Коноха. 10–12 октября, 16 лет после рождения Наруто.
Shawn Mendes, Camila Cabello — Señorita
+++
Накику стоит, вытянувшись в струнку и спрятав по привычке нижнюю часть лица в высоком отвороте свитера. Ей кажется, она даже не мигает, как и сидящая напротив Пятая, и даже запрещает себе огромным усилием воли нервно оттянуть длинный рукав. Тсунаде пугает Ритсуми до усрачки, даже по прошествию того времени, что Кику живёт в Конохе. Она до сих пор не понимает, зачем Гааре потребовалось её продавать — иначе и не сказать — Листу, и зачем Пятой было соглашаться на эту сделку. Кику — хороший разведчик, но её способности всё ещё весьма посредственные, никакой ценности она на фоне клановых наследников Конохи из себя не представляет. Её дедушка с бабушкой, правда, сами родом отсюда, но это явно не уважительная причина. В конце концов, Ритсуми позволяет себе проиграть в гляделки. Она знает, почему Хокаге вызвала именно её и почему отправляет на эту миссию в одиночку. Не хочет подставлять своих девочек, да и всем известно, что тренировки куноичи Песка намного жёстче. В стране Ветра рано готовят к тому, что иногда приходится делать на миссиях ниндзя женского пола. Только вот, вопреки распространённому мнению, готовят их психологически, не прибегая к сомнительным физическим актам с помощью силы. Так что, в отличие от Ако, в свои восемнадцать Кику — девственница. Хоть и не собирается сообщать об этом медику, по совместительству Каге, напротив. Миссия, мало того, что хорошо оплачиваемая, так ещё и без напарников. Кику, конечно, успела кое с кем скорешиться, но ей всё ещё непривычно взаимодействовать с теми, кто друг друга знает с песочницы. Да и, если не просчитается, всё должно пройти без эксцессов. Поэтому, выходя из кабинета всё также сверлящей её взглядом Хокаге, Кику радуется, что её не отправили на обследование и напряжённо размышляет. В дверях она сталкивается с командой номер семь и, вежливо кивнув Наруто, упорно игнорирует остальных двух членов. Сакуру она недолюбливает не только за взрывной характер, но и за Сасори. И за Чиё-баа. И за дурацкого Учиху, которого эти идиоты зачем-то хотят вернуть в деревню. Это неправильно, Накику знает, но ничего с собой поделать не может. Впрочем, ученице Пятой она тоже не по душе. Сай столь же ярко, сколь фальшиво улыбается, и говорить с ним сейчас у Кику нет никакого желания. Они и так постоянно сталкиваются в мастерской, не далее, как час назад виделись там, так что нет смысла снова здороваться. К тому же, он, видимо, уже успел сказануть что-то не то, получив от Сакуры предупреждающий удар локтём в бок. Ритсуми делает вид, что ничего не замечает. Жёлто-зелёными глазами она старательно сканирует коридор, вылавливая лениво прислонившегося к стене Генму. Ширануи ей с самого начала понравился, а позже как-то незаметно взял её под своё крыло с подачи его хорошего друга Мицури. Но просить лишить её девственности? Ей и так страшно и неловко, а признаваться в собственной слабости приятелю, который старше её на добрых десять лет — нет уж, увольте. Если он при этом сболтнёт что-то Чи-чану, невольно или намеренно, то о миссии можно забыть. И ладно бы только об этой. Если Гаара считал, что у самой Ритсуми синдром старшей сестры, то у Чиву-сенсея был синдром курицы-наседки. Уже от Чи-чана узнают и сокомандники… лучше яд принять, чем терпеть насмешки Хошиме и дерзкие ухмылки Тамкена. А ведь есть ещё влюблённая Яманака… Ладно, Генма отпадает. Никого больше в коридоре нет, и в мысли, против её воли, тут же лезут длинные каштановые волосы и бледное, безэмоциональное лицо. Их стоит гнать прочь, пока не пустили корни. Отношения с Неджи… сложные. Его мало что интересует, кроме миссий и тренировок с двоюродной сестрой. Хьюга со всеми, даже с собственными сокомандниками, держится на расстоянии. Кику, как никто, понимает это желание, так что и причин пытаться нарушить личное пространство не видит. Хотя иногда они проводят общие