Двадцать первое лицо Джека

ДНК Джека брало над ним верх иногда, и в такие моменты он чувствовал себя чужим в собственном теле; но еще никогда Тимоти не чувствовал себя... Так. Так растерянно, влюбленно. Вдохновленно. Совершенно потерянно. Он одновременно хотел быть как можно ближе к Рису — засунуть руки под его кожу — и далеко настолько, чтобы забыть о его существовании. Джек в нем и так все уже испортил: Рис его избегал. Несколько дней Тимоти честно ходил в подобранном для него облике, держал себя в руках и старался подходить аккуратно, чтобы не вызывать у Риса дискомфорт, но ничего не помогало. Больше так, как в первый день, Рис на него не смотрел, и это было невыносимо; физическая необходимость быть где-то рядом, видеть этот дерзкий, веселый, растерянный, иногда — напуганный взгляд занозой сидела глубоко в груди, и Тимоти был не уверен, на что он будет способен, когда кончится самообладание. Тимоти почесал шею: острый воротничок накрахмаленной форменной рубашки впивался в кожу. Он держался на расстоянии несколько дней и пытался уговорить себя отстраниться еще больше, может быть, тогда его перестанет так корчить психически и физически… Но когда он узнал, что Джек поручил одному из своих охранников присмотр за Рисом в этот выходной, остановить себя не получилось. Потребовалось совсем немного... убеждения, чтобы одолжить и облик, и задачу. Тимоти мысленно извинился перед трупом, спрятанном в подсобном помещении. Ему это лицо было нужнее. Тимоти задумчиво поболтал розоватым алкоголем в стакане; было сложно согнать с губ мечтательную усмешку. Хорошо просматриваемый из дальнего угла второго этажа зал был полон музыкой, но не людьми; Рис праздновал с друзьями свой выходной, и они уже к первому часу были изрядно пьяны, а уж сейчас... Тимоти хотел бы не сидеть в отдалении, а присоединиться, но для начала и так было неплохо. Может быть, ему еще выдастся шанс приблизиться. Не то чтобы у Тимоти были какие-то планы, связанные с Рисом; просто было приятно посмотреть, как тот веселится, когда рядом нет никаких ограничивающих элементов — ну, и Джека, конечно. Хотя если бы Рис знал, что о его пьяных танцах без рубашки в подробностях докладывается (о чем, заикаясь под дулом пистолета, рассказал тот охранник), наверное, вел бы себя немного сдержаннее. Смотря, как Рис под бодрую музыку отплясывает канкан на барной стойке под руку со своим бородатым другом, Тимоти порадовался, что Рис не знал. Тимоти пригубил из своего стакана и еле сдержал кашель: что здесь вообще наливают? Это, конечно, был бар не высшего эшелона, но даже на Пандоре он пробовал выпивку получше. Неудивительно, что им сейчас было так весело. А вот похмелье на следующий день должно быть просто нокаутирующим. Страшный грохот со стороны барной стойки заставил Тимоти вскочить, почти опрокинув стакан. Рис, с несчастным видом державшийся за затылок, сидел на полу у стойки, бородатый друг куда-то пропал; Тимоти просто не мог остаться в стороне, когда Рис был так пьян, а его друзья куда-то делись… Очевидно, ему нужна была подмога. Тимоти торопливо сбежал по лестнице, протянул Рису руку: — Эй, мистер, — у маскировки Тимоти был приятный басистый голос, самому облику подходящий не совсем. Он не был уверен, знакомо ли Рису это лицо. — Вам нужна помощь? Рис был очаровательно пьян вне всякой меры; по всей видимости, он даже не понял обращенный к нему вопрос, и поэтому в ответ просто засмеялся. Но от протянутой руки отказываться не стал, поднялся на заплетающихся ногах и тут же повис на Тимоти, не удержавшись. На этот раз посмеялся Тимоти, крепче перехватил Риса — горячего, тяжелого, прикосновение