. . .
Я впервые влюбилась, когда мне было шестнадцать. Глупое, не поддающееся никаким законам логики чувство. И хоть любовь эта была невзаимная, стала она для меня, определенно, незабываемой. Мне понравился тогда, почти четыре года назад, один молодой человек, наделенный привлекательной внешностью, какой-то завораживающей загадочностью. Это выделяло его среди остальных. Верно, я совершенно не знала его характер, да, мной не была оценена глубина его личности. Я прекрасно понимала, что этот парень мог оказаться конченым идиотом или чёртовым гением, а что ещё хуже, мог оказаться посредственностью. Я всё это понимала. Для человека, которому настолько страшно быть отвергнутым, дозволена лишь любовь тихая: где-то позади, где-то вдалеке. Да, для такого человека, как я, достаточно лишь увидеть цепляющий образ, на котором можно сфокусировать внимание и с помощью которого можно отвлечься от будничных забот, и вот, душа уже поет романсы. Каждый школьный день я пересекалась с объектом этой своей «любви». И каждый раз получала ноль внимания, ноль заинтересованности. Зато я прекрасно видела, как он не был скуп на подобное с другими. В те печальные дни я научилась получать удовольствие даже от великого разочарования — полного безразличия. И именно в те дни, я стала ждать. Ждать того, кто первый проявит ко мне хоть чуточку доброты, тепла, понимания. Конечно, я, как вчерашний день, помню, как замирала при виде этого парня… Наслаждением было почувствовать легкий аромат его, вероятно, отцовского одеколона, счастьем становилась каждая «малюсенькая» возможность пройти пару шагов дорогому шлейфу вслед. «Конченый нарцисс», «тот ещё душнила», «вероятно, нарик», «не расстаётся с пачкой сигарет», «встречается с одной, а трахает другую» — эти и многие другие вещи о нём говорили в стенах школы. А мне было совершенно плевать. Я, похоже, просто была той ещё дурой. …Но не осталась ли я ей сейчас? Не забуду я холодный задумчивый взгляд его серых глаз, который, впрочем, ни разу не был направлен в мою сторону. Как я страдала. Нет, как я любила страдать от того, что, похоже, попала в собственноручно созданную ловушку. Да, я так и не призналась в своих чувствах. А что мне оставалось делать? Я чертовски боялась быть униженной. Тем не менее, только тогда я смогла узнать о себе ещё одну удивительную вещь: не в силах выдержать мук постоянного нахождения рядом с объектом симпатии, я была готова упасть перед ним на колени, разбить лоб в кровь, просить прекратить мои страдания, умолять дать хотя бы один чёткий и понятный ответ, — в общем, черты лёгкого мазохизма стали часто всплывать в моём поведении. Так трудно было ждать каких-то действий со стороны, душевные терзания просто не давали покоя. Второе, что я осознала в тот прекрасный поучительный период ранней юности — идея принадлежать кому-то меня чертовски заводит. Да, Питер, мы в этом, оказывается очень даже похожи… Ещё я часто размышляла о поразительном сходстве своего отношения к вещам из абсолютно разных сфер жизни. Периоды одержимости одним человеком сменялись временами, когда я социально дистанцировалась от любых живых существ. Периоды трудолюбия и ответственного отношения к учёбе переходили в недели, когда я могла лишь обслуживать своё бренное тело, закапываясь снизу доверху накопившимися долгами, воспоминаниями, сожалениями. Чувства стыда и вины преследуют меня. Я не раз с ними сталкивалась по жизни. За то, какой я человек, за то, как отношусь к близким людям, за то, что я вообще существую такая, какая я есть. Мысли о смерти тоже посещали меня парочку раз, но фальшиво, клянусь, предумышленно, лишь с целью вызвать безумную жалость к самой себе… Наверно, каждый ребенок, переживший развод самых родных людей в жизни, представлял то, как сблизила бы родителей его трагическая смерть. А может только я фантазировала о подобном. Тем не менее, я никогда по-настоящему не желала прекратить существование. В голове всегда находились: «только не сейчас», «ещё не время», «я столько всего не успела