🌌🌌🌌
Утром в кровати холодно и как-то слишком просторно. Рука, вслепую исследующая простынь, не натыкается на преграды. Минхо нет. Джисон тянется к телефону. Еще даже шести утра нет, хен бы не встал так рано. Возможно, он отошел в ванную и скоро вернется? Джисон лежит, листает меню, надеясь занять руки и мысли, и отчаянно пытается заблокировать воспоминания о вчерашней ночи. Ничего не было, ничего не случилось, все как обычно. Минхо не возвращается ни через пять минут, ни через десять. Электронные часы на экране переключаются еще на минуту вперед, и у Джисона сдают нервы. Он встает и, слишком громко стуча босыми ногами по полу, выходит из комнаты. В общежитии тихо, в воздухе витает тяжелый запах вчерашней пьянки, а разбросанный мусор давит на нервы. Минхо обнаруживается в гостиной, свернувшийся в три погибели на небольшом диванчике и сопящий заложенным носом. У Джисона не хватает ментальной батарейки на то, чтобы умилиться. – Эй, – он пихает старшего в бок достаточно больно, чтобы тот моментально распахнул глаза. – Почему ты спишь тут? Минхо сперва смотрит в ответ почти панически, но чем осознаннее становится его взгляд, тем закрытее поза и менее различимы эмоции. – Я не сплю, – на выдохе и почти рвано. Сердце Джисона бьется так, что впору бы бросать пить кофе, кошка на душе уже не просто скребется, а выцарапывает сигнал SOS своими когтями. Они балансируют на грани, вот-вот упадут, потеряв равновесие, а у Джисона с балансом всегда были проблемы. – Почему ты ушел? Получается так жалко и почти плаксиво, что даже немного стыдно. Минхо смотрит в ответ и, медленно моргая, переспрашивает так неуверенно, будто на самом деле ответ слышать не хочет: – Разве не нужно было? Ком в горле Джисона позволяет ему выговорить всего одно слово, прежде чем снова перекрыть доступ кислороду. – Нет. Больше этим утром они не разговаривают.🌌🌌🌌
Все продолжается спустя неделю в тесной, пропахшей потом раздевалке по правую сторону от хореозала на пятом этаже. Джисон чувствует холодные пальцы Минхо под мешковатой футболкой, а старший пожирает его глазами с таким аппетитом, будто бы он не занимался этим все три часа танцевальной тренировки. Приятно. Минхо впечатывает его в стену, целует рвано и беспорядочно, почти прикусывает губу. Джисон пытается поспевать в ответ, но только будто бы нарушает ритм своими неуклюжими и неуместными откликами. После очередного неудавшегося поцелуя, который по итогу из себя представляет скорее клевок носами, Джисон сдается и с раздраженным шипением задирает подбородок, открывая доступ к шее. Минхо все понимает без слов, припадая губами к челюсти Джисона с жаром, способным растопить погубивший Титаник айсберг. Руки Джисона бегают, исследуют, изучают. Помогают запомнить все до мельчайших деталей, пока глаза закатываются от непривычных ощущений и не способны внятно функционировать. В первый раз Джисон просто бездумно действовал. Сейчас же он четко знает, что ему нужно. Ему нужно запомнить. Унести с собой хоть что-то из этой комнаты, спрятать в карман ощущение пальцев Минхо на коже, чувствовать до вечерней чистки зубов вкус старшего на языке. Что угодно лишь бы знать, что это было реально. Они не обсуждали прошлый раз, они старались вести себя как обычно. Джисон подыгрывал Минхо, усердно делая вид, что все в порядке. Но в порядке не было буквально ничего. Стоило им разойтись по общежитиям, стоило Джисону закрыться в своей комнате, как предательское чувство дереализации накрывало свинцовым одеялом. Минхо ведет себя так обыденно. Он ничего не помнит? Или помнит, но ему все равно? Или ничего вообще не было, и все это Джисон выдумал? А если выдумал, то с какого именно момента? Джисон провел все последние ночи, скуля побитой собакой в коконе из одеял. То, что он ничего не выдумал, Джисон понял, случайно поймав взгляд Минхо перед началом танцевальной практики. Старший смотрел так, как не смотрел никогда раньше. Только тогда, один раз, за закрытой дверью его комнаты. Джисон облизнул губы, Минхо рвано сглотнул. Так часто, как в этот день, Минхо никогда раньше в танцах не ошибался. И теперь они тут, в темной и совсем неуютной раздевалке, ведомые вспышками