вмёрзла в землю. Его губы дрогнули в лёгкой улыбке, и он хохотнул. Как же она могла забыть: не припомнится, чтобы Гейл — всегда вежливый и учтивый джентльмен — вдруг взрывался от ярости и срывал голос на ближнем, даже если тот ему знатно насолил. Его злобу можно было прочесть в ровном, как сталь, тоне и тёмных, как пучина, глазах, но не в лице — мужчина в этом плане мог похвастать закалённой выдержкой.       Волшебник, держа благородную осанку и смотря на неё, как на несмышлёного зверька, напомнил ей персонажа сказки, которую она когда-то слышала от прислуги. Должно быть, эльфийка и впрямь выглядела как несчастная бестия, отбившаяся от стаи: выдержав мудрый и добрый взгляд на себе, она стала беспорядочно шарить глазами по местам, куда юркнули огоньки минутой ранее.       — Может, опустишь оружие, или всё же ты охотишься на меня?       Гейл кивнул вниз, и до Эль дошло, что она всё ещё держит наготове лук и стрелу. Следовать его просьбе она не спешила и вместо этого с долей стыда призналась:       — Т-ты не возвращался, и я решила, что с тобой что-то произошло.       — «Что-то произошло»? — прыснул смешком мужчина и пожал плечами. — Поверь, обо мне беспокоиться стоит в последнюю очередь. Декариос не пропадёт!.. Но мне приятно… спасибо.       Лицо Гейла вытянулось в серьёзную гримасу, отмечая, что волнение девушки на мгновение уязвило его. Странно разговаривать с ним после стольких дней старательного игнорирования друг друга. Эльфийка спрятала стрелу, убрала лук и, отведя заворожённый ликом мужчины взор, поёжилась, не зная, куда себя деть. Гнетущая тишина давила так, как если бы небо начало падать. Будто нарочно, волшебник держал обет молчания и, воспользовавшись моментом, стал медленно вести взгляд от головы до ног и обратно. Боковым зрением девушка видела движение его головы, оттого возникло ощущение, что тот буквально бесстыдно облизывает её.       Он не имел ни малейшего понятия, какой коктейль чувств вызывает у неё такое внимание. Как можно, после того как поставил точку на развитии отношений, одаривать её таким недвусмысленным взглядом?       Эль поддалась на мнимую провокацию, чтобы хоть как-то отогнать наваждение. Она вернулась к Гейлу, чтобы совершить аккуратный шаг вперёд и тихо спросить, опасливо поглядывая на растения:       — Что это было?       Вдруг позади волшебника, в кувшинках, мелькнула живая тень. С милым звоном, как у колокольчика, огонёк вновь погас, дав сигнал, что существа всё ещё здесь: наблюдают, подмечают, следят, а, возможно, что-то планируют.       Мужчина хитро сощурился.       — Так подойди и узнаешь.       — Что? — хлопнула ресницами пару раз девушка. — Прям… к тебе?       В ответ уголки губ потянулись ещё шире, а глаза сверкнули азартной искрой. Девушка, ещё поглощённая мыслью, что это место пахнет опасностью, всё же подошла поближе. Пуф! — рядом с сумкой Гейла плюхнулся кочан и лук. Клац! — на ключицах щёлкнула застёжка — к коричневой мантии присоединилась оранжевая накидка. Эль нерешительно потопталась на месте.       — Трусишь? — вкрадчиво поинтересовался волшебник, и эльфийка тут же нахмурилась. Края острых ушей окрасились в алый, и тот поспешил проинформировать: — Выдры здесь не водятся.       — Как ты?..       — Нетрудно догадаться, когда ты в последний раз отпрыгнула от одной так, что оказалась на ветке дерева где-то в метре от земли.       — Она… просто неожиданно выпрыгнула из воды! — Эль разогнула спину и прижала руки вдоль тела. Краска залила едва заметные веснушки на маленьких щеках. — Я предпочитаю смотреть страху в лицо!       — Тогда что же мешает снять сапоги и присоединиться ко мне?       