кончишь для меня?
12 февраля 2024 г. в 21:38
Свет раздражающе часто мигает, давя на затуманенное сознание. Смех раскатывающимися волнами разливается по подъезду многоэтажного дома, пока Акутагава, повиснув на плече Тачихары, рассказывает какие-то несвязные глупости.
Мичизо тащит их обоих на подкашивающихся от смеха и алкоголя ногах под недовольный взгляд вахтёра. Красная стрелка, повернутая вниз, отчаянно сверкает, сообщая о приближении лифта:
— Ты так импозантно выглядел, когда Чуя дал тебе микрофон для караоке, жаль, что у тебя совсем нет слуха, — Акутагава первым вваливается в лифт, подпирая стену собой и сквозь плывущую пелену светящихся кнопок и приглушённый жёлтый свет, разглядывает растрепавшиеся рыжие волосы и лёгкий румянец на веснушчатых щеках.
— Эй, мы вообще-то уже разошлись с компашкой тех недоумков, так что ты мог бы прекратить издеваться надо мной, — Мичизо нервно облизывает сухие губы, от которых ещё саднит остатками соджо. Прикладывает пылающее от алкоголя лицо к прохладном железу лифта, наплевав на то, сколько людей ежедневно трогает эту поверхность грязными руками. Устало зарывается пальцами во взлохмаченную капну, массируя кожу головы, и не сразу замечает прикосновение холодных пальцев под зеленой толстовкой. — Что ты делаешь? — тихо шипит Тачихара, будто кто-то может услышать их в этой железной коробке, повисшей над пропастью в несколько десятков метров.
— Может мне нравится издеваться над тобой и без той компашки недоумков? — Рюноске ведёт носом по открытым участкам шеи со спины и пальцами пробирается выше — к груди, — очерчивая ребра. — Ты очаровательно смущаешься, когда не попадаешь в ноты, — дыхание опаляет и без этого раскрасневшиеся уши Тачихары, — обворожительно смеёшься, когда кто-то тебя в этом упрекает, — Акутагава оставляет невыносимый поцелуй за ухом, — и густо краснеешь, когда я делаю что-то ужасно неправильное, не так ли? — Рюноске насмешливо вскидывает бровь, замечая в отражении гладкой металлической поверхности, как Мичизо жуёт собственные губы от волнения, смущения и возбуждения. — А ещё чудесно стонешь, — Акутагава не знает, что в нём говорит громче — животное желание или литры выпитого алкоголя. Но что он знает точно, так это то, что собирается обладать Тачихарой здесь и сейчас.
Тачихара ловит на себе пристальный насмешливый взгляд серых глаз, что не сулит ничего безобидного в ближайшие несколько минут. Акутагава припадает губами к шее, ведёт языком от ключиц до самого изгиба подбородка, не обрывая зрительного контакта:
— Не отворачивайся, смотри, как я целую тебя. Смотри, как я смакую твой вкус на языке, — Рюноске сопровождает каждое слово мокрым поцелуем по вырисованному следу своей слюны, под конец прикусывая мочку, и довольно усмехается, когда Мичизо закатывает глаза в удовольствии и невольно содрогается. Акутагава хочет запечатлеть на сетчатки, как наливаются краской уши, хочет опуститься ниже, взять больше, и только завтра позаботиться о последствиях этой ночи.
— Твою мать, Рюноске, мы в лифте, это неправильно!
— Неправильно, — уверенно вторит ему Акутагава, целуя жарче, говоря тише, опуская руки ниже.
— Но тебе глубоко насрать?
— Глубоко насрать, — подтверждает Акутагава, схватывая губами каждый снисходящий стон Тачихары, пока пальцы перебором забегают под ткань джинс.