собственного безумия. – Сколько у нас времени? – Джисон не узнает собственный голос. Минхо не перестает целовать, касается носом уха, проходится зубами по скулам. – Где-то час, – еле слышно, куда-то в висок. – Я сказал им, что мы дочистим второй куплет. Джисон удовлетворенно мычит. Сознание медленно утекает куда-то вниз живота, пальцы исследуют грудь Минхо и будто бы случайно цепляют соски. Дрожь, пробегающая по телу Минхо, электризует атмосферу настолько, что скоро начнется гроза. – Ты можешь?.. – старший смотрит затуманенным взглядом, в его карей радужке нет даже намека на осознанность. Джисон подается вперед. Горло все еще слишком сухое, а голос объявил забастовку, но пусть он и не может сказать, он хочет показать. Что, да, для Минхо он может все. Вкус клубничного блеска для губ старшего едва успевает проявиться на языке. Звонит мобильный. Джисону все равно, он готов игнорировать весь мир ради этого момента. Пусть он выиграл миллион в лотерею, пусть начался зомби-апокалипсис, пусть Хенджин сжег все его блокноты с лирикой. Джисону наплевать на все, кроме ощущения Минхо в своих руках. Но старший моментально напрягается и отскакивает так резко, будто ошпарился. Он смотрит потерянно и даже будто бы напугано. Джисон нехотя достает телефон и, прокашлявшись, берет трубку. Раздраженный ответ замирает на языке, когда он слышит, как Чан ругается по ту сторону телефона о том, каким придурком нужно быть, чтобы забыть о встрече 3racha с менеджером по продвижению. И Джисон, наверное, действительно придурок, потому что ему на все эти встречи внезапно абсолютно наплевать. Он любит музыку, но тут Минхо, а Минхо он любит больше. Джисон дергается от неожиданной легкости подобного признания, трясет головой и, сбивчиво извинившись перед Чаном, кладет трубку. Становится как-то слишком душно, тесно и стесненно. В голове Джисона слишком много мыслей, слишком много слов просится наружу, но не может сложиться в предложения. Минхо смотрит на него так, будто ждет смертельного приговора. – Мне, – Джисон сбивается и плотнее вжимается в стену. – Мне надо идти, извини. Он наспех поправляет одежду, расчесывает рукой волосы и хватается за ручку двери, чтобы убежать так далеко, как ему позволяет контракт. Минхо молчит, его взгляд прожигает спину, и Джисон чувствует себя слишком дерьмово. Просто чтобы слегка скинуть это гнетущее чувство, он на выходе бросает: – Продолжим в другой раз. Он уходит так и не расслышав, как резко Минхо втягивает носом воздух.🌌🌌🌌
Они продолжают еще спустя две недели. Джисон сидит в студии, только что ему добрых полчаса грыз мозг своими расспросами Чанбин, все пытающийся доказать, что с Джисоном что-то не так. Но Джисон знает, что с ним все в абсолютном порядке. Он повторил это столько тысяч раз, – и себе, и другим, – что это просто не может не быть правдой. На столе лежит пустой блокнот. Песни для будущего альбома не пишутся ни в какую. Вернее, они скребутся в голове, просятся на волю, замирают на кончике карандаша, но Джисон непреклонен. Эти песни только его. Его и Минхо. Никому другому он их не покажет. Минхо, по всей видимости, все равно. Джисон может насладиться собственным творчеством у себя в голове. Нужды вываливать это на бумагу и обрамлять музыкой нет. Минхо заходит тихо, почти крадется. Явно хочет напугать. У Джисона в последнее время нервы как струны перетянутой гитары, он замечает любое отклонение от привычного окружения. Но все равно делает вид, что пугается. Минхо массирует ему плечи, мурчит что-то на ухо про необходимость отдыхать от работы и каким-то невиданным образом утягивает с собой на диван. Джисон сопротивляется, но чисто для вида, и для того, чтобы по итогу оказаться на коленях Минхо. В глазах старшего не привычные звездные галактики, там черный омут. Джисон бросается в него с головой. Он не знает, кто поцеловал первым, не знает, почему Минхо вдруг оказался под ним, прижатый к черной кожаной поверхности дивана, но он знает, что это лучшее, что случалось с ним в этой гребаной студии. Ни один его шедевр не стоил этого. Пальцы Минхо ведут по бедрам, взлетают к талии, опускаются к тазовым костям. Пробираются под одежду, холодя