<…> те, кто скорбит, одерживают победу. © Лао-Цзы «Дао дэ цзин» / «Книга о пути и добродетели»
В тот момент, единственное, что он ощутил - это дикий, всепоглощающий страх. В голове не осталось ни единой мысли. Только кровь набатным звоном дикого бега простреливала виски. Горло будто зажало ковальными тисками: ни выдохнуть. Дрожащей рукой он подхватил цепочку, что висела на шее, и поднял к глазам кольцо. На тонком, чистейшем серебре чёрной пропастью безграничного ужаса зияла трещина. Небольшая, но заставляющая естество сотрясаться только от ее вида. А после - все потеряло смысл. Сзади раздался грохот подающего на пол тела. Принц знал, что его супруг носит красное. Но в этот раз, красного было слишком много. -Инь Юй, лекаря! Срочно! - слышится Его Высочеству собственный голос, пока он подрывается к тихо стонущему демону, что держится рукой за рассеченный живот. Для мертвеца при такой ране у него слишком много крови. И эта трещина на кольце… -Сань Лан! - божество накрывает паника. Дрожащими руками он пытается зажать рану. Духовная сила льётся в тело демона и уходит, как вода сквозь решето. Что-то неладно… Не так. Не то! -Гэгэ,- выплёвывается хрип вместе с кровью, что чернотой остаётся на бледных, даже для демона слишком бледных губах. - Тише, Сань Лан, тише. Скоро прибудет лекарь. Все в порядке, все хорошо – шепчет лихорадочно и сам не замечает, как по щекам солью бежит отчаяние. Ведь крови становится только больше. А кольцо тихонько потрескивает. Будто вот-вот рассыплется. Будто вот-вот шнурок, на котором оно висит, удавкой на шее затянется. Сань Лан улыбается. Его сердце. Его надежда. Его боль. И эта боль в зрачке расширенном плещется, мешается с виной. Виной такой сильной, что Богу войны в испуге хочется отшатнуться. Но он только сильнее зажимает рану внизу живота. В третьем даньтяне. В сосредоточении сил любого, когда-либо совершенствующегося. А после, Сань Лан произносит фразу, от которой кровь застыла в жилах, не добежав до сердца, чтобы сделать очередной торопливый удар. «Возмездие смертных». Меч, что стал мифом даже в мире богов. Молодой небожитель пытался привнести свою справедливость и защитить смертных людей от бессмертного произвола. Он слышал миллионы молитв и, сколько бы ни помогал, не мог заглушить их безудержный рёв. Простые люди молили. Просили и плакали. Они кланялись и возжигали благовония. Они взывали к справедливости своего Бога. Взывали так громко. Так беспрерывно, что посмели свести с ума. Молодой небожитель заперся в своём дворце. Он, не жалея своего бессмертного тела, каждый раз разрывал заживающие жилы и вены, позволяя крови течь рекой. Запястья и бёдра. Грудина и глотка. И сердце, выдернутое из взломанной клетушки рёбер, было безжалостно выжато. Все. До последней капли. Молодой небожитель решетом черпал кровь, вымывая железный песок. Молодой небожитель горел изнутри. И пламя его вырывалось наружу потоками слез. Он жёг об них пальцы, пока плавил крупицы, и закалял их, как лучший кузнец. Сотни дней и ночей молодой небожитель творил, пока, наконец, не увидел незрячими очами своего детища. Не почувствовал обожженными щеками стылый холод лезвия. Пока не припал обескровленными, немыми губами к эфесу, нарекая клинок своей безысходной надеждой. Меч, сотворенный из железа, по крупицам выщербленного из крови безумного небожителя. Закаленный в его слезах. Заговоренный на смерти сотен тысяч тех, кто умереть не мог. Он разрывал оболочку демонов и их прах развеивался. Даже если находился под десятками замков. Под тысячами заклинаний. В сотнях сотен ли от демона. Развеивался, потому что безумие, вплетенное в силу, попирали законы мироздания. Он вымарал в крови Небесную