увидеть и ощутить, узнать и попробовать». В конце концов, я так и не смогла действительно полюбить, ведь романтика в моей жизни так или иначе была связана с самоутверждением за чужой счёт. Ну, и я уж точно ещё никогда не была любимой. По-настоящему любимой. Нет. Я не помешана на романтических чувствах, нет… У меня когда-то было много целей. Я, к примеру, всегда мечтала писать стихи иль рассказы. Иногда это даже получалось. Я всегда любила петь, но никогда не занималась этим профессионально: денег у родителей на подобного рода хобби не было. Я всегда старалась быть лучше остальных. Поступив в университет на бюджет, смогла доказать наконец, чего стою. В любом деле, за которое бралась, хотела быть особенной. Оттого, наверно, не так уж и много, за что я бралась. Однажды я услышала от доктора, на которого наскрести деньги родителям уж как-то получилось: «Высокая самооценка — ярчайший признак низкой». Это как нельзя лучше описывает меня. Я всегда чувствовала, что достойна большего, но и понимала, что такой, как я, никогда ничего хорошего просто так не достанется. В силу характера, в силу социального статуса и возможностей, в силу амбиций. Иногда я перебарывала себя, но чем это кончалось? — отсутствием сил делать вообще хоть что-то. Отец всегда поддерживал во мне проявления жёсткости характера, силы духа. Мать никогда этому не препятствовала. Мне кажется, я выросла эмоционально нестабильной личностью. Сдерживания чувств стали сменятся безумными неконтролируемыми приливами эмоций. Вот, вроде я сильная и независимая, но стоит поддаться легкому пьянящему чувству влечения к кому-то и тут же я становлюсь самым уязвимым человеком на планете. Первая любовь подсветила очередной забавный факт обо мне: сколько не держи в себе чувств и тревог, плотину обязательно прорвёт, причём в самый неожиданный момент. Мужское начало во мне, возможно, всегда будет главенствовать, но я, по крайней мере, окончательно убедилась, что перед объектами любви превращаюсь в жалкую растекшуюся лужицу, печально вожделеющую получить хотя бы капельку внимания. Одиночество…оно всегда шло со мной под ручку. Однако я никогда не давала понять незнакомым людям, что страдаю от этого. Может, только друзья были сыты по горло нытьем о том, как сильно я хочу даже каких-то банальных ухаживаний. Остальные считали, что я осознанно обхожу представителей мужского пола мимо, самостоятельно приняв решение о спокойном окончании школы без «наивных, и глупых, и никому не нужных» отношений в этот «ответственный» период жизни. В университете всё изменилось, да, я до сих пор не знаю как, но я изменилась. Стала чутка увереннее в себе, обзавелась новыми знакомыми, позволила заниматься на досуге тем, что действительно хочу. Но учеба…она угнетала, особенно направление, которое было мной не выбрано, а скорее, просто одобрено, потому что я всё не могла определиться, чего же хочу от жизни. Я бросила университет, оказалась в гребанной клетке из-за лени и жалости. Жалости к себе. Тратя время в пустую, я всё пыталась оправдаться: «Я изучаю свои желания, интересы. Я даю себе время. Даю отдых.» Но я просто медленно бесцельно разлагалась и, возможно, разлагаюсь до сих пор. Тем не менее, ты, Пит, освободил меня от этого печального угрюмого кошмара. Ты показал, что внутри меня есть скрытая энергия. Что я по-настоящему заслуживаю быть…услышанной. А знаешь… Питер, я ведь впервые взяла в руки сигарету, только когда мне исполнилось восемнадцать. Совершенно недавно, да? Из-за самой глупой, самой идиотской на планете причины. Мне безумно нравилось то, как выглядят курящие люди. Ну знаешь, эта эстетика, от которой тебя бросает в дрожь. Может, по отношению к женщинам ты испытываешь…то же самое? Это не было желанием кому-то что-то доказать. Меня от силы видели в старшей школе один-два знакомых человека. Я умело пряталась, да и у родителей не было привычки шариться по карманам. Однако есть разница, наивысшим удовольствием было с бордовой помадой на губах, в кожаных ботинках и пальто, на глазах