Суна. 9 декабря, 13 лет после рождения Наруто.
Coldplay — Speed Of Sound
+++
Канкуро не думает об Акеми большую часть времени. Во всяком случае, если он и ловит себя на мыслях о ней, то она проскальзывают в его голове шустрыми ужами, которых никак не поймать за хвост. Он не считает чем-то стоящим внимания то, что запоминает даты, в которые она со своей командой должна быть в Суне. Никак не отмечает он, что в его мастерской появляются какие-то лишние вещи: цветистая подушка, вязаный плед, кислые карамельки в жестяной баночке и прочие мелочи такого рода. Не важным он считает и то, что привыкает к ее присутствию в поле его зрения и радиусе слышимости. Канкуро не скучает по ней, хотя и находит те дни, которые она проводит с ним, более насыщенными на события и интересными. Так или иначе, она всего лишь глупая девчонка из Конохи, забавная, конечно, но не более. Интересно только сколько она проживет, прежде чем станет очередным именем, высеченным на мемориальном камне ее деревни. Мысль эта неприятно режет, от нее появляется странное, скребущее на душе чувство, но Канкуро старается все это игнорировать. У Акеми хватает тех, кто должен переживать за нее, а у него своих дел полно — вон, тот же Гаара, учащийся быть человеком, требует к себе внимание, и это уже не говоря о самых простых заботах. Он работает над своими куклами и над собой, старательно растет как шиноби и еще находит время на развлечения. Темари закатывает глаза, когда впервые чует от него запах алкоголя, а Баки на следующее утро устраивает ему такую тренировку, что от нее у него потом все тело ноет. — Тебе надо быть серьезнее, — говорит сенсей Канкуро после того, как потратил в очередной раз несколько часов, чтобы безжалостно погонять своего ученика. — И меньше отвлекаться. Мне не нравится, что ты забиваешь голову всякими глупостями. — И чем я ее забиваю? — опираясь ладонью на колено и с трудом переводя дыхание возмущается Канкуро. — Я на себя-то время не имею! Да все вечером куда-то ходят, когда свободны, и не одни. С каких пор нам запрещено жить? — Я не о твоих забавах, — отмахивается от него Баки, наблюдая за тем, как натягиваются нити чакры, и Карасу с Куроари приходят в движение. У Канкуро все лучше и лучше получается управлять ими двумя вместе, еще немного и он сможет одновременно использовать в бою трех кукол. Он действительно талантлив, но этот талант нужно постоянно развивать. — Меня беспокоит, что куноичи Листа зачастили к нам, а ты этому и рад. — Я рад? Где я рад? — удивляется Канкуро, непонимающе глядя на Баки. На его лице сегодня нет краски, поэтому эмоции видны как никогда хорошо. — К тому же, мы разве не друзья теперь? — Эта дружба может закончиться в любой момент, а знания, полученные твоей рыжей подружкой, останутся с ней. Их вернуть уже не получится — кто знает, что будет завтра? — Это пока деревни старательно налаживают отношения и демонстрируют огромное рвение заключить по-настоящему нерушимый союз. Звучит все, конечно, прекрасно, но Баки не вчера родился, чтобы безоговорочно верить благоприятным прогнозам. Ожидая что-то хорошее, лучше всего на всякий случай готовиться и к худшему. — Ты слишком близко ее подпускаешь к себе. — Она мне не подружка, — тут же ощетинивается Канкуро, задетый за живое то ли подозрениями в собственной глупости, то ли тем, что Баки считает Акеми угрозой. Да что эта девчонка может ему сделать? Ладно бы он такое говорил про Накику и ее брата, те с самого начала были непростыми, а он про эту заладил! — Ничего она не сделает. Да и что она знает-то? Сколько у меня кукол? Канкуро хорохорится, но врет. Акеми, понимает он, знает куда больше, чем должна. Она наблюдает за ним, задает ему вопросы, даже тренируется с ним, когда у него особенно хорошее настроение. Она в самом деле пробирается слишком близко, устраивается рядом с ним так, что он чувствует тепло ее тела. Это плохо, понимает Канкуро, признавая про себя правоту Баки. Один раз Суна уже доверилась чужаку, что стоило жизни их отцу и едва не стало их погибелью. Меньше всего он хочет, чтобы из-за его глупости