Благословенный дар

Любой человек в мире может прийти в императорский дворец с даром. Дар может быть невелик или огромен. Совершенно безвкусен или искриться от изобилия драгоценностей. Императору Мину дарили страны, лошадей, наложниц, жизни своих детей и жизни своих врагов. Порой это могла быть всего лишь чашка изысканного чая, листья для которого собирали с особенным трепетом. И раз в год, сделав свой выбор, Император передаёт желание Дракону, чтобы избранный человек получил своё благословение. Выбор может быть сделан сразу, а может быть только под конец года, если ни один дар не тронет холодное сердце Мин Юнги. — Император Мин, — сегодня один из дней, когда люди могут приносить дары. Юнги не уверен, что запомнит хоть один, потому что он не выспался. Сладко прогибавшаяся под его весом постель так и манит обратно, но откладывать дела или игнорировать их – не в его характере. — Сегодня вам преподнесут три дара. — Приглашайте, — Юнги взмахивает рукой, насильно подавляя рвущийся наружу зевок. Следующий день, когда ему смогут приносить дары, он начнёт, пожалуй, после обеда. А лучше ближе к вечеру. Огромные, совершенно не украшенные драгоценными камнями двери распахиваются, впуская первого человека. В его руках находится небольшое лукошко с чинно сидящим внутри котёнком. Маленький, персикового цвета комочек забавно чихает, облизывая дёрнувшиеся усы, и переступает лапками на месте. Он не боится шума, незнакомой обстановки, не нервничает, когда стража забирает дар, унося его в специальную комнату. Мило. — Моё имя Кван Чивон, Император, — человек низко кланяется. Его одежда не потрёпана, но явно пролежала несколько лет в шкафу в ожидании дня, когда хозяин сможет просить в ней благословения. Юнги почти уверен, что единственное, чего желает человек – это зажиточности. — Имени у котёнка ещё нет, но он самый послушный и ласковый в помёте. Спокойный под стать Императорскому дворцу. — Я с благодарностью принимаю Ваш дар, Кван Чивон, — Юнги едва заметно кивает, делая незаметный жест одному из помощников, чтобы человеку выдали небольшой мешочек с монетами. — Да пусть будет благословлена Ваша семья. — Спасибо, Император, — Чивон кланяется ещё дважды, чутко соблюдая этикет, и, двигаясь спиной к выходу, уходит. Он не сможет развернуться, пока двери за ним не будут заперты. Одно из правил, которые Юнги не в силах изменить. Столетиями люди не поворачивались спинами к господам и ещё столько же не будут. Кошка – один из самых привычных даров, которые приносят к Императорскому двору. Для них было сделано даже целое отдельное крыло, где каждая пушистая девочка или мальчик получает должный уход. Юнги слаб к котам, но уже давно ни одно грациозное создание не трогало его сердце так, чтобы он отдал драконье благословение дарителю. Следующими заносят скульптуры. Высеченные из драконьего золота, изящные и блестящие на солнце, они действительно хороши. Юнги без сомнения украсит ими вход во дворец, снеся, наконец-то, то безвкусие, что осталось от отца. И повод более чем удачный. Мало кто воспротивится тому, что дар будет украшать парадный двор. Поблагодарив искусные руки мастера, Юнги жестом просит перейти уже к последнему на сегодня дару. И закончить с этим. Он сможет вернуться в свои покои, упасть на подушки и доспать те несколько часов, что так нужны его организму. Вчерашний совет закончился преступно поздно и плавно перетек в пьянку. Юнги ни разу не жалеет, но надеется, что в свой один из немногих выходных дней он сможет отдохнуть, а не разбирать повторяющиеся из раза в раз дары. Ожидая оглашения третьего дарителя, Юнги не сразу замечает, что зал постепенно наполняется советниками и теми редкими гостями, что остаются во дворце. Он не без интереса смотрит, как они перешептываются, подмечая, что даже слуги взбудоражены. Стоит бояться следующего дара? Когда в прошлый раз подарок встречали с таким любопытством, ему преподнесли целую страну, сдавшись даже без просьбы взять в жены местную принцессу. — И последний дар, Император, — помощник, отвечающий