«It's better to burn quickly and bright
Than slowly and dull without a fight»
Peter Steele
Ночной Бруклин прекрасен. Я всегда восхищалась Нью-Йорком, его оживленными улицами, бешеным ритмом жизни, всегда удивлялась способности этого города уместить в себе огромные парки, скромные магазинчики, уютные кафе наряду с разбитыми кварталами, бездушными серыми зданиями и, конечно, наряду с каменными джунглями невероятной высоты, о которых первым делом вспоминают, представляя Родину «свободы». А как же много неординарных личностей я здесь встретила! Впрочем, сталкиваясь с таким разнообразием, нередко начинаешь чувствовать себя посредственностью. Наверно именно из-за этого приезжие так сильно стремятся выделиться среди остальных. Сразу видно, кто живет в этом «городе мечты» недавно. Я не родилась здесь, оттого периодически чувствовала себя совершенно чужой. Почему-то меня преследовали два противоположных чувства, когда я прогуливалась по улицам Нью-Йорка. Первое - это желание слиться с толпой, а второе - потребность в том, чтобы быть услышанной, увиденной, оцененной людьми вокруг. И каждый раз борьба, каждый раз… Я боялась взглядов прохожих, но так жаждала их, наверно, всю жизнь, но здесь это чувствовалось особенно остро. В Нью-Йорке люди готовы идти на контакт, их совершенно не сковывает свойственная мне стеснительность. Всегда завидовала таким людям, и даже попыталась взрастить в себе то же. Но чувство стыда, тревожные мысли — их не выкинешь из головы, сколько не притворяйся уверенным в себе человеком. Раньше район Бруклин для меня сливался со всеми другими, но сегодняшняя ночь сделала его по-настоящему особенным. Теперь, я могу ассоциировать его только с одним человеком — сидящим слева, на водительском месте. Мы летели на его машине, нет, я бы даже сказала той ещё «махине» по ночному городу. Я разглядывала улочки, немного пугающие своей поглощающей темнотой, широкие незнакомые улицы, освещенные высокими фонарями таким гнилым оранжевым светом. Я засматривалась на неоновые вывески клубов, баров и борделей, с изображенными на них бокалами мартини иль блондинками, жадно облизывающих клубнику и призывающих прохожих отвлечься и присоединиться к ним — всё сливалось в яркие, пошлые, безумные образы. Я впитывала их дерзость, про себя оценивая каждую. Кое-где встречались группки людей, не спящих в три часа ночи. Где-то бездомные, где-то наркоманы, где-то молодые и пьяные, как я, студенты, а иногда и все вместе. Чем дальше мы ехали, тем беднее казались кварталы, тем хуже выглядели фасады квартирок и тем милее, но и безвкуснее, были таблички с номерами домов. Моё внимание практически не успевало переключаться от одного объекта к другому, потому что я была совершенно пьяна. Опустив стекло на переднем пассажирском сидении, сложив на окошке руки и немного прикрыв глаза, я слегка высунула голову, подставляя её под такой дикий, наглый, ледяной ветер, обжигающий свежестью совсем не трезвеющую меня. Я улыбалась. Улыбалась такому стечению обстоятельств, тому, что впервые за долгое время наконец-то чувствовала себя свободной от собственноручно созданных моральных границ. Песни «Black Sabbath» раздавались в салоне на полную громкость, моё сердце стучало этой музыке в такт. Вернувшись на место и оглянувшись, посмотрела на Питера. Его мощная фигура впечатляла! От этого возникающего каждый раз при виде Стила ощущения никак, блять, не избавишься. Редкие неоновые лучики разукрашивали мужчину в яркие цвета, а потом, пропадали, и он снова был окутан во тьму. Левая рука держала руль уверенно, оперевшись локтем об окошко, правая же меняла передачи. Его кожаная куртка отдавала черным ослепительным блеском, на руках постоянно крутились такого же материала браслеты. На груди болталась какая-то подвеска с большим кольцом. Волосы были собраны в хвост, а на голове надета чертовски идущая ему фуражка. Помню, как ожидая на парковке и выкуривая вишнёвую сигаретку, увидела его вышедшего из бара. С этой своей умилительно маленькой, по сравнению с ним, бас-гитарой, бутылкой вина