к нему послало по спине волну мурашек, — осмотрелся по сторонам; а, вот и бородатый друг нашелся. Тот завис в сторонке над тазиком, полоща внутренности. Как говорил охранник-оригинал, в обязанности охраны в такие вечера входило плавно сворачивать вечеринку при необходимости и провожать Риса до дома. Наверное, уже можно с чистой совестью заканчивать веселье. — Вы дойдете сами? — уточнил Тимоти для проформы, без особой надежды на ответ. — Где вы живете? Рис, повиснув на нем, очевидно засыпал; пьяный, раскрасневшийся, он выглядел необычайно соблазнительно. Тимоти с укором посмеялся сам себе и, удобнее перекинув руку Риса, медленно пошел в сторону выхода. Почти в дверях их догнал бородатый друг, ухватил Тимоти за запястье. Выглядел он не лучше Риса — такой же пьяный и румяный, кусочки уже побывавшего в желудке ужина остались в бороде. — Эээ, сэр, — не очень уверенно сказал друг, — Куда?.. — дальнейшее предложение заблокировал алкоголь, но Тимоти понял и так. — Я помогу мистеру Стронгфорку добраться до дома, — Тимоти постарался выглядеть внушительно и строго. — Я знаю, кто он. Доставлю в целости. Спустя несколько секунд его слова добрались до мозга адресата; все еще немного с подозрительным видом, но друг Риса их отпустил, сообразив, что Тимоти не с улицы попал на их только условно открытую вечеринку. Идти было совсем недалеко, бар предусмотрительно был на той же линии, что и служебное жилье Риса; если бы еще Рис самостоятельно чаще передвигал ногами, было бы совсем хорошо. Они были уже почти на месте, когда Рис вскинул голову, посмотрел на Тимоти — зрачок живого глаза панически расширился — и попытался отшатнуться, чуть снова не оказавшись в свободном падении. — Рис! — пытаясь его успокоить, позвал Тимоти, но незнакомый Рису голос явно сделал только хуже, и вырываться Рис начал сильнее, паникуя. Тимоти огляделся — никого — и взмахом запястья снял маскировку. — Рис! — пришлось позвать снова, уже голосом Джека. — Рис, это я. Выглядело ли это со стороны пьяного сознания Риса как эффектное появление спасителя? Наверняка да, и это сводило Тимоти с ума — то, что улыбаясь ему, сейчас Рис заулыбался другому. Только увидев перед собой лицо Джека, услышав голос Джека, Рис сразу же успокоился, расплылся в пьяной, очень милой улыбке и позволил все-таки довести себя до двери. Биометрический замок без проблем запустил их обоих — значит, Джеку тоже был настроен свободный доступ. Ну, наивно было бы думать обратное. Квартира у Риса была небольшая, почти пустая и освещенная только тусклым оранжевым светом плинтусных ламп. Кое-где на голых стенах виднелись следы от скотча, но плакатов Тимоти не увидел. В гостиной стоял диван с приставленным журнальным столиком, на столике — сложное зарядное устройство для кибернетической руки. К нему, несмотря на неуверенную походку, Рис и направился. Словно забыв, что в квартире он не один, Рис стянул с себя штаны и рубашку, оставшись только в майке и нижнем белье — Тимоти стыдливо отвел взгляд, стараясь не пялиться, и все равно рассмотрел и длинные ноги со светлым пушком, и красивые, округлые ягодицы, — отточенным движением отсоединил руку, повозился, пристраивая ее в зарядочные пазы; что-то напевая себе под нос, неуверенной походкой направился в спальню. Дождавшись, когда Рис скроется в комнате, Тимоти остановился возле столика, с любопытством рассмотрел руку — синий сигнал текущей зарядки мягкой пульсацией озарял комнату. Удивительно — для кого-то, настолько приближенного к Джеку — но особых наворотов там не было, чистая классика: выход в ЭХО и стандартные функции. И, кажется, маячок? Это пригодится. Часам Джека хватило