спарринги и даже могут вместе помолчать на их секретной полянке в лесу. При этом у Кику такое чувство, что они стараются переплюнуть друг друга то в равнодушии, то в язвительности. У неё самой, в общем-то, нет причин торопиться заводить отношения, тем паче, и не с кем, не сблизилась достаточно, чтобы о таком думать. Акеми, Ичи и семья Казекаге, естественно, не в счёт. Накику понятия не имеет, что вообще к ней по-настоящему испытывает наследник побочной ветви Хьюга, а влюбляться безответно — не в её правилах. Она уже до тошноты насмотрелась на бесконечные страдания Харуно, спасибо. А ещё сохранила дурацкую детскую привязанность к нукенину, который теперь уже официально мёртв. До мастерской Накику добирается пешком и очень тянет время, хотя идти-то тут минут тридцать медленным шагом. Ничего путного она за это время не придумала и теперь сомневается, стоит ли вообще забивать себе голову. Подумаешь, сексуальный маньяк-шиноби, обожающий мучить своих жертв. Не преступник же S-ранга. Хотя, и ей до этого самого ранга ещё расти и расти… Она и чунина-то в одиннадцать получила незаслуженно. А токубецу-джонина… Это даже не смешно. Если когда-нибудь дорастёт, если сможет придумать, как развить в себе забытые техники клана, особенно хенка… Надежда на это такая же призрачная, как найти себе мужа в Конохе. Который ей и не нужен вовсе. Тут и среди старшего поколения каждый второй не спешит связать себя узами брака. В мастерской она стягивает с себя тёплый свитер, тренировочные штаны, и, оставаясь в нижнем белье, критично рассматривает в зеркало. Накику не считает себя писаной красавицей, какой ей представляется Ино, но к своему возрасту она округлилась во всех нужных местах и, несмотря на небольшую худобу, ладно и пропорционально сложена. И она не такая мускулистая, как Сакура, ведь тайдзюцу — не её сильная сторона. Зато гибкая и стремительная, как и положено разведчику. Наверняка в баре можно поймать симпатичного парнишку из гражданских и без особого труда уговорить на совместную ночь без обязательств. Но Накику мутит от одной мысли, так что она берёт полотенце и со вздохом тащится в небольшую ванную комнату, спрятавшуюся где-то между кладовкой и единственной гостевой комнатой. Сенсей сегодня отсутствует на какой-то миссии неподалёку от деревни и ещё пару дней его не будет, так что хоть голышом ходи. Сай заглядывает в душ без стука, ничему не смущаясь, и Накику хочется, как в самый первый раз, когда она увидела его на пороге мастерской, захлопнуть дверь прямо перед любопытным носом. Отсутствие такта у этого парня просто вопиющее, впрочем, что взять с безэмоционального орудия убийства, коим его растили большую часть жизни. Конечно, последние месяцы он упорно пытается освоить психологию обычных смертных, главным образом с помощью Накику, но удаётся ему это с трудом пополам, а регулярные побои от Сакуры не способствуют тому, чтобы промытые мозги бедняги однажды встали на место. И он прилипчив, как банный лист. — Я слышал вас, — с ходу сообщает Сай с всё той же идиотской приклеенной улыбочкой, по которой ей самой уже хочется заехать кулаком. — Мы тоже завтра уходим на миссию. — Поздравляю, — равнодушно бросает Кику, поправляя полотенце на груди и проводя ладонью по запотевшему стеклу, чтобы хоть что-то разглядеть в клубах пара. — Мне зачем эта информация? Сай молчит и Ритсуми, не утруждая себя тем, чтобы отвлечься на сокомандника Наруто, уже второй раз за утро чистит зубы, а затем проходит мимо его застывшей в проёме фигуры на крохотную кухоньку. Ей определённо нужен крепкий кофе и полчаса тишины, чтобы привести мысли в порядок. Сай появляется в том же помещении аккурат к тому моменту, как она задумчиво глядит в окно и потягивает горький напиток. Смущаться она не будет, но и переодеваться перед ним тоже. Мокрые волосы, конечно, неприятно липнут к шее, но он ведь рано или поздно вернётся в главный зал, так что можно подождать лишних полчаса. Накику