разгоряченную кожу, и слегка сжимают. Джисон хочет, чтобы там остались следы. Джисон хочет смотреть на них и знать, что это было реально. Следов, конечно, не останется. Минхо молчит, его губы приоткрыты, а глаза бегают по телу Джисона, не зная, где остановиться. Такой сосредоточенный. Любопытный кот. Джисон внезапно чувствует прилив то ли храбрости, то ли безрассудства, и, предусмотрительно заткнув губы Минхо поцелуем, ощутимо проезжается ладонью по ширинке его джинс. Старший от неожиданности вздрагивает и почти что скулит в поцелуй. Джисон не знает, откуда в нем столько инициативы, и как долго после этого его социальная батарейка будет на нуле, но сейчас ему просто все равно. У него есть его милый, раскрасневшийся Минхо, и если ради этого зрелища придется пожертвовать месяцем продуктивной работы, оно того стоит. Джисон понимает, что немного завис, когда Минхо притягивает его для поцелуя, еле слышно выдыхая вопрос, все ли в порядке. И Джисон впервые за последний месяц не врет себе, когда отвечает да. Они целуются медленно и даже как-то лениво. Минхо задает темп, и Джисону почти хочется хныкать от этой вязкости. Он снова пытается провернуть тот же трюк, прижимаясь к Минхо всем телом и ерзая под самыми разными углами, но старший внезапно напрягается и отстраняется. Джисон с явным усилием делает то же. – Мы все еще в студии. Минхо говорит так, будто извиняется. Джисон мычит что-то в ответ так, будто его это вправду волнует. Они встают, нехотя приводят себя в относительный порядок, игнорируя накалившуюся атмосферу и напряжение внизу живота. Джисон садится обратно за стол, берет карандаш и отчаянно пытается вспомнить, как он обычно выглядит, когда поглощен работой. Минхо, судя по звуку, поправляет что-то у дивана. Когда Джисон от напряжения уже начинает видеть мушек на идеально чистом листе, Минхо вдруг подходит сзади, легонько чмокает за ухом и еле слышно шепчет: – Приходи ко мне в общежитие как-нибудь. Дверь закрывается, шаги Минхо затихают. Джисон судорожно листает рабочий чат, сверяя их с Минхо графики.🌌🌌🌌
В общежитие к Минхо Джисон так и не попадает. У них начинается активная и довольно плодотворная подготовка к концертам. Сеул, огромная площадка, огромная ответственность. Джисон только и делает, что распевается, разминается и расставляет приоритеты. Он поможет Чану с аранжировкой, а потом поедет к Минхо. Он отработает с Йенни эту партию, а потом поедет к Минхо. Он поможет Хенджину с репом, а потом поедет к Минхо. Работа важна, и Минхо важен. Но работа, в отличие от Минхо, нуждается в нем безусловно. А вот Минхо мог уже двадцать раз перегореть. Одуматься. Расхотеть. Джисон боится, что все неправильно понял. И боится, что все понял правильно. У них много стресса, но им приходится справляться. Они все ищут отдушины, и Минхо мог найти такую в нем. Просто расслабиться. Просто побаловать себя. Джисон не понимает, почему это предположение его так гнетет. Он ведь любит Минхо, почему бы не помочь ему? Он бы помог так любому из парней. Наверное. А вот Минхо обратиться к любому бы не смог, он не любит показывать уязвимость. Он даже при Джисоне этого сторонится. Джисон утопает в своих мыслях, кусает губы и получает нагоняй от визажиста. Ему срочно нужно заземлиться. Сцена заземляет непревзойденно. Только на сцене он может отпустить все свои тревоги, оставить их там, за кулисами, оставить там ту свою жалкую часть, которая вечно ноет и сомневается. Он знает, что на сцене он может все. Но он не может сдержать рваный вдох и скрыть паническое выражение лица, когда Минхо в части концерта без согласованной хореографии подходит слишком близко, наклоняется к шее и что-то мурлычет на ухо. А потом обнимает за плечи, поворачивает голову Джисона к своей и касается своим носом его. Почти целует. Хорошо, что Хенджин в этот момент кричит что-то в микрофон слишком громко, заставляя поморщиться от фонящего в ухе наушника. Иначе Джисон бы умер просто там. Он сбивается на дэнс-брейке в следующей хореографии. Благо, он в задней линии и этого особо не заметно. Он путает слова на своей следующей партии. Благо, парни к этому привыкли и находят это забавным. Он дрожит всем