Беги и прячься.

Очередной понедельник с началом новой недели притащил с собой первую крупную проблему. Юджи был последователен и не забывал об обещаниях, данных самому себе. Их и было-то всего и ничего: а) не опаздывать б) не спать на важных совещаниях в) не забывать, как зовут коллег г) не прикладывать градусник к намазанной перцем подмышке, чтобы стать внезапно «заболевшим». Про последний лайфхак, подобранный где-то в недрах тик-тока, Итадори старался забыть всеми силами (уж жутко соблазнительным он был в те моменты, когда «выспаться» было условием невозможным), но теперь жизнь действительно гадила ему сама, без посредников в виде хреновых лайфхаков: то водонагреватель не включался, и Юджи прождал двадцать минут, пока принимал волевое решение мыться в ледяной воде; то вагон поезда решил постоять в тоннеле лишние пять минут; то все пенсионеры с самыми блаженными и добрыми лицами захотели проконсультироваться именно у спешащего Итадори, как им перейти на ту или иную станцию… В общем, сейчас от «Сибуи» он бежал так, что галстук бил его по лицу чаще, чем требовалось. А что, если новые зацепки по делу с мутными записями в Базе Данных? Что, если все выходные, в отличии от него, Сукуна-сама и Ураумэ-сама не выходили из офиса и работали, не покладая рук, и ждут его у пустого стола уже добрых двадцать минут! Что, если его пропуск на входе уже не действителен, и Махито мило помашет ему ручкой на прощание, прежде чем двери офиса закроются для него навсегда. «Пока-пока, Итадори-кун. Спасибо, что сделал всю грязную работу за меня!» И, словно лично и персонально он попортил нервы всем богам удачи: вспомни солнце, вот и… Запыхавшийся у ступенях к офису Юджи пересекается взглядом с Махито, о котором только что подумал. А он что тут делает? Тоже опаздывает? Да нет, выглядит совсем не так, как тот, кто бежал половину квартала спринтом: лицо, как и обычно, бледное, одежда не помята и галстук, не как у Юджи, не болтается на плече. — Опаздываешь? — интересуется Махито, и он, на удивление…спокойный. Даже капельку отстранённый. Конечно, на его лице мелькает тень привычной улыбки, но в голосе нет никакого тянущей, как мёд, приторной вежливости. Он выглядел настолько непривычно отрешённым, что Юджи задумался: может, у него брат-близнец есть? Ну, тот самый, что по всем законам жанров должен быть полной противоположностью: более приятным и менее показушно приторным. Но костюм на нём — тот же, что и на прошлой неделе, сумка в руках — такая же, в тон коричневых мужских туфель. Да и привычка париться над гардеробом, даже офисным — вряд ли так запросто делится между близнецами-противоположностями. — Да, к сожалению, — Итадори сглатывает, пытается подавить слабый рвотный позыв и стучит себя слабо по груди, поднимаясь по ступеням. Не в его привычках вилять хвостом, даже перед человеком, который вряд ли так уж и хорошо к нему относится. Махито бросат на него лишь короткий взгляд и кивает, не проронив ни слова. Что-то не так. Ощущение неправильности настолько вопиющее, что Юджи даже не знает, о чем поговорить, даже не уверен — а стоит ли? Обычно, когда наполняешь пространство словами, есть шанс, что собеседник ухватится хотя бы за одно или его раздражение лопнет, как гнойник. И уже станет легче, станет понятнее и яснее. Они входят в офис вместе, идут по холлу до лифта, заходят внутрь — и всё молча, без всех этих привычных увещеваний о том, какой Юджи «очаровательно» неуклюжий или о том, как у него забавно топорщатся во все стороны волосы. «Совсем не офисный стиль» — как говорил сам Махито в одни из первых рабочих дней. Сейчас он молчал, подпирая спиной стену лифта, бессмысленно глядя в потолок. Недолго. Итадори наблюдал за ним боковым зрением, косился в огромное