Страна Огня. 1 июля, 13 лет после рождения Наруто.
Jamie Campbell Bower — I am
+++
Дальше Леса Смерти Накику не собирается проходить, у неё другое задание. Сокомандников она своих даже в лицо не знает, а ранг чунина у неё уже и так есть. Незаслуженный и, честно говоря, не такой уж официальный, разве что для Суны. Ну и плевать. Выбраться незамеченной с арены сложно, к тому же через три дня ей нужно также незаметно вернуться обратно. Её способности для плана Казекаге в Конохе не пригодятся, а Чиё-баа-сама надеется на то, что её протеже удастся проверить беспокоящий бывшую старейшину слух. Она строго-настрого приказала Кику не приближаться к внуку, кому, как не ей знать, насколько Сасори стремителен и смертоносен. Она только хочет знать, если тот и правда на территории страны Огня, если тот всё ещё странствует за неведомыми целями в гордом одиночестве, пополняя коллекцию и собирая на своём пути тёмную жатву. Чиё не раз показывала Кику фотографии Сасори: в детстве, в академии, даже есть кадр, на котором ему лет пятнадцать, сделанный практически за пару дней до его ухода из деревни. Накику разглядывает их с любопытством и затаённой тоской, но не рассказывает старушке, что она и так знает, как он выглядит. Не сильно, но изменился с тех пор, как в последний раз закрыл за собой дверь отчего дома. А сейчас ему уже около тридцати; наверняка, и вовсе возмужал. Наставница думает, что Кику интересуется ядами, чтобы позже пойти на специализацию меддзюцу. Ирьёнин из Кику не вышел бы, в отличие от брата: терять своё время на спасение чужих жизней ей теперь не интересно, да и усидчивости не хватает. Это в семь она смотрела на красноволосого спасителя, как наивный ребёнок, которым и являлась тогда. Сейчас она знает, что ей с братом просто феерически повезло, что кукловод почему-то не захотел выпотрошить их и превратить в очередные пешки своей бессмертной коллекции. Хотя чем они могли быть полезны? Разве что дополнить стаю крыс, напичканных отравленными сенбонами. Просто время не захотел на них тратить, а то, что ей привиделось участие в его словах и жестах — так, может, и правда привиделось. Может, в той пещере она отравилась токсинами от какой-нибудь из его марионеток. Кику останется разведчиком, но яды — это тонкая нить, которая её связывает с мастером марионеток. Привиделось или нет, она не может выкинуть образ печального юноши из головы, а так хочется. Он приходит к ней ночью во снах, смотрит с портрета на стене, который по утрам Кику надёжно прячет, чтобы никто, не дай Ками-сама, не нашёл. Она уже знает, что не сдержит своё обещание, данное четыре года назад — реальное или выдуманное — не вернёт скорпиона обратно в родную нору, как бы ни пыталась. Но никто ей не запретит хотя бы понаблюдать издалека и принести Чиё-баа столько долгожданные ею вести. Накику не ожидает, что на полпути к месту назначения Сасори сам её находит. Когда куноичи приходит в себя и пытается вспомнить, в какой момент просто вырубилась, даже не отразив опасности или слежки (замечательный из неё шпион, утешает только, что целые деревни проигрывали такому оппоненту), то замечает прямо перед собой широко распахнутые серые глаза с отблесками тревожного алого оттенка. Но она не чувствует на лице дыхания, а ведь он так близко. Кончик по-детски аккуратного носа почти касается её собственного. Совершенно не изменился