секунды, чтобы уловить и удержать сигнал, и, закончив, Тимоти замер над рукой на несколько долгих мгновений. Пульсация цветового индикатора, казалось, обладала каким-то гипнотическим эффектом. Перед глазами коротко пронеслись все его фантазии; сильно помотав головой, Тимоти постарался отвлечься. Все, он все проконтролировал… Разве что можно заглянуть в спальню на секунду, убедиться, что все в порядке. Так, оправдывая самого себя, Тимоти дошел до двери в спальню и заглянул внутрь. Рис дремал, раскинувшись на широкой кровати. Потерявшие укладку волосы разметались по подушке, в приглушенном свете он выглядел нежным и немного волшебным: оранжевые отблески, падающие на татуировку, придавали ей незнакомые, переливчатые оттенки. Захотелось его трогать — всего, запустить пальцы в волосы, потянуть за них, поцеловать каждый сантиметр кожи, прочертить линии по тату... укусить, так, чтобы остался след на коже... Тимоти с силой растер ладонями лицо. Что же с ним происходит в последнее время? Это что, опять Джеково ДНК? Такие желания раньше были ему незнакомы. До того, как у него появилось новое лицо, он так и не успел ни с кем повстречаться — учеба, работа отнимала все время, да и глаз не цеплялся за окружающих. Потом стало совсем не до этого. Тимоти, благодаря Джеку, видел — и трогал, и не только — множество красивых женщин и мужчин, но они все проходили перед ним вереницей безликих манекенов. И только Рис... Только Рис стал исключением. Только Рис увидел его настоящего, потрогал за сердце, не приложив усилий. Надо уходить. Надо уходить, прямо сейчас, Рис в кровати, его рука на зарядке, все в порядке, все сделано как нужно, и осталось всего лишь уйти. Заставить себя уйти. Но от зрелища было так сложно оторваться. Тимоти старался не пялиться, только зрение все равно цепляло отдельные элементы: трогательно свернутый локон на виске, родинки на плечах, изящные пальцы, высокие цветные носки — один сполз, и на лодыжке остался след от резинки... Может быть, если он позволит себе коснуться — совсем немного, только погладить — станет легче? Спокойнее? Тимоти несмело подошел, замер у края кровати, рассматривая, запоминая. Еле касаясь, погладил Риса по лодыжке, там, где резинка оставила след. Рис, кажется, мерз — кожа оказалась холодной, а короткие светлые волоски пощекотали пальцы. Это короткое, несмелое прикосновение разошлось по руке теплом, дошло до сердца; растроганный, Тимоти поднес кончики пальцев к губам. Все. Ему этого хватит. Можно уходить. — Джек? — вдруг пьяно и сонно промурлыкал Рис, приоткрыв глаза в ответ на прикосновение. — Ты чего там... Иди ко мне, — Рис томно, с удовольствием потянулся, между резинкой трусов и майкой показалась полоса бледной кожи; в ушах Тимоти застучало, рот пересох. Тимоти облизал губы, пытаясь хоть как-то перенаправить мыслительный процесс — силы его контролировать кончались стремительно. Бедра, даже под плотной тканью штанов, покрылись мурашками, волосы на загривке стали дыбом. Молчи, Рис. Молчи, не говори ничего больше, иначе слово «сдержанность» перестанет существовать. — Ну, давай, — заканючил Рис, — я замерз. Ох. Мурашки по бедрам стали сильнее, плавно перетекли в пах, собрались там горячим, жгучим комком; но не разворачиваться же, раз Рис позвал сам? Пусть и не совсем самого Тимоти… Для Риса сейчас нет разницы, ведь так? Может быть, Тимоти просто полежит с ним недолго, чтобы Рис снова уснул, и тогда точно уйдет, сразу же. Еще немного прикоснется. Рис нетерпеливо вскинул руку, подзывая его, и Тимоти поддался: шагнул вперед, осторожно лег рядом. Рука Риса оказалась под его шеей, и тот повернулся к