спрашивает себя, стоит ли делиться переживаниями с лучшей подругой, но почти сразу твёрдо решает, что не надо. Акеми не такая взрывная, как Сакура, но у неё точно будет пара претензий к Хокаге, а создавать неловкие ситуации в иерархии Конохи Кику бы не рискнула. — Могу помочь. Кику хмурится и переводит взгляд на сидящего напротив художника. Она не понимает, о чём речь, потому что оторвалась от реальности и не слушала, что там нужно этому бледному, как моль, парню. Ясно лишь, что он совершенно не собирается ни заниматься искусством, ни отчаливать в собственную квартиру. Дурацкой улыбочки на лице больше нет, и выглядит он непривычно собранным и проницательным. У Ритсуми мурашки бегут по коже, потому что его взгляд похож сейчас на взгляд Неджи, когда тот пытается просканировать её насквозь. Иногда Кику забывает, что несмотря на идиотское поведение, Сай не настолько прост, каким он кажется собственным сокомандникам. В конце концов, это же он первым заметил что именно происходит между Акеми и Канкуро. — Не стоит. — Она не станет переспрашивать, потому что ей вообще не хочется что-то обсуждать. Не допивает кофе, отправляя почти половину кружки в раковину, и уходит в свою-не свою комнату, демонстративно хлопая дверью. У неё есть весь день, чтобы собраться, весь вечер, чтобы решиться и вся ночь, чтобы осуществить задуманное. Если до этого дойдёт. И ещё утро, чтобы, если что, отыграть заднюю и отказаться от миссии. Но она, конечно, не откажется. Вдалеке в ответ противно скрипят несмазанные петли входной двери, и куноичи скидывает полотенце, снова безотчётно кидая взгляд в зеркало. Затем тянется к рюкзаку, который и так всегда собран. К вечеру Накику готова составить список предполагаемых жертв посягательств с её стороны, если бы могла вспомнить хотя бы три имени парней, которых знает в Конохе и которым могла бы доверять настолько, чтобы те не разболтали о сугубо деловом предложении. Она впервые чувствует себя настолько растерянной, что не может отвлечься, при этом злясь на всё подряд, начиная от собственных метаний, заканчивая программой психологической подготовки академии Суны. Она уже жалеет, что её в своё время не подложили под кого-то, авось и мозг бы сейчас ломать не пришлось. Накику отлично умеет справляться с последствиями своих и чужих выборов. Куда хуже ей удаётся совладать с тем, что творится в её голове тогда, когда выбор только предстоит сделать. Она не идеальный солдат, но ей так хочется, чтобы кто-то сейчас принял решение за неё. — Не передумала? — Чёрт возьми! — Кику подпрыгивает на кровати, машинально запуская раскрытым свитком в сторону окна. На бумаге одно-единственное имя. Никак не связанное с Конохой. Сай равнодушно скользит взглядом по кривовато выведенным иероглифам и, не задерживаясь, полностью втискивается в узкий проём. На нём сетчатая майка и лёгкие штаны в обтяжку. На краткий момент Накику зависает, с трудом веря в то, что подобный прикид водится в гардеробе художника. Она считает себя хорошим разведчиком, но, стоит признать, Саю и в подмётки не годится. Он даже не выглядит самодовольным, хотя как-то незаметно и быстро обезвредил все её хитровыдуманные ловушки под окном. — Тебе стоит научиться стучаться, — ворчит Кику, не делая попыток поднять свиток с пола. Всё равно он уже увидел всё, что там написано. — Чем обязана? — Ты, правда, не поняла? — растягивая слова, интересуется Сай, медленно подходя к кровати и усаживаясь на самый краешек. — Или играешь? — Играю? — Кику хмурит русые брови, и тут до неё наконец-то доходит. Наконец-то доходит, что ему надо. Ей бы покраснеть, возмутиться, истерично расхохотаться. Ну конечно, что ещё он мог подслушать у кабинета Хокаге? Вместо этого Ритсуми недоверчиво качает головой, расслабленно откидываясь назад. — Ладно, пошутили и хватит. — Похоже, что я шучу? — замешательство на его обычно невыразительном лице резко контрастирует с царящей там секунду назад самоуверенностью. — Похоже, что