за шесть лет, даже будто помолодел. Кику пока жива, но тело парализовано — то ли от яда, то ли от тугих путов, которыми надёжно стянуты её руки и ноги, то ли просто от животного страха. — Тебя Чиё послала? — несмотря на настороженный вид, тон Сасори равнодушный и скучающий, который ей бы так хотелось скопировать самой. Вопрос, честно говоря, звучит скорее как утверждение. Уверившись, что пленница пришла в сознание, Сасори отодвигается, открывая взор на тёмные каменные своды, почти лишённые освещения. Не похоже на то место, где она впервые его встретила, но это тоже пещера и, кажется, со следами рукотворного вмешательства. Не в своё же убежище он её притащил?! — Я… — Кику хрипит, не зная, что сказать. И стоит ли что-то говорить. Он ведь не… — Я помню тебя, — Сасори, в отличие от неё, очень терпелив, когда дело касается работы, и очень наблюдателен. Запоминает всё до мельчайших деталей. Правда, терпение не распространяется на все другие аспекты его жизни, так что набедренный чехол он с неё срывает неожиданно резким движением. — Если ты сама сделала эти противоядия, то похвально. Не боишься пойти моим путём? — Не боюсь, — выдавливает Накику. Нет, она не этого боится. И даже не его самого, честно говоря. Сасори это чувствует и с любопытством наклоняет голову вбок, этот жест она у него помнит. Таким он кажется совсем невинным. Накику боится своих чувств и мыслей. Своих нелепых, наивных желаний. — Скажешь ей, что ты меня не нашла, — инструктирует отступник, неторопливой походкой обходя помещение. Кику с трудом поворачивает голову и, привыкая к рассеянному свету, различает вокруг очертания деревянных заготовок и даже рабочего стола с инструментами. Запах стоит, словно кого-то поблизости законсервировали по частям до лучших времён, что, конечно, скорее всего так и есть. Сасори хватается за лежащий на столе нож, задумчиво откидывает его в сторону и, присаживаясь рядом с ней на полу, невозмутимо продолжает. — Не вздумай проболтаться, что вообще меня видела. — Ты меня отпустишь? — Накику старательно пытается замаскировать удивление, ещё старательнее пытается не смотреть на него. Выкать она ему тоже не будет, он едва ли выглядит намного старше, хотя Ритсуми прекрасно знает его настоящий возраст. — А ты хочешь остаться? — У тёмно-серого плаща, в который облачён нукенин, высокий воротник, и губ его не видно, но Кику по голосу различает, что тот ухмыляется. — Нет. — «Да». — Я так и думал, — он кивает головой, и Кику может только догадываться: понял или нет? Бред конечно, у Накику в Суне — Ичи и Темари, Гаара и Канкуро, Чиё и даже мать какая-никакая. Конечно же, она хочет вернуться, желательно, целой и невредимой. — Почему? Ответ она не слышит, опять проваливаясь в беспамятство. Просыпается уже в Лесу Смерти, надёжно скрытая от глаз тривиальной, но вполне действенной маскировкой. Команду свою она искать не собирается, ей всё равно, заполучили они свиток или нет. Сдаться бы прямо сейчас, но, наверное, лучше потратить оставшиеся дни выдумывая правдоподобную историю для Чиё-баа, да проследить за другими командами — на всякий, вдруг пригодится. Кику поднимается, разминая затёкшие конечности, и машинально проверяет, на месте ли набедренный чехол. Среди склянок заготовленных противоядий она чувствует пальцами шероховатую деревянную фигурку.Коноха. 2 июля, 13 лет после рождения Наруто.