Эльфийка сглотнула. Сдавшись, она небрежно скинула сапоги и, ощутив бодрящую прохладу под ступнями, пошевелила пальцами. После подвернула рукава рубашки до локтей и штаны — до колен, поправила волосы и подступила к краю берега. Опасаясь, что ноги тут же окатит холодом, Эль предвкушающе потёрла ладони и, закусив губу, окунула пальцы. В ту же секунду она от удивления отпрянула и глуповато уставилась на волшебника, который обнажил зубы и едва слышно хохотнул. Тепло. Так тепло, будто нагретая ванна. Девушка опустила одну, а затем и другую стопу, щекоткой ощущая расплывающийся под ними почти горячий песок и видя заструившуюся по коже цветную рыбёшку. Эльфийка заулыбалась и вопросительно глянула на учителя, и тот, будто ждал с нетерпением, принялся объяснять:       — Гидротермы. Подземные воды — по типу тех, что мы видели в Подземье, — находят выход из горных пород и, встречаясь с грунтовыми водами, образуют вот такие источники. — Он обрисовал рукой открывающийся пейзаж.       — Поэтому я не могу обжечься? — Эль сравнялась с мужчиной.       — Точно! — воодушевлённо закивал Гейл и обратил взор к природной картине. Заговорил почти влюблённо, качая головой. — Мир удивителен, а это только его малая часть. Представляешь, сколько ещё нам может открыться, сколько ещё предстоит изучить? Моя библиотека уже рвётся от свитков и энциклопедий, а мне и думать страшно о её скудном содержании…       Гейл всегда отзывался о науке и знаниях как о нечто сакральном, нечто глубоко им хранимом, и в моменты, когда его пристрастие уносило за пределы, он казался особенно красивым. Красота плясала в бликах горящих зрачков, в морщинках широкой улыбки, в гусиных лапках уголков глаз и в патетичном тоне. Его любовь, страсть, ненасытная любознательность и жажда познания — вот, что привлекло девушку с самого начала. Он не кичился своим багажом знаний, но никогда не упускал возможности поделиться сведениями об устройстве мира и его отношениях с магией. А когда говорил, смотрел только на неё, как если бы она являлась единственным зрителем в опустевшем зале. Вот как сейчас, когда он повернул голову и его губы покинула восторженная улыбка, стоило заметить, как эльфийка проникновенно на него смотрит.       — Не изучай того, что не хочет, чтобы было изучено. — Она поболтала ногой, образуя маленькие волны. — Так говорил Хальсин.       — Хм, вижу, времяпрепровождение с нашим косолапым другом не прошло даром, — усмехнулся Гейл и качнул головой. В ухе весело блеснула серьга. — Только не говори ему, что я так сказал.       Эль слабо хихикнула и сразу же затихла, замерла, будто под гипнозом. Мужчина своей радостью в лице показал, что заработал ещё одну маленькую победу, потому что смог её рассмешить — счёт шёл в его пользу. В первый день знакомства он дал слово, что «прекрасная миледи будет светить своей солнечной улыбкой чаще, чем сейчас», когда ему удалось её разговорить. Тогда же и намекнул, что прочёл печаль и хорошо скрываемую злость в бистровом отсвете выразительных глаз — его проницательность не шли вкупе с тем, какое впечатление он о себе оставил при знакомстве. Поначалу волшебник показался ей беспечным, нарциссичным мужчиной, он никак не внушал доверия ни ей, ни остальным. И изумил её ещё раз, когда показал себя в совершенно ином свете на поле боя.       Она не могла с ним не смеяться, а то и вовсе хохотать из-за его, казалось бы, ребяческих проделок. Парочке трюков она даже научилась.       Двойной звон колокольчика, как напоминание, что рядом кто-то есть, и искорка, как у потухающей свечи в уличном фонаре, вынудили отвлечься друг от друга и встрепенуться. Гейл вернулся мыслью к началу их диалога и, многозначительно, почти пугающе осклабившись, попросил Эль подойти ближе. Девушка, поглядывая на прерывистый огонёк, послушно встала напротив учителя, и тот, выдержав паузу для уверенности, плавно, как художник при работе с кистью, взмахнул руками и расположил руки ладонями вниз перед собой. Из пальцев, как вода, заструился синий свет, и, когда Гейл покружил ими, талию описал круг связывающих друг друга тонких нитей.       — Теперь ты.       — Что, зачем? — оторвавшись от чарующего зрелища, протараторила Эль.       — Они чуют магическую энергию. Покажи, что ты не представляешь для них опасности. Давай, сконцентрируйся на хорошем. Как я тебя учил.       Девушка раскрыла было рот, чтобы напомнить, что в последний раз его не воодушевила идея, на которой она «сконцентрировалась», но вовремя его закрыла. Волшебник не давал поблажек, когда о чём-то просил, и она приступила, до того мученически вздохнув и закатив глаза.       Концентрация, концентрация… будто это так просто, когда по лодыжкам щекотно проезжаются хвостики рыбок. Эльфийка набрала в лёгкие воздух и вытянула руки ладонями вниз, повторяя все движения мужчины. Безрезультатно. Вторая попытка тоже не оставила результата — девушка рыкнула и, обессилев, опустила кисти. Ко лбу и щекам подступил жар, пальцы оставались ледяными. Гейл сложил руки на груди и взглянул на ученицу, как на дурочку.       — О чём ты думаешь? Когда я сказал «сконцентрируйся на хорошем», я говорил о чём-то очень хорошем. — В голос вплелись нотки снисхождения. — Подумай о другом. О чём-то, что действительно щекочет твои нервы.       Ей хотелось высказаться. Выплеснуть на него все чувства, истерично закричать в пустоту и убежать в лесную чащу, а то и вовсе утопиться. Он прекрасно знал, что заставляло её сердце биться чаще. Он видел насквозь, знал о злой боли, что застряла в глотке. Но понимал ли? Чувствовал ли он вообще что-то похожее? Бушевал ли в нём необузданный океан противоречивых эмоций, скрываемый за маской естественности? Непостоянство бесило, тайна терзала пытками, бессилие сжимало шею шипованными тисками.       Эль скрипнула зубами и снова вытянула руки. Задышала ртом и напрягла мышцы лица и тела так, что в ушах зазвенело. Поток мыслей захлестнул её, и из подушечек пальцев потянулись холодные, как лёд, синие нити.       Она вспомнила, как он вытащил её с того света после битвы с горгульями — когда девушка очнулась и первым делом обнаружила его, хлопочущего над её истерзанным телом: Гейл подшучивал, говорил с ней, но она не помнила и половину их диалога. Воспоминания прокручивали только окутавшие её светлую заботу, особую бережность и трепетные прикосновения. То, как мужчина коснулся её впервые с целью наложить заклинание лечения. То, как он приложил тыльную сторону ладони к её лбу, чтобы измерить температуру. Как он после спустился к щеке и подбородку, посчитав, что девушка уснула. Как его большой палец невесомо огладил нижнюю губу и как после, когда Гейл удалился, она провела по ней кончиком языка, чтобы почувствовать щемящую горечь на языке. Она не поняла, что на неё нашло: почему не сопротивлялась, почему не ударила и не возмутилась, почему притворялась спящей. Ответ нашёлся незамедлительно: за столько лет скитаний её впервые посетило трогательное чувство защищённости. Тело с рвением отозвалось на такое личное касание, и Эль была убеждена, что, прикоснись так к ней Астарион, его лицо тут же бы встретил кулак.       После поток грёз унёс её в тёмную глубь своего воображения. Один случай отпечатался в памяти особенно ярко, это случилось после событий с горгульями. Из головы уже который месяц не выходила их случайная близость, когда им посчастливилось спрятаться от элементалей: в малюсеньком пространстве между стенами, тело к телу, дыхание к дыханию. Гейл объял рукой её спину, другой держась за стену, девушка же вцепилась обеими ладонями в ворот его робы, чтобы не рухнуть из укрытия вместе. Тихое «Прости, потерпи немного» обожгло её макушку, и когда девушка подняла сбитый взгляд с груди на лицо мужчины, то в первую очередь наткнулась на лёгкий румянец щёк и стыдливо опущенные ресницы. Его смущение вызвало умиление. Эльфийка воспользовалась мгновениями, чтобы рассмотреть каждую морщинку и каждую пору мужчины. Она не заметила, как