телом, когда Минхо берет его за руку для поклона. Благо, на площадке холодно и можно списать все на это. Они спускаются обратно в гримерки. Шумные, довольные и беспорядочные. Стафф доволен, менеджер треплет Джисона по волосам, Чан смеется с того, что Джисон не помнит свои собственные песни. Джисон с трудом помнит, как он жил до этого момента, не то что песни. Он отходит подышать, надеясь спрятаться от всех в коридоре и пережить свой небольшой кризис в одиночестве. Делает три широких шага. Вдох. Еще три. Выдох. Четко и ритмично. Ритм нарушает чья-то холодная рука, дергающая его куда-то в сторону дополнительной гримерки. Минхо сладко улыбается, закрывает дверь и все пути к отступлению. Он тянется за поцелуем, и Джисон отвечает так, будто это действие с детства вшито ему в мозг. Мозг, который вдруг начинает функционировать. – Ты там… – Джисон отрывается и дышит так рвано, будто только что пробежал марафон. – Ты почти… Он не может вытолкнуть нужное слово, оно застряло посреди горла рыбьей костью. Джисон ненавидит рыбу. – Они ничего не заметили, – Минхо улыбается самодовольно и ластится носом к щеке. – У нас минут двадцать, пока все спохватятся. Все в порядке. Они не заметили. Минхо этого достаточно. То, что заметил Джисон, его, видимо, не волнует. Как надолго еще этого хватит? Какой раз станет последним? После чего его бросят одного в очередной гримерке на этот раз насовсем? Джисон напрягается, и Минхо, к его чести, это чувствует и отпускает. Пару шагов назад, резких и шатких, но дышать и думать на расстоянии легче. Здесь это делать хотя бы реально. В объятьях Минхо невозможно совсем. – Нет, не в порядке. В глазах Минхо умирает галактика. – Я переборщил? – он звучит так, будто и сам знает ответ, наклоняет голову, опускает взгляд. Провинившийся котенок. Джисону больше всего на свете хочется притянуть Минхо к себе, сжать в своих объятьях, умолять целовать его на каждом гребаном концерте, целовать его вместо них, если их уволят за такое непотребство, целовать-целовать-целовать. Но он сдерживается. Если он это сделает, потом будет больно. Куда больнее, чем даже сейчас. Он не сможет жить каждый день с ожиданием неминуемого исхода, где он снова один. Минхо нужен ему, как воздух, и лучше он задохнется сейчас, чем разовьет эту зависимость. – Минхо, хватит, – имя звучит слишком неправильно в этой закрытой комнате. – Давай остановимся. Я правда больше так не могу. Минхо медленно моргает, набирает в легкие воздух, собирается что-то сказать. Джисон не сможет противиться ни единому его слову. Он и так с трудом удерживает себя в руках. – Я хочу остановиться, потому что все это мне противно, – выпаливает на одном вдохе, как новый взрывной реп-куплет. Минхо отшатывается, его рот все еще приоткрыт, но слова застряли где-то по дороге. Он не смотрит на Джисона, только на его обувь, потом на сжатые в кулаки руки, обратно на обувь. А потом рвано кивает и, развернувшись на массивных пятках ботинок, выходит. Джисон получает нагоняй от менеджера, потому что уезжает последним. Взрослый парень, а играет со стаффом в прятки. Джисон только бубнит под нос извинения, выходя из гримерки, в которой оставил все свои слезы за последний месяц.🌌🌌🌌
Минхо общается с ним как обычно, и от этого только хуже. Джисон пытается быть мудаком, срывается на старшем, постоянно истерит, намеренно путается в хореографиях, но Минхо со спокойной улыбкой терпит все. Зато не терпят другие. Чан срывается на пустом месте, обвиняя Джисона в том, что он своими психами портит весь рабочий процесс. Хенджин кричит за закрытой дверью в его комнату, что если Хан не перестанет устраивать срач на кухне и не убирать за собой, будет каждое утро находить у себя под дверью гору мусора. Сынмин запрещает распеваться вместе с Чонином, потому что младший с совместного урока с Джисоном в прошлый раз вышел чуть ли не рыдая. Даже Феликс рыкает на него за обедом, когда Джисон в очередной раз начинает во весь голос сплетничать про директора. Только Минхо улыбается ему несмотря ни на что. В один день Джисон просто не выдерживает. Он плюет на все свое расписание, отключает телефон и выходит из компании под удивленные взгляды