Любит — не любит

Чайльд рассказал Чжун Ли об этой вещице на одной из их так называемых официальных встреч. Это либо детская игрушка, либо сувенир из далекой страны Снежной. Матрешка. Можно разобрать эту странную фигурку, обычно сделанную из дерева, и затем найти внутри такую же, но меньшего размера. Затем снова пройти через ее деревянную броню, и история повторится. Продолжаете тот же процесс еще несколько раз и достигаете самой маленькой фигурки, что скрыта в середине, и вот ее уже невозможно открыть. Финал. Бывают довольно крупные куклы с десятью другими куклами внутри. Бывают компактные, в которых прячется всего три куклы. Бывают дешевые и дорогие. Бывают замысловатые и очень простые. Бывают старые, хранимые как память, и новые, ждущие своего момента, чтобы оказаться на полке. И есть люди, которым тоже нужна помощь, чтобы избавиться от брони, слой за слоем. Чжун Ли не сразу понял, что Чайльд тоже относится к ним. В первые моменты их встреч, когда он узнал в бледном рыжем парне перед собой того самого, кого Царица должна была отправить в Ли Юэ, Чайльд показался раздражающе наивным. Он был немного высокомерен и будто бы не знал, что делает. Или так казалось. То был слой брони матрешки, который вы видите первым, когда ее берете в руки. Вы открываете самый верхний слой и обнаруживаете, что за маской бунтаря скрывается тот, для кого много значит его семья. Чайльд не сможет замолчать десять минут, если вы спросите его о братьях и сестрах. Он ставит и их безопасность выше своей собственной. Вы открываете следующую фигурку и замечаете, что глубже скрыт тот, кого эта семья отвергает по какой-то причине. Его лицо потухает, если спросить о его детстве. Чайльд не углубляется в детали своих отношений с родителями, и вы вряд ли когда-нибудь услышите что-то о старших братьях. Чжун Ли пытался, но всегда сталкивался с построенными крепкими стенами, заставлявшими быстро сменить тему, не спугнуть. А следующая часть матрешки даже может напугать. Оказывается, что есть кто-то, кто умело скрывает, насколько едва переносит самого себя. Время от времени Чайльд давит на себя чересчур, и по какой-то причине Чжун Ли в один прекрасный день поймал себя на мысли, что ему хотелось бы, чтобы Чайльд относился к себе с большим принятием. Следующая часть матрешки еще меньше, еще более она уязвима. Там практически дитя: обнять, приласкать, разрешить не притворяться кем-то другим. Он никогда не говорит о том, что произошло между ним и его семьей, но Чжун Ли не трудно связать между собой разрозненные детали. Словно произошло что-то, что заставило отвернуться от него не только семью, но и его самого. Легко не заметить, как придет очередь для самой маленькой матрешки внутри. Здесь свет, потому что часть эта еще не забыла, как любить мир. Здесь кто-то, кто не позабыл искренности, кто смеется радостно, кто не столкнулся с какой-то бездной боли и отчаяния. Эта часть, само собой, также умело скрыта за семью печатями, что нужно преодолеть, если задумаешь приблизиться. Это, конечно, занимает время. Если бы у Чжун Ли было время. Он еще ничего не заподозрил, когда начал замечать, что слишком обеспокоен, если Чайльд не возвращается с очередной миссии вовремя. Сначала Чжун Ли говорил себе, что это потому, что Предвестник, его новый знакомый, просто еще не сыграл свою роль в переходе Властелина Камня к его новой смертной жизни. Вот и все. Но однажды Чайльд не возвращается слишком долго, и что-то колется у Властелина Камня в его собственной груди. Он надеется, что с ним ничего плохого не случилось, а дальше чувствует облегчение, когда видит его снова, полностью здорового и невредимого. Хочется обнять. О нет. Кто бы мог подумать. Он безнадежно влюблен. Чжун Ли пытается убедить себя в том, что тело молодого воина рядом с ним, полное юности и жизни, каким-то естественным образом его привлекло. Тем не менее, он не