нему, сонный, счастливый, улыбающийся. С сожалением Тимоти отогнал от себя мысль, что вся эта радость предназначалась только Джеку и ни на каплю — ему самому. Немного повозившись, Рис пристроился у него на плече, широко зевнул. Голова и рука у него, в отличие от ног, были очень горячие: Тимоти плавился, плыл от ощущения его прикосновений. Он с удовольствием так и остался бы здесь, обнимая Риса, присваивая предназначенную другому нежность; но остатки самообладания и совести пока держали, напоминали — сейчас Рис снова заснет, и нужно будет уйти. Но Рис пока не засыпал. Он ворочался, пытаясь устроиться поудобнее, смешно пыхтел, когда, не найдя удобного положения, заново принимался укладываться. От него приятно пахло каким-то сладким алкоголем и механической смазкой от паза правой руки; смешиваясь, эти запахи создавали причудливый коктейль, круживший Тимоти голову, как шлаковые испарения, только без изматывающей головной боли после. Тимоти, в попытке помочь, постарался пристроить голову Риса у себя на плече, задел неосторожным движением ухо. — Ай, — хохотнул Рис. — Джек, щекотно, — Тимоти повторил движение, и Рис заерзал, смеясь, повернулся, посмотрел таким пьяным, влюбленным взглядом, что у Тимоти зашлось от нежности сердце. И почему они не встретились раньше? Почему Рис достался не ему? Еще одна несправедливость в череде жизненных неудач. Рис потянулся вперед, Тимоти сперва подумал, что он продолжает попытки уложиться — а потом чужие мягкие губы ткнулись в его, язык скользнул в рот, ища ответа. Если до этого на рефлексию оставались хоть какие-то остатки морали, то с прикосновением губ Риса Тимоти на несколько мгновений потерял самого себя. Хватило одного движения, чтобы перекатиться, нависнуть над Рисом — чтобы было удобнее трогать, удобнее целовать. Когда Тимоти нашел в себе силы прервать поцелуй, он обнаружил Риса под собой — разгоряченного и тяжело дышащего. Вопроса уйти уже не стояло. Зато стояло другое. — Ты… хочешь? — спросил Рис прерывисто, прижался бедрами. Тонкая ткань нижнего белья в корпоративной желтой расцветке не скрывала и его желания. — Давай? Нет, нет, не давай, заголосил тонкий и несмелый голос разума Тимоти. Рис думает, что он — это Джек, им нельзя… ему нельзя… Но Тимоти так сильно хотел. Рис одной рукой стянул с себя белье, выпростал бутылек откуда-то из под подушек, открыл с щелчком; в его действиях чувствовался отработанный навык. Зависть к тому, что имел Джек, отозвалась у Тимоти даже в кончиках пальцев. Рис думает, что с ним Джек; Рис предлагает сам. Тимоти — тоже Джек, так должен ли он отказываться? Тим расстегнул ремень, приспустил штаны, освобождая болезненно прижатый одеждой член. Как бы не кончить прямо сейчас, только от вида распластанного перед ним Риса, раскинувшего ноги в бесстыдно призывном жесте. Блестящие от смазки пальцы Риса двигались между ягодиц, растягивая, подготавливая; Тимоти замер на долгие секунды, завороженный зрелищем. Еще один щелчок бутылька — и пальцы Риса сомкнулись на члене Тимоти, размазывая смазку и дразня прикосновением. Сдерживаться было все сложнее, и невозможно было представить, что всего минут десять назад Тимоти собирался уйти. Тим слегка навалился на Риса, пробежался поцелуями по гладкой шее, прихватил зубами осторожно. Член ныл невыносимо, и оставалось всего одно желание — проникнуть уже внутрь. — Посмотри на меня, Рис, — попросил Тимоти; голос у него дрожал от желания. Прижатый его телом Рис вдруг замер, принюхался, прикусил губу задумчиво, как будто размышляя — пьяная дымка в голове очевидно не давала поймать ему нужную мысль. Отвлекая, Тимоти поймал его губы своими, нежно прикусил нижнюю, пососал, пробежался языком. Потерся каменным от возбуждения членом между ягодиц; выступившая смазка приятно холодила головку, не позволяя совсем забыться в ощущениях. Рис уперся ему в грудь рукой, замотал головой. Пьяным расфокусированным взглядом он смотрел куда-то мимо Тимоти, между бровей залегла морщина: мысль, которую он ловил, все еще его беспокоила. Тимоти потянулся за очередным поцелуем, а вместо ответного Рис посмотрел на него испуганно, почти трезво, пробормотал: — Стой, подожди, что-то... Что-то не та... аааааа...