за представление даров, тоже нервно оглаживает идеально убранные волосы и просит распахнуть двери. Юнги не строит никаких предположений, но когда видит гостя… понимание накрывает его так же стремительно, как и усиливается шёпот зрителей. Невысокого роста юноша, с тонкой, подчёркнутой пояском талией и красивыми, длинными ногами без какой-либо обуви. Таких Император перевидал не мало, но в этот раз его внимание привлекает иное. Среди пышных волос пшеничного цвета выглядывают маленькие, переливающиеся золотом рожки. А за спиной незнакомца виднеются кожаные, в тон рогам золотые крылья. По бронзовой коже искорками мелькают завораживающие язычки пламени, а после каждого шага он оставляет тлеющие следы. Маленький дьявол. О них ходит множество легенд. И не все они имеют хороший финал. Юнги читал, что один такой дьявол может сжечь город взмахом крыла, а если их будет больше, то можно хоронить Империю. Потому что эти создания никого не оставят в живых. Он быстро осматривает запястья дьявола, но на них, как и на изящных щиколотках, нет кандалов. Шея, длинная и тонкая, — её можно обхватить одной ладонью, — тоже не скована ошейником. — Моё имя Пак Чимин, Император, — дьявол склоняется в глубоком поклоне, от чего советники замирают изваяниями, как и сам Юнги. В ладошках этого маленького создания власть сжечь тут всё дотла. Отчего же он склоняет голову? — И я – Ваш дар. — И кто же преподнёс мне этот дар? — сонливость и леность, которые сковывали его тело всё утро, слетают в одно мгновение. Юнги интересно. Маленький дьявол преподнесён в дар как наложник? Как раб? Как воин? С таким хрупким, воспламеняющимся телом его страшно даже касаться. Если кто-то и хотел выиграть благословение в этом году, то он преуспел. — Я. После ответа затихший зал заполняется гулом шёпота. На его памяти ещё никто и никогда не приносил в дар себя. Это считалось табу среди людей, но ведь… Чимин и не человек, верно? Юнги не сложно представить, как его советники оценивают новые возможности. В их головах роятся десятки планов, которые он будет вынужден отклонить, вежливо указав на тот факт, что этот дар – ему, а не всей Империи. Маленький дьявол, стоит отдать ему должное, никак не реагирует на чужой интерес и замешательство самого императора. Он держится с достоинством. Выпрямленная спина, удерживающая на себе вес наверняка тяжёлых крыльев. Не дрогнувшие ноги, когда Юнги поднимается с трона, чтобы медленно спуститься к нему. Чимин стоит гордо, вздёрнув острый подбородок, но смотрит без вызова. Спокойно и уверенно. На дне его глаз не заметно даже капли страха, хотя и смирение тоже не ощущается. Юнги плавно обходит его по кругу, рассматривая тоненькую фигурку вблизи. Подмечая детали: золотистые чешуйки на шее, особенно много их на скрытом волосами загривке; едва заметный магический узор между лопатками – он вскидывает руку, но не касается кожи, а проводит в миллиметре от неё, чувствуя жар; шелка, которые скрывают тело так, чтобы дать фантазии разыграться. Маленький дьявол подготовился, желая показать себя во всей красе. Убедить принять дар. — И каково твоё желание? — Юнги замирает напротив Чимина. Лицом к лицу. Смотрит в золотые глаза, пытаясь вычитать в них ответ. — Я уже давно не принимал в дары… людей. После того, как дворец Юнги переполнился наложниками и наложницами, он ввёл правило, что принять в дар человека сможет действительно исключительного. Или того, кто озвучит своё желание, открывая то, насколько оно ценно. Многие хотели богатств или влияния. Места в совете или же свободы. Такое Юнги мог дать и сам, не прибегая к благословению Дракона. — Своё желание я озвучу лишь вам, Император, — Чимин позволяет длинным ресницам дрогнуть всего раз, прежде чем маска невозмутимости возвращается на его лицо. — Это моё условие. Условие. Юнги поражается смелости дьявола, но также понимает, что, будь в его руках та власть, та магия, что скрывается под кожей Чимина, тоже ставил бы свои условия. Окинув затихших зрителей равнодушным взглядом, он бросает: — Все