в руках и фуражкой. Я не смогла сдержать улыбки, он выглядел просто прелестно. Подойдя и слегка улыбнувшись, стал складывать вещи в машину. — Полнолуние, — заявила я, нарочито пафосно делая затяжку, глядя куда-то вверх. «И почему мне захотелось поделиться с ним именно этой информацией?» — пронеслось в моей голове. — Значит для кого-то сегодня будет бурная ночка, — усмехнулся он, нежно складывая гитару в чехле на заднее сидение. — Ты о ком же? — поинтересовалась я, не совсем понимая, на нас ли он намекает. — Лесные жители и посетители, ведь в полнолуние магия природы - это то, что лучше один раз самому увидеть, чем тысячу раз от кого-либо услышать. Волки поют свою нескончаемую трагичную песню, активизируясь в поисках наивной добычи, шелест листьев вызывает мурашки по всему телу, когда ты то и дело касаешься веток деревьев, огонь костра согревает чувствительную кожу. Да и думаешь, я пою один сплошной вымысел? У ритуалов в полнолуние, ещё и осенью, особая атмосфера. Не была на таких? — говорил он отвлеченно, как будто произносил что-то совершенно обычное, естественное. Я завороженно слушала его. Неужели то, что он говорит, действительно правда? В любой другой ситуации, я, наверно, даже не стала бы уделять внимание таким колдовским бредням, ведь, поймите правильно, одно дело - заслушиваться романтичными песнями о нечисти и оккультистах, другое - (уж извините меня за такую фразу) «жить жизнь». Но сейчас, услышав такое из его уст, мне захотелось встретится с окружающей музыканта мистикой лицом к лицу, принять участие в игре, которую Питер затеял. — Ритуалы? Да ты наверно шутишь? В преддверии двадцать первого века? Обряды?.. То есть, разве это не дико? — интересовалась я, выдавая наивысшую степень любопытства. Убрав наконец все вещи, и захлопнув дверцу, он выпрямился. И снова этот взгляд: откуда-то высоко-высоко вниз, прямо на меня. Он был серьезён. Оперевшись спиной о машину и сложив накаченные руки перед грудью, мужчина начал: — Конечно дико, но в том и суть. Я раньше был довольно религиозным мáлым. Классический католик. Я, как говорится, вырос, перерос и отошел от церкви. Потому что считаю, что она и человеческая природа несовместимы. Не могу сказать, что поклоняюсь природе, но я уважаю её. Ритуалы и обряды привлекают меня, но не совсем в обычном смысле. Не результат мне важен, — он задумчиво сделал паузу, а потом продолжил — да, не важен. Уж точно не то, что за всем этим действием следует. Я поглощён процессом. Красотой мероприятия. Просто представь, — его рука приподнялась, и начала аккуратно закладывать пряди моих небрежно лежащих волос за ухо. Грубая кожа пальцев едва касалась моего лица. Я слушала его тяжелый низкий голос, раздающийся в тишине заснувшего города. Он произносил четко и ясно, даже с какой-то хрипотцой на выдохе. Грёбенным басом, — ты видишь горящее пламя, и чувствуешь, что только оно способно растопить твоё ледяное сердце. Вокруг костра люди удивительной красоты. На них венки из веток с потерявшими жизненную силу листьями и даже засушенными ягодами, невесомые льняные платья. Они пьют вино, поют всевозможные песни, занимаются любовью и всё это под пристальным взглядом их царицы - Луны, — гипнотизирует он меня. И я молчу. Рот не был раскрыт, но ещё чуть-чуть и стал бы, потому что слова Питера лились, как песни, которые теперь прекрасно понятно, как он сочиняет. Романтик хренов… Мужчина приблизился и перешёл на шепот: — Я знаю, ты сможешь вообразить себя там: в безумном экстазе, поглотив парочку бутылок сухого вина, целуешь меня и тихонечко, протяжно выдыхаешь имя. Разве это не вдохновляет, не возбуждает каждую клеточку твоего тела? — он провел своей массивной рукой по моему плечу, ниже по талии и, обхватив её, позволил себе опустить голову ещё ниже. Аромат древесного одеколона пьянил, я не могла сделать и шага. Касаясь краешком губы мочки моего уха, согревая дыханием это чувствительно место, он произнес: — Меня, вот, да, — пауза и спокойное возвращение в прежнее положение, как ни в чем не бывало. А я стояла и не