зеркало, поглядывая на чужой профиль. Махито и правда не походил сам на себя и это, честно говоря, не на шутку беспокоило. Он недолго жуёт губу, жмёт в пальцах ручку дипломата, и открывает рот: — А вы…тоже опоздали, или у вас было важное утреннее дело? — теперь Юджи смотрит напрямик. Не улыбается, не пытается заискивать, просто смотрит в чужое лицо с некоторым беспокойством. Бывший «начальник» приоткрывает один глаз, косится на Юджи до того холодно, что по загривку ощутимо пробегается небольшая стайка мурашек. — Если можно так назвать. В семь часов срочно сорвался в больницу… — Итадори на полтона краснеет. Запретная тема, надо было молчать, или хотя бы задать вопрос более…лаконично? — Моего младшего брата отключили от аппарата жизнеобеспечения. Двери лифта открываются, Махито трет глаз, и ленно, сонно, выходит, оставляя Юджи наедине с собственным глупым, ужасным любопытством, щекочущим его позвоночник ледяными мурашками. Младший брат… Отключили. В голове складывается странный, но ужасно подходящий деталями паззл: в офисе он бывает последнее время редко, наверняка, потому что подрабатывает или слишком занят, чтобы уделять всё внимание новенькому. Деньги, всё дело в них, в дорогих препаратах, в дорогой системе здравоохранения, в частных клиниках или — того хуже — хосписах. Что было бы с Чосо, если бы Юджи попал в больницу и… А представился он начальником, чтобы быстрее Итадори научить чему-то и отправить в свободное плавание, ну точно же! И, возможно, какие-то важные мелочи, вроде дурацкого кофе каждое утро, лишней почте — он передавал ему не из-за лености, а потому что понимал: если с его братом всё будет хорошо, если ему будет требоваться домашний уход и реабилитация, в офисе должен быть хоть кто-то, кто способен его заменить. Ооо, нет. Юджи ощущает это. Где-то в межреберье неприятно тянет: ты виноват. Ты на него настучал. Ты нажаловался из-за какой-то мелочи, тебе просто показалось, да? Здорово. Охренительно, Итадори Юджи. Может, тебе просто покажется, что чувак сбросится с крыши из-за твоих подозрения? Что начальство вряд ли ограничится лишь выговором: за такие вещи, в лучшем случае, по-тихому увольняют, а в худшем — Махито ждёт тюрьма. Он не думал об этом до понедельника. Честно сказать, участь Махито беспокоила его лишь по касательной, правда. Он вёл себя подозрительно, коллеги отзывались о нём, как о человеке малоприятном, но, может, сложно быть хорошим и приятным, когда твой самый близкий человек одной ногой в могиле? Черт, черт! Лифт, успевший прокатиться до самого верхнего, после — до первого, и до его, седьмого, этажа — снова — уже выгоняет Юджи на рабочее место навязчивой мелодией. Точно, он же ещё и опоздал. Сложнее придумать более дерьмовое начало дня. А ты думал, всё хорошо стало? Жизнь налаживается? Удача повернулась к тебе, разнообразия ради, не задницей, а лицом? Держи карман шире, идиот. Итадори встречается взглядом с сумкой за соседним столом, отмечая хоть что-то хорошее (сейчас, скорее, нейтральное): Йорозу-сан вернулась из своей командировки, и тянется, чтобы включить компьютер. Ему страшно думать о том, какой ужас творится в его корпоративной почте… Счетчик непрочитанных сообщений выдает «1», и это заставляет почти нервно засмеяться. Отправитель: Ураумэ. Полчаса назад. Всего одно слово «Подойди». Ну, вот и всё. Спета его песенка о карьере в крутом офисе. Он, конечно, всё равно хотел зайти к ней — вернее, больше, к Сукуне: чтобы извиниться за свой дурацкий и неуместный максимализм, предвзятость — относительно старшего сотрудника. Это просто непрофессионально неэтично — подсиживать других, хотя у Итадори в голове не возникало даже и мысли о том, что он мог занять освободившееся место. Если его самого уволят из-за такой некрасивой