ты сам не понимаешь, что предлагаешь, — хмыкает Накику. У неё уверенности нет совсем, но показывать она этого не собирается. А вот поиграть всё-таки да; в игру под названием «кто лучше умеет маскировать свои мысли». Хоть в этом уж она должна его переплюнуть. Наверное. Но внезапно ей неуютно от того, что единственный источник света в комнате — настольная лампа с приглушённым тёплым излучением, не сильнее иного ночника. На улице давным-давно темно; утром ни свет ни заря ей предстоит отправиться в путь. Раз уж не нашла выхода, стоило хотя бы выспаться, но её и этой возможности лишают с глупыми, неуместными предложениями. Против воли, Накику всё же лениво скользит глазами по сидящему напротив шиноби, встречаясь в итоге с таким же настороженным, изучающим взглядом. Сай не урод, язык за зубами держать умеет, когда ему это выгодно. Только какая ему выгода с этой всей ситуации? — Ты же не серьёзно? — тянет Накику, уже читая в чернильно-чёрных глазах, что он убийственно решителен в своей настойчивости и способен предоставить убедительные доводы. С коротким цоканьем, в котором ей самой слышатся позорные нотки отчаянья, куноичи отворачивается к стене, с трудом подавляя желание скрючиться в позе эмбриона. У неё не хватает духу отослать его прочь, но она надеется, что он сам уйдёт, как утром, не дождавшись ответа. Слушать сомнительные аргументы этого странного парня она, во всяком случае, не собирается. Сай молчит и делает почти бесшумное движение, и теперь его тёплое бедро под тканью хлопковых штанов касается её спины. Вот бы сейчас Чи-чан внезапно вернулся с миссии и вышвырнул доморощенного искусителя. Кику лихорадочно пытается понять, когда её роль горе-соблазнительницы трансформировалась в роль почти сорванного плода. Хенка, одним словом. — Даю минуту на объяснения и вали, — сквозь зубы хрипло шипит Накику, напрягаясь всем телом. — Окно можешь не закрывать. Вместо ожидаемой лекции художник наклоняется, продавливая своим весом старенький матрас, и указательным пальцем легко проводит за едва скрытому золотистыми волосами ушком, отчего Кику вздрагивает и шумно вздыхает. Надо прогнать его. Надо было с самого начала показать, что она ему тут не рада, а не пытаться сохранять нейтралитет. Чёртов синдром старшей сестры; Гаара прав, она слишком жалостлива для Песка и на открытый конфликт идти не любит. — Я читал… — Книжку по психологии? — резко перебивает Ритсуми. — О, Ками, тебя надо внести в чёрный список посетителей библиотеки. — Ича-ича, — невозмутимо продолжает Сай, продолжая выводить замысловатые узоры на её коже. — И кое-что ещё. Накику с любопытством бросает на него взгляд через плечо: не о слащавых же романах Мицури речь? Пока никто, кроме Хошиме, не торопится пополнять аудиторию читателей сенсея. А, ну и Гай-сенсей ещё. — Ты мне нравишься, — смущённо признаётся парень. Но Кику неуловимо понимает, что не в том смысле она ему нравится, что о влюблённости Сай не знает ровным счётом ничего. Хотя, честно сказать, она недалеко от него ушла. — И мне кажется, я… тоже? Мы могли бы друг другу помогать. Ох, хорошо. Она теперь догадывается о ходе его мыслей. Саю нестерпимо хочется понять обычную жизнь подростка, хочется познать дружбу и взаимопонимание. Хочется выстроить собственные связи. Только сложно это сделать с вечно отсутствующим и легкомысленным Наруто, готовой чуть что раздать тумаков Сакурой и всеми остальными, которым до одинокого отщепенца и дела-то нет особого. Да, в этом они похожи. Накику только сейчас понимает, что в мастерской он, собственно, торчит постоянно только потому, что она его принимает. Не обращает особого внимания, не пытается специально взаимодействовать: честно говоря, относится как к полузасохшей бегонии в раздражающе покачивающемся над головой кашпо на кухне, но всё равно лениво здоровается каждый раз, как видит. Всё равно заваривает ему кофе по утрам. Всё равно, зевая, укрывает ночью покрывалом, когда он, забываясь в