охраны. Он ходит по округе, даже не утрудившись надеть маску, а какую-то девушку, кажется, его признавшую, только молча толкает плечом. Он покупает два холодных кофе в каком-то кафе на колесах, даже не подумав поздороваться и поблагодарить бариста, и идет в единственном направлении, которое сейчас кажется верным. Общежитие Минхо ближе к компании, чем его, поэтому прогулка получается непродолжительная. Феликс открывает дверь и окидывает его скептическим взглядом. – Не помню, чтобы я тебя приглашал, – он звучит скорее насторожено, чем недовольно. – Зато помню, что у тебя сейчас урок вокала с младшими. Джисон бесцеремонно заходит и стягивает обувь. – Меня Минхо приглашал. Даже и не ложь. Феликс цокает языком и закатывает глаза. Идет вглубь коридора и стучится в дальнюю спальню. Минхо показывается сразу же. Растрепанный и домашний. – Я принес кофе, – Джисон салютует двумя стаканчиками и огибает столпотворение в коридоре, направляясь сразу в комнату старшего. – Ага, – Минхо тянет неуверенно и идет следом. Они вдвоем в закрытой комнате. Снова. И Джисон явно чувствует себя вольготнее, чем ее хозяин. Ставит кофе на стол и садится на кровать, вытянув ноги. – Ты что-то хотел? – рука Минхо в волосах, а у Джисона фантомные боли в пальцах. – Это ведь ты меня пригласил. Минхо смотрит непонимающе. Смотрит секунду, другую, а потом его глаза расширяются. Джисон пытается усмехнуться, пытается довести этот спектакль до конца, но запал как-то слишком быстро сходит на нет. Он изначально не знал, зачем сюда пришел. Потрепать нервы Минхо? Он и так этим каждый день занимается. Поцеловать его напоследок? Вряд ли Минхо позволит. Упасть на колени и плакать о своих чувствах? Не получится, он и сам для себя их сформулировать не может. Джисон понимает, что плачет, только после того как ловит на себе почти паникующий взгляд Минхо. Старший стоит посреди комнаты, подавшись вперед, почти протянув руки, но не касаясь. Джисон боялся потерять их поцелуи в пустых гримерках, но вместо этого потерял вообще все. – Джисон, – Минхо говорит твердо, убедительно. – Посмотри на меня, пожалуйста. Он присаживается на корточки, стремясь оказаться на одном уровне. Джисон смотрит, но сквозь мутную пелену видит только расплывчатый силуэт. – Послушай, я правда сожалею обо всем, что произошло, – эта фраза почти вызывает у Джисона новый поток рыданий, но он сдерживается. – Ты можешь не бояться, я все понял и больше к тебе не притронусь. Сдерживаться больше не выходит, и Джисон издает такой оглушительный всхлип, что Минхо неосознанно дергается к нему. Джисон не видит ничего, Джисон абсолютно дезориентирован и сбит с толку. Но одну дорогу он найдет всегда. Он соскальзывает с кровати, потянувшись вперед и хватаясь за Минхо так, будто это спасательный круг в бушующем океане, и целует вслепую. Попадает куда-то в район подбородка. Минхо держит его за талию, скорее в каком-то автоматическом защитном жесте, чем нежно, и его пальцы такие же холодные и неподвижные, как у гипсовой статуи. Он медленно отстраняется. – Джисон, тебе нужно отдохнуть, – убирает прилипшую от пота челку со лба. – Давай я позову Феликса, и он с тобой посидит. Джисон вцепляется еще сильнее, подползает ближе, обхватывает ногами, прячет лицо в изгибе шеи. Если это последний раз, то он заберет все эти ощущения с собой. – Почему ты вечно меня бросаешь? – на выдохе, между всхлипами. – Почему ты просто не можешь остаться насовсем? Минхо выдыхает и мягко гладит по волосам. – Разве ты не хотел этого? Минхо прав. Он сам просил, он требовал, он кричал и топал ногой. Он обидел. – Я не хочу так, как у нас было, – Джисон останавливается, чтобы перевести дух. – Я хочу по-другому. Ничего более внятного он и сам себе сказать не может. Но Минхо вдруг понимающе мычит. – Я бы тоже хотел по-другому. Тишина в комнате звонче инея на стеклах зимой. Джисон отстраняется, смотрит куда-то сквозь глаза-галактики, тонет в черном омуте. И целует. Медленно и аккуратно, почти боязливо. И ему отвечают. Даже если когда-то ему придется остаться одному в этих закрытых комнатах, один этот поцелуй того стоит. – Я могу остаться? – Конечно. – Сколько у нас времени? – Вечность.