Shuntaro Okino - Cloud Age Symphony
+++
Им приходится разделиться. Аикава-сенсей их убьет, думает Акеми, но спорить смысла нет: Аичиро ранен, Каю придется остаться с ним, чтобы довести до безопасного места, а ей надо сделать так, чтобы с ними все было в порядке. Она делает глубокий вдох, оглядываясь в ту сторону, где оставила мальчишек. Все будет хорошо, убеждает она себя, они справятся со всем, даже если и не пройдут в чунины. Самое главное же выжить, верно? Аикава-сенсей предупреждала, что будет нелегко, но теперь Акеми понимает, что она не была с ними до конца откровенна и честна. Будет не просто нелегко, а сложно настолько, насколько еще никогда в жизни не было. Акеми кажется, что ни одна миссия не сравнится с этим экзаменом — С-ранг, все же, остается чем-то совсем не страшным, здесь же, на экзамене, она не может избавиться от легкой дрожи в пальцах. Она останавливается у ручья, приседает на корточки и умывает лицо холодной водой, стараясь успокоиться и собраться. Ей всего-то нужно сделать ложный след, а потом спрятаться, спокойно уйдя к месту встречи. Это не самое сложное дело, и уж точно не что-то, с чем она могла бы не справиться, в конце концов, все ее предки были шиноби, и если они были в состоянии сражаться, то она точно не может проиграть. О том, чтобы сдаться, и речи не идет. Акеми встает на ноги и вдруг прижимается к земле, пригибается, когда мимо нее пролетают сюрикены. Рука сама собой тянется к кунаю, и это ее ошибки — иглы, ей нужно в первую очередь доставать иглы, потому что кунай означает ближний бой, а допускать его ей нельзя. — А, девчонка, — почти разочарованно тянет появившийся на полянке шиноби. Акеми щурится, рассматривая его, и узнает: это тот самый из Песка, один из той страшной троицы, к которой ее привел Яхико, когда Конохомару угораздило влипнуть. Она помнит, что с ним была светловолосая куноичи постарше и рыжий мальчик со странной бочкой на спине. — Я думал, что добыча будет более внушительной. — Я не добыча, — огрызается Акеми, продолжая присматриваться, но немного расслабляется, видя, что он не собирается атаковать. Неделю назад он выглядел куда более угрожающим, а сейчас, кажется, занят своими собственными делами. — А ты точно не охотник. — Почему же? Я вполне могу на тебя поохотиться… хотя нет, скучно будет. — Походка у него вальяжная, он ведет себя так, будто бы Акеми не представляет для него никакой угрозы. Она растерянно замирает, когда он, продолжая ухмыляться, проходит мимо нее к воде. Кунай, чуть подумав, она просто начинает крутить в руках и встает на ноги, с грустью признавая, что в самом деле ему бояться нечего. Что бы кто ни говорил, а оценивать свои возможности Акеми в состоянии. — Тратить на тебя чакру не хочется даже. — Спасибо, наверное, — бормочет она, наблюдая за тем, как песчаник пытается зачерпнуть воду ладонью и выпить так, чтобы не смыть краску на лице. — Постой… вот, так удобнее будет, — Акеми срывает широкий лист у воды и ловко сворачивает его в подобие чашечки. — Меня зовут… — Имя-то твое мне зачем? — После недолгих раздумий он берет лист в руки и с его помощью пьет. Акеми неловко пожимает плечами и смотрит в сторону. Ей показалось, что раз они говорят, то можно и представиться, а теперь она чувствует себя глупо за эту мысль. Они же не друзья никакие, не могут ими даже быть, потому что у Суны и Конохи слишком сложные отношения. — Что за игрушка? — В смысле? — Она смотрит на кунай и ойкает, когда его беспардонно вырывают из ее рук. Стоять перед кем-то, кого можно назвать врагом, безоружной ей совсем не нравится. Она пытается дотянуться до него, но ее грубо толкают в плечо, заставляя отшатнуться на пару шагов. — Эй, отдай! — Кто так точит? Лезвие тупое. Тебе в академии еще сидеть надо, а не здесь пыжиться. — В голосе песчаника звучит такая насмешка, что Акеми разом и злится, и пунцовеет от стыда. Да, ей правда надо было лучше подготовиться, но это только один, другие-то у нее нормальные! — Убьешься же. Песчаник смотрит на нее, силяющуюся найти какой-то умный ответ, чтобы заткнуть его, и выкидывает кунай в воду. Быстрое течение тут же уносит оружие под беспомощным взглядом нерадивой хозяйки. Ладно, это никакая не ценность, но как можно вот так распоряжаться чужими вещами?! — Хочешь выжить, возьми этот. — Ей в ладонь ложится перетянутая тканью рукоять. Она удивленно смотрит на новый кунай, прекрасно видя даже без проверок, что он очень острый. Ей так и хочется потрогать его кончиком пальца, но тогда ее этот парень точно засмеет. — Если вдруг дойдешь до следующего этапа, то лучше сразу сдайся, мелочь бестолковая. Одна у ручья Акеми остается неожиданно. Она даже сказать ничего не успевает, так и замирает с чужим кунаем в руках, кажущимся ей тяжелее собственного. Если ее команда дойдет до конца, то, кажется, сдаться ей будет правильнее всего. Она совсем не уверена, что сможет выстоять против кого-то из тех, кто принимает участие в этом экзамене.