вон. Сначала никто не двигается, поэтому он повышает голос, не сдерживая рвущегося наружу раздражения: — Если я буду вынужден повторить свой приказ, то выпроваживать вас из зала будет уже стража. Подгоняя копьями в спину. Это действует намного лучше, потому что пусть и нехотя, продолжая кидать заинтересованные взгляды на них с Чимином, все расходятся. Последним выходит помощник, который озвучивал дарителей. И остаётся только охрана. — Они пусть тоже уйдут, — Чимин даже не оглядывается, вероятно, чувствуя кожей всех, кто не угоден его душе, — Ведь они всего лишь стража. Разве такие люди имеют право слышать наш разговор? — Чего же ты хочешь? — Юнги жестом отдаёт приказ стражам, чтобы те оставили его наедине с маленьким дьяволом. Угрозы не чувствуется. Лёгкий интерес, капелька нервозности, и что-то ещё, но что — Юнги не может разобрать. Нечто совершенно не опасное, отчего ещё больше интригующее. — Золото? Это было бы слишком просто, пожалуй. Чимин весь как золото: сияет, манит к себе, привлекает так, что большинство господ просто отдали бы всю казну, лишь бы коснуться такой чарующей красоты. Что говорить о большем. Он сам с нотками вожделения скользит взглядом по бронзовой коже, обласкивая голые места. — Нет, — Чимин подтверждает его догадки быстрым ответом. — Власть? — Юнги знает, что это всегда одно из трёх, поэтому, когда Чимин медлит, но все же нерешительно говорит «нет», он уже не спрашивает: — Защита. — Мой Император, — Чимин, надо сказать, неслыханная дерзость, подаётся вперёд, но не хватает его за руки, а замирает рядом с ладонями. — Позвольте мне доказать Вам… я не прощу себя, если услышу отказ до того, как сделаю всё возможное. — Ладно, — Юнги сам поднимает руки, подхватывая аккуратные ладошки Чимина. Он переворачивает их внутренней стороной вверх и легко дует на маленькие пальчики, позабавленный тем, как дьяволёнок теряется. — Делай. И отходит обратно к трону. В той одежде, в которую одет Чимин, тот может лишь поражать искусностью своего тела. Юнги перевидал немало танцоров, – и женщин, и мужчин, – чтобы не удивиться, если маленький дьявол будет пытаться добиться расположения танцем. Даже крылья и пламенные искорки не смогут впечатлить его. Юнги не раз наблюдал, как обычные люди обуздывают огненную стихию. Что тут может быть необычного? Но необычное есть. Чимин действительно начинает танцевать и петь. Он двигается легко и непринуждённо, словно воздух тоже его стихия. Распахивает крылья, дополняя их упругостью изящество своего тела, пускает из кончиков пальцев маленькие огоньки. И заставляет танцевать пространство вокруг себя. Огромный, полный света зал темнеет, покрываясь миллиардами маленьких звездочек, создавая вокруг Чимина ночное небо. Юнги заворожен. Не только тем, как гибко Чимин извивается, как подчиняет магию, как звонко и чисто звучит его голос. Но и тем, что от вида переворачивающегося в воздухе маленького дьявола у него замирает сердце. Он видел немало танцев, множество из них было сопряжено с рисками и трюками, но только в этом ощущается… любовь. Маленький дьявол не просто танцует так, как дышит, он перетекает из одной формы в другую, заставляя своё тело пылать, воздух вокруг искриться, а сердце Юнги биться так часто, как не бывало раньше. Это тоже магия? В сказаниях часто писалось, что такие, как Чимин, могут приворожить одним лишь взглядом. И правда, когда он поднимает золотые глаза, едва прикрыв их ресницами, Юнги словно окутывает марево. Он хочет его себе. Не только, как наложника или воина. Не только, чтобы любоваться и изредка касаться, получая дозволение. Нет. Юнги хочет Чимина с этого момента и навек, связать его узами намного крепче брака, намного прочнее благословения. Маленький дьявол нуждается в защите? Юнги её даст. Мысль почти формируется в слова и вылетает из его рта, но танец заканчивается и наваждение слетает. Зал становится обычным. Простым и блеклым, заполненным солнечными лучами. Пол искрится от потухающих следов, которые оставил Чимин, а тишину разрывает судорожное частое