могла понять, стоит ли бороться с чувствами, терпеть или же надо наброситься на него прямо сейчас? Прямо здесь? Сделала тяжёлый прерывистый выдох. Низ живота охватило приятное напряжение, от которого я неосознанно закусила губу. — Чёрт, — тут же дёрнулась я, ведь сигарета начала жечь пальцы. Я кинула её под ноги, немного притоптав ботинком. А потом, подняв взгляд на мужчину и встретившись с его улыбкой, ответила тем же, — умеешь же ты…атмосферу создать, — растянула, немного сжав подол юбки я. — Долго этому учился, я всё-таки этим деньги зарабатываю, — усмехнулся по-доброму он, наблюдая за тем, как я сгораю от стыда, — Так куда поедем? Если честно, не хочется так сразу домой. Но сделаем, как скажешь: на этот вечер я целиком и полностью твой слуга, — Я задумалась, ведь действительно хотелось растянуть эту ночь на по-дольше, и выдала: — Отвези меня в то место, которое многое для тебя значит, — В ответ же получила положительный кивок и приглашение садиться в машину. Его я с удовольствием приняла. И мы поехали. Питер вез меня через весь Бруклин, в какое-то «удивительное» место, путь к которому, видимо, лежал через мост, ведь именно к нему мы сейчас и приближались. А ведь мысль моя началась с фуражки… Я потянулась к головному убору мужчины и аккуратно сняла его. Это действие не осталось незамеченным: Питер удовлетворительно хмыкнул, позволяя мне украсть вещицу. Спереди располагался какой-то металлический символ, и я не совсем поняла, что он значил, материал же был чёрным и довольно плотным. Пытаясь протянуть фуражку обратно, мужчина мягко взял её в правую руку и неожиданно натянул на меня. Игриво оценив взглядом и тут же вернувшись к наблюдению за дорогой, он выдал, немного убавив музыку: — Тебе больше идет, — а я улыбалась во все, блять, тридцать два зуба, ведь чувствовала себя…просто прекрасно. Я стала изучать его профиль. Чёрт, повторюсь, ну как же он красив! Массивный нос, острые скулы, сосредоточенный взгляд поблескивающих в свете ночных огней глаз. Из-за собранного хвоста у него были видны бакенбарды. И это навевало мысли о прелести обычаев и традиций старины. Я, похоже, наконец поняла, что меня в Питере Стиле, как в мужчине, притягивает больше всего - это его близость с чем-то средневековым, мистическим, древним не только в музыке, но и в жизни. Вот вроде рядом обычный мужчина, музыкант, но стоит только приглядеться и даже поговорить и уже кажется, что перед тобой герой какой-нибудь таинственной сказки. Может быть, сказки взрослой, не лишенной глубины образов персонажей, появляющихся в ней. Ведь Стил хороший? - хороший! Но…есть в нем и что-то запретное, что-то тёмное, скрытое глубоко внутри… Я прикоснулась к плечу мужчины, вела рукой всё выше к шее. Я села к нему вполоборота, и стала легонько поглаживать ладонью. А он всё ухмылялся, заставляя мня наслаждаться красотой этого заводящего выражения лица с поднятыми уголками губ и искорками в глазах. Преодолевая какую-то ещё оставшуюся застенчивость, я приблизилась к Питеру и поцеловала его щеку. Немного прижимаясь к нему лицом, я стала спускаться ниже, целуя и даже покусывая чувствительную зону - переход от шеи к ключицам. На это он выдал лишь один тяжелый, такой сексуальный, выдох. Я прошептала, сама немного удивившись резкой смене ролей: — Теперь я верю, что ты мазохист, Пит, я бы точно не смогла так долго терпеть, — я была довольна тем, как это было сказано. Просто идеальный подбор интонации, лучшая расстановка такта. Тем временем, мы свернули, спускаясь куда-то ближе к набережной. — Терпеть осталось не долго, — он повернул голову навстречу, но не сводил глаз с дороги, позволяя прикоснуться губ. Влажный, жаркий поцелуй, как электрический разряд, разошёлся тысячью мурашек по всему телу. Я прикоснулась правой рукой его подбородка и позволила нашим языкам соприкоснуться. Так пошло, так склизко, так грязно, но чёрт возьми, так ахуенно. Немного заерзав на сидении я хотела пододвинуться к мужчине ещё ближе, но Питер прервал поцелуй, заключая, останавливая машину: — Мы на месте, —. . .
