Суна. 10–15 августа, 6 лет после рождения Наруто.
Madame Monsieur feat Jérémy Frérot — Comme un voleur
+++
Накику не нравится академия ниндзя. Не нравятся окружающие её одноклассники, не нравится учебная программа, не нравятся попытки мальчишек её подколоть. Ей через пару дней стукнет восемь, а в академии большинство её ровесников учатся чуть ли не с пелёнок. Года два уже точно. Нагонять программу сложно, определиться, к чему у неё есть талант — невозможно. Его нет. Йондайме, после кратких переговоров с прибывшими в страну Ритсуми, сразу определил детей в академию. Разговаривал он, понятное дело, с Ичи: мать оказалась уже неспособной к внятному диалогу и отправилась в больницу на попечение здешних медиков. Им выдали какую-то квартиру, которая на поместье Росоку похожа примерно как… да тут даже сравнивать нечего. Ичи гоняют по усиленным тренировкам с утра до ночи, чтобы как можно скорее выпустить и использовать в полевых условиях: что-то он с отцом всё-таки выучил, и у него обнаружилось предрасположение к меддзюцу. Брата, закономерно, она почти не видит. — Эй, это вообще-то моё место. Кику осторожно оглядывается. С задней парты доносится мерзкое хихиканье мальчишек, собравшихся в стайку, прямо вороны в ожидании пира. Парень, который сверлит её недружелюбным взглядом ей не знаком — за те две недели, что она учится, ни разу его не видела. Крепко сложенный, с тёмно-русыми волосами и бирюзовыми глазами, он отдалённо похож на Йондайме. — На лавке твоё имя не написано, — огрызается Накику, потому что это у неё лучше всего получается. В сине-зелёных глазах, прямо как у Ичи, только темнее, мелькает что-то вроде уважения, но поза его всё такая же угрожающая. — Напишу, — хмыкает он и переводит взгляд на её злопыхателей. Смех тут же затихает, словно стёртый ластиком. — Канкуро! — в аудиторию заглядывает девочка чуть постарше, с четырьмя забавными хвостиками, и сразу же оценивает обстановку. — Эй, недоросль. Чтобы даже не думали обижать девчонку! Она нужна нашему отцу в целости и сохранности. — Они не обижают, — равнодушно заявляет Кику. К ней напрямую обратился только этот Канкуро, для остальных она… ресурс. — Просто интересуются. Понравилась, наверное. Один из однокурсников забавно шипит, краснея до корней светлых волос, и невольно переключает на себя внимание приятелей: тем действительно всё равно, кого подкалывать. — Подвинься, — приказывает Канкуро, кивая на место слева. — Тут всё равно свободно. — Да, поэтому я сюда села, — терпеливо объясняет Накику. — Хотела быть одна, усёк? — Посмотри, какая дерзкая, — зло веселится Канкуро, оборачиваясь к сестре. Кику знает, что у Казекаге трое детей: старшая Темари, средний вот этот напористый кукловод и младший, Гаара — монстр. Возможно, отец лично забрал их на две недели, поговаривали, что троица часто тренируется вместе под его присмотром. — Познакомим её с младшеньким? Темари цокает, давая брату подзатыльник, и подходит ближе, критически рассматривая сидяшую на том же месте Ритсуми. — Чиё-баа-сама сказала, что у тебя есть кеккей-генкай, в отличие от брата, — ничтоже сумняшеся прёт напролом девчонка. — Какой? — Без понятия, — честно отвечает Накику, пожимая плечами. — Мне она не говорила. — А сама не в курсе, что ли? — чешет затылок Канкуро. — Такое бывает? — Как видишь. Я не… Моя семья не планировала делать из меня ниндзя. — Твои родители же шиноби? Какой у них геном? — Ничего особенного, — злится Кику, хотя в душе её немного пугает этот мальчишка, слишком уж взгляд у него проницательный и недобрый. Родителей у неё больше нет. Мать жива, но лишена ответственности. Ей теперь самой нужен опекун. — Мать была ирьёнином, отец владел ниндзюцу и тайдзюцу, стандартный уровень джонина. Всё. — Не может такого быть, — щурится Темари. — Не из воздуха же он появился? — Ветром надуло, — бурчит Кику, пряча лицо в накидке: благо, в стране Ветра все носят балахоны, скрываясь от песка и солнца. Очень удобно на самом деле. — Чего пристали? Сказала же, что не знаю. Занятие скоро начнётся. Темари качает головой, переглядывается с братом и, неожиданно, отступает. Она занимается в другом классе, так что оставляет их наедине: Канкуро и Накику, к сожалению, одногодки, так что, судя по всему, им учиться вместе. Если только этот гений не выпустится раньше. К её удивлению, сын Казекаге плюхается рядом, на то самое место, на которое предлагал ей пересесть. — Да не дёргайся ты, — куда более миролюбиво