дыхание. Юнги опускает взгляд на вздымающуюся грудь. И правда магия. Магия, которая чуть не вынудила его пойти против собственной воли. — И всё? — Юнги сложно звучать непринуждённо – танец ему действительно понравился, но горечь из-за влияния на разум остужает пыл. — Я видел множество танцев, маленький дьявол, и, признаю, твой лучше многих, но всё же… этого недостаточно. В глазах Чимина на короткий миг мелькает отчаянье, но быстро тухнет под огоньком решительности. Он подскакивает ко всё ещё сидящему на троне Юнги, но оседлать бёдра не решается. Замирает совсем рядом, почти касаясь острого колена. — Моя кровь – лечебная, — Чимин проводит двумя пальцами по руке, показывая, что готов дать себя резать, — Мои слёзы – драгоценные камни. Моя… моя чешуя – прочнее любой существующей стали. Я готов отдать всего себя Вам, лишь бы… лишь бы Вы выполнили одно желание. — Всего? — Юнги жадно скользит по дрогнувшей от жгучего взгляда фигурке. Он испробовал немало охочих до ласки тел, но тонкий стан Чимина манит так же сильно, как его танец. Прислушавшись к себе, в этот раз Юнги не чувствует дурмана магии. Ему действительно нравится этот дьяволёнок. — Ты готов отдать всего себя за несчастное желание? Ты мог бы продавать свою кровь, свои слёзы, свою чешую и получить достаточно золотых монет, чтобы нанять армию и получить защиту. Отчего же ты хочешь благословение? — Вы – Император, — Чимин робко переступает с ноги на ногу, но встряхивает головой, прогоняя ненужную сейчас скромность, — И ваше слово сильнее любой армии. Ваша власть растекается по всем странам, а ваша сила… Чимин решается на последний шаг. Он перекидывает одну ногу через бедро Юнги и ловко устраивается на расставленных коленях. Его ладошки опускаются на мерно вздымающуюся грудь, плавно скользят вверх, пока не достигают воротника. Расстегнув одну пуговку, Чимин проскальзывает тёплыми, совсем не обжигающими пальцами на белоснежную кожу. Там тоже останутся пепельные следы? — Вы правы, что всё можно купить, — Чимин, не встретив сопротивления, принимается расстегивать оставшиеся пуговицы, оголяя грудь и мягко касаясь её подушечками пальцев. — Только вот Вас купить нельзя. Юнги не мешает Чимину хозяйничать. Они одни в огромном зале, и без разрешения никто не сможет войти. Ведь его слово действительно имеет вес и добился он этого не силой, а присущей их семье хитростью и тонкой дипломатией. Конечно, бывало, когда приходилось запугивать и действовать жестко, но, когда все вокруг знают, что сердце у Императора милостивое… Маленькие ладошки как раз замирают напротив сердца. Бронзовые пальчики кажутся особенно тёмными на фоне белоснежной кожи и ощущаются невероятно тепло. На чужих руках мелькают пламенные искорки, перескакивая на тело Юнги, совершенно не обжигая. Словно острые иголочки, которые распадаются, стоит им соприкоснуться с местом, где они не могут выжить. — Что же тогда пытаешься сделать ты? — Юнги, переставая сдерживать себя, опускает широкую ладонь на мягкое бедро, сжимая. Кожа у Чимина такая же тёплая, как и ладони. Он сам словно оживший огонь, так отчего же… отчего же он нуждается в этом благословении? — Разве ты не пытаешься купить меня? Своими танцами, ласками. Телом. — Вам нужно моё тело? — Чимин вздрагивает, когда Юнги скользит по ноге, опускаясь кончиками пальцев на внутреннюю сторону бедра и мягко надавливая. Чувствительное местечко, если, конечно, маленький дьявол не притворяется, а искренне вздрагивает, сбиваясь на учащённое дыхание. — Вы можете взять моё тело. — От кого тебе требуется защита? — хочется получить ответ, но не хочется причинять боль, чтобы услышать правду. Расскажет ли маленький дьявол после того, как отдаст всего себя? Или он не ждёт, что Юнги, получив всё, может просто отказать? Забрав себе такой ценный дар. Используя его. — Мой Император… Чимин прекрасно смотрелся бы в его постели. Такой необычный, блестящий и тёплый. Он согревал бы Юнги ночами, прижимался и ластился, окутывал крыльями. Мог бы принести в мир несколько таких же дьяволят, его