Мы выйдем из разных домов
В разные стороны света
По разным причинам
В разное время
Я с рыжей красоткой
Ты с высоким брюнетом
Мы выйдем не с теми
Ира готовит блины лучше всех на свете. Не то чтобы она сильно много чего достигла в жизни. Ее недолюбливало слишком много человек. Она обладала миленьким лицом и прекрасной фигурой, но фотки часто выходили кривыми. Она любила читать и узнавать что-то новое, но пока не на таком уровне знаний, который хотела бы сама.
Но, блять, как же она готовила блины.
Каждое воскресенье она мычала себе под нос квин, двигая бедрами. Солнце засвечивало ипотечную кухонку своей яркостью, рисовало на белых обоях и черной посуде следы от жалюзи. Ира грела на солнце руки, позволяла небесным кляксам оставаться на растянутой майке и грустно улыбалась заспанному Антону.
Антону.
Когда он появлялся на кухне, Ира старалась просеивать муку чуть внимательнее, чем всегда. Чуть внимательнее она вылавливала несуществующие скорлупки из теста. Чуть внимательнее распределяла масло по сковороде.
— Все у нас не слава богу.
Ира оборачивается на сонный хрип. Все руки в тесте, челка лезет в глаза. Антон убирает волосы за уши и целует в нос.
Тянулся к губам.
— Ты о чем?
Антон садится за маленький столик на два человека и вздыхает. Ира снова отворачивается к тесту. Так. На пятёрку, иначе подгорать будут.
— Ну ты же тоже это чувствуешь. Напряжение.
— Да, Антош.
Ира поворачивается к нему, уже без теста на руках. Но улыбка больно колет губы. Она вздыхает, слушает молчание и шум масла на сковороде. Антон смотрит побитым щенком. Челка отросла, пушится, как одуванчик, а он ещё и небритый.
— Мы же оба понимаем, в чем дело, да? — Ира вздыхает и чешет нос, чувствуя, как к коже прилипает кусочек чего-то яично-мукового. Антон тянется стереть его, но останавливается. Поджимает губы. — Кот, мне кажется, нам пока не стоит об этом говорить. Я вижу, как тебе больно, и если после этого разговора тебе станет хуже, то лучше не надо. Я для себя поняла все и сделала свой выбор.
— Какой? — Антон опять цепляется совсем не за то, а Ира давно потратила запал с ним ругаться насчёт этой глупой привычки. Она только улыбается.
— Выслушать и поверить.
Антон притягивает ее к себе и утыкается горячим лбом в живот. Ира гладит его мягкие после сна щеки и молча улыбается.
— Ирочка, какая ты у меня хорошая.
Она сияет улыбкой на моторе с Антоном, хихикает вместе с Шеминовой. Антон кидает ей взгляды через весь зал и, кажется, даже лицом показывает свою любовь, косясь на камеру. Показывает во всем. В подарках, отданной куртке, в благодарных улыбках. Целует ее в нос, и в щеки, в шею, и в ключицы, и в спину, покрывает своим вниманием каждый сантиметр тела. Кричит об этом всем смотрящим. Смотрите, я влюблен!
Они вместе едут в корпоративный отпуск, Ира целует его в щеку на общей фотографии, а Антон нежно кладет руки на ее талию. Ночью сжимает сильнее, она путает пальцы в его волосах, оставляет укусы на шее. Антон приносит ей цветы, белые, она тут же выкладывает в инсту, лукаво задевая его запястье в кадре.
Возвращаются привычные пожелания сдохнуть в канаве. Ира реже заходит в комменты. Ира реже выкладывает что-то, за что можно зацепиться. Но спокойно. Да, спокойно зато.
Они зависли в этом мутноватом, но теплом периоде, когда оба свыкаются с мыслью, что они снова вместе после расставания. Антон не лезет слишком близко, Ира равномерно распределяет внимание. Со скрипом и поднимающийся в воздух пылью, чуть грустно и, конечно, тяжело они возвращают свои отношения.
Наконец-то.