незнакомых мне людей делать затяжку и выдыхать…расплываясь в улыбке от полученного наслаждения. Я стала ловить восхищенные взгляды. Я стала чувствовать себя желанной. Мне казалось, сигаретный дым делает меня особенной. Я до сих пор так себя чувствую. Думала ли я, что ты, Питер, будешь тем самым человеком, кто исправит меня, тем, кто спасет от самой себя? — да, не буду лгать, признаю, думала. Сердце затуманило разум, оставив лишь глупые грёзы о возможном будущем с такой сильной, заботливой, трепетно относящейся ко мне фигурой. Не совру, если скажу, что всегда помышляла о романе с музыкантом. Мне особо был пленителен такой союз. Но как же я могла забыть, что они чаще всего заканчиваются душевными болями и страданиями? Возможно, я попалась на этот крючок из-за того, что моя первая любовь играла на гитаре и сочиняла стихи своим многочисленным поклонницам, коих у тебя, конечно же, в миллион раз больше. Была ли моя заинтересованность тобой основана еще и на скрытом желании доказать самой себе, что таким я тоже могу понравиться? — не знаю, скорее всего да. Страсть, возникшая между нами проблематична. Я знаю, мы с тобой неравны, мы на разных уровнях. Дело не в том, что ты музыкант, а я в этой сфере совершенно не развита. Дело даже не в том, что ты сильно старше меня. Нет-нет, дело в том, что я отчаянно больна. Больна своей дикой правильностью, неуверенностью, неловкостью и зажатостью. Я отвратительно больна этими мерзкими качествами. А вот ты…совсем нет. Ты позволяешь себе высказывать даже конченую глупость в совершенно любом обществе, чтобы посмеяться с тех, кто вдруг в это поверил. Такие люди, как ты, могут идти против всех, прекрасно понимая, что это никто не одобрит, но только ради шума, ради визгов, ради сцены. А потом, как ни в чем не бывало, могут начать делать то, что уже по-настоящему любят, считают важным. Такие, как ты, нарушают всевозможные законы, плюют на них, просто плюют! Такие, как ты, не имеют веры, но придумают себе собственных богов, а то и сами становятся для многих богами. Питер, ты дал мне возможность вдохнуть чистого разряженного воздуха, посмотреть на мир так, как это делают люди твоего окружения. Ты дал мне понять, что я совершенно не соответствую этому…твоему миру. Тем не менее я благодарна за это. За всем происходящим в моей душе стоит очень сложный механизм. Я должна разрешить себе влюбиться. Понимаешь? Я…я боюсь быть отвергнутой. Я так сильно этого боюсь… А потому часто не позволяю легкой симпатии перейти во что-то большее. Но с тобой, Питер, я забыла об этих глупых установках. Это важно, правда, важно. Но, Пит, правильно ли было мне тебе доверять? Правильно ли стало снять весь груз ответственности и перенести его…на тебя? Знаешь, я ни о чём не жалею.С любовью, Эдит
. . .
На Ист-Ривер поднялся несильный ветер. Он стал прибивать волны, которые с отличительным звуком бились об берег. Этот звук, действительно, успокаивал. Затаив дыхание, я слушала в тишине райского места водную стихию, пока передо мной стоял Питер, возившийся всего пару секунд с ремнем. Немного сгорбившись, он всё ещё оставался чертовски высоким. Чувствовать себя рядом с ним маленькой и беззащитной было так приятно…так необходимо… Не трудно представить, как я выглядела в этот момент. Раскрасневшаяся девочка, скромно перебирающая пальцы в приступе какой-то неожиданно подкравшейся тревоге. Растрепанные волосы, которые завтра расчесать я, наверно, вообще не смогу, смазанный макияж, который прийдется соскребывать полчаса уж точно… Боже, да о чём я думаю? Я прикоснулась к губам, которые горели жарким пламенем, напоминая, что их совсем недавно целовали долго и страстно. Из мыслей меня выбило следующее: Резким движением руки Питер протянул ремень сквозь шлёвки и, схватившись второй за свисающий конец, резко натянул кожу, издавшую многозначительный треск. Гигант подошёл ближе, от чего я с лёгкой улыбкой на лице всё-таки попятилась назад, наконец оперевшись о машину. Взяв пояс в одну ладонь и обхватив меня другой за талию, ему с