ситуации, можно сразу ставить крест на карьере почти в любом офисе, Юджи это понимал. Понимал также ясно, как и то, что никакими связями он не обойдется, нечего говорить о друзьях. И больше не будет никаких милых пятничных посиделок в какой-нибудь тусовке из коллег с душными разговорами о том, какой сервис отвалился сегодня, и какой пользователь вообще мудила конченый… Когда лифт открыл перед ним знакомый коридор, пахнущий отелем из девяностых, мысль о Махито куда-то улетучилась сама. Стало спокойнее — за себя и всё то, что творилось в голове; и тревожнее за непроизнесённое «почему я должна ждать тебя грёбанных полчаса?». Вдох, выдох… И ещё раз. — Ураумэ-сама, извините, пожалуйста, первый и последний раз такое произошло, я клянусь! — виноватый лепот куда-то в пол (потому что Юджи, конечно, согнулся до прямого угла) сбивают женщину с толку. Её и сидящего в углу кабинета Сукуну, которого Итадори и заметить-то не успел. Распахнул дверь, зажмурился от представляемых ужасов и потока осуждения, поклонился и… — Ты что, опоздал? — от голоса становится еще страшнее. Сукуна. Говорит с таким тоном, будто поддразнивае, задаёт вопрос, на который уже знает ответ. Стоит ли ему лгать? Нет. Не пробовал, нечего и начинать, к тому же, по его пропуску несложно будет понять, когда он попал в здание офиса. — Опоздал… — честно признается Итадори, поднимая, наконец, голову. Ураумэ-сама сидит за своим рабочим местом и не моргает, с удивлением в лице (что ей очень не свойственно) поглядывает на Юджи, который замер в дверях. С другой стороны, в широком кресле, с ноутбуком на коленях и в очках сидит Рёмен. Вот он как раз совсем не удивлен. Своим взглядом он вызывает в нём Итадори острое и непреодолимое желание провалился сквозь пол от стыда. И было от чего! Глядит ведь ещё с этими морщинками вокруг глаз, будто сейчас рассмеется над ним, искренне расхохочется. Глупый-глупый Юджи с его глупой-глупой мнительностью. И, так как внутренний двигатель в нём это лозунг «позорься до конца», он снова открывает рот, чтобы оправдаться: — Но, клянусь, это в по– Но его попытка Рёмену не нужна: тот поднимает ладонь, показывая, что Юджи лучше заткнуться. — Извините, — парень лопочет уже себе под нос и его ладонь почти дёргается — закрыть самому себе дурацкий пиздлявый рот, и Сукуна не сдерживается. Тихо смеется себе под нос, только Юджи от этого не легче. Он-то всё ещё помнил, зачем поднялся сюда. — Ты постоянно извиняешься за чепуху? Расстанься с этой привычкой и расслабься, мелочь. От того, что ты пришел на двадцать минут позже, никто не умер. Юджи хочется истерично засмеяться: как это, такой большой босс и не знает? Хотя, куда ему до простых семейных проблем его личного ассистента… Большому человеку незачем лезть в простые, «смертные» дела. — Да, наверное… Ураумэ еще с пару секунд стучит по клавиатуре, вызывая накал в помещении. Рёмен лениво листал на тачпаде, она работала, Юджи просто стоит, считает мух, хотя мог бы уже открыть рот и рассказать о том, что его болтливый язык уже наворотил проблем на прошлой неделе, но… — Мы нашли человека, который стоит за всеми этими незаконными продажами, — Ураумэ цепляет пальцы, укладывая на них голову, и с легкой — почти гордой — улыбкой смотрит на Итадори, — Ты был прав, Итадори-кун, это был Махито. А? Что…? — Этот уебок пользовался своим положением и влезал в мою учетку с моего рабочего места, пока меня не было в офисе, — Сукуна вздыхает и тихо добавляет, не отвлекаясь от своего ноутбука, сразу же поясняя без слов, как работала вся схема: должно быть, у личного ассистента есть доступ в кабинет, а там подобрать пароль, наверное, не составит проблемы, если компьютер, к которому мало, кто имеет доступ, вообще запаролен, — Так что отпираться