Можно выдохнуть, можно не сжимать челюсти в кадре, и не сжимать документы за ним. Антон улыбается более живо, словно сбросил с себя чугунные колодки. Хотя, на самом деле, наиболее расслабленным он выглядит именно за рулём. Ира на соседнем сидении фоткает незаметно, насколько может, и сохраняет в секретной папке.
В этой большой и тихо урчащей машине всегда тепло, можно сидеть по полчаса и целоваться, перед тем, как подняться домой, и теперь почти никогда не играет радио. Потому что в кои-то веке им обоим комфортно в молчании. Только сигналят снаружи водители, недовольные пробкой, и Ира тихонько стучит ногтями по стеклу телефона.
— Мне буквально на пару минут нужно будет заскочить к Илье, но такими темпами ехать мы будем около часа. Я тебя заброшу домой и поеду, хорошо? — нарушает тишину Антон, не отводя взгляда от дороги.
— Это тебе лишний круг делать, не стоит. Давай я с тобой поеду, а там в машине посижу, — Ира улыбается и гладит его по плечу. Антон расплывается в благодарности.
Во дворах темно, март шипит морозом. Ира сильнее кутается в молочную шубку и берет Антона под руку, позволяя вести себя в нужную сторону. Подъезд пахнет лыжной мазью и супом, квартира Ильи — пивом и кириешками. Он приветливо здоровается, просит не пугаться столпотворения на кухне и утягивает туда Антона. Ира потерянно следует за ними.
Коридоры темные, старые и волнами поднимается рыжий линолиум. На мышьей кухне с голой лампочкой в потолке активно спорят двое парней, Илья шарит по кухонным ящикам, а Антон привалился к дверному проёму. Ира становится рядом с ним, неловко поведя плечами. В квартире неуютно. Окно открыто, но все равно воздух трещит сигаретным дымом. Кричат и шипят спорщики, у Ильи дрожат пальцы, когда он переставляет мусор с одного места на другое.
— Мне комп забрать только, и сразу домой, — шепчет Антон ей в висок, обнимая за плечи.
— Да не педик он, я тебе говорю, блять! Он нормальный мужик, хули ты доебался! — высокий и худой парень хватает второго за грудки и встряхивает. Низкий пьяно замахивается для удара. Оба падают обратно на табуретки.
— Блять, ты ебальник его видел! Да он хуесос, Валер, ебаный в рот, твой Андрей — педераст. Ещё раз тебя нахуй с ним увижу, и тебе ебало начищу.
Антон сжимает руку Иры чуть сильнее и просит Илью искать его ноут быстрее. Зачем вообще оставлять его на кухне?
Антон цепляется за Иру весь оставшийся вечер. Дома он лежит, опустив голову ей на колени, и вырисовывает на ее бедрах рисунки кончиком указательного пальца.
— Ир, мне кажется, я готов поговорить.
— Конечно, милый.
Антон не поднимает глаз. Ира не настаивает. Она перебирает его волосы, разглядывая ледяную гладь телевизора. На кухне стучат часы. Слышно их дыхание.
— Ир, я не знаю, кто я. Мне так мерзко от одной только мысли, что я был… что Арсений… Я как бы понимаю, что у нас толерантная Москва, все дела, но, блять, я ж не такой. Я тебя люблю. А мужчины это так мерзко. Но почему я тогда… фу, мне даже думать об этом противно. Типа, я знаю пару геев, они вроде классные ребята, ничем не отличаются, но это же
они. Ну,
другие. Конечно это нормально, такие люди могут быть, но не мои близкие, там. А я мало того, что, похоже, такой же, так я ещё и тебя кинул. Мне так стыдно и противно от себя.
Ира продолжает перебирать его волосы.
— Ну, что тебе стыдно за то, что меня кинул это понятно. Ты глянь, какая я красотка, — Антон фыркает, а Ира даёт ему лёгкий щелбан. — Уже хорошо, что головой ты понимаешь, что в этом нет ничего особенного. Это не мерзко. Я-то тебя люблю. А ты, между прочим, мужчина. Мужчины не всегда мерзкие, на удивление. Просто… Антон, вот что я тебе скажу. Ты был бы со мной, если бы я была вылеплена из пластилина, то есть не могла бы есть, ходить в туалет и заниматься сексом?