нахлынувшем вдохновении, засыпает на неудобном диване, нелепо свесив с подлокотника длинные ноги и уронив на пол скетчбук. А потом плетётся за ржавой лейкой и поливает чудом ещё не сдохшую бегонию. И опыта-то у него такой же абсолютный круглый ноль. Сай младше её на полгода-год, но Кику не сказала бы, насколько на самом деле велика эта пропасть в плане понимания реальности. И хочется ли ей брать на себя дополнительную ответственность за его душевное равновесие. Она прячет лицо в ледяных ладонях, позволяя себе впервые за долгое время страдальческий стон при свидетелях, ведь ей неохота думать, неохота говорить «да», но и «нет» тоже, потому что накорябанное на свитке имя — такой же мираж для её реальности, как вся эта абсурдная ситуация. И не теряет она ничего и, если вдуматься, безэмоциональный Анбу предлагает ей на удивление оптимальное решение придуманной ей же самой головоломке. Сай это решение нашёл ещё до того, как Накику начала его искать. Где-то в зале тикают стрелки настенных часов, Сай покорно ждёт, в какую сторону качнётся её собственный маятник, а рядом, как всегда, никого, кто может прямо сейчас дать ответ за неё. Поэтому, поворачиваясь к нему наконец-то целым корпусом и кладя руку на такую же холодную, как у неё ладонь, Кику устало и обречённо произносит одно-единственное слово. — Помоги. Она не знает, чего конкретно ожидать, не знает стоит ли торопиться. Сил на то, чтобы смотреть на лицо Сая, скрытое в полутьме, тоже нет. Ей вроде бы стоит, как старшей, проявить активность, но Накику медлит, а Сай — нет: стремительно цепляет за щуплое запястье и мудрёным движением заставляет её перевернуться, падая на кровать животом. Накику по привычке напрягается, снова подставляя ему беззащитную спину, теперь не по собственному желанию, но, к её удивлению, прикосновения тонких пальцев ей уже не чужды и не неприятны. Сай не делает ничего такого: приподнимает лёгкую льняную футболку, которую Кику когда-то нашла в пыльном шкафу Мицури и использовала в качестве ночнушки, и надавливает на слегка выступающий позвоночник. Он не советует ей расслабиться, и Кику благодарна, у неё бы не получилось. Слава Ками, нелепых неуместных комментариев от него вообще нет. Лёгкий мандраж заставляет мелко дрожать, сильнее, чем ощущение чужих рук на собственном теле, но выверенные, аккуратные и неторопливые движения в какой-то момент заставляют отвлечься и даже провалиться в лёгкую дрёму. До тех пор, пока Накику не чувствует мягкое прикосновение губ где-то между лопатками. Она тут же дёргается, но гибкое, стремительное тело наваливается сверху всем весом, а руки оказываются в плену над головой. — Мы так не договаривались, — сдавленно жалуется куноичи в подушку. — Мы никак не договаривались, — парирует Сай куда-то ей в шею, и его дыхание куда теплее по-прежнему морозных пальцев. Все волоски встают дыбом. — Раз не предупредила, теперь не жалуйся. Нервный смешок также заглушён тканью и набивкой; ей в голову приходит нелепая ассоциация: она для Сая просто очередная миссия, которую стоит успешно завершить. Часть её хочет высвободиться, перехватить инициативу и показать, кто тут на что способен, но эта часть не такая громкая, как та, которая шепчет отпустить в кои-то веки и посмотреть, что будет. Может, и до, собственно, вторжения, дело не дойдёт. Даже в мыслях звучит отвратительно. Только вот упирается ей в ягодицы что-то твёрдое, горячее, намекающее на продолжение. И жаловаться ей и вправду слишком поздно. «Ты хоть знаешь, что делаешь?» — стучит в висках, отвлекая от шуршания упаковки презерватива, который предусмотрительный художник, естественно, захватил с собой. Странно, что она сама не подумала о средствах контрацепции. Он явно готовился побольше неё, вон, в книжках вычитал и не растерялся. Шорох исчезает, но и ожидание затягивается. Кику судорожно старается сделать глубокий вдох ртом, но её лицо всё ещё спрятанно в подушке, а повернуть голову страшно, так что