лёгкостью удалось приподнять и посадить меня на капот своего пикапа с тюнингом. Жар огромной фигуры с холодом поздней ночи иль раннего утра освежали, придавая особую яркость происходящему. Облокотившись о машину и раскрыв бедра пошире, я дала возможность Стилу наклониться и крепко меня поцеловать. Сладость его винных губ сводила с ума. Когда Питер, свиснув надо мной, прикоснулся всем своим мокрым от пота телом, я наконец-то по-настоящему почувствовала, насколько он был возбужден. Просто не выдержала и съязвила, игриво улыбнувшись: — Решил устроить мне порку? — с трудом, сквозь затягивающий поцелуй проговорила я шутливым тоном. Мужчина усмехнулся и в свойственной ему манере ответил: — Я не поднимаю руку на женщин, — а потом выдохнул протяжно, спустившись к моей шее и оставив на чувствительной коже влажные отметки, которые осенний ветер стал обжигать ледяным огнём. Запрокинув голову, я позволила целовать меня столько, сколько его душе было угодно. Он делал это так чувственно. Прикоснувшись к затылку, аккуратно начала поглаживать длинные чёрные волосы. Он, приподнявшись, нежно обхватил руками мою голову и, очередной раз, сплел уста в глубоком поцелуе. Припухлые губы Питера жадно смыкались и размыкались, язык он проталкивал внутрь, а я просто не смела этому сопротивляться. Отвечала Стилу с тем же напором страсти, теперь обхватив его массивные плечи, впившись в них острыми ногтями. Он всё выдавал протяжные выдохи, от которых моё сердце стало неконтролируемо трясти. Тело покрылось всё большим количеством пота, я ёрзала под Питером, стараясь как можно сильнее прижаться к нему, почувствовать каждый сантиметр мужского, прекрасно сложенного тела. — Но зачем тогда…это? — когда мужчина немного отстранился, я кивнула в сторону предмета, который всё не давал мне покоя. Теперь Стил смотрел прямо в глаза своими, на удивление, яркими изумрудами, поблескивающими от свечения полной Луны: — Ты доверяешь мне? — ровно, строго, так серьезно. Он многозначительно вскинул бровь так, что выражение его лица приобрело даже какой-то угрожающий оттенок. Но всё было в пределах нормы, я чувствовала, что он просто шутит, добавляя напускной серьезности специально, смеха ради. Мне это нравилось. Ведь я уже поняла, Питер невероятно галантен. Ему всегда так хорошо удавалось балансировать между нежностью джентльмена и борзой наглостью хулигана. Он тяжело дышал, а его нежные губы поблескивали влажностью после чертовски хорошего поцелуя. Я ответила на выдохе без капли раздумий: — Да, — вышло пошло, вышло сексуально. От этой мысли улыбка на моём лице, никак иначе, засверкала, вызвав мужскую положительную реакцию. Он тут же ответил тем же. Добавив интонации совершенно точно намёк на дерзость, Питер непринужденно заявил: — Это ты зря, — он приподнялся, заставив нагревшееся его теплом тело покрыться мурашками. Я немного съезжалась. — руки, — командным басом произнёс он, но совсем не громко, просто чётко, выставив свои ладони мне навстречу. Я, не среагировав сразу, потупила взглядом секунд пять. И всё-таки этого хватило, чтобы понять, к чему мужчина клонит. Я вытянула руки и тут же почувствовала, что Питер начал затягивать мои запястья ремнем. Волна напряжения прошлась по всему телу от того, насколько возбуждающим стал, казалось бы, ничем не примечательный процесс. Всё-таки контекст ситуации меняет многое. Питер действовал аккуратно, но его внимательность не спасла, когда ремень затянулся слишком туго. Я дёрнулась, и Стил тут же немного его ослабил. — Прости, так, нормально? — протянул заботливо он, согревая мои крохотные, по сравнению с ним, пальцы. — Да, так…нормально, — снова улыбнулась я, увидев извиняющийся взгляд Питера. Он так мил, но почему…он так мил со мной? Мужчина, продолжая смотреть мне прямо в душу, аккуратно провёл рукой вдоль овала лица. — Залюби меня до смерти…прямо как той своей песне, — протянула я, прижимаясь лицом к его ладони, почти как кошка. Не хватало только начать мурчать. Он одобрительно кивнул головой и, спустив руку к