Столицу, не оставив там ни единого небожителя. Ни императора. Ни самого ничтожного слугу средних небес. Пока не остался совсем один. Пока не осталось совсем никого. Молодой небожитель с печальной улыбкой погружался в блаженную тишину, вынимая «Возмездие смертных» из своего потрошённого горла. Молодой небожитель уже не услышал оглушающего звона сотен колоколов и криков бывших смертных. Не почувствовал мощных толчков земли, извергающей из своего чрева души тех, кому безумною волей не суждено отправиться на круг перерождения. Не познал проклятия, что пало на его творение от всех тех, кого он убил. И всех тех, кого хотел защитить. Это произошло задолго до того, как родились и пали все известные Се Ляню империи. Тысячи лет этот меч был потерян, став легендой о кровавой справедливости грешного небожителя. И объявился сейчас. Объявился, чтобы ранить его возлюбленного. Его сердце. Часть его души. Заставить одежды принца Сяньлэ багроветь от крови того единственного, без которого смысл существования будет потерян. Кажется, время остановилось. Из шокового оцепенения Се Ляня вывел лекарь. Он с силой, не свойственной ветвистым рукам, оттолкнул ладони принца от тела непревзойдённого, освобождая себе место для оказания помощи. Разворотил его одеяния острыми когтями, оголяя залитый кровью живот и бледную, бездыханную грудь. Зашептал какие-то заклинания, что преобразовывались в нити, проникая в самое нутро Алого бедствия. Инь Юй был рядом. Помогал лекарю, поддерживал его своей силой, выполняя все распоряжения: принес горячую воду и чистые бинты, помог наложить тонкие, шелковые швы, стягивая развороченную, похожую на выгоревший пепел кожу: казалось, чуть задень и рассыплется. Его Высочество наследный принц пребывал в отстраненном неверии. Только стоял и смотрел на своего раненого возлюбленного без единой мысли в голове. А после завершения всех манипуляций первичной помощи, взял его на руки и отнес туда, куда сказали. Позволил лекарю и Инь Юю смыть кровь и перебинтовать, закрывая сшитую, но все еще сочащуюся черноватой сукровицей рану. Влить в бессознательное тело какие-то настойки. Обложить амулетами, половину из которых принес врачеватель, а половину – достал расторопный помощник. После, Хуа Чена укрыли одеялом и, наконец, оставили в покое. Отдыхать. Все это время Се Лянь, оттеснённый помощниками, стоял, опираясь на стену, и слепыми глазами смотрел на происходящее. Его колотила крупная, дикая дрожь. Ноги казались ватными. Запах крови, с детства такой знакомый и уже давно не вызывающий тошноты, в этот раз горьким комом застопорился в глотке. Если бы Император Небес знал, кого молить – он бы молил. Не переставал бы умолять кого угодно спасти его Сань Лана. Сохранить, сберечь самое ценное, что осталось у бывшего сумасбродного мусорного божества. Но молить было некого. Из оцепенения его вывел голос лекаря, что осторожно тянул рукав, измаранный хуаченовой кровью. - Повелитель,- хрипло проговорил он, с сочувствием и скорбью в блеклых глазах глядя на принца. - Я сделал все, что нужно. Риск миновал. Однако… Сердце Се Ляня пропустило удар. - Что? - прохрипел он и не узнал собственный, больше похожий на скрип ржавого гвоздя в досках, голос. - Там... - лекарь перевёл дыхание и покачал головой, собираясь с тяжкими думами. Его мертвое сердце обливалось кровью за обоих своих Государей. - Душа, что готовилась к жизни в теле градоначальника. - Наконец выдал он.