х! — но Тимоти больше не мог ждать. Напряженная, набухшая головка толкнулась сквозь кольцо, в голове ударили литавры, зажглись огни и фейерверки; Рис под ним заерзал, захныкал, вновь попытался оттолкнуть, но сил в единственной руке не хватало. Тимоти в два толчка погрузился глубже, до конца, перехватил мельтешащую руку Риса. Восторг бурлил внутри, каждый толчок в горячую узкую плоть рассыпал золотые искры перед глазами. Тимоти погладил Риса по щеке, стер выступившую слезинку, не прекращая двигаться; конечно, Рису тоже было хорошо, его опухшие от поцелуев губы раскрылись, пошевелились… — Т... Т... — ему хорошо, не правда ли, «так хорошо», как и самому Тимоти? Тимоти сбавил темп, чтобы дать Рису сказать. Рис мучительно моргнул и сфокусировал взгляд на его лице. Он тяжело дышал, белок живого глаза покраснел, веки набухли; живот Тимоти скрутило от желания продолжать двигаться. Рис облизал губы, подергал рукой, требуя, чтобы чужая хватка на запястье разжалась. — Отпусти меня, — голос у него задрожал, сорвался на хриплый кашель. — Отпусти, это же ты, я понял, что это ты, Тимоти. Блядь. Дальше притворяться смысла не было. Тимоти вел себя слишком не как Джек? Не так целовал? Хотя какая разница, как именно Рис его узнал. Но… он ведь уже внутри. Все произошло — и им обоим хорошо, так ведь? Тимоти поцеловал его, несмотря на попытки Риса отвернуться, произнес извиняющеся: — Я не могу, Риси, — Рис задрыгал ногами, изо всех сил пытаясь вылезти из-под него, — бесполезно, конечно, Тимоти тяжелее и сильнее, — запыхтел в бесплодных попытках вывернуться. — Прости, детка, тшш, не кричи, пожалуйста, все хорошо. Тимоти закрыл Рису рот ладонью, изнывая от нежности — он хотел бы целовать этот рот, вылизать его языком. Чуть изменив положение, второй ладонью он приподнял Риса за поясницу, навалился на него сверху, губами уткнулся Рису в красивое нежное ушко и стал вбиваться — размеренно, глубоко. От удовольствия сводило все внутри, подгибались пальцы на ногах; он словно плыл на наэлектризованном облаке, и каждый толчок током отзывался по позвоночнику. — Котенок, прости, я не могу остановиться, — забормотал Тимоти, горячечно выцеловывая шею, плечо, все, до чего он мог дотянуться. — Какой же ты горячий, ты такой молодец, так сжимаешь меня, — Рис замычал в плотно прижатую к его рту ладонь. Его в муке сдвинутые брови сделали больно и Тимоти; Тимоти поцеловал его в эту тревожную морщинку, пытаясь расслабить, расцеловал — глаза, щеки, уши, мокрые и соленые от слез, и вина от того, что Рис плачет из-за него, лишь добавила возбуждения, заставила сбить, ускорить темп. Рис сдавленно застонал, снова заерзал, его приподнятые бедра мелко задрожали, и в голове Тимоти это звучало — ты все правильно делаешь, Тим, ты двигаешься как надо. — Не плачь, детка, пожалуйста, — Тимоти вбивался размашисто, при каждом толчке хлюпало прикосновение кожи к коже, и было так хорошо, и так горячо, и Рису, Рису, конечно, тоже было хорошо. Его приподнятые бедра дрожали все сильнее, а член Тимоти с каждым глубоким толчком задевал что-то, и Рис резко выдыхал через