моим связанным запястьям, настойчиво притянул к себе и резко впился в губы, проталкивая язык, который я с удовольствием очередной раз приняла. Из-за этого щеки снова загорелись, я чувствовала невероятный прилив сил. Разряд электрического тока заряжал энергией. Машинально хотелось притронуться к его лицу или заскользить ладонями по притягательному телу. Но каждый такой импульс прерывало осознание, что мои запястья связаны. От одного взгляда на Питера меня, честно, бросало в дрожь. Стил выглядел невероятно красиво. Его высокая мощная фигура стала казаться ещё выше и ещё мощнее, в связи с тем, что я сидела на низком капоте машины. Волосы металлиста, уже распущенные, свисали, иногда согревая меня и периодически немного щекотя плечи. А его выразительный взгляд…чего только стоил этот взгляд больших зеленого цвета глаз… Он дурманил каждый раз, когда я сталкивалась с ним. На Питере были брюки, которые, впрочем, и без ремня хорошо сидели. Футболка лежала скомканная где-то на заднем сидении, как, собственно, и большая часть моей одежды. Поэтому мужской торс эстетично проглядывал из-под накинутой сверху той самой кожаной куртки, ледяная металлическая молния которой при каждом касании моего почти нагого тела обжигала. На мне было лишь нижнее белье и накинутое на плечи пальто. Мужчина спрятал прядь тёмных волос за ухо и, подняв мои связанные руки вверх, позволил лечь на капот полностью. Неосознанно я обратила внимание на бескрайний свод звёзд, которые вместе с Луной освещали фигуру Питера ледяным сиянием. Это захватывало дух. — Чёрт…— протянула я — ты, правда, похож на Иисуса, — вырвалось у меня таким «ангельским», нежным голосом, который я в других ситуациях просто возненавидела бы. Но только не сейчас. Только не в этой ситуации, когда мельчайшее изменение интонации вызывает бурю положительных чувств. Он посмеялся низким басом, от чего по телу прошла лёгкая дрожь: — Если честно, я все еще правильный католический мальчик в глубине души, — он наклонился — Нет ничего веселее, чем смеяться в церкви, — потянувшись к моему уху протягивает он каким-то особым голосом. Вроде тихо, но из-за баса получилось так чётко и понятно. Я издаю смешок, улыбаясь глупости происходящего диалога, который мне, определенно, нравится. Мужчина снова выпрямился, ладони его медленно начали двигаться вдоль моего тела. От затвердевших на холоде сосков, до внешней части бедер. Он непрерывно смотрел на меня, передавая глазами невероятную жадность, звериную дерзость. Я поддавалась каждому касанию, приподнимая бедра навстречу, отрывая поясницу от капота. Тут вдруг, я выпрямила колени и обхватила туловище ногами, немного прижав мужчину к себе. Стил явно подобного не ожидал. А я удовлетворенно закусила губу от мысли, что натягивающий брюки бугор вплотную прислонился ко мне. У Питера вырвался стон, который заставил электрическую молнию возбуждения пройтись по всему телу. Но он как будто медлил. Наклонившись ко мне, и проведя руками по подбородку, он стал нежно гладить лицо, чего я не смогла оставить без внимания. Потянувшись ртом к его большому пальцу правой руки, не прерывая зрительный контакт, я поцеловала его, наблюдая за реакцией мужчины. Питер удовлетворенно хмыкнул, когда я стала облизывать его, как чёртов леденец на палочке. Он стал говорить спокойно, расслабленно. Так непринужденно… Что создавало только большее сексуальное напряжение между нами. — Ты похожа на…суккуба, слышала о таких существах? — произнес он, немного наклонив голову и двинув пальцем чуть глубже, видно, ещё сильнее меня возбуждаясь от процесса. Другой рукой Стил провел по талии, опускаясь всё ниже и ниже. Я имела представление об этих существах, но мне хотелось услышать от него… Я же прекрасно понимала, что он скажет…но как скажет…? Отрицательно покачала головой. Вытащив палец из моего рта, он нежно сжал подбородок, приподняв его чуть вверх, склонился снова к моему уху и начал шептать: — В средневековых легендах это демон похоти и разврата…— спокойно разъяснял он, когда его