и самонадеянности кто-то пострадал. Разговор с Баки вселяет в него сомнения, которыми ему не с кем поделиться. Темари не поймет его, еще и отлупит за то, что он тратит время и силы на такие бессмысленные и глупые рассуждения. Она велит ему научиться думать своей головой и анализировать происходящее, а не слепо хвататься за чьи-то слова. С Гаарой он тем более не может поговорить, потому что младший брат не только мал, так еще и не знает ничего о нормальных человеческих отношениях. Можно было бы еще найти Накику, но нет, просто нет. В конечном итоге, когда Акеми в следующий раз оказывается в Суне, Канкуро ее игнорирует. Он говорит с ней сухо и без интереса, не смотрит на нее и не пускает в мастерскую. Он видит, как расстраивается девочка, но запрещает себе жалеть ее. Баки прав — они могут быть сколько угодно союзниками, но это не делает их друзьями. Если будет стоять выбор между деревнями, то каждый выберет свою и не упустит возможностью воспользоваться любой слабостью соперника. Акеми бы лучше самой это понять, а не таскаться за ним с грустными растерянными глазами. Канкуро даже жалеет, что у него как никогда нет миссий, чтобы сбежать из Суны. В один из дней он не находит Акеми у дворца Казекаге и не видит ее около мастерской. Он совершенно случайно замечает ее с Накику у одной из рыночных лавок. Ему нужно купить краски, только за этим он и вышел, а не из-за странного беспокойства. — Ты не знаешь, я не могла его обидеть? — Голос у Акеми тихий, чтобы расслышать ее Канкуро приходится прислушиваться. — Просто, ну, вы с ним тут. Мало ли, он что-то говорил… — Ты не ломала у него ничего в мастерской? — Накику говорит первое разумное, что приходит ей в голову. Да, к своим вещам Канкуро относится очень бережно, мало кому позволяя к ним прикасаться. — Нет, что ты! — тут же мотает головой Акеми. — Я один раз подумала, что сломала Карасу, но обошлось! — Карасу? Как ты вообще оказалась с ней? — Канкуро поднимает ворот рубашки повыше и подходит ближе. Ему этот разговор отчего-то становится очень интересным, хотя ничего такого в нем и нет. — Канкуро разрешил. Он пробовал учить меня, но не получилось, — вздыхает Акеми, пальцами касаясь какой-то безделушки на прилавке. Канкуро щурится, присматриваясь к ней: браслетик из красной нити и пары бусин, в Суне подобные любят. Кажется, каждый камень имеет какое-то значение, но символикой он никогда не интересовался. — Я просто не понимаю. Если я его обидела, то он же должен сказать чем. — А потом? — Накику смотрит не на товары торговцев, а на Акеми. Канкуро тоже кидает осторожный взгляд на рыжеволосую девочку, косынка с волос которой успела сползти. Ей бы панамку лучше, с тем насколько она вертлявая, а не платок на голову. — Узнаешь и что? — Извинюсь, — просто и бесхитростно отвечает она. Канкуро отворачивается от них, спеша слиться с толпой. Ему не хочется, чтобы его видели, потому что тогда придется объясняться, ведь Накику не поверит в то, что он ничего не услышал. Из-за подслушанного разговора ему становится не по себе: Акеми действительно расстроена и не знает, что делать. Он думал быстро отвадить ее, уверенный, что она, недолго думая, переключится на кого-то еще. В конце концов, не может же ей быть настолько с ним интересно и весело, чтобы долго страдать. Вместо этого она киснет, прося советов в надежде, что это поможет ей с ним помириться. Канкуро еще какое-то время плутает по рынку, но возвращается в мастерскую без красок, зато с браслетом в бархатном мешочке. Он долго вертит его в руках вместо того, чтобы заниматься чем-то полезным. Все попытки взять в руки инструменты ничем не заканчиваются, потому что настроения на работу у него нет. На тренировку тоже, и Баки, заглянувший в мастерскую своего ученика, находит ее пустой. Позже он видит его с рыжеволосой куноичи Листа у резиденции Каге и недовольно качает головой, наблюдая за тем, как девчонка смеется и тянет Канкуро за рукав. Баки прав, но к его словам можно не прислушиваться. Все имеют право на пару-тройку слабостей.СУНА. 9 декабря, 13 лет после рождения Наруто.