нос, трепетали мокрые от слез ресницы; внизу живота у Тимоти нарастал солнечный шар, вот так, детка, еще чуть... Рис вдруг окаменел под ним, замер, сжался — Тимоти не сразу понял, что произошло, а когда понял, припал губами к шее Риса и задвигался быстрее, догоняя. Ему хватило нескольких толчков; Тимоти прижался к Рису крепче, изливаясь внутрь. Оргазм опустошил сознание на долгие секунды; стоило этой дымке рассеяться, понимание того, что он наделал, погребло его под собой. Тимоти отпустил Риса, отпрянул назад, чуть не упав с кровати; еще набухший член хлюпко выскользнул из тугой горячей неги. На щеках и подбородке Риса остались следы от пальцев Тимоти, лицо блестело от слез, между расставленных ног краснело набухшее, натертое отверстие. Рис дрожащей ладонью — на запястье наливался синяк — закрыл лицо, свел ноги и отвернулся. Тимоти в отчаянии закусил костяшку пальца. Что... Что он наделал? Что на него нашло? — Рис, — позвал Тимоти. Рис молчал, не убирая руки с лица. Губы у него мелко дрожали. — Рис, прости, я... Рис зашевелился, приоткрыл глаза. По лицу у него снова текли слезы; у Тимоти болезненно сжалось сердце. — Убирайся, — тихо вытолкнул Рис сквозь зубы. Он присел, айкнул; избегая смотреть на Тимоти, нащупал край одеяла и потянул на себя, заворачиваясь, свернулся под одеялом в комок. Его колотило; Тимоти тоже. Он хотел подойти, обнять Риса, утешить, — но ему и самому сейчас бы пригодилось утешение. Волна тяжелой ненависти к самому себе собралась в груди, свернулась выставившим конечности дрифтером, и даже дышать было больно. Остро заболела голова — лучше бы все-таки от шлаковых испарений. Тимоти поправил свитер, подтянул штаны, застегнул ремень; от каждого звука Рис крупно вздрагивал. — Рис, — снова позвал Тимоти. — Котенок. Хочешь в душ? Он услышал короткое сдавленное рыдание из-под одеяла, отступил на пару шагов. Что ему сделать? Может быть, просто поднять Риса, отнести в ванную? Прежде, чем он успел подойти снова, из одеяла выскользнула голова Риса — растрепанные волосы ореолом обрамляли лицо. В тусклых лампах спальни Рис сейчас казался сошедшим с картин святым — подвергшимся пытке. — Уходи, — сорванно каркнул Рис. — Убирайся. Уходи! Он все еще был немного пьян; осоловелый взгляд плавал по комнате, избегая Тимоти. Тимоти отступил дальше, в дверной проем, остановился там. Мозги не работали, а стоило бы — надо было придумать, что сказать, надо было придумать, что делать дальше. — Ты, — Тимоти остановился, пытаясь сформулировать. — Ты расскажешь Джеку? Молчание, резко повиснувшее в комнате — как будто даже аппаратура перестала гудеть — можно было резать ножом. Они оба уставились друг на друга: Тимоти, испуганный от того, что спросил настолько в лоб, и Рис — заплаканными, отчаянными глазами. — ...нет, — наконец сказал Рис, роняя голову обратно на подушку. — Нет. Теперь уходи. Тимоти закрыл за собой дверь в спальню, постоял, прислушиваясь; ничего не услышал, кроме пары всхлипов. Еще несколько шагов — и дверь квартиры Риса плавно закрылась, отсекая ему вход внутрь. Задержавшись снаружи, Тимоти запрокинул голову, немного постоял, раскачиваясь с пятки на носок. Было хорошо, ведь так? Рису тоже. Рука Тимоти все еще помнила прикосновение к его дрожащим бедрам. В конце концов, Рису понравилось, даже если бы он попытался это отрицать — белая лужица на его животе сказала все за него. Как же было хорошо. Если бы Рис не понял, что он — не Джек, не было бы этой драмы, и можно было бы как-нибудь повторить. Но теперь… Теперь, когда он смог прикоснуться, смог попробовать… Как от этого отказаться? Придется что-то придумать — и с Рисом… и с Джеком.