— Блять, — Мичизо старается ровнее дышать, а после разворачивается к Рюноске лицом, вовлекая его в поцелуй и толкая в другой угол лифта, из-за чего раздаётся неприятный скрежет, который не беспокоит ни одного из них. — Ты поплатишься за это здесь и сейчас, дорогой Рюноске, — Тачихара стягивает через голову собственную толстовку, скидывая её на пол и льнёт к бледной тонкой шее, покрывая её красными отметинами. Собирается с силами, чтобы вдолбить правила поведения в лифте. Собирается с силами, чтобы проделать нечто ужасно неправильное, нечто ужасное грязное, нечто ужасно горячее.
— О, мне и жизни не хватит расплатиться, не так ли, грозный Мичизо? — Акутагава передразнивает Тачихару в полупьяном бреду, толкая к дверям и прислоняя голыми лопатками к холодному металлу, из-за чего Мичизо выгибается в пояснице и недовольно шипит. — Представь: кто-то вызовет лифт, а ты здесь в таком виде, — Рюноске многозначительно указывает взглядом на стояк и заправляет выбившиеся рыжие пряди за ухо, поцелуями опускается к голой груди, старательно языком обрисовывая ореолы сосков, сводит с ума и властно собирается обладать, — я вырежу любого, кто посмеет на тебя смотреть, — Тачихара закусывает нижнюю губу, ощущая привкус крови на языке, рукой шаря по кнопкам лифта и нажимая на все подряд, в попытках вывести его из строя. — Я позабочусь о моральном облике моей принцессы, — насмешливо тянет Рюноске, оставляя багровеющую отметину на ребрах. — Сегодня, завтра и всегда всё, что под твоей одеждой, — моё, — Акутагава не церемонится, на минуту отрываясь раскрасневшейся груди Мичизо и уверенным движением ноги ударяя по панели с мигающими цифрами так, что сначала гаснет свет, а после кабинка, шатаясь, застревает между шестнадцатым и семнадцатым этажом. — Я обеспечил нам минимум 20 минут, пока не хватится вахтёр, — Рюноске стягивает собственное чёрное худи через плечо, ощущая духоту их спёртого дыхания и повисшего звенящего желания.
Потерянный вид Тачихары, распухшие от укусов губы, растрепавшиеся волосы, пунцовое лицо и наливающиеся кровью отметины взывают к зверю, бьющемуся в сознании Акутагавы, который в следующую секунду получает зелёный свет.
Тонкие пальцы расправляются с ремнём на поясе, и брюки сползают до колен:
— Повернёшься ко мне спиной, послушный мальчик? — Рюноске упирается собственным стояком меж чужих бёдер и стаскивает боксёры, давая свободу затвердевшему члену. Одной ладонью Акутагава подпирает щёку Тачихары, не позволяя нежной коже лица соприкасаться с холодным металлом двери, второй — сжимает истекающей смазкой головку. — Ты такой очаровательный со спущенными штанами и впечатанный в холодную дверь лифта, — Рюноске размазывает предэякулят по всей длине члена, медленно скользя пальцами и ощущая как Тачихара толкается в руку. — Нетерпеливый строптивый мальчик, — пьяный шёпот опаляет красные уши, Акутагава вылизывает местечко за ухом и быстрее двигает рукой. Сжимает пальцы, надавливает на головку, передразнивает, издавая стоны в унисон. — Скажи мне, как ты хочешь кончить. Скажи, чтобы я позволил тебе излиться в мою руку. Будь послушным, — голос перекатывается, переходя в рычание.
Тачихара хочет царапать дверь лифта, хочет сжаться, хочет завыть, но вместо стонов переходит на скулёж. Отчаянно толкается в руку Акутагавы, трётся бёдрами о нарастающий стояк, просяще выгибается в пояснице, запрокидывает голову на чужое плечо:
— Чёрт, Рю, позволь мне кончить. Трахни меня в этом грёбанном лифте, пока нас не застукают облитыми потом и спермой, — Мичизо протяжно стонет, когда рука наращивает темп; завывает, когда большой палец надавливает на головку и с неудержимым всхлипом изливается в руку Акутагавы. — Прости, — еле слышно выдавливает он, оборачиваясь лицом к Рюноске, но тот, не отводя плывущего пьяного взгляда, с усмешкой облизывает пальцы.