— Я ожидала много чего, — начала, пытаясь отдышаться, я, — но уж точно не побережье Ист-Ривер, — выдала не печально, а даже с лёгкой ноткой забавы. Я способна оценить красоту той или иной местности. И этот вид показался мне действительно захватывающим, особенно, когда после страстного поцелуя мне пришлось резко переключится именно на него. В первую очередь, внимание привлекло интересное сочетание жёлтых и красных бликов, которыми был покрыт буквально весь Бруклинский мост и следующая за ним часть города, с иссиня-чёрными небом и гладью пролива. Над побережьем собрался небольшой туман, что придавало картине некой загадочности. — Ты просила показать что-то значащее для меня место. И это оно. Бруклин - это мой мир, — он говорил это на выдохе, следя за тем, как я изучаю пейзаж, краем глаза же я увидела, как вздымается его грудная клетка — Многие считают Бруклин таким маленьким, тесным квартальчиком, но здесь живет два с половиной миллиона человек. В Бруклине больше народу, чем в большинстве европейских стран, поэтому это мой мир, и этот мост - его символ, — Перевела взгляд на сооружение. Я, очевидно, проезжала по нему на транспорте и даже прогуливалась по пешеходной его части, но никогда ещё не видела с этого ракурса. Открытые окна позволяли редким гудкам и шуму автомобилей, создавать особую утишающую атмосферу происходящего. С улицы доносился такой ни с чем не сравнимый аромат пресной воды и октябрьской свежести. — Значит, ты вырос в Бруклине? — спросила я, переведя глаза на Питера. — Да, мы с Джошем жили долгое время на одной улице, и иногда приходили сюда. Бесконечно кипящая жизнь района сильно поменяла Бруклин, но только не эту его часть, она осталась такой, какой была двадцать лет назад, — он сделал небольшую паузу и добавил — Ещё, это место важно, потому что вот так, — показал он рукой — будет выглядеть обложка нового альбома, — — Так? — переспросила я, скорее просто от удивления, тут же метнувшись дальше разглядывать контрастное соединение природы с материальной культурой человека, — И она наверняка будет зелёной? — Мужчина усмехнулся: — Да, ничего не могу с собой поделать, люблю этот цвет. Оставлю на обложке только три: кислотно-зелёный, белый, чёрный. — — Какой же будет музыка? — поинтересовалась я, по сути, о самом главном. — Депрессивнее предыдущих композиций, уж точно. Специально того не планируя, я посвятил альбом всем насущным трагедиям своей жизни, — меланхолично выговорил музыкант, наделяя сказанное загадочностью, которой поднял во мне интерес к его ещё не выпущенному творчеству. Тут вдруг он резко сменил тему для разговора и произнес: — Ты говорила, что отдалилась от родителей, ведь так? — продолжил смотреть на меня, выражая даже какое-то несвойственное его взгляду любопытство. Вопрос застал меня врасплох, я потупила глазами на него всего пару секунд и ответила: — Да, я не общаюсь с ними. Когда бросила университет, родители, особенно отец, были крайне возмущены. Мы все сильно поссорились. Господи, это так глупо…прямо по телефону...Я поклялась, что смогу здесь, в Нью-Йорке, выжить сама, без их помощи. И с тех пор больше не выходила на связь…Почти полгода, — как будто заученно, так фальшиво протараторила я. Виной всему было то, что если б стала пытаться осознать произнесенное, то разрыдалась бы ни секунды не медля. Зачем он вообще это сейчас спросил? Собеседник почувствовал, как мой позитивный настрой исчез: — Не знаю, как ты воспримешь мои слова и, в общем-то, этот непрошенный совет, — начал он медленно, осторожно — но…лучше прекрати это, чтобы потом не жалеть о священных потерянных минутах близости, — Мои брови неосознанно нахмурились, я слушала его, не издавая и звука. — Я понимаю, правда, понимаю. Ты молода, твоя самостоятельная жизнь вот только началась, и ты думаешь: «Чёрт, наконец я отделилась, отвязалась от них. С этими бесконечно вечными спорами и скандалами… Наконец-то я могу быть сама по себе». Но ты не успеешь моргнуть и глазом, как на могилах будут написаны имена практически всех родных тебе взрослых, да и не только взрослых, людей, и тогда, — следующую фразу он интонацией выделил — сколько не жалей об упущенных моментах, словах, проявлениях любви и привязанности, жизнь человека никак не вернуть, — Глаза покраснели, но я стойко