Seven days

Чу Ваньнин ненавидела такие мероприятия. Слишком много людей, и каждый смотрит на нее, кто-то пытается сделать это незаметно, а кто-то переговаривается, глядя прямо в упор. Нет, разумеется, она понимала, что и в концертном зале к ней приковано много тысяч пар глаз, но со сцены из-за света она почти ничего не видела, и во время выступлений ее волновала только ее игра. На таких вечерах же каждый норовил подойти и познакомиться, завести разговор, чтобы… запомниться ей? Она не понимала. Чу Ваньнин ненавидела такие разговоры. Она всегда старалась держаться в стороне, чувствуя себя слишком неловко. Как будто на таких праздниках она всегда была лишней. За роялем она чувствовала себя намного спокойнее и увереннее. Белое коктейльное платье, которая она купила по совету главного режиссера, казалось ей слишком неудобным и открытым, хотя было достаточно длинным, почти в пол. Она пила второй бокал вина и старалась смотреть куда угодно, только не на людей. Чу Ваньнин любила театр, но когда в их уютный буфет приносили столько столов и приглашали так много людей, она была готова уехать при первой же возможности. Она вновь настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, что к ней кто-то подошёл, пока не услышала женский голос совсем рядом. Чу Ваньнин привыкла судить о людях только по их поступкам, а не внешнему виду, но женщина рядом с ней настолько отличалась от привычной публики, что это невозможно было не отметить. Обладая острой и яркой красотой, она двигалась с плавностью абсолютно уверенного в себе человека, что не могло не привлечь внимание. Искусство любили разные люди. Иногда классическая музыка завораживала даже детей, как когда-то заворожила и саму Чу Ваньнин. Но эстеты редко задерживались, чтобы выпить в компании спонсоров и партнёров. Что она забыла здесь? Женщина тем временем улыбнулась ей и оперлась бедрами о стол — никто в этом зале ни за что не позволил бы себе такое поведение. Вино в её бокале опасно качнулось, когда она немного наклонилась вперёд, чтобы не терять зрительный контакт — такой простой жест, полная небрежность по отношению к явно дорогому костюму, но что-то во всем этом кажется Чу Ваньнин слишком цепким, чтобы быть случайным. — Я с таким нетерпением ждала ваше сегодняшнее выступление. От вас невозможно оторвать взгляд, когда вы поглощены игрой. Я была очарована с первой секунды. — Благодарю, — она кивнула, сухо ответив на комплимент, который обычно никогда не означал то, что все слышали. От пристального взгляда хотелось прикрыться. Зря она оставила свой шарф в гримерке, сейчас ей очень хотелось накинуть его на плечи. Женщина не собиралась уходить, казалось, даже не слишком оживленная беседа не могла её смутить. — Ваших пальцев не стоит ни один протез, — она подняла вторую руку, наконец отводя взгляд туда, где под закатанным рукавом рубашки был виден металл, будто специально выставленный напоказ. Она сомкнула указательный и большой палец вместе, будто хотела вдеть нитку в иголку, и раздался едва различимый за шумом голосов звон. — Они прекрасно работают и годятся для множества вещей, но смогли бы они повторить то, что делаете вы? Каждым движением пробуждаете нечто прекрасное в сердце. Она вновь вернула Чу Ваньнин своей взгляд, и… Ей часто говорили огромное множество слов, ничего не значащих, но никогда не смотрели…так. Чу Ваньнин было сложно считывать чужие скрытые эмоции, но она понимала, что люди, просто купившие билет на её выступление, никогда бы не стали так на неё смотреть. «Очарована»? «Пробуждаете нечто прекрасное в сердце»? Она не понимала, что чувствует, и не могла расслабиться. — Кажется, я ещё не спросила ваше имя? — стоило задать хоть какой-нибудь вопрос самой. Эта женщина говорила так много, что Чу Ваньнин не заметила, когда она успела подойти так близко, что почти касалась бедром её бедра. Наверное, они слишком бросились в глаза своим контрастом: белое платье и чёрный костюм, зажатая поза и уверенные жесты. Только вино было общим в них сегодня. — Мо Вэйюй. Чу Ваньнин пожала протянутую руку, ещё не подозревая, какой шторм принесет за собой это знакомство.