Антон молчит секунду и кивает.
— Уже хорошо, — Ира улыбается. — А был бы с Арсением, будь он из пластилина?
Антон молчит секунду. Две. Десять.
— Наверное, нет.
— Честно?
— Да.
— Почему?
Антон снова молчит, разглаживая складки на ириных домашних штанах.
— Быть с ним небезопасно. Нас разделят, найдут. Заберут у нас самое ценное. А он этого не понимал. Идиот. Ни во что не ставил мои просьбы и желания. Да он сам как будто не понимал, что может загубить наши карьеры. Ладно его, но я чем виноват в его желании… — Антон запинается.
— Быть как все? Быть обычным человеком? — тихо говорит Ира. Она перестает перебирать его волосы.
— Да. Но это все не то. Арсений давно уже смирился, что он, ну, такой. А я? Я же правда девушек люблю, всегда любил, а сейчас… Мне так мерзко, Ира. Господи, я никогда, никогда даже не подумаю об этом. А как остальные отреагировали бы. А что сказали бы? Блять, ну разумеется я не хотел быть каким-то педиком для них. Для себя... Ирочка, я так запутался, — он утыкается ей носом в живот. Она гладит его по лопаткам, так осторожно, словно он фарфоровый. Одно неловкое движение — сломается.
— Кот, может, ты попробуешь со специалистом поработать над этим? Если тебя это тревожит. Потому что я тебе ничем помочь не смогу, правда. Разве что скажу, чтобы тебе легче было, что у меня до тебя тоже девчонки были.
Антон приподнимается, удивлённо разглядывая ее лицо.
– Правда?
– Ага, а что ты думал, – она смеётся. – Бурная молодость.
– Ну и что, кто лучше? – на его лице расползается камерная улыбка. Ира отвешивает ему лёгкий подзатыльник и снова опускает голову себе на колени.
– Шастун, ты отвратителен.
Он беззвучно смеётся и затухает, прижимаясь к ней ближе, как потерянный котёнок. Стучат в зале часы. Слышно их дыхание. Ира устало закрывает глаза. Они молчат несколько секунд, только слушают приглушенные голоса соседей. Похоже, кто-то кому-то изменил. Или избил. Остаётся непонятным.
— Ты думаешь стоит? — смешно бурчит он. Ира улыбается и целует его в висок.
— Если тебе плохо, то с этим надо что-то делать.
***
Антон делает Ире предложение в каком-то дорогом питерском ресторане за два часа до концерта. Всё идёт отвратительно не по плану, и это видно невооружённым глазом. Но Ира почему-то счастлива.
Он целует ее так ярко, прижимает ее к себе так крепко, что она вот-вот в нем расплавится. Она тихонько плачет ему в шею, Антон гладит ее по волосам и шепчет, что так давно хотел, но почему-то решился только сейчас. Ира шутит что-то про подкуп психотерапевта, Антон тушит свой смех поцелуем.
По Невскому идут два самых счастливых человека в городе. Ира утыкается ему носом в плечо, говорит, что они только что стали богаче на пятихатку — подруга проиграла, — говорит, что теперь Антон просто обязан познакомиться с ее сестрой и отвертеться не получается, говорит, что на свадьбу можно позвать кучу народа, а можно и нет, говорит, что ужасно давно не была в Грузии, говорит, что чуть инфаркт не схватила. Антон соглашается, целуя ее через каждое предложение, и тащит в «мне один знакомый показывал тут место какое-то супер клёвое надеюсь не заблудимся».
Город светит им рыжими огнями хорошей жизни, май заползает в волосы теплым ветром и ощущением, что скоро все будет совсем по-другому. Что-то скоро изменится, вот она, нашлась большая и светлая, как в советских фильмах. Антоновы глаза горят поднятыми фонариками стадионов. Ирины – звёздами, скоплениями и туманностями.
На пешеходном переходе через шумный проспект Антон почему-то запинается и испуганно смотрит в уходящую толпу. Ира тянет его за рукав, взволнованно пытается узнать, что произошло, но Антон молчит и не сводит взгляд со спины какого-то мужчины, идущего под руку с молодым кучерявым парнем.
