Дьявол в женском облике.

Мастер как всегда безвылазно работал над романом, но как только ненадолго возникла совсем небольшая заминка, которая заставила остановиться и помолчать, не слыша даже звук скрежета наконечника ручки о лист, как в дверь постучали, а он, как и сколько бы не вспоминал, никого сегодня точно не ждал. Маргарита по расписанию приходила к двенадцати по будням, Воланд заявлялся к вечеру будней и изредка по выходным, друг о встречах предупреждал. И Мастер поспешил к двери открывать с внутренней опаской, но успокаивало то, что власть так спокойно не стучит, даже когда ей ничего не нужно. На пороге стояла привычная, на первый взгляд, милая Маргарита. Первое, что было необычным — время, выходной, и шесть часов летнего светлого вечера, когда темнеть на улице и не собиралось. Вторая странность, что он приметил на любимом лице — яркую алую помаду, обрамляющую губы, очерчивая контуры, какой прежде на женщине он не замечал. Уголки этих губ коротко приподнялись и Мастер, перестав разглядывать гостью, молча отошёл чуть в сторону, приглашая внутрь. — А почему ты пришла в это время? — первый вопрос, который без особых раздумий озвучил Мастер. — А ты не рад моему приходу? — Маргарита резко обернулась на него, уставившись пронзительной синевой своих глаз. — Нет, что ты. А муж… — мужчина стушевался под чужим взглядом. — Если я пришла, значит тебе не стоит о нём беспокоиться, — но решила всё же пояснить, — снова дела; от него ничего нового, оставил меня одну, — она отвернулась и стала спускаться по лестнице, отстукивая каблуками по каждой ступеньке. — Ты написал что-то новое? — спустившись, она обернулась на хозяина мастерской. — А, да, конечно. Целых три новых главы, — встрепенулся Мастер, догнал её и сгрёб со стола исписанные листы бумаги, предоставив ей, — оценишь? — Конечно, — Маргарита сверкнула глазами, забрала листы и присела на диванчик, принимаясь читать новые главы. Писатель же продолжил работать, решив не отвлекаться на женщину, чтобы оба не мешали друг другу. Из головы у него не вылезали подмеченные ранее странности в поведении возлюбленной. Он продолжил писать, пока ещё в окно проникает свет. Из угла Марго тихонько хихикала от удовольствия, погружаясь в захватывающий сюжет. Мастер позволил себе оглянуться в её сторону и приметил ещё одно нечто ей несвойственное: она вальяжно и по-хозяйски развалилась на небольшом хрупком диване, запрокинув руку на спинку и с упоением вчитывалась в строки. Обычно она сидела в закрытой позе, элегантно сложив ногу на ногу. Нет, его не смутила её развязность, просто обычное её поведение отличалось от той Маргариты, что сидела перед ним теперь. Эти повадки больше напоминали не привычную женщину, а кое-кого другого… Не погружаясь сильно в раздумья, чтобы не терять нить повествования в романе и не отвлекаться, он продолжил работу. Но всё ещё изредка на неё поглядывал, и каждый раз замечал, что она поправляет кудри в своей причёске: не потому что причёска без этого будет выглядеть неопрятно, а потому что они ей просто мешали, словно вчера у неё появились, а были всегда короткими, убранными назад. Судя по стукам каблуков, она встала и начала размеренно расхаживать по небольшой комнате и обратил на неё внимание Мастер лишь тогда, когда стук прекратился неподалёку от его стола. Дочитала. — Как тебе? — он посмотрел на неё снизу вверх, ожидая правок. Отвлёкся от письма и чуть развалился на стуле. — Как всегда великолепно, — она отложила страницы на край стола, — но знаешь, мне кажется в последнее время в романе мало Маргариты, — это звучало не как тщеславие, а как справедливое замечание, ведь каждый герой романа важная его часть. — Да, я тоже это заметил. Я сделаю её главной героиней второй части, — он опустил глаза и они зацепились за ручку на столе, которой он только что писал, и её зачем-то захотелось незамедлительно поправить и положить под другим углом. Заиграл бессмысленный перфекционизм и Мастер на это чуть отвлёкся. — Может быть тебе нужно немного вдохновения? — она ухмыльнулась игриво и задорно, в глазах её блеснуло вожделение. — Да нет, не… — он бы продолжил, если не взглянул на неё снова и не увидел этого её желания, с каким она настойчиво на него смотрела. Тогда писатель, будучи не глупым и не слепым, сразу понял намёк и неловко поправился, — то есть да, пожалуй… — отозвался он скромно. Мастер не помнил, как оказался на кровати, но точно помнил, что повалила его Марго. Она сразу стянула подтяжки и принялась растёгивать мелкие пуговицы на его рубашке, сразу припадая к открывшейся коже шеи. Под таким напором Мастер не сразу вспомнил, что следует раздевать её в ответ. Она оглаживала его тело руками так, словно никогда прежде не трогала. Никогда они оба так не спешили — наоборот старались растянуть подобные моменты между ними. Уже не было тайн, не было неизведанных частей на телах друг друга, но эта Маргарита с жадностью, явно спеша блуждала по телу руками и губами, изучая, будто вот вот эту возможность отнимут. Мастер постарался не отвлекаться на это. Старался убрать мысли и предрассудки из головы, лишь бы насладиться таким редким, сладким и желанным моментом, но всё ещё он чувствовал неладное, с чем не мог мириться. Чем же всё-таки было обусловлено такое поведение? Они приняли сидячее положение, а Марго перешла на спину, освобождая чужое тело от рубашки. Прикосновения её были горячими, как свежий воск у свечей. Ногти немного царапали плечи и шею. От этого Мастер стонал и сбивчиво тяжело дышал, а Маргарита ловила каждый стон и выдох слабых прокуренных лёгких поцелуем. Целовала она тоже по особенному. Мужчина стал растёгивать пуговицы уже на её платье, но внезапно услышал чужие духи: совсем лёгкий, почти неуловимый аромат, но он был горьким и тяжёлым, больше напоминающим мужской, и с ним смешался явный запах серы и пепла, который нельзя было не узнать. Это уже не могло показаться. И тогда губы его дрогнули и отстранились от белоснежной, пылающей жаром, кожи, а глаза принялись изучать партнёршу: каждая морщинка на лице, изгибы тела — всё было её, знакомое, незаменимое и родное. Он снова посмотрел ей в глаза, но в них не было удивления и непонимания от такого поведения. Один глаз игриво сверкнул зеленцой в слабой струе света угасающего солнца из окна, другой впитал полумрак помещения, став совсем тёмным. И в этот момент Мастера словно током прошибло. — Я не могу так… — обречённо ответил он, выискивая на чужом лице доказательство своей догадки, всё ещё не веря. Взгляд с него женщина не спускала. Он почти осёкся, но продолжил: — Вы не Маргарита. — А кто же? — голос её прозвучал томно, в то же время внушительно и громко, отражаясь от стен, но знакомых ноток в этом голосе он уже не нашёл. Глаза с хитрецой прищурились, ожидая ответа, а яркие губы растянулись в улыбке, собрав небольшие морщинки в уголках рта. Она и не думала скрывать, что Мастер прав, лишь ожидала будто сладкого для неё момента разоблачения. Мужчина коротко выпалил свою догадку, голос его дрогнул, он всё ещё думал, что совершенно не прав, но сомнений почти не осталось: — Воланд, — на мгновение повисла тишина, а затем Маргарита хмыкнула. — Какой ты догадливый, — даже в этой короткой фразе был явно различим немецкий акцент и тон был значительно ниже, будто из самого живота, который даже в бреду ни с чем не спутать! Сам Дьявол явился к нему в образе возлюбленной и сам же повалил в кровать; зачем же? Искусить? Или есть какие-то более важные и объяснимые причины такого поведения? Насытиться некой энергией? Мастер искал слишком серьёзные причины. Маргарита снова набросилась на него с былой страстью и накрыла его губы своими, размазывая помаду. Мужчина зажмурился и в этот момент вместо тепла дыхания женщины и её пухлых губ, он ощутил холодный воздух, и кожа её по ощущениям стала холодной, а пухлость губ и сладкий вкус помады больше не ощущались. Без сомнений целовал Мастер его. А как он открыл глаза всё вернулось. Несмотря на факт разоблачения и на то, что в кровати сейчас не Маргарита, а потусторонее существо, они продолжили с неменьшей страстью. Черты, облик, как и женские формы и половые признаки так и остались, причём выглядели точно так же, как и у настоящей Маргариты. Образ её был сохранён до каждой мелкой детали — от голоса, до родинок, и не вспомнить, что это не она, а не зная её близко не отличить.

