Нас больше нет

      Шаг. Я вздыхаю полной грудью, набрав в лёгкие затхлого воздуха вперемешку со свинцовым туманом, которые с шумным шипением проходят через фильтры противогаза. Ещё один. Руки начинают совсем немного дрожать и бегать по всему телу, проверяя, не забыл ли я что-нибудь важное, что проверил уже сотню раз ещё там, дома. Да и даже если бы забыл, сейчас, будучи у самого порога... Какой смысл вспомнить вдруг об этом? Третий. Осторожная поступь уносится в бесконечное ничего едва слышным скрипом подошвы, а следом отправляется и шипение моего дыхания, и тихий клёкот рюкзака. И я всё продолжаю вглядываться в дымку со смесью возбуждения и... Страха. Чего я так боялся? Призраков своего прошлого, или... Того, что я уже не увижу их? Возможно, я знал ответ, но совсем не хотел сейчас его искать. Пусть торопиться и некуда, но сейчас, именно сейчас... Нет, не до размышлений о вечном мне, да и в принципе не до этого. Надо дойти, а там уже будет видно. И именно после этой мысли я, снова подняв взгляд со своих ботинок, вдруг вижу... Ворота. Старые, проржавевшие насквозь, едва держащиеся на петлях, а одна из створок и вовсе начала клевать носом в землю, видимо, верхняя петля продержится не очень долго. Статуй пионеров тут не осталось совсем, только голые постаменты, где они когда-то были. На одном - куча букетов, венков, небольшие фотографии и плюшевые игрушки, даже пара иконок и какая-то маленькая книжка, а на другом... Только россыпь патронов и пистолет, такой же ржавый и, скорее всего, давно сгнивший, не способный уже произвести хоть один выстрел. И пусть он сильно напоминал мне что-то, я даже не пытался разглядеть, что. Слишком страшно сейчас было думать об этом, слишком тошно.       Посему я просто медленно подошёл к воротам и неуверенно потянул клюющую створку на себя. А она с леденящим душу скрежетом медленно поплыла в сторону, открывая мне путь туда, вперёд. Куда я боялся идти, пожалуй, сильнее всего. Может, я бы даже предпочёл остаться тут и думать про чёртов пистолет, который тоже начал пугать и даже бросать в дрожь одним своим видом, будто гниющий труп посреди улицы, да вот нельзя, надо идти туда, просто надо. Сейчас, когда я так близко к концу, нельзя вот так взять и сбежать, нельзя, и всё-таки!.. Всё-таки я не успел принять вообще никакого решения. Ведь и без того леденящую душу тишину вдруг разорвал чей-то голос, нежный и мягкий, будто совсем не принадлежащий этому, затянутому свинцовым туманом, месту. И он действительно не принадлежал.       - Привет, - произнесла выглянувшая из-за ворот фигура. Девушка в пионерской форме. Чистой, опрятной, в которой прямо сейчас можно было бы пойти на парад. С длинными косами вдоль ровной спины. И большими, совсем немного сияющими голубыми глазами, будто маленькая светодиодная лампочка в особенно яркий день. Едва-едва, почти незаметно, но всё-таки светится. Не ответив ей абсолютно ничего, я лишь потупил взгляд в ржавые ворота. А потом уткнул его в потрескавшуюся дорожку, грязную, покрытую пылью и землёй, а ещё следами кого ни попадя, кто так или иначе проходил мимо. Даже пара моих следов в слое серого нагромождения была где-то там. Я всячески пытался не реагировать на неё, боясь именно такого результата, но... Она, конечно, понимала это. Поэтому почти сразу оказалась рядом и попыталась вложить свою ладонь в мою. Но та, естественно, прошла насквозь, лишь отдавшись тем самым, до боли знакомым теплом сквозь плотные перчатки. Ведь эта Славя - не более, чем призрак. Призрак прошлого, которое, как я почему-то думал, давно кануло в Лету. Но конец своего пути я встречу именно в лагере... Как иронично.       