личных. Да и не только его – его Империи. Они бы были воинами и стражами, вели бы вперёд армию. Защищали людей и уничтожали врагов. — От кого такому, как ты, требуется защита? — Юнги опускает вторую ладонь на нежное бедро. И теперь ласкает оба, неторопливо водя пальцами по коже. Чешуйки есть и тут, они ощущаются как нечто ребристое, гладкое, как драгоценный камень, приклеенный к коже. Чимин планировал отрывать их от себя, чтобы продавать? Глупое и беспечное создание. Кажется, защита Чимину нужна от него самого. — Император, я… мне… — Ты подчиняешь себе огонь, — Юнги ведёт ладонями выше, к тонкой изящной талии, сдавливая её с двух сторон. — Я уверен, что тебе ничего не стоит испепелить меня прямо сейчас. Ты можешь убить любого, и тебе никто не скажет и слова против, потому что народом управляет страх. Страх, который впитался под кожу с детскими сказками о маленьких дьяволах. Дьяволах, которые могут уничтожить города, сжечь сердце, подчинить душу. А ты просишь о благословении. Взгляд Чимина меняется, впервые показывая затаённую где-то внутри боль, но ответа всё равно не следует. Не такого, как ожидает Юнги. Аккуратные дьявольские ладошки поднимаются к его лицу, сжимая за щёки, а сухие губы неумело опускаются на закрытый рот. Как кто-то может танцевать настолько пластично, возбуждая взмахом ресниц, но совершенно не уметь целоваться? Этот дьявол настолько невинен, что Юнги приходится сдержать рвущееся наружу желание испортить созданное для похоти создание. Он не отвечает. Позволяет сухим губам стать влажными, от скользнувшего между ними юркого язычка; позволяет прижаться то к одному уголку рта, то к другому. И ждёт. Когда Чимину, сидящему на его коленях, станет неуютно, когда он сдастся, когда отступит, вспыхнув от смущения. Этого не происходит моментально, не происходит и спустя некоторое время, которое Чимин тратит на изучение рта Юнги. Его губы плотно смыкаются вокруг нижней миновой, нежно посасывают, и повторяют такой же трюк с верхней. Это даже очаровательно – то, насколько Чимин старательный и усердный. Его ладошки опускаются ниже, оглаживают шею, задевая дёрнувшийся кадык, замирают на мерно вздымающейся груди. Чимин не отстраняется. Он крутит головой, поворачивая её то в одну, то в другую сторону, чтобы подобрать наиболее удобный угол для поцелуя. — Мой Император… — Чимин дышит намного тяжелее, чем Юнги, прикусывает щеку с внутренней стороны и явно решается на второй заход. Золотистые рожки блестят между пшеничных волос – их хочется потрогать, сжать, потянуть на себя. Зачем отказываться? Маленький дьяволёнок так и просится в руки, просится на руки, просится на всё, что Юнги может использовать. — Император… Чимин охает, когда Юнги действительно тянет за рожки, сжимая их у основания, чтобы поцеловать нормально. Может от того, насколько грубо и резко, в сравнении с неловкими попытками Чимина, его рот накрывает полные губы, может от того, что он вообще проявляет инициативу, но наружу вырывается сладкий мелодичный стон. Высокий и звонкий. Напоминающий переливы редчайших птичек. — Твоя готовность использовать всё, чтобы доказать свою полезность, впечатляет, — Юнги нехотя прерывает томительно долгий поцелуй, но не отстраняется слишком далеко. От разговора его губы задевают чиминовы, собирая с покрасневших уст короткие и частые вздохи. Дыхание не обжигает, но оседает словно маленькими пёрышками пепла – без горького привкуса пороха. — Что будет, если я не выберу тебя? Что будет, если я возьму всё и не отдам ничего? — Всего лишь Ваша воля, — Чимин шепчет едва слышно, задевая губы Юнги так же, как до этого задевались его. Он открывает рот, чтобы сказать что-то, но вместо этого покачивает головой и тянется за поцелуем. В этот раз получая ответ. Целуя, Юнги мягко ведёт ладонями по бокам, стискивает талию, сминая плотные, упругие бёдра. Ему нравится то, как отзывчиво Чимин ластится, как дрожит, как сам решительно продолжает раздевать, стягивая мешающую тяжёлую императорскую одежду. В нём естественно переплетается невинность