она просто резво брыкает бёдрами, до хруста выгибая спину. — Эй, нетерпеливая, — гортанный смешок над ухом выбивает из лёгких остатки воздуха. Голос глухой и вибрирующий, и Накику с трудом узнаёт кому он принадлежит. Она как будто не здесь, не в Конохе, не в этой чужой гостевой комнате, которую вынуждена называть домом. Ей в который раз кажется, что зря она вступила на путь ниндзя, хотя ничего ужасного и не происходит собственно-то; страшится она не потери переоцененной девственности, а того, что подпустила кого-то слишком близко. Мало того, подпустила кого-то, кого вообще не планировала туда пускать. Ей и страшно и смешно; Кику рада, что всё решится сегодня вечером, а завтра даже обсуждать ничего не придётся, ведь оба ускачут каждый на свою миссию. — Дай мне подготовиться. Первый раз, как-никак. Это настолько нелепо, но в его стиле, что когда Сай резко переворачивает её на спину, Накику лишь послушно обхватывает ногами узкие бёдра и утыкается носом в бледную ключицу, скользя высвобожденными руками по крепким плечам. Ей бы, может, и хотелось представить кого-то другого, но Кику упорно не закрывает глаза, заглядывает в глубину аспидно-чёрных зрачков, отпускает бесконечные потоки сомнений. Пусть она не готова отметить сегодняшнюю дату на календаре, как заставляющую трепетать сердце, по крайней мере, и траурной лентой не перевяжет. Боль, оказывается, не страшнее царапины от куная; смущение в его присутствии она вообще практически потеряла. Какой смысл стесняться того, кто даже не поймёт причины? Двигается Накику интуитивно, покорно следуя движениям его гибкого тела. Ей не хорошо, но и не плохо. Взгляда она упорно не отводит, впрочем, не желая смотреть ниже линии острого подбородка. Она отвлечённо гадает, бреется ли он каждое утро перед выходом из дома, или в принципе борода не растёт, и почему его бледные губы пухлее, чем у неё и доброй половины куноичи Суны. Только когда он судорожно выскальзывает и, впечатав ладонь в многострадальную подушку, пальцами второй руки резко входит внутрь, Кику сдавленно бормочет что-то невразумительное, разом теряя нить своих размышлений. — Ты что… — ей воздуха не хватает закончить предложение. — Молчи, — кратко приказывает Анбу, ныряя вниз. Чёрные шёлковые пряди скользят по животу, заставляя все известные ей мышцы непроизвольно сжиматься. Кику вцепляется в его плечи с большим напором, уверенная, что на этот раз оставит на белоснежной коже внушительные синяки и следы от отросших ногтей, но Саю, кажется, наплевать. Ему куда интереснее изучать её, он все силы отдаёт на внезапно упавший ему в объятья бесплатный объект для личного эксперимента. Накику яростно кусает губы до крови, уже сознательно царапает участки голой кожи, попавшиеся под пальцы, но всё же не сдерживается, длинно и ёмко матерясь, когда всё её тело дрожит уже не от напряжения и нервов, а от ощущения того, что закрученная пружина наконец-то нагло вырвалась наружу. И, Ками, Сай смеётся. Своими замечательными, блестящими и ещё более пухлыми, и непривычно яркими губами. И глаза его, на удивление, в свете «ночника» сейчас не чёрные, а тёмно-серые. — Тсунаде-сама? — спрашивает он, обтирая влажный подбородок и вновь скользя проворной рукой между её дрожащих ног. — Молчи, — кратко приказывает бывшая шпионка Суны. — Займись тем, что у тебя лучше получается. Ей почти не стыдно, когда они засыпают, скинув на пол одеяло и держась за руки, а беззащитное, доверчивое выражение на лице этого проницательного идиота — последнее, что Кику видит, проваливаясь в сон. На миссии она открывает в своём кеккей-генкай новый потенциал, к большому удовлетворению Хокаге. Ничего особо страшного, конечно, не случилось, но Тсунаде всё равно заставляет Ритсуми пройти полное обследование под её личным присмотром. Когда Накику готова выйти из частного кабинета, Пятая нежным материнским жестом взлохмачивает её короткие, золотистые волосы. В пустынном стерильном коридоре, наедине с собственными демонами, Кику хочется сползти по стене и позорно расплакаться. В последний момент её оседающую тушку подхватывают знакомые бледные руки, невесть как тут вообще появившиеся. — Мы же друзья? — шепчет Сай, непринуждённо закидывая её на плечо, словно мешок с картошкой. Но ей нормально. — Естественно, — Ритсуми еле шевелит языком, борясь с желанием опустошить и так пустой желудок прямо на его нелепый костюм. Такой близости она пока себе не позволит. — Будь добр, возьми на себя ответственность.Страна Огня, Суги. 17 октября, 16 лет после рождения Наруто.