Так и не сказав более ни слова, Славя продолжила стоять рядом с улыбкой на лице, и ожидала, что же я сделаю теперь. Ей, в общем-то, было безразлично, куда и зачем я пришёл, главное - что я снова здесь. Или, по крайней мере, так кажется со стороны. А по правде, я совершенно не представляю, почему она, из всех людей, оказалась тут. Ведь не против своей воли её засунули сюда, лишь бы сразу надавить на больное. Да и сама она тут, не чтобы пытать меня лишний раз, это уж точно. Почему же тогда?.. Не найдя абсолютно никакого толкового ответа спустя практически десять минут безмолвных раздумий, я таки поднял взгляд на её лицо. Всё та же вечно счастливая улыбка и добрые глаза. Какова бы ни была настоящая причина... Один только этот взгляд будто проводит раскалëнным металлом по оголëнным нервам. Возможно, мне и нечего ей сказать, особенно после всего произошедшего, но... Всё же, собрав все силы в кулак, я медленно протянул: - Почему ты... Здесь? - буквально физически почувствовав, как с голосовых связок будто бы стряхнули пыль и паутину, дабы снова пустить их в действие спустя столько времени. А Славя в ответ только улыбнулась ещё сильнее и тихонько произнесла: - Ну как же, зачем... Ради тебя, - поставив в даже не начавшемся разговоре жирную точку, которая не требовала более ни слова объяснений. Всё сходится с показаниями памяти о том, какой она была так давно. И, если бы ей позволили сказать хоть одно последнее слово, она бы уж точно не отказалась. Потому она и здесь. Медленно кивнув, я вновь опустил тяжёлый взгляд и молча зашагал вперёд. Последняя сотня шагов станет для меня, наверное, тяжелее даже, чем подъём на Голгофу. Хотя, в сущности, тут не так уж и много разницы. Разве что мой крест уже ждёт меня там, на месте. А горб мой будет гнуть вес сожалений и горечи. Интересно, кого ещё занесла сюда нелёгкая? Может, всех моих старых знакомых из лагеря? Или только... Их? Ответ на свой вопрос я получу уже явно очень скоро, ещё буквально пара шагов, и...       Под ногами вдруг звучно хрустнул небольшой кусочек обугленной древесины. А подняв взгляд, я обнаружил рядом с собой огромный каркас бывшего кострища. Когда-то на его месте был клуб братьев-кибернетиков, а сейчас... От клуба остался только почерневший в пламени труп, и не более того. И именно оттуда, где когда-то была дверь внутрь, будто появившись из ниоткуда, по ступенькам медленно сошла ко мне... Лена. Бросила на меня взгляд опустевших зелёных глаз, осторожно поправила рукав длинной рубашки, которая всегда так сильно выделяла её среди остальных девочек, и совсем немного улыбнулась.       - Ты наконец пришёл... - прошептала она. И я, снова изо всех сил напряг связки, чтобы просипеть ей в ответ:       - Да...       - Я рада... Мне было одиноко без тебя.       - Как и мне... Без вас...       - Но, наверное... Об этом поздно сожалеть. Особенно нам. Позволь только один-единственный вопрос... Почему?..       Ответить на это я мог только молчанием. Но, наверное, раз уж и она тоже здесь... Наверное, она имеет право знать хоть это.       - Я... Не знаю. Мне просто было не место там. А ты?..       - Из-за тебя, - улыбнулась она. И осторожно, словно котёнок, ткнулась лбом мне в плечо. На что я смог только тяжело выдохнуть в надежде собрать ещё хоть немного сил в голос. Но увы, не смог. Или не захотел произносить то, о чëм подумал. И просто неторопливо зашагал дальше, только теперь уже вместе с Леной, почти что рука об руку. Не похоже было, что она идёт туда же, куда иду я. И, если бы мне пришлось пытаться угадать, скорее всего, её путь кончится где-то совсем далеко отсюда. Но, по крайней мере, последние свои секунды я проведу, зная, что она рядом. На большее надеяться не приходится. А дальше, сразу после клуба, пошли стройные ряды домиков, прогнивших, местами развалившихся, а местами просто разобранных на доски чьими-то руками до самого основания. И среди этих домиков меня встретил ещё один призрак. Глаза у неё были на мокром месте, будто бы она едва держится, чтобы не зарыдать, но лицо, как и всегда, украшает слегка надменная улыбка. Неуверенно поправив упавший на лицо локон медных волос, Алиса пробежалась по мне тяжёлым взглядом, и... Не сказав ни слова, отвернулась, обняв саму себя за плечи. Невооружённым взглядом было видно, что именно ей тяжелее всего находиться в этом месте. И всё-таки она тоже здесь. И тоже... Ради меня. Приблизившись к Алисе всего на пару шагов, я услышал, как она вдруг протянула своим слегка хриплым голосом:       - Не надо... Всё... Нормально...       Врала, конечно. И пыталась казаться такой же сильной, как всегда. Но увы, как ни пыталась, выходило паршиво. Оно и понятно, после того, что произошло... Собрав последние силы в занывшие голосовые связки, я едва слышно прохрипел ей: - Прости... - и хотел было попытаться прикоснуться к ней, но она отшатнулась в сторону, сгорбившись и закрыв лицо ладонями. И произнесла в ответ:       - Иди... Прошу...       Ответить на это мне было совершенно нечего, даже будь я ещё способен сказать хоть слово. Так что я просто медленно зашагал дальше. И с каждым шагом всё сильнее нарастало чувство безнадëги, слабости, тошноты. Немудрено. Ведь до конца осталось уже так мало... Ещё всего несколько шагов, и... Ряды домиков наконец заканчиваются, и передо мной предстаёт то, к чему я шёл, кажется, будто сотню лет. Площадь лагеря, опустошëнная, словно выжженная напалмом под основание, без единого дерева вокруг, только обугленные кости неизвестно кого и чёрные пни в такой же чёрной земле. И только высокий обелиск из белого мрамора возвышался над всем этим там, где когда-то была статуя генсека Генды. Медленно крутящийся вокруг своей оси прямоугольный осколок будто из другого мира, разорвавший пространство и материю, чтобы оказаться здесь. А сразу за ним - пустота, бесконечная бездна, в которой не было видно ни ярких огней адского пламени, ни реки Стикс. Ничего. Просто гнетущая пустота. И здесь, на площади, меня ждала ещё одна душа. Последняя, кого я встречу, прежде чем увидеть лично, что же находится там, за обелиском из мрамора. Стоило мне сделать всего шаг по угольной пыли, как рядом словно бы из ниоткуда возникла девушка в чёрном кимоно, которая заплела свои длинные волосы в одну большую циановую косу, что лежала у неё на плече. Она не сказала ни слова, не попыталась даже коснуться меня, лишь смиренно склонила голову и протянула мне свою ладонь. В которой лежало шесть монет.       - Боюсь, ему это не понадобится... - тяжело вздохнула Славя, сомкнув ладонь Мику обратно. А та, всё же подняв свой взгляд на меня, грустно улыбнулась и тихонько протянула:       - Да... Наверное, ты права... Я просто... - а после так же вздохнула и подошла ближе ко мне. - Прости... Если бы я тогда сделала хоть что-то, то ты, может... Не оказался бы сейчас здесь...       - В этом нет нашей вины. - ответила ей за меня Лена. - И даже если виновные есть... Их уже, скорее всего, не найти.       