и готовность отдаться словно в первый и последний раз. Очаровательно. Чимин не просто нежный и ласковый, не просто покорный, сдающийся на волю судьбы и честности своего Императора. Он явно готов рискнуть и дойти до самого конца. Иначе Юнги не может объяснить, почему пылающий жаром дьяволёнок в его руках стряхивает с покатых плеч ненужные сейчас шелка. Откидывает голову в сторону и довольно стонет, когда губы начинают покрывать преступно доступную кожу. Если одежда Юнги просто скатывается на трон, собираясь неудобными складками, то воздушные ткани, едва прикрывающие тело Чимина, просто сгорают. Они осыпаются пеплом в воздухе, не оставляя после себя и следа. Словно их никогда и не существовало. Только золотистые крылья прикрывают стыдливо покрасневшую спинку и ягодицы. Юнги оглаживает и её. Надавливает сначала кончиками пальцев, изучая капризный изгиб лопаток, а после опускает всю ладонь, властно ведя по тёплой коже. — Ах, Император… — Чимин извивается в его руках, выгибаясь в пояснице, неуёмно ёрзая на месте и импульсивно то стискивая бёдра, то раздвигая их как можно шире. Славные ножки плотно зажаты между Юнги и троном, без шанса ускользнуть в самый последний момент. Юнги хочется больше. Он целует, осторожно покусывая ключицы, спускается ниже и прихватывает губами торчащий тёмно-золотистый сосок, втягивая в рот маленькую бусинку. Чимина подбрасывает на месте, словно эта ласка делает с ним нечто необычное, но до крайности приятное. Может, так и есть. Может, сладкий дьяволёнок в его руках не фальшиво невинный, а действительно нетронутый. Сейчас это не важно. Важно другое – коснуться, огладить каждый сантиметр, сжать каждый манящий изгиб, поцеловать везде, где губы могут достать. Юнги шумно втягивает необычайно приятный аромат тела Чимина. Что-то цветочное, немного подгоревшее. Что-то напоминающее о доме. Он не торопится, пусть трепещущее тело в его руках и нуждается в большем. Это его дар. И он воспользуется им всласть. Чимин вскрикивает, когда ладонь Юнги проскальзывает по подтянутому животу ниже, между ног, надавливая на набухший клитор. Вздрогнувший от неожиданной ласки дьявол в этом месте особенно горячий. Даже обжигающий. Он истекает, пачкая дорогие одежды, пачкая Юнги, но не пытается отстраниться или увильнуть от пальцев, которые начинают мягко поглаживать промежность. Необычайно узкая дырочка легко принимает в себя подушечку среднего пальца. Мягкие стеночки пусть и моментально смыкаются, сдавливая, выдавая волнение самого Чимина, но довольно быстро расслабляются. Давая возможность толкнуться глубже. Чтобы отвлечь и помочь не зацикливаться на новом ощущении, Юнги тянется за поцелуем, уже привычно накрывая полные губы. Чимин быстро учится не только целоваться, но и в целом подстраиваться под ситуации. Он начинает покачивать бёдрами, словно танцуя на пальцах Юнги. Его горящая, влажная киска вполне охотно раскрывается, позволяя добавить в себя ещё несколько до тех пор, пока не кажется достаточным. Собственное возбуждение нетерпеливо напоминает о себе похожим жаром между ног. Не отрываясь от охотно отвечающего на поцелуй Чимина, Юнги нетерпеливо стягивает одежду с паха, высвобождая член. Он проводит по нему пару раз вверх-вниз, распрямляя, и пристраивает головку ко влажному входу. — Ну что, маленький дьявол, готов отвечать за свои слова? — Юнги подхватывает Чимина под бёдра, помогая принять в себя член. Он внимательно следит за изменениями на красивом лице, за тем, как тонкие брови сходятся на переносице в секундном замешательстве, и тут же разглаживаются. — Покажи мне, как ты умеешь танцевать. — Я покажу, — Чимин весь дрожит, но уверенно хватается ладонями за широкие плечи Юнги. Его золотистые крылья изящно распахиваются в стороны, когда бёдра делают первое покачивающееся движение. Помогать не хочется. Только любоваться тем, как Чимин пытается подобрать правильный для себя и него ритм. Как он пробует поначалу неловко, теряясь и сбиваясь, но с каждым новым проникновением всё быстрее насаживаться на член. Юнги