говорит Канкуро. — Будем сидеть вместе, к тебе приставать не будут. — Не пристают, — врёт Кику. — Тебе какая с этого польза? — Просто интересно, вдруг пойму, что с тобой так отец и Чиё-баа носятся? Кику хмыкает и молчит. Никто с ней не носится — и того, и другую она видела всего один раз, когда совет собрался послушать их рассказ о произошедшем. После этого о её существовании помнят только учителя академии, которых явно попросили выжать из них с братом все соки на благо родины. Но Канкуро прав — однокурсники его точно опасаются, так что знакомство с детьми Казекаге, наверное, стоит считать полезным. По крайней мере, лучше держать нейтралитет, чем записывать во враги. Пятнадцатое августа ничем не отличается от остальных дней — то, что Кику сегодня стукнуло восемь, не освобождает брата от обязательств. Это в Росоку они всей семьёй устраивали пышные празднества для каждого, а тут будь добр забудь, что у тебя вообще есть родственники. Накику сидит на своём месте, ковыряя парту, и повторяет конспекты, даром, что строчки расплываются у неё перед глазами. К ней больше не пристают, но ей прямо в этот момент почему-то так обидно, что слёзы наворачиваются на глаза. Всё не так должно быть! Она хочет домой, бегать по саду вокруг их красивого пруда, над которым круглый год цветёт акация, а не вот это вот всё! Накику резко поднимается, когда Канкуро неожиданно хватает её за запястье. Она вздрагивает, не сразу пытаясь вырваться только потому, что это первый раз, когда её кто-то трогает в Суне, помимо брата, и она шокирована ощущением чужой кожи на своём теле. Странно, что никто не обращает на них внимания и не пользуется возможностью пошептаться за их спинами. — Ты чё, ревёшь? — с подозрением щурится марионетчик. Затем, быстро сканируя взглядом помещение, понижает голос, больно надавливая на костяшку, вынуждая Накику плюхнуться обратно. Тут же отдёргивает руку. — Эй, мелкая, я же не обижал тебя, чего сопли развела? — Я не мелкая, — сопит Кику в накидку, словно в носовой платок. Отвратительно. — Ты старше всего на три месяца! — На три? — Канкуро что-то высчитывает в голове и хмыкает. — Так у тебя глаза мокрые, потому что подарка не получила? — Отстань, — потому что у неё сил нет придумывать что-то или объяснять. Ей не нужны подарки, не нужны поздравления. Ей нужны мама, папа, брат, сестра и дядя! Ну хотя бы Ичи, которого вечером опять дома не будет. Их квартира рассчитана на двоих, но там пусто, всегда пусто, только ночью брат приходит совершенно изнурённый, падает на кровать, не раздеваясь, а утром встаёт раньше неё, чтобы успеть принять душ и переодеться. Канкуро над чем-то размышляет и тыкает её в бок карандашом. Через одежду не очень больно, но всё равно неприятно. — Мы скоро уже заканчиваем. Хочешь, я поговорю с Баки-сенсеем, чтобы твоего брата отпустили пораньше? — А получится? — недоверчиво спрашивает Накику, не поднимая глаз. Но слёзы уже высохли. — С чего ему тебя слушать? — Баки нас тренирует, потом станет нашим сенсеем. Я не обещаю, но могу попробовать. — Это хорошо, что не обещаешь, — говорит Накику, вспоминая что сказала Сасори в той пещере. Глупая, надо же было ляпнуть такое! — Тебе с этого какая польза? — Ты во всём ищешь подвох? — А ты нет разве? — удивляется Накику и поднимает взгляд на ухмыляющегося марионетчика. Ясно, Канкуро просто манипулирует ей. — Я позову Темари и Гаару. Мелкому будет полезно немного проветриться. Отца нет в деревне, так что никто не узнает. Можем отпраздновать во дворце, мы с Темари в её прошлый день рождения нашли неплохое местечко. — Я вас не приглашала! — возмущённо цедит Накику. — Нет, это я тебя вообще-то пригласил, — веселится Канкуро. — Когда ещё побываешь в дворце Казекаге? Но будешь мне должна, ясно? На, держи. И не реви больше. Он протягивает ей какую-то несуразную куклу, выструганную из дерева. То ли птичка, то ли крокодил с крыльями — непонятно. Глаза у неё тоже страшные: в чёрных провалах блестят бледно-зелёные мутные камешки. — Это мне? — Тебе, тебе, страхолюдина, — смеётся Канкуро. — У тебя, кстати, похожий взгляд, представляешь? Когда я тебя схватил, ты так на меня зыркнула, думал, ёкай в тебя вселился. Это твой кеккей-генкай? Кику пожимает плечами, но тихо улыбается, крутя в пальцах птицекрокодила. Возможно, ей стоит подумать над тем, чтобы попросить его о тренировке. Марионетчица — не самый плохой выбор, Суна должна оценить.Суна. 20 января, 10 лет после рождения Наруто.