- Она ушла на круг перерождения, от раны, оставленной этим ужасным оружием. Я обнаружил только ее остаточный след. Ци господина в хаосе, меридианы будто выжжены драконьим дыханием. Наш уважаемый Повелитель неосознанно кинул почти все свои силы на то, чтобы уберечь эту душу. И только великое могущество позволило ему вернуться к нам из той западни. Он проспит ещё несколько дней. Нужно восстановить ток энергии, меридианы и заживить плоть. Это проклятое оружие… проклятое. - Старый демон всхлипнул и принялся утирать слёзы рукавом халата, пока внутри Се Ляня разливался стылый холод от его слов. Душа, что защищал всеми силами, ушла, убитая мечом. Душа, что они ждали так долго. Принцу хотелось думать, что это все сон. Что скоро он обязательно проснётся в объятиях своего супруга. Услышит звонкий смех. Смутится от комплиментов и поцелует любимые уста, нежась в крепких объятиях таких родных рук. Но в реальности его дорогой Сань Лан, его опора и надежда, лежал на их кровати, раненый проклятым клинком, исчерпавший почти все силы, потерявший их, их... Се Лянь пошатнулся. Чуть съехал по стене, из-за отказавшихся держать ног, и до крови закусил щеку, проясняя взор от обступившей темноты. Тряхнув головой, он, шатаясь, подошел к постели и оставил легкий поцелуй на бездыханно-мертвых губах. Жое, повинуясь приказу, свернулась на чужом запястье, по крупицам передавая силу и тепло его кожи, что хранила на себе. Его Высочество коснулся чужой щеки дрожащими пальцами, а после, стремительной, бело-измаранной тенью вылетел за дверь.***
Инь Юй, дожидающийся снаружи, увидел супруга своего господина мертвенно бледным, сливающимся оттенком кожи с ханьфу, когда-то бывшим белым, а сейчас запятнанным алыми разводами. С багровыми руками, не отмытыми от чужой крови. Пустыми, мертвыми глазами, от стылого холода которых липкие мурашки обсыпали бывшего бога с ног до головы. И дикой аурой возмездия, что волнами силы расходилась от небожителя. Нет. Не просто небожителя. Императора Небес. Бога войны, на сердце которого покусились. Инь Юй преклонил колено и опустил голову, ожидая любого приказа. Приказа, который он выполнит, даже если придётся разобрать Тунлу по камешку и перетрясти небесные чертоги лично. -Скажи,- прозвучал ровный и тихий голос божества, от которого бывший бог войны поёжился. - Есть ли амулет или что-то ещё, с помощью чего я смогу всегда знать о состоянии Хуа Чена? Его Высочество очень редко звал так супруга. Только в моменты крайнего официоза или интимности. Или такие как сейчас. - Эмин, Повелитель, - ответил Инь Юй - он всегда знает, что с его хозяином. Ведь они почти одно целое. Се Лянь кивнул и протянул руку. В неё тут же влетели ножны. Эмин дрожал, будто в лихорадке. - Тише, маленький, тише,- прошептал небожитель, обнажая ятаган и проводя по нему кончиками пальцев, оглаживая и лаская энергией. Эмин перестал дрожать и открыл глаз. Только щурился, будто подслеповато, но расслабился в любимых руках гэгэ своего хозяина. Дождавшись, пока оружие придёт в относительную норму, Се Лянь мягко попросил. - Покажи мне, где все случилось. Эмин моргнул, соглашаясь, и сосредоточился, как родной ложась в обманчиво тонкую ладонь сильной руки. Се Лянь подбросил кости, всегда бывшие при нем, и резанул пространство меж ними ятаганом. А после шагнул к открывшейся двери. Но на мгновение остановился. Кинул взор отсутствующий на коленопреклонённого юношу и произнёс приказ тихим голосом. Да так, что тот сметающей волной прошёл по помещению, устанавливая мощный охранный барьер. - Убей всех, кто придёт со злом. Инь Юй кивнул. А Се Лянь исчез в разломе открывшейся двери. Пора было напомнить этому миру, что пальцы, с нежностью сжимавшие цветок, были покрыты шрамами и мозолями от рукояти меча. Что звание Верховного Божества он получил, не взбираясь по мусорным горам, а поднимая клинок в защиту тех, для кого в груди, вот уже почти тысячу лет, не смолкая, билось сердце.