Stray Kids - 피어난다 (Waiting For Us)
+++
Спустя месяц после знакомства Накику с удивлением замечает, что по привычке вылавливает взглядом в толпе рыжую макушку. Прошло уже достаточно времени, но союз всё ещё держится, а ниндзя Конохи уже не воспринимаются жителями Суны как нечто экзотичное. То тут, то там, на ярмарке, на улицах, во дворце серебрятся протекторы Листа; чьи-то лица мелькают чаще, чьи-то реже. С некоторым сожалением Накику констатирует, что Хьюги среди них нет: он вроде как не разболтал её секрет, при этом, ей подсознательно всё же хочется, чтобы замеченный ею интерес спровоцировал его на личные вопросы. Она не представляет что конкретно он мог спросить и что бы она ответила, но всё равно мысленно готовится к диалогу который, возможно, никогда не состоится. Они ещё пару раз сталкивались в Суне, но контакт ограничивался кидаемыми друг на друга украдкой взглядами. Проницательная Чиё, сопровождавшая ученицу, тоже заметила безмолвные гляделки, и во избежание нотаций со стороны бывшей старейшины, Кику пришлось резко включить полный игнор. Кику всё реже навещает мать, впрочем, от её визитов той не становится лучше, да и сама куноичи не видит смысла сидеть в траурной тишине больницы. Ташика живёт в придуманном мире, где её любимый муж с ней, трое детей счастливы и беззаботны, а ласковое солнце и бирюзовое море окружают цветущий сад и виллу белого мрамора. В реальности палата потеряна среди золотистых песков, а уцелевшие дети почти забыли пейзажи райского острова. После рассвета Накику заставила себя впервые за месяц заглянуть к матери, но теперь не знает, было ли это хорошей идеей. Немного поднимает настроение несуразный глиняный горшок с кактусом на подоконнике по возвращении домой. Его определённо притащила Акеми в подарок от блондинки Ино Яманака, чья семья содержит цветочный магазин. Смешно: обычно это они дарят кактусы, коих в стране Ветра в изобилии. Рыжая всё-таки находится в толпе, уже самостоятельно тараня путь сквозь ниндзя и гражданских к старшей подруге. Накику вроде бы и привыкла, но всё равно вздрагивает, когда бледные руки обвивают её вокруг талии и чужое бедро игриво подталкивает её собственное. Акеми рада, но на её открытом лице всё равно ясно читается обеспокоенность. — Канкуро не видела? — тут же выпаливает куноичи Листа и безудержно краснеет, коря себя за поспешный выпад. Кику понятливо ухмыляется, пряча ухмылку в наброшенной на голову накидке. Сегодня солнце особенно безжалостно. Она и для Икимоно захватила платок. Забирая под светлую ткань непослушные рыжие волосы, Ритсуми и злится и понимает эту глупую куноичи. Разве ей стоит судить наивную девчонку, проявляющую интерес к марионетчику? Разве она сама не попалась в ту же самую ловушку другого кукловода семь лет назад? И до сих пор нет-нет, да вспомнит об изящных запястьях и смертоносных движениях рук. Ей стоило бы поговорить с Канкуро, но это не её дело. Сами разберутся, да и бесполезно. Он ведь к ней не прибежал за советом. И к Ичи тоже, иначе брат уже давно бы разболтал. — Ты не знаешь, я не могла его обидеть? — куда тише интересуется рыжая, не поворачивая головы и позволяя знакомой рассеянно пытаться соорудить причёску. Сама она бездумно вертит в руках какую-то безделушку с ближайшего прилавка. — Просто, ну вы с ним, тут. Мало ли, он что-то говорил… В голосе рыжей столько надежды, что Кику против воли закатывает глаза, размышляя над тем, что лучше ответить. Её собственные мысли заняты совершенно другим человеком, но Ритсуми бы соврала, если бы сказала, что проблемы мелкой из Листа её совсем не касаются. Успела прикипеть, да и Канкуро почти что семья. — Ты не ломала у него ничего в мастерской? — спрашивает Кику первое пришедшее на ум, оставляя себе время для раздумий. Конечно, Канкуро трясётся над своими марионетками, но если уж пустил в святую святых, то отдавал себе отчёт в последствиях. — Нет, что ты! — Рыжая мотает головой и Накику с неудовольствием понимает, что сооружение из платка и волос растрепалось и надо всё начинать заново. Краем глаза она ловит чьё-то осторожное движение сбоку в отдалении. — Я один раз подумала, что сломала Карасу, но обошлось! — Карасу? Как ты вообще оказалась с ней? — Канкуро разрешил. Он пробовал учить меня, но не получилось, — вздыхает Акеми, всё ещё теребя в руках красную бижутерию начинающего странно на них коситься ремесленника. Кику поспешно и аккуратно зажигает инка, стараясь охватить больший радиус действия, и осторожно оглядывается, проверяя сработало ли. — Я просто не понимаю. Если я его обидела, то он же должен сказать чем. — А потом? — Кику резко отстраняется и заглядывает в медово-карие широко распахнутые глаза. — Узнаешь и что? Она и себе задаёт такой же вопрос. Зачем ей, собственно, вообще разговаривать с Хьюгой? Иногда застрять в волнительном ожидании куда лучше, чем получить разочарование в ответ. Возможно, интерес к собственной персоне она придумала себе сама, а светлоглазого носителя бьякугана вообще не колышет её кеккей-генкай. В конце концов, в Конохе их таких особенных пруд пруди, не то, что в Суне. И откуда ему вообще знать, что по семейной легенде, вычитанной в дневнике Риры-баа, их геномы связаны? — Извинюсь, — просто и бесхитростно отвечает Акеми. Накику с трудом сдерживает желание встряхнуть мелочь как следует. Она даже не знает, если виновата, а уже готова идти на поклон. Кажется, они все там немного пришибленные в Конохе. Только Хьюга уж слишком выбивается из общей массы. Кику уже тянет руку, чтобы щёлкнуть мелкую по лбу, но вместо этого указательным пальцем разглаживает тревожную складку над её переносицей, аккурат между медных бровей вразлёт. — Подожди, — советует она донельзя серьёзным тоном. В одночасье не привыкнуть к тому, что всё, кажется, постепенно двигается к лучшему. — Дай нам время. Кому «нам» она не уточняет, но Акеми вроде как и сама догадывается. В тот день на ярмарке они покупают восхитительные парные песочные часы.