— Твой вкус я ни с чем не спутаю, — Акутагава растирает остатки спермы меж пальцев. — Позволь мне закончить начатое, пока я пьян тобой.
— Хочешь меня взять? — Тачихара царапает губами чужие и вновь поворачивается спиной. — Если нас застукают, я сдохну здесь от стыда, — произносит Мичизо, приподнимая одну ногу, и ощущая как тёплые склизкие от его собственной спермы пальцы надавливают на проход.
— Нет, ты продолжишь скакать на моем члене, бессовестно наслаждаясь чужим охуевшим взглядом, — Акутагава неспешно вводит по одному пальцу, пока тело Тачихары в руках не перестаёт дрожать от напряжения. Словно проверяя на готовность, Рюноске начинает быстрее двигаться внутри Мичизо, добиваясь судорожного вздоха.
— То, что твой член так хорош, — Тачихара давится собственными словами, когда ощущает давление головки, — твоя вина.
— Попробуй съязвить ещё раз, когда я заставлю тебя кончить во второй раз, — Рюноске примеряется прежде чем войти на полную длину. Тачихара всегда принимает его с должной теснотой, сжимаясь вокруг так, что из глаз сыплются искры. — Твоя задница как будто создана для меня, — Акутагава нахально усмехается, оставляя отметины пальцев на бёдрах, и ведёт языком по шейным позвонкам.
— Ты слишком пиздлив для ёбыря-террориста. Я всё ещё не кончил, напоминаю, — Мичизо нетерпеливо толкается для пробы, и ощущает как холод мурашек пробивает тело от чужого языка. Чужие пальцы впиваются в нежную плоть, намертво фиксируя его задницу так, что если подкосятся колени, Тачихара останется на ногах. Акутагава задаёт размеренный темп, разбавляя скрип тросов мокрыми и хлипающими звуками. Мошонка громко ударяется об упругие ягодицы, и Мичизо издаёт протяжный долгий стон, когда головка задевает простату. — Я хочу видеть тебя, когда ты меня берёшь, — Рюноске прерывается, чтобы подобрать Тачихару за бедра и закинуть на свою талию чужие ноги.
— Наслаждайся, принцесса, — тихо стонет Акутагава в чужие губы, припечатывая Тачихару спиной к холодному металлу. — Я больше не стану тебя щадить, — и после этих слов Рюноске увеличивает темп, вдалбливает Мичизо в дверь лифта с особой силой. Спину красят следы раздирающих пальцев, узкое пространство наполняется громкими шлепками и несдержанными стонами. Рюноске рокочет у чужого уха, жмурясь от наслаждения, когда Тачихара сжимается сильнее и поддается на встречу, чуть ли не срываясь на крик от наслаждения.
— Мичизо, — хрипит Рюноске, перед тем, как мокрые звуки становятся всё более непристойными и Акутагава изливается внутрь Тачихары так, что сперма начинает стекать по бедрам. Мичизо кончает следом на собственный живот, жмурясь до чёрных кругов перед глазами и ощущая, как онемели ноги от столь неудобной позы.
Слышатся звуки переругивающегося вахтёра и лифтёра, что пытаются найти меж какими этажами застрял лифт.
— Я помогу тебе одеться, — Акутагава опускает на ноги Тачихару, заправляя за уши взмокшие от пота волосы и ласково целуя в висок.
— Мне кажется: я протрезвел, — тихо произносит Мичизо, позволяя Рюноске протереть бедра чёрной толстовкой.
— Секс со мной лучше любого средства от похмелья. Занимайся им почаще.
— Я, пожалуй, просто буду меньше пить, — Тачихара помогает Акутагаве надеть джинсы. — Ты же знаешь, что здесь есть камеры?
— Пиздец.