***

В небольшое окно забрался лунный свет, озаряющий пустые московские улицы. В низком окне мелькнул пышный хвост проходящего мимо ничейного кота, что жил во дворе. Они лежали на кровати, слушая размеренное дыхание друг друга. Одеяло укрывало тела до груди, сохраняя их тепло. Мастер лежал на кровати и сил у него хватало лишь на то, чтобы пальцами слабо перебирать распущенные чёрные кудри на чужой голове, что разместилась на его груди. Он чувствовал, как его кожа соприкасается с кожей совсем близкого к нему тела, почти сливаясь в одно единое целое. — Зачем вам всё это? — спросил он у лежащего рядом. Голос его усталый и низкий. — Я хотел сблизиться с Мастером, что пишет для меня чудный роман, — чужие руки где-то под одеялом огладили голый живот. Сатана уже не скрывался. Да и смысл? — В облике возлюбленной я же тебе всяко приятнее? — судя по тону голоса, он совершенно не устал и был даже в игривом и приподнятом настроении, абсолютно удовлетворённый. Говорил он всё ещё голосом Маргариты. — Вы мне и без него нравились, — честно ответил Мастер, словно оно само собой разумеется и эта шалость была бессмысленной. Он остранённо смотрел куда-то в потолок, будто думал о чём-то своём. Голова на его груди потяжелела, а длинные вьющиеся пряди растерялись под пальцами и больше не чувствовались, лишь короткие мягкие волосы; его тело крепче прижали к себе слишком сильные для женщины руки. — Рад слышать, — мелодично прошелестел в темноте немецким акцентом знакомый низкий мужской голос. Чужие тонкие губы с нежностью коснулись щеки.