знает, что делать с той деталью, что эта привязанность далека от физической. Затем Чжун Ли заставляет себя думать, что это чувство внутри — тревога о том, как пройдет вся его задумка. За исключением того, что по какой-то причине вся ситуация и остальные участники едва его волнуют: только Чайльд и его голубые, в самом центре как ночное небо, глаза. Его сердце начинает биться немного быстрее, когда молодой человек смеется над его шутками, и, какая жалость, сам Чжун Ли начинает оглядываться на него во время обычных разговоров, чтобы убедиться, что он слушает. И он слушает. Это становится все более очевидным по мере приближения рокового дня. Чжун Ли обнаруживает, что вернуться к уровню первой матрешки, той поверхностной, что он сначала едва ли воспринимал всерьез, никак не выйдет. Он все же пытается, когда не смотрит на него в холле Северного банка. Затем проходят недели, и теперь Чжун Ли заваривает ромашковый чай. Это стало привычкой, хоть и странной. Вдруг начинает хотеться почувствовать вкус именно этого травяного напитка, словно его запах преследует обоняние и умоляет быть выпитым. Он, пожалуй, пробовал все чаи в мире, точно те, что из близлежащих регионов, но по какой-то причине сейчас он хочет только этот. Чжун Ли берет чайник. Ромашковый чай не так сложно приготовить, чтобы цветок полностью раскрыл свой аромат и вкус. Всего лишь требуется время: следует заваривать как минимум десять минут. И если добавить мяту к такому чаю, вкус окажется ярче, насыщенный аромат впридачу. Одна лишь проблема в том, что ромашка, традиционный цветок из далекой Снежной, не так легко встречается на прилавках в Ли Юэ. Какое совпадение. Впервые его тело говорит ему, что что-то не так, когда начинает болеть горло. Он никогда не болел простудой в своей жизни, так что может выбрать слова, чтобы описать ощущение в горле, исходя лишь из того, как другие говорят об этом. Тем не менее, он начинает чувствовать странное ощущение, словно что-то чешется изнутри глотки. А люди, кажется ему, называют и описывают это именно так. Это происходит на следующий день после того, как правда раскрыта, и его Сердце Бога отправляется в Снежную. — Серьезно, лучше держись подальше от меня! — восклицает Чайльд, когда Чжун Ли пытается подойти к нему на оживленной улице. — Я играть в твои игры не хочу. Через несколько дней он, тем не менее, появляется на пороге рабочего места Чжун Ли — нужна какая-то консультация от Бюро. От конкретного консультанта, ладно. — В любом случае, нам еще предстоит сотрудничать, так что я не собираюсь убивать тебя. Сможем ли мы снова быть друзьями когда-нибудь, я не знаю, — сообщает ему Чайльд, упирая руки в боки. Он по-прежнему кажется не очень веселым, но и не таким сердитым, каким ожидал увидеть его Чжун Ли. Он хочет верить, что Чайльд знает, что здесь ничего личного. В конце концов, и сам он не является святым. Но какая-то другая часть Чжун Ли хочет, в самом отвратительном для него самого смысле, что раз уж ему было суждено причинить Чайльду боль, о, эта часть хочет, чтобы эта боль была не одной лишь дружеской. — Конечно. — Мне все равно. На тебя. Просто разозлило, что я как бы доверял тебе. Делился чем-то важным, понимаешь? - Чайльд скрещивает руки на груди, качает головой и усмехается. — В общем, жаль, что ты не хочешь хорошей и честной битвы, кто знает, может быть, это бы твою вину и искупило! Чжун Ли кивает и сглатывает, пытаясь понять, исчезнет ли странное новое ощущение в его горле. Не похоже. — Ты знаешь, где меня найти, если что-то понадобится, Чайльд. Он не заслуживает быть его скорбью. И это облегчение, потому что он никогда не хочет причинить ему боль еще раз. И поэтому Чжун Ли только качает головой, начиная замечать, как ощущение в его горле появляется все чаще, пока однажды он не начинает кашлять. Невозможно предвидеть что-то такое, даже если вы прекрасно знаете, что это