не получится. Он на крючке. — Махито?.. — Юджи переспрашивает снова, как будто бы не очень верит в то, что не ошибся. Махито или?.. Махито, сказано же. Тот, на кого и пали подозрения, с самого начала. Выходит, не так уж и не виновен, да? И всё же, он оказался в отчаянном положении, сам же утром подумал: деньги, всё дело в деньгах. Сколько нужно, чтобы поставить на ноги брата, который чёрт его знает сколько провёл, подключённый к аппарату жизнеобеспечения? Наверное, много — больше, чем предполагает зарплата даже в таком престижном месте. — Головой ударился? — Сукуна откладывает ноутбук в сторону, стягивает опущенные низко на кончик носа очки и поднимается, — Или выходной выпрашиваешь? — Нет, просто пересекся с ним утром, — Итадори моргает, пытается самого себя привести в чувство: в голове страшная каша, и он уже ничего, совершенно ничего не понимает, — хотел подняться к вам, чтобы извиниться за свою жалобу на него. У него ведь, ну… Рёмен, убравший ладони в карманы брюк, смотрит так, что у Юджи пропадают слова. Почти та же поза, которую он видел на фотографии… Да, еще несколько дней назад они ковырялись в его инстаграме, разглядывали фотки без задней (почти) мысли, а теперь Итадори в таком положении. Так странно! Он вспоминал ту фотку из зала, кусочек реальной жизни за пределами офиса, ту классную — с бентли. Сложно поверить, что мужчина с тех фото сейчас прямо перед ним — чтобы хорошенько пройтись по его… да почему угодно, в сущности: по привычке извиняться и много говорить, волноваться понапрасну. — Вы же знаете… — осторожно продолжает Итадори, надеясь на понимание и на то, что не ему придется нести скорбную новость из жизни чужого человека. Он ведь не сплетник, не копает под Махито нарочно, но выглядит это совсем иначе, — его брат… — Либо ты говоришь прямо и нормально, либо я забываю о том, что хотел тебя нанимать в личные ассистенты. Юджи начисто забывает о всяком чувстве такта, краснеет и выдает на одном дыхании, скорее от удивления: — Сегодня утром он сказал мне о том, что у него умер младший брат, и я подумал, что, ну, всё, что происходило с ним, происходило только потому, что он был занят и думал совсем не о том, и, ну… Рёмен приподнимает бровь, медленно оглядывается на Ураумэ, и через пару секунд Итадори слышит то, чего не ожидает совсем. Они смеются. Над чужим горем! Юджи хочет как-то возмутиться даже — и плевать, что перед начальниками. Дело ведь не в работе совсем, а в том, что, каким бы придурком Махито ни был, это не повод принижать чужую боль. Тем более — смерть родственника. Такого близкого и… — У Махито нет брата, — голос Сукуны проходится по ушам поверхностно, как-то слишком далеко, прежде чем до Юджи доходит, — У него вообще родственников нет, насколько нам известно. А известно нам многое, Юджи-кун. Выдав тихое «э?», Итадори ощущает постепенно поднимающуюся ярость и красноту на щеках. Почему-то, смеху Ураумэ и Сукуны он доверяет больше, много больше, чем Махито, который уже не раз его подставлял. Вот же актер! Он его надул! Снова! Заставил сомневаться в собственной компетенции, Юджи даже почти пошел и отменил все свои подозрения, потому что– Стоп. Вдох. Выдох. — Вижу, до тебя дошло, — Рёмен улыбается уже не так, как раньше — лукаво, с каким-то подстёбыванием в глазах, продолжая держать руки в карманах, — Не пересекайся с ним. Сегодня вечером я уже назначил с ним встречу, постарайся не вляпаться во что-то ещё… — Понял… — голос Юджи отстраненный, холодный. Такими голосами обычно дают какой-то ответ так, на отмашку, лишь бы отстали. В кончиках пальцев покалывает — от злости, в том числе и на себя самого. — И да, пацан. Итадори поднимает взгляд, смотрит как через белую пелену, ожидая очередной усмешки. — Сгоняй-ка мне за кофе.