держалась. — Выходит, — слегка дрожащим голосом начала я — ты упустил свой шанс? — — И не один, — подытожил он. Пока я приходила в себя, мужчина потянулся за бутылкой вина на заднее сидение. Я следила за его движениями внимательно, пристально. Питера рывком выдернул пробку и сделал глоток, которым уничтожил одну третью оставшегося в бутылке содержимого, а потом протянул её мне, со взглядом, как он совсем недавно выразился по отношению ко мне, выдающим «бесконечную пустоту». Я потянулась за напитком и, перехватывая, нечаянно коснулась мужчины, но не спешила забрать бутылку. Когда он попытался высвободиться, я чуть-чуть сжала его пальцы. Он заострил внимание на этом, а потом поднял взгляд: глаза в глаза, душа в душу. Я сделала глоток, продолжая смотреть на него в упор, и, поставив бутылку в ноги, зажав её голенями, чтобы не пролить в салоне, медленно и ласково обвила шею Стила, даря свои скромные объятья. Он не сразу отреагировал. Кажется, точно не был готов к такому «дружескому» жесту. Я могла поцеловать его иль просто продолжить вести себя развязно. Но ситуация к такому не располагала. Я чувствовала, что сейчас, нам обоим это было нужнее, важнее. Я прислонила лоб к его щеке, дышала в предплечье, крепко, насколько это было возможно, обнимая его. И он ответил тем же. Обхватил мою узенькую, по сравнению с ним, спину, и положил свои тяжелые, как булыжники, руки, прижав меня невероятно ласково. И вроде он сделал это вполсилы, но фуражка всё-таки сползла с головы. Я знала, что физически он был способен и крепче сжать меня, но, похоже, просто побоялся, что раздавит. Впрочем, я тоже немного этого боялась. Я стала медленно гладить рукой спину Питера. Проговорила чётко, но тихо, не переходя на шепот: — Я подумаю над твоими словами, Пит, правда. И…я соболезную, мне очень жаль, — почувствовала, как его тело немного расслабилось, и я позволила себе сделать то же: обмякла в его объятьях. Новая волна слёз нахлынула на меня, да с такой мощью, что заставила окончательно сдаться в этой схватке с самоконтролем. Я не смогла сдержать идиотского всхлипа, наверняка превращающего меня в такую ранимую и сентиментальную девочку. Хотя, возможно, я такой и являюсь, просто не привыкла показывать людям себя настоящую, держа всё внутри. — Ну что ты…Эдит, — его голос вдруг стал настолько нежным, что я очередной раз удивилась. "Почему он так ко мне добр?" Я особенно чувствительно отреагировала на то, как он произнес моё имя. За этот вечер всего лишь второй раз. Питер взял меня за плечи и немного отодвинул, разглядывая наверняка смазанные тушь и помаду на раскрасневшемся лице. Мы дышали в унисон пару секунд. Маленькая зверушка и опасный хищник оказались в каком-то сближающем души состоянии. Хищник и зверёк слились в поцелуе. Здесь уж не было чьей-то конкретной инициативы. Просто взаимная безумная тяга друг к другу, потребность в соединении душ. Он смахнул с себя куртку, я выбралась из сковывающего движения пальто. Поцелуй казался звериным, ведь именно столько в нём было страсти. Стил снял с меня топ, особо не прилагая усилий. Мне же еще пришлось попотеть, чтобы стянуть с него футболку. Он отбросил упавшую за его спину фуражку и тут же примкнул к моей груди. Я совершенно не пыталась сдерживать прерывистые выдохи и стоны. Отдалась процессу. Он расстегнул бюстгальтер и стал прикасаться языком к самым чувствительным под ним зонам. Я тянула вниз его хвост и правой рукой касалась уже совершенно открытой для меня груди. Такой накаченной и упругой, до безумия прекрасной мужской груди. Поднимаясь выше он начал активно целовать мою шею, иногда даже звонко оставляя на ней засосы. Запрокинув голову я позволила ему делать со мной всё, что он захочет и как захочет. Со временем же стало ясно: он, действительно, был нацелен на то, чтобы удовлетворить в первую очередь меня. Мне было плевать. Я забыла обо всех своих блядских проблемах и тревогах. Я отдалась незнакомому мужчине в его машине на побережье Ист-Ривер перед Бруклинским мостом, на который потом очень долго не могла смотреть спокойно. Мне не нужны были костер в лесу и другие люди в венках, не нужно было и вино, которое я так старательно держала ногами и всё равно уронила, стягивая с себя юбку. Мне просто нужно было почувствовать себя любимой Питером, мать его, Стилом.