понятие «интерес» стремительно переросло в понятие «влечение». Гейл держал несильно, почти воздушно, даже в удачный, казалось бы, момент он не терял манер и не позволял заходить себе дальше положенного, но Эль не испытывала благодарности. Даже если бы мужчина сорвался, она бы позволила ему отпустить своё воспитание, чтобы вновь ощутить трепетные руки на своей коже. Чем бы могло всё обернуться, потянувшись она к чужим губам первой? Ей бы хотелось сразить его. Чтобы он дал волю желанию и подался вперёд, блуждая в коротких, поначалу неуверенных сухих поцелуях, чтобы его широкая ладонь прижала к мощному телу, словно нежность момента могло унести сквозняком. Она бы хотела ощутить, как щетина колет челюсть, когда он подберётся губами к уху, и как пальцы, опустившись к талии, сжимают её нетерпеливо, будто поскорее хотят прокрасться под одежды. Как голос шепчет горячее: «Тише», когда девушка всхлипывает, как колено втискивается между бёдер и трётся на пробу. Как губы становятся мокрыми, когда мужчина заглушает желание в глубоком поцелуе…       — Другое дело. — Гейл всплеснул руками, демонстрируя результат стараний Эль.       Эльфийка облегчённо выдохнула, даже не глянув на крепко сцепленные друг с другом нити, что обвели её бёдра в круг. Учитель оказался как никогда довольным, а из неё это упражнение, скорее, нагло высосало остатки энергии. Погрустить об этом она не успела, потому как к двум звонам колокольчиков добавился третий, а свечение под водой и среди кубышек приняло молочно-белый оттенок. Из укрытия осторожно выполз первый спиральный огонёк, затем два остальных. Эль присмотрелась: несколько темнее, чем весь светоч, глазки, тонкие, как стебельки, ножки и ручки. Первый смельчак, вспорхнув и остановившись напротив лиц чужеземцев, что-то прозвенел, прожестикулировал, и возникла пауза. Девушка, ища поддержки у Гейла, засекла, что он добродушно улыбнулся ему, будто знает всю жизнь. Не решаясь говорить с искоркой, она склонилась к учителю и шепнула, не отводя взгляд от ожидающего ответа светлячка:       — Что он сказал?       — Беш понячия, — сквозь улыбку во все тридцать два ответил тот. — Прошто улыбайша и кивай.       Эль сдержала так и рвущийся наружу смешок и последовала примеру мужчины. Она кивнула, колокольчик довольно звякнул, огонёк радостно закружился и, показалось, свистнул? В тот же момент к девушке подлетели две другие малышки и стали скрупулёзно изучать, как врачи в операционной. Они вглядывались в большие янтарные глаза, дёргали за острые уши и серёжки, оглаживали медовые волосы и что-то одобрительно звякали. Боясь двинуться, эльфийка лишь повернула зрачки к Гейлу, словно ожидая знака, и даже на пару секунд перестала дышать. А тот краснел от веселья и качал головой, пока на его трясущихся от смеха плечах устроилась ещё парочка маленьких разбойников. Улыбка расцвела и на её губах до того, как огонёк ткнул её в кончик носа. Нарушитель веселья помотал пальцем и что-то дзинькнул, и Эль, безмолвно выпрашивая одобрения у мужчины, учтиво улыбнулась и кивнула.       Вдруг спиральки засвистели, взмыли в воздух и захлопали маленькими ладошками. Не прошло и секунды, как они молнией скрылись из поля зрения, погружая путников в прежнюю тишину. Эльфийка, разрываемая любопытством, подошла ближе и предположила:       — Пикси?       — Хранители леса. А если точнее, болотные огни, — поправил Гейл. — Название не слишком воодушевляет, не так ли?       — Верно… — скривилась Эль и недоверчиво посмотрела под ноги.       — С названием ничего общего не имеет, просто какой-то умник как-то запечатлел их на болотах, — хохотнул мужчина. — Вопреки названию, очень чистоплотные существа. И, в отличие от пикси, не зловредны. Они довольно стеснительны, поэтому встретить их — большая редкость.       — Да уж, они сама скромность, — ухмыльнулась девушка.       — Просто они впервые видят таких, как мы. Хотя ты у них вызвала куда больший интерес…       Эльфийка в смущении попыталась поправить вырвавшуюся из заколки прядь, но та вновь упала ей на лоб. Она совершила ещё одну попытку, используя обе руки, но, как итог, волосы рассыпались по голым плечам. Эль взвыла, вытаскивая из них две маленькие заколки и пряча в карман. Импровизировать без зеркала та ещё задачка.       Гейл, чуть насупившись, вдруг нерешительно потянул руку к её лицу, и она окаменела. Внутри всё скрутилось, как мокрое полотенце, и заскребло, как кошка, по стенкам мышц. Девушку встрясло, её голову немного потянуло в сторону, когда холодную кожу едва тронуло тепло мужских пальцев. Волшебник заправил пушистые локоны за ухо и, возвращая руку, тягуче пропустил их золото через пальцы, отпустив не сразу. Эль сжала губы и нервно сглотнула.       — …И я их понимаю.       Эльфийку повело. От слов. От ласкового голоса, нежного доброго взгляда, мимолётного прикосновения к щеке. От собственных чувств, что та поклялась зарыть, чтобы не усложнять жизнь. Гейл играл не по правилам, играл грязно. Провоцировал её.       Глаза налились неутомимой тоской, синие нити дрогнули, уняв выпадающий с губ порыв грусти. Так нечестно. Это жестоко. Эль не могла поверить, что человек, подаривший ей столько смеха, столько заботы и внимания, способен на такое зло.       Отчаяние, застывшее на лице, не оставило Гейла без внимания. Мужчину тряхнуло, как ударом ножа, и он в ужасе прохрипел:       — Эль, что…       Воздух разрезал звон колокольчиков — и над озером взмыл с десяток болотных огоньков, которые тащили за собой что-то круглое и пышное. Из-за завесы тьмы дуэт не сразу понял, что несли они увесистый цветочный венок, который сразу же полетел на макушку волшебника. Мужчина подпрыгнул и взмахнул рукой, чтобы придержать подарок с торчащими травинками полевых цветов. Рассмеялся так заразительно, что и девушка в момент позабыла о своей печали. Так даже лучше: не хотелось бы портить прекрасный вечер — по крайней мере, так заставила себя думать эльфийка.       — Кхем… Похоже, мы вошли в доверие, — прочистив горло, заключил Гейл. Девушка хихикнула, заметив, что пара существ оцепило венок и одно расположилось на плече учителя. Волшебник выпрямился и встал в рыцарскую позу, выставив челюсть вперёд. — Ну, как я выгляжу?       — Пф… вы неподражаемы, профессор Декариос… ох! — фыркнула та в ответ и совершила неуклюжий реверанс. Она не плюхнулась в воду только благодаря тому, что мужчина поймал её за локоть.       Пока он пытался помочь Эль выпрямиться, из кустов морошки выпрыгнуло ещё десять бренчащих спиралек и кинуло на её голову второй венок — цветочное украшение тут же съехало на лицо, закрывая его добрую половину. Гейл ухватился за живот, уставившись на оробевшую в первые секунды партнёршу — его раскатистый смех действовал как панацея от всех болезней. Девушка пару раз хлопнула ресницами и оттянула край венка вверх так, чтобы он свешивался на затылок. Убедившись, что тот сидит плотно, она последовала примеру учителя и шутливо вздёрнула нос кверху.       — Как выгляжу я?       В суете до неё дошло не сразу, что неудержимый хохот якорем канул в воду, а пауза как-то слишком задержалась. Сначала Эль подумала, что собеседник не расслышал, но стоило поймать взгляд Гейла, она обомлела сама.       Он глядел на неё с тем же немым упоением, каким в последний раз, у водопада. С тем же воодушевлением. Карие глаза глядели прямо в её, ситуация загнала девушку в ловушку. Мужчина молчал, колокольчики не звенели. Это безмолвие торопливо угнетало в эльфийке остатки самообладания.       — Неповторимо, — наконец подал голос Гейл, блуждая взглядом по округлости точёного лица, как если бы пытался запечатлеть в памяти то, что должно вот-вот исчезнуть. Взор неспешно обласкал острый нос, тонкие губы и гладкие скулы, а затем вернулся к изначальной точке, чтобы сложить единую картину, как мозаику. Обрисованные красками щёки алели, а в животе урчало волнение.       — Хватит, Гейл. Это пытка.       — Что?       Эльфийка обрубила зрительный контакт и всмотрелась в собственное отражение под ногами — в воде всё ещё резвились рыбки, на фоне покрякивали и плескались утки и в непонятках звенели колокольчики. Болотные огоньки отлетели от пары и приземлились на кувшинки, заподозрив неладное.       — Твой взгляд, твои руки, — обрывисто начала девушка. — Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной? Неужели я тебе настолько противна?       — «Противна»? — Мужчина не поверил собственным ушам. Он сделал шаг вперёд. — Нет-нет, ты ошиба…       — Тогда почему ты сбежал? — отпрянула та. Она всё ещё на него не смотрела. Голос задрожал. — К чему этот цирк?       Её нить Плетения оборвалась на слабом выкрике и при падении расплескала воду. Вернись в реальность, дурочка: знала же, что ничего из этого не выйдет! Ей хотелось провалиться сквозь землю не столько от чувств, сколько от злости.       Стоило девушке поднять взгляд — к векам подступила жгучая влага, которую она поспешила сморгнуть. Сдержалась, молодец, сохраняй достоинство. Лицо покраснело, сжатые от напряжения губы подёрнулись кровавой корочкой. Мужчина огорчённо выдохнул — хранил молчание.       — Почему ты не отверг меня, когда была возможность? — почти прошептала эльфийка.       — Я не смог.       — Почему?!       Эль надорвала голос, выведя его на писк. Звуковая волна, как гром, заставила селезней обеспокоенно закрякать и пуститься в бега. Маленькие зрители издали один удивлённый дзинь.       Гейл понурился и, недовольно цокнув, пожал вспотевшими ладонями. Его нить бурно затрещала, синева постепенно блекла, но вытащить ответа из мужчины так и не удалось. Девушка выждала с пару секунд, прежде чем в неверии покачать головой и потупиться. Дыхание спёрла солёная горечь, злоба обвила тело колючей лозой.       — Зря я сюда пришла, — развернулась вполоборота она. — Возвращайся скорее.       — Нет, стой!       Вокруг запястья сцепились пальцы, и Эль вернула гневный взгляд к Гейлу, в этот раз позволяя тому увидеть одиноко скатывающуюся по щеке слезу. Представшая картина глубоко его задела: мужчина мученически сморщился, теряя всю геройскую стойкость, и пару раз открыл и закрыл рот, заплутав в словах, предполагающих что-то убеждающее и сильное. Хватка ослабла, и девушка могла бы в одночасье выдернуть руку, но, одержимая призраком ожидания, так и не смогла.       Волшебник повержено вздохнул. Он, жалобно сведя брови у переносицы и протянув вторую руку, произнёс:       — Я хочу тебе кое-что показать, позволишь?       Как бы гордость ни заявляла на неё свои права, эльфийка не нашла в себе сил отказаться. Она послушно вложила ладони в руки Гейла и шмыгнула носом. Мокрых щёк и носа коснулся сквозняк, глаза защипало.       Мужчина расправил плечи, закрыл глаза на некоторое время, а затем резко их распахнул — через мгновение под рубашку пробрался ветер, взъерошил волосы и заставил Эль с опаской оглянуться. Вокруг рук затянулись засиявшие, как алмазы, тонкие нити, мощный синий отсвет нашёл отражение в зрачках Гейла — поначалу показалось, что тот позволил астральной сущности выйти за пределы тела. Знаки Нетерила вспыхнули глубоким фиолетовым и потянулись паутиной от груди к левому глазу.       — Закрой глаза, — кисло улыбнулся волшебник, заметив, как девушка любуется выбитыми на коже узорами. Кажется, только она могла увидеть необычную красоту в этом напоминании о его позоре.       Эльфийка недоверчиво зыркнула на Гейла, прежде чем позволить чудесам Плетения поглотить её. Нити сильнее стиснули запястья, когда она ощутила успокаивающие поглаживания большими пальцами. Эль заметно расслабилась, а после успешно пропала в недрах магии.