Vanessa Paradis — Il y a
+++
Бывшая советница Чиё забирает Кику из академии под своё крыло. Никаких тестов, кроме теории, Накику не проходит, но ей всё равно дают чунина за непонятные заслуги. Йондайме лично вручает приказ с печатью и впервые смотрит на неё без брезгливого равнодушия, словно внезапно вспомнил, что был неплохо знаком с Момиджи. Они не дружили, конечно, но отец Гаары часто пользовался услугами её отца. — Ты же хотела углубиться в яды? — ворчит мерзкая старушка, нарезая круги вокруг замершей на стуле одиннадцатилетней девчонки. — И в команде работать не любишь. Я найду, куда тебя пристроить. — А кто тут любит? — Кику пожимает плечами. Ни от одного из одноклассников она не заметила подобного рвения. И тем более от Сабаку, хотя, стоит отдать им должное, дети Четвёртого вполне слаженно функционируют вместе. Как и говорил Сасори, она — всего лишь ресурс для Суны. Не больше и не меньше. — Твой брат. Но он не умеет зажигать инка. Кику навостряет уши. Она уже поняла, что у неё есть что-то, какая-то способность, отличающая её от родителей и Ичи. Такая была у бабушки Риры, но та погибла за год до трагедии в Росоку и не рассказывала внукам о своём кеккей-генкай. Куда охотнее по-юному озорная куноичи делилась историями о многочисленных путешествиях. — У меня тоже мало информации. Постарайся, если хочешь развиваться. Надеяться придётся только на себя. Кику и так давно надеется только на себя. Мать живёт в своём мире, а брат после выпуска стал чаще пропадать за стенами деревни, чем внутри. С семьёй Казекаге тоже не всё так просто. В основном из-за Гаары. Хотя на самом деле из-за его отца. Хочется ли ей развиваться? Если честно, Кику не может ответить на этот вопрос. Она хочет знать правду: почему на них напали, почему вырезали семью? Она уже поняла, что убийцы из коноховского клана Учиха, но это знание не приближает её к разгадке. И не объясняет, почему её в тот день не заметили. Говорят, Учих самих больше нет, всех поголовно вырезал молодой Анбу, старший сын главы клана. Оставил в живых только младшего брата. Семи лет от роду. Ей тоже было семь. Какая ирония. Оказывается, Учихи убивают и сами себя. Этот малолетний убийца мимоходом и даже не подозревая об этом, отомстил за неё. Только Кику не знает, что чувствовать, поэтому запихивает противоречивые эмоции поглубже, на потом. На когда-нибудь. Она ведь не знает, кто именно причастен к нападению на Росоку, до уничтожения клан был многочисленней её семьи раз в десять, если не больше. Старейшины и Анбу провели тщательное расследование, когда Ритсуми прибыли в Суну. Нашли они что-то или нет в поместье — семью не оповестили, а файлы отправили в секретные архивы. Пылиться свитками в слепой темноте, прямо как на полках её памяти. Ей уже почти не снятся жемчужно-белые волосы Широгику. Почти не снится тёплая улыбка дяди. Чиё доверяет подопечной дневник Фуюдзора Риры. До замужества баа-чан была последней, кто носил в этом мире фамилию Шинпи. И последняя хранила их кеккей-генкай. Всё это Накику узнаёт из бесстрастных строчек, выведенных на удивление аккуратным почерком — насколько Кику помнит, бабушка не очень-то любила писать. Как оказалось, не так уж много Кику знала о своей семье. В отличие от элиты Суны. Когда записи и зарисовки изучены вдоль и поперёк, Накику подходит к зеркалу и впервые — осознанно — пытается призвать дрожащий тусклый огонёк внутри себя. Приказывает инка зажечься и вести, направлять. К солнцу или в трясину — не так уж важно. Спрятать от чужих глаз и силуэтов, бродящих поблизости. Говорят, ониби любят появляться рядом с ёкаями и Кику охотно верит — мир окрашивается в тревожные сероватые тона, как и радужка её глаз, а зрачки вспыхивают зеленоватым потусторонним пламенем. Где-то в соседней комнате горит красноватое пятно — Чиё. Направляется к ней, но, приоткрывая дверь в комнату, недоумённо оглядывает пустое помещение. Чешет голову и, доставая из ящика комода уже знакомый Кику альбом, присаживается на кровать. — Молодец. Кику вздрагивает, и болотный огонёк гаснет, растворяется в потоках чакры. — Ты же не думала, что я забуду о том, что ты весь вечер торчишь в моей спальне? До этого тебе ещё работать и работать! Завтра в расписании яды, так что для занятий с инка ищи время сама. И я попросила Эбизо подтянуть твои навыки с оружием в воскресенье. — После рыбалки, — понятливо хмыкает Накику, уворачиваясь от дневника, которым Чиё ничтоже сумняшеся запускает в протеже. — Рот закрой, нахалка. Тебе ещё хенка осваивать. Жаль, что мне досталась ты, а не Рира. Эта хоть талантлива была и знала чего хотела. Кику даже не обижается. Но Чиё не собирается рассказывать ученице о знакомой-незнакомой бабушке. Она открывает альбом и хлопает по матрасу рядом с собой. Почему-то с Накику, и только с ней, Чиё любит вспоминать былые времена. И Сасори. Накику, конечно, не говорит ей правды. Не упоминает его имя в Суне — всуе — как он и просил.