разве что придерживает за талию, с наслаждением сминая бока. Красивый до невозможности. Блестящий в свете собственного огня Чимин полыхает, распадаясь на маленькие искорки. Золотистые рожки мелькают между пышных пшеничных волос, и Юнги думает, что в следующий раз он возьмет дьяволёнка сзади. Сожмёт рога у основания и будет надавливать на них, грубо вбиваясь до пошловатых шлепков. Сейчас единственным звуком между ними является тяжелое дыхание и редкие стоны Чимина, перетекающие в нетерпеливое хныканье. Извивающийся, впервые седлающий член он почти слепит глаза, заставляя сердце биться непривычно часто. Может, и это — всего лишь дурманящая магия? Юнги готов бы усомниться в собственном разуме, но, когда в очередной раз оглаживает взглядом, а следом и ладонью тонкий стан. Когда не может остановиться от потребности покрыть поцелуем вздымающуюся грудь и даже прикусывает кожу до откровенной метки. Когда сдавливает ладонями бёдра, фиксируя Чимина на одном месте, и принимается вбиваться в горячее лоно… Распыляющая до опасного, возбужденного состояния похоть и потребность пометить не может быть влиянием магии. Юнги порыкивает, по чуть-чуть отпуская себя, чтобы показать Чимину, с чем он играет. Он раз за разом вскидывает бёдра, покусывая изгиб шеи, и вслушивается в шумное хлюпанье между полных бёдер. Сочный, любимый звук напоминает песню их тел. Такую же мелодичную и звонкую, как участившиеся стоны Чимина. — Ах! — маленький дьявол не сдерживается, до боли впиваясь цепкими пальцами в плечи. Его ногти словно удлиняются, иначе Юнги не может объяснить, почему по ощущениям кожу протыкают острые кончики когтей. Он сосредотачивается на их движениях. На подмахивающем Чимине, на взмахивающих от нетерпения крыльях, на том, как сам толкается уже неряшливо и бездумно. Преследуя только одну алчную мысль: наполнить это желанное, изящное и невероятно манящее тело семенем. Может, это то, чего хочет Чимин? Понести от Императора? Плевать. Юнги, порыкивая и под конец грубого звука больно прикусывая чуть выше ключицы, вбивается в последний раз, замирая. Он позволяет Чимину сделать ещё несколько ленивых, скользящих движений, догоняя собственный оргазм, прежде чем крепко обнять за талию. Маленький дьявол опадает сначала крыльями, беспомощно опуская их вниз, а уже после – заваливается на ожидавшего это Юнги. Растерявший весь свой пыл, Чимин кажется уставшей, рухнувшей на землю птичкой. — Теперь ты скажешь? — Юнги откидывается на спинку трона, чуть отодвигая от себя Чимина, чтобы видеть блестящие от удовольствия, золотые глаза. — Какое же благословение хочет маленький дьявол? Чимин переводит дыхание. Он нехотя слезает с члена, убирая тот обратно в штаны, но, вопреки ожиданиям Юнги, не создает себе одежду, продолжая обнаженным сидеть на коленях. Его хочется прикрыть. Ревность некстати пронзает сердце, но мысль, что в зале никого, кроме них, нет, приятно утешает. — Я скажу, только… — впервые за всё время Чимин зябко ёжится. Он сжимается, опуская голову ниже, но Юнги не позволяет. Подцепив подбородок двумя пальцами, заставляет смотреть в глаза. — Благословение я хочу получить от Императора, а не от дракона-покровителя. — И в чем же разница? — В том, что дракон исполняет желания, но не дарует защиту, — Чимин не пытается вырваться из цепких пальцев Юнги, продолжая послушно смотреть. — А Император может защитить. Защита. Он всё же был прав, но это не даёт ответы на все прошлые вопросы. От кого Чимину нужна защита? Почему он не может защитить себя сам? Что же угрожает ему, раз купленная на золото армия не справится? — И какая защита тебе нужна? — Юнги опускает руку, надеясь, что больше Чимин не опустит взгляда. Если он хочет защиту Императора, то должен понимать, что получить её в полной мере можно лишь одним способом. — Не только мне, — Чимин скашивает взгляд вбок, но быстро смотрит обратно в глаза Юнги. Решительно. Без колебаний. Так, как надо. — Моему народу. Моей расе. Наши земли умирают, потому что прошлый правитель… ох. Чимин тяжело вздыхает и