существует. Некоторые молодые люди в Тейвате и вовсе могут предполагать, что ханахаки — это вымысел, легенда, красивый, хоть и печальный миф. Не многие даже из долгожителей знают, что невзаимная любовь и отвержение иногда имеют свою цену, постепенно отнимая саму жизнь. Чжун Ли не слышал об этой болезни в течение многих сотен лет, хотя забыть о ней он бы не смог никогда. Потому что однажды она уже отняла жизнь той, что ему была дорога. И Чжун Ли продолжает свою обычную жизнь. Он ходит по улицам: Янь Фей, Юнь Цзинь, Сян Лин и Шеф Мао, Путешественница и Паймон, даже Чайльд. Чайльд оборачивает все произошедшее в шутку, слишком часто поднимая тему, если уж честно, но Чжун Ли не стал бы за это его упрекать. Они даже разок обедают вместе, а если пересекаются в компании, то могут и обменяться парой новостей. Хорошо, что Чжун Ли всегда довольно скрытен, производя и впечатление на окружающих соответствующее. Так что особо ничего и не вызывает подозрений. Он не совсем уверен, прав ли он в своих предположениях о том, что с ним происходит, но сложить все симптомы вместе не очень уж сложно. Так что когда он идет в аптеку, чтобы спросить у Бай Чжу, слышал ли тот о ханахаки хоть что-нибудь в последнее или вообще хоть какое-то время, он довольно легко делает это, ссылаясь на интерес к деталям истории медицины. Ни капли подозрения. — Конечно, мы изучали состояние, о котором вы упомянули, на курсе Тейватской медицинской истории еще в Академии, — говорит Байжу, активно кивая. Взволнован. — Это интересная область исследований, безусловно. Болезнь кажется мне невероятным сочетанием горя и глубины любви. Любопытно, Бай Чжу, встречали ли вы пациентов с ханахаки на своем пути? — продолжает деликатно расспрашивать Чжун Ли, щуря глаза и прикладывая руку к подбородку. — А я, к слову, даже писал однажды статью о ханахаки! Я пытался найти выживших или пациентов, кто был бы болен в то время, но это было безуспешно все. Оно и ясно. Конечно, люди часто скрывают свое такое состояние, но у меня был доступ к конфиденциальным материалам врачей, — говорит Бай Чжу, будто вспоминая хорошие времена. — Могу заверить вас, болезнь исчезла. Навсегда. Вот как. — Каковы объяснения этому? По-видимому, те, кто испытывает невзаимную любовь, все еще существуют, — спрашивает Чжун Ли, изображая театральное спокойствие. — В течение веков человеческое тело адаптировалось к этому, а иначе мы бы давно исчезли с лица земли, — поясняет Бай Чжу. — Всегда был у меня особый интерес к тому, как человеческое тело эволюционирует со временем, так что приятно вспомнить свои студенческие дни! Каждый раз я удивляюсь, что вы живете здесь. Ваше место, очевидно, в Сумеру и в Академии. Ваши вопросы всегда особенные, мистер Чжун Ли. — В самом деле. Спасибо за столь интересную беседу, — собирается уходить Чжун Ли, но вдруг оборачивается. — Подскажите, можете ли Вы поделиться со мной работой, что Вы упомянули? Вашего авторства. Сочту за честь изучить ее. — Конечно, это я сочту за честь! Постараюсь найти. Убежусь, что она будет отправлена в Ваньшэн или сразу к Вам домой, — отвечает Бай Чжу, взволнованный и, может быть, даже смущенный. Покидая аптеку, Чжун Ли думает о новом побочном эффекте, что он открыл своей вечной жизнью. Его тело не имеет возможности приспособиться к болезни, что просто застывает во времени. Люди, шагающие вокруг него по улицам, что он когда-то сам он и приказывал строить, никогда не сталкивались с этой болезнью, потому что время делает их сильнее. Дети, рожденные сейчас, и поколение за поколением, столкнутся с другими состояниями: неизбежная часть человеческого опыта. Но они будут отличаться от тех, что были знакомы медицине прошлого, и это всегда поражает его, старейшего из Архонтов, того, кто видел, как века превращаются в пыль. Удивительно. Кто бы мог подумать, что звезда, ведущая к концу его дней, придет с севера.