Алёна Швец — Мою первую любовь звали Ненависть
+++
Киба не может не следить глазами за Акеми: легкая влюбленность, которую он испытывал по отношению к ней, проходит, но интерес остается. Девушка не перестает быть красивой, Кибе все еще нравится ее смех, ему приятно видеть ее, и ему легко рядом с ней. Что ж поделать, если у них не могло ничего сложиться? Он рискнул и испытал удачу, а ему не повезло, с чем он смирился. Акеми могла увлечься им в ответ и забыть о Канкуро, но Киба прекрасно видел, что от поцелуя с ним она почувствовала примерно ничего. Хорошо, что хоть неловкости никакой после этого не было, и они смогли вести себя как ни в чем не бывало. Ему все равно немного жалко и обидно, но от миссии его это, впрочем, нисколько не отвлекает. Окажись он с ней вместе где-то еще тогда, сразу после отказа, то могло бы, но сейчас они с Акамару действуют как всегда слаженно. Он слушает указания отвечающего за их отряд джонина, осторожно ступает в одно из обнаруженных укрытий Акацки и замирает, принюхиваясь. Их с Акамару носы слышат слишком много неприятных запахов, от чего в висках у Кибы тут же начинает неприятно ныть — ничего непонятно, кроме одного: сейчас тут никого нет. — Здесь пусто, — раздается за его спиной голос Акеми. Она стоит, прикрыв глаза, и поглаживает ящерицу, сидящую у нее на руке; чуть поворачивает голову в сторону. — Ушли еще до того, как мы даже близко подошли, судя по всему. — Да, я тоже не чувствую запахов. Думаешь, остальные что-то найдут? — Киба дергает плечом и идет вперед вместе с Акамару. Он останавливается у массивного стола, с любопытством открывая один из свитков. Ничего из написанного на нем ему непонятно, но, наверное, стоит захватить это с собой. Мало ли, вдруг это окажется чем-то интересным. Понятное дело, что на зачистку пришлют кого-то еще, просто все, что можно унести без особого труда, лучше забрать. Если они сумели найти эту базу, то где гарантия, что ее не найдет кто-то еще? К тому же, могут вернуться и хозяева и забрать что-то. Плохо, что им неизвестно почти ничего о планах Акацки и их целях. Киба хмыкает: самая основная, заключающаяся в том, чтобы сеять хаос, и так ясна. Он оборачивается на спустившуюся следом за ним Акеми и прислоняется бедром к столу, рассматривая ее. Она изучает базу внимательным взглядом и подходит к другому столу, напоминающему хирургический. — Смотри-ка, тут засохшая кровь, — отмечает она, касаясь пальцами поверхности. О том, что и с кем здесь происходило, думать даже не хочется. Киба с места не сдвигается, Акамару тоже — им хватает и того, что они чуят. — Здесь уже давно никого не было. Считай, что мы зря потратили время. Если я верно поняла траекторию передвижения, то скорее взвод Асумы-сенсея или Райдо-сан встретят кого-то. — Мы, получается, в самом бесполезном из двадцати? — Киба закатывает глаза и морщится. Вот так и знал ведь, что ему не повезет и он нисколько не отличится. Несмотря ни на что, Акеми ему все еще хочется впечатлить. Он ловит ее взгляд, но выражения лица не меняет и недовольства не скрывает. — Что? Мы просто зря тратим время, вместо того, чтобы что-то делать. — А что мы можем? Я не уверена, что мы даже близки к их уровню, — Акеми копирует его позу и скрещивает руки на груди. — Ты не видел, что они устроили в Суне. — Я знаю, что произошло с Казекаге и его братом, — огрызается Киба, показывая