рука, спускавшаяся ещё ниже, начала немного оттягивать моё нижнее белье — посещающий ночью молодых мужчин и вызывающий у них сладострастные сны…— я почувствовала, как его пальцы медленно зашевелились самым наиприятнейшим образом — Это всё напоминает мне сон…— Сделав глубокий вдох, начала двигаться бедрами его пальцам в такт, проговорила на выдохе: — Нет, это ты…напоминаешь сон… — словила краем глаза его достоинство и снова тяжело вздохнула. Он ускорил темп и я уже не смогла сдерживать стонов. Невольно закрыв глаза и нахмурив брови, я, совершенно себя не контролируя, как-то по-щенячьи поскуливала, доставляя мужчине этим, наверно, эстетическое удовольствие. Резким движением всё ещё держащей мой подбородок руки он повернул лицо так, что раскрытые от стонов губы Питер накрыл своими. Больше я не могла издать и звука. Плавясь от движений его ладони, его чертовски длинных пальцев. Блять, я не замечала, что они настолько длинные. Разочарованием стало то, что мужчина вдруг резко прекратил удовлетворять меня, хотя ещё чуть-чуть, и я была бы на пике. — Не так рано, — заключил он, поднеся уже к своему рту недавно занятую руку, повторяя то, что я сделала с его большим пальцем. Невольно вскинула бровь и улыбнулась игриво, увидев, как тщательно он вылизал влажные указательный и средний пальцы. После чего мужчина удовлетворительно хмыкнул. — Ну что, дьяволица, как ты хочешь: помягче или…? — Он не договорил, ведь моя улыбка сказала всё сама за себя. — Понял, слушаюсь и повинуюсь… — Он начал медленно расстёгивать ширинку джинс, а я застыла в ожидании. — Скажи мне, Эдит… Ты ведь всегда старалась быть хорошей, да…? — растягивал слова он. Я кивнула утвердительно в ответ, заинтересованная, что будет дальше. — Но вот только в душе ты не такая… — он засунул руку в карман и достал презерватив — Я вижу в тебе огонь, Эдит, пламя, точнее…то, что от него осталось… Кто-то ведь потушил его…да? Или ты сама? — вскрыл упаковку и достал из штанин то, от чего дыхание на секунду прервалось, то, что чисто теоретически, кажется, не было способно войти в меня целиком. Он надел защиту и снова, уже нежнее, сжал левой рукой подбородок, — В душе ты плохая девочка, Эдит. И ты, наверно, знаешь, что с такими, как ты, делают взрослые мужчины, — протягивает он саркастично, тем не менее, на его лице нет улыбки. Дрожь пробегает по всему телу. Когда резким движением, он приподнимает меня и переворачивает, прижимая лицом к капоту. Потянувшись к моему уху, он прошептал: — Наказывают, — сорвал белье. Я же, не успев опомниться, вдруг ощутила, как он всем телом прислонился ко мне. Питер сделал толчок, а я выгнулась в опьяняющем удовольствии первого проникновения, испытывая такую необходимую наполненность. Выдав глухой, прерывистый стон, он стал набирать ритм. Я извивалась под ним от каждого движения. Воздуха почти не хватало, я жадно х-глотала его, чувствуя, как массивная рука вжимала череп в капот машины. Эта подчинение возбуждало до безумия. Питер это прекрасно видел и старался, очевидно, ещё больше. Он покусывал шею, мочку уха, периодически добавлял свирепость и грубость толчкам, звонкие хлопки от которых раздавались, казалось, на весь Бруклин. Он гладил мою голову, вдыхал мой аромат. Целовал…целовал, целовал! В какой-то момент мужская рука переместилась от ещё сильнее спутавшихся волос к связанным запястьям, крепко надавив на них. Стил двигался плавно, издавая редкие, но такие возбуждающие стоны. Я не могла противостоять желанию показать каждым движением, вдохом степень своего наслаждения. Он заговорил полушепотом. В голове всё уже превратились к этому времени в кашу. Тем не менее, я слышала с каким трудом и ему давалось собраться с мыслями: — Знаешь…у меня есть альбом…один из первых, — проговорил он быстро, вдалбливая меня в пикап — его название…ты…ты наверняка его запомнишь…— Зачем он заговорил про какой-то альбом? К чему это? Я мучительно выдала: — Думаешь? — голос предательски дрогнул. — Уверен, — заключил он, то ли стоном, то ли выдохом. Тут же оторвал меня