обхватывает себя за плечи. Признание, то, что могло бы прозвучать с самого начала, тяжелым грузом опускается с хрупких плеч на Юнги. — Тех дьяволов, о которых слагали легенды, больше нет, — Чимин продолжает говорить ровным голосом, но даже так в словах звучит грусть. — Всё, что я могу – это создать искру, которая распалит большой костёр, и я – самый сильный из существующих «дьяволов». Нет больше воинов, которые защитили бы наши земли. Нет сильных магов, которые могли бы создать стену из пламени и отгородиться от врагов. — Ты просишь меня захватить ваше королевство и не дать ему погибнуть? — отцу Юнги приходилось забирать другие страны войной, но ему самому всё легко шло в руки. — В каком оно состоянии? — В плену, — просто бросает Чимин. — Кочевые племена без боя ворвались в город, сковали в цепи таких, как я, и… используют, чтобы получить потомство. Мы чувствуем отчаянье друг друга, и, пусть я далеко… я прошу защиты, мой Император. Не только для себя. Не только… Глаза Чимина блестят от непролитых слёз, от затаившейся на дне глаз надежды. Как много в нём нерастраченного огня, как много готовности потерять себя, но защитить тех, кто дорог. — Прошлый правитель, — Чимин принимается нервно оглаживать спутавшиеся волосы, с нотками отчаянья продолжая убеждать. — Он принял неверное решение. Наш вид выродился, потому что никто не приносил новой крови, потому что мы скрещивались только между собой. Братья с сёстрами, дяди с племянницами… Мы мутировали, — он неловко скользит себе между ног, прикрывая обнаженную киску. — Мы изменились, но не все в лучшую сторону. А магия, та магия, которая могла бы нас спасти – она ушла. Истлела, как и наш огонь. Юнги не перебивает. Он оглаживает полное бедро Чимина, мягко сминая его, и думает. Это действительно больше, чем просто желание. Кочевые племена всегда были проблемой, но на земли, находящиеся под властью Императора Мина, они не совались. Был негласный, нигде не прописанный договор, скреплённый благословением. Потому что дар мог преподнести любой человек. — Я буду вам кем угодно, — Чимин опускает ладонь поверх миновой, удерживая её на месте. — Наложником, рабом, слугой или игрушкой. Только спасите моих братьев и сестер, которые доверили мне свои жизни. Они помогли сохранить невинность, дали возможность сбежать, пожертвовали собой, всем, лишь бы… Чимин дрожит, но явно не от холода и не от снедающего тело возбуждения. Его поглощает безысходность, потому что Юнги молчит. Достойная ли плата? Стоит ли ему рискнуть? Даже если среди оставшихся маленьких дьяволов нет сильных воинов, Император всегда должен думать о будущем Империи. — Ты будешь мне мужем, — Юнги кивает для уверенности, когда Чимин вскидывает на него удивлённые, сверкнувшие золотом глаза. — И будешь спасать их сам, а я помогу. Ведь в этом роль мужа-императора — выполнять капризы своего супруга. Юнги с удовольствием смотрит, как распахивается и захлопывается рот Чимина. Дёрнувшиеся крылья явно выдают волнение, но маленький дьявол слишком удивлён, чтобы подобрать слова. Юнги этим пользуется. Подхватывая Чимина на руки, он поднимается с трона, а после осторожно ставит его на пол. И накидывает на хрупкие плечи тяжелый императорский плащ. Никто не должен видеть так много голой кожи его будущего мужа. — Это не будет быстро, Чимин, — Юнги приподнимает его опущенное лицо за подбородок, привычно поддевая двумя пальцами. — И ты должен быть готовым ждать. — Я ждал так долго, что даже несколько лет не будут казаться чем-то невыполнимым, — Чимин осторожно делает шаг вперёд, прижимаясь к Юнги и робко обхватывая его за талию. — Спасибо, мой Император. — Пока рано благодарить, — Юнги проводит ладонью по пушистым волосам, пропуская прядки между пальцами. — И ты – тот дар, который я избираю. Тебе надо будет озвучить желание дракону, но не то, что мне. Я подскажу правильные слова. Ему не нужен маленький дьявол, который показывает фокусы, доступные простым людям. Дракон в силах восстановить магию целой расы, но Чимин будет просить только за себя.