А я только молча смотрел на их скорбные лица, снова и снова повторяя про себя проклятия, что я всё же решился тогда, в единственный раз, когда стоило струсить. Именно когда важнее всего было оказаться слабаком, я выжал из себя всю храбрость, что мог. И похоже, этот прощальный обряд - не что иное, как ещё одна, финальная пытка. Пытка совести, которая уж точно взвоет от боли. Да я и сам готов рыдать, как маленький мальчик, но голосовые связки, стоит им напрячься ещё хоть немного, просто лопнут. И глаза, вроде бы такие же, как обычно, не могут выдавить и слезинки. Осталось только молчаливое сожаление, и ничего больше. Что ж... Так тому и быть. Всё равно осталось совсем немного. Скинув с плеч тяжёлый, будто каменная глыба, рюкзак, я начал медленно потрошить его в поисках того, что нёс сюда так долго. Цветы. А когда вынул их, совершенно нетронутые тяжестью, отбросил уже совсем ненужную вещь в сторону. Но прежде чем я успел сделать хоть шаг, почувствовал ещё одно прикосновение. Боязливое, неуверенное, и такое тёплое. Я сразу понял, кто это был. Мне уже не нужно было никаких слов, ни лица, ни губ, ни глаз, чтобы разглядеть и почувствовать её эмоции. Жаль, что я не мог сделать этого раньше. Иначе, может быть, всё закончилось бы намного лучше...       В последний раз собрав всю волю в кулак я набрал в лёгкие воздуха и осторожно стянул с лица противогаз, отдирая лямки от ссохшихся в волосах комков крови, и бросил его на землю, чтобы произнести последнее слово. - Люблю... Тебя... - прохрипел я, буквально почувствовав, как связки начали лопаться, нить за нитью, и после это я, скорее всего, не смог бы даже бездумно хрипеть что-то. Но по крайней мере, надеюсь, что мои последние слова дойдут до неё.       - Я знаю... - произнесла у меня из-за спины Алиса. - Прости, что я... Не смогла.       Глупости. Ты всё смогла, ты была рядом до самого конца, каждую секунду, и всё это время ты была самым важным человеком - собой... Как жаль, что я так поздно это понял, когда уже нельзя было вернуть сказанного и сделанного. И осталось только одно. Сделав медленный шаг, я направился прямо к обелиску, едва переставляя онемевшие, ватные ноги, будто каждая кость в них была сломана. Шагал медленно, осторожно, пытаясь, по крайней мере, не зацепиться и без того слабыми конечностями за какие-нибудь кости в слое угольной пыли под подошвой. И, остановившись у самого обелиска, непроизвольно упал на колени, не способный больше стоять на ногах. И положил прямо у постамента две лилии. Одну - белоснежную, которую я когда-то заплетал Алисе в волосы, а вторую - совсем немного красноватую. Которую я подарил ей, когда впервые понял, что люблю её. А потом потянулся к груди и сорвал с шеи тонкую цепочку, на которой висело небольшое обручальное кольцо. Я всегда мечтал, что, найдя ту самую, сделаю ей предложение именно этим кольцом. Но теперь... Пусть оно останется здесь, а не отправится вслед за мной. Тяжело вдохнув затхлый воздух и громко закашлявшись, я положил кольцо сверху на постамент, у подножья обелиска. Пришло время идти. Один вздох, и вокруг не осталось абсолютно ничего, ни лагеря, ни чёрной бездны, ни чëртовых адских котлов. Только бесцветное, бесчувственное, бессознательное ничего. И боль, горечь и страх, с которыми я пришёл сюда. А потом в голове вспыхнула боль, будто череп пробило насквозь арматурой, тут же заполнив всё раскалëнным воздухом и выбив шматы серого вещества с другой стороны. Ужасная, звенящая боль. Но всего на несколько секунд, растянувшихся в бесконечность. А после них... Не было ничего. Не было меня. Не было моих эмоций и ощущений. Не было моего голоса и смеха. Не было взгляда, который заставлял Алису так мило краснеть и улыбаться. Не было печали и одиночества, когда нас разделяли. И не было радости и эйфории от даже жалких мгновений вместе с ней. Нас больше не было. Осталась только она. Одна, разбитая моей смертью, которую она просто не могла предвидеть. И больше не было меня.