от капота, заставляя как бы выгнуться и прижаться спиной к его груди. Повернув мою голову, он грубо впился в раскалённые, как металл, губы. Глубокий поцелуй, стоны в унисон, тяжелое дыхание. Питер откинул голову назад, избавляясь от мешающих волос. — Но что за название? — проскулила я, отстранившись чутка, ощущая, как интонация голоса стала немного выше. Он стал ускорять темп. Схватив руками мою грудь, сжав возбужденные соски, он заставил меня очередной раз стонать от удовольствия. — Очень простое…— поняла, что на лице Питера появилась улыбка, хитрая улыбка. Он говорил чётко и уверенно: — Медленно, — с лица, спины стекали капельки пота — глубоко, — он действительно начал входить глубже, растягивая меня и доводя до наивысшей степени удовольствия. Склонившись к уху, Стил прорычал совсем тихо, самым сексуальным голосом на планете — жёстко, — Это был последний толчок. Питер не сдерживал себя и, как чертов хищник, сжал меня в несколько раз сильнее. Он простонал красивее, чем во всех его песнях вместе взятых. Я же, неожиданно вскрикнув, резко дернулась от оргазма, который волной энергии наполнил каждую клеточку души и тела. И теперь мы смотрели друг на друга. Зачарованно. Я позволила себе обмякнуть в мужских объятьях, очередной раз глубоко вдыхая и выдыхая воздух. И на глазах моих застыли слёзы, я не могла адекватно воспринимать реальность. Мне казалось, это всё происходит не наяву… Жизнь не может быть настолько прекрасной. Нет ничего интимнее на свете, чем настолько сильно открыться перед человеком. Нет ничего приятнее, чем чувствовать его восхищение и одобрение, отчётливо видеть это в его взгляде, когда тяжелое дыхание сплетает такие одинокие по натуре души. Стил развернул меня, медленно, помог снова присесть на капот. Пока я приходила в себя, уже успел застегнуть ширинку, развязать немного спазмирующие от притока крови, руки. Мои бедра всё ещё дрожали, я наблюдала, как зачарованная, за каждым движением мужчины. В какой-то момент обратила внимание на шрамы, прямо на его запястьях. Почему я не увидела их раньше? Он уловил этот любопытный взгляд и, всё ещё тяжело дыша, проговорил: — Неудачная попытка, — мрачно, холодно, отчужденно. Когда до меня дошёл смысл сказанных слов, я ошарашено воскликнула: — Ты резал себя? — почему-то мне совершенно трудно это было представить. Он отвечал так же спокойно: — Я думаю, люди в мире делятся на три категории: те, кто режет себя, те, кто любят обжигаться и те, кто предпочитает чтобы их пороли. Я из тех, кто режет себя. А ты, видно, — он ехидно усмехнулся — из третьей группы? — только сейчас он поднял взгляд. Я смущенно отвела свой, когда он накрыл плечи моим пальто, оставшимся лежать на капоте, и поправил его так, чтобы я хоть немного согрелась. — Значит…«Медленно, глубоко и жёстко»? Что ж за название такое? — посмеялась я добродушно, достав из кармана красную пачку и ту самую зажигалку с зелёным принтом. Я начала выкуривать сигарету, расслабленно распластавшись на капоте пикапчика и внимательно рассматривая открывающийся с этого места вид уже за пределами машины. Я видела краем глаза, как мужчина заинтересованно наблюдает за мной. — Какое есть — усмехнулся он, сложив руки перед грудью. — Поцелуй меня ещё раз, — повернув голову и широко улыбнувшись, произнесла я. Почему-то настроение стало гораздо лучше. Он подошел ближе и, оперевшись руками о машину, сделал короткий «чмок», тут же отстранившись. На его лице заиграла издевательская улыбка. — Ну уже нет, — я бросила бычок куда подальше и, схватившись за кожаную куртку мужчины, притянула его массивную, но так легко поддавшуюся фигуру к себе, сплетая уста в нежном, сочном поцелуе. Он был с привкусом вишни и вина, виски и курева, сладости и горечи… А потом я прислонила щёку к тёплой груди мужчины, обвив его руками. В ответ он заключил меня в свои объятья, медленно поглаживая волосы, целуя макушку заботливо, прямо так, как это было нужно. Небо над Ист-Ривер приобрело ярко-синий оттенок, предвещавший о скором наступлении рассвета.