острые клыки. Он не видел, но так ли это важно? И так понятно, что Акацки опасны, только это не значит, что им нельзя и не надо противостоять. — Мы уже спасали их, так что, может, это они не так сильны, как кажутся? — Давай еще вспомним, как они спасали нас. В частности, Канкуро очень вовремя вмешался, когда тебя чуть не убили, — это правда, чего тут скрывать, и они оба это знают. Акеми качает головой, окидывает еще одним взглядом помещение и кивает на выход. — Нам тут нечего делать. Пошли отсюда. Киба идет за ней следом и на лестнице ловит за локоть, останавливая. Акеми смотрит на него сверху вниз, впервые оказываясь выше. Хотя, почему впервые? В академии было время, когда она перегнала его в росте, но это было уже так давно, что он и не помнит. — Не злись. Просто я не люблю проигрывать, — цедит он, глядя ей в глаза. Он не любит быть ни у кого в долгу, поэтому особенно был рад выручить Канкуро, когда тому пришлось несладко в бою. Киба даже не может сказать, что сейчас песчаник вызывает у него раздражение или неприязнь, просто так или иначе в чем-то тот его превзошел, а признавать это неприятно. Смешно даже — в Акеми он уже даже не влюблен, его самооценка и гордость нисколько не пострадали, а все равно что-то его колет в бок. Акамару за его спиной тихо поскуливает. Ему совсем не нравится находиться здесь и терпеть он не желает, протискиваясь на узкой лестнице мимо Кибы и Акеми наверх, толкая их боком к влажной стене. — Вот же гадость, — кривится Акеми, стирая с плеча липкую слизь. Она не так брезглива, как бывает порой та же Ино, но все равно приятного мало. Киба тянется к ней и рукавом куртки вытирает остатки. — Я не злюсь, просто… — Просто твой накрашенный чуть не сдох, — он говорит нарочито грубо, то ли затем, чтобы звучать безразличнее, то ли чтобы как-то задеть ее. И что-то все равно подсказывает ему, что Акеми песчаник не обидит — он помнит манеру речи Канкуро, ему до нее правда далеко. — Что бы ты сделала, если бы он правда умер? Акеми не вздрагивает, но взгляд ее теряет всякое тепло. Киба чувствует, что это не из-за него, а из-за мысли о том, что старший брат Казекаге мог бы не открыть больше глаз. — Я бы стала еще одним именем, высеченным на мемориале, — тихо говорит она и вдруг неожиданно мягко улыбается. — Месть — это не наш путь, но месть можно сочетать с долгом. Киба отпускает ее и смотрит, как она поднимается вверх по ступенькам. На месть имеют право те, кто не отягощен никакими обязательствами, только вот можно сослужить всем прекрасную службу и отомстить, если речь идет о том, чтобы унести с собой и врага на тот свет. Он думает об этом до наступления ночи. Они останавливаются в Суги, чтобы переночевать и дождаться дальнейших указаний. Акамару устраивается в кресле, тут же начиная храпеть, Акеми уходит в душ, а Киба выходит на балкон. Скучающим взглядом он обводит тихую улочку, прислушивается к разговору двух лавочников, проходящих мимо, и только услышав щелчок двери ванной, заходит обратно в номер. Им дали одну комнату, что, в общем-то, нормально. Киба приличия ради готов был предложить Акеми кровать, но передумал. Она такой широкий жест вряд ли оценит, и что-то подсказывает ему, что ее песчаник такое бы в жизни ей не предложил. Вместо этого они вместе устраиваются на кровати и долго лежат молча. Акеми, кажется, успевает даже задремать, но у него самого зна ни в одном глазу. — Кто из нас доживет до следующих экзаменов? Как думаешь, Акеми? — ни с того ни с сего спрашивает Киба, рассматривая потолок. Он старый и потрескавшийся, его давно пора бы покрасить, но, видимо, пожилая пара, владеющая отелем, не находит в этом нужды. И так сойдет. — Ты меня пугаешь, — сонно говорит Акеми, поворачиваясь на бок. Он чувствует на себе ее взгляд, а потом улавливает движение — она придвигается ближе к нему, устраивает руку поперек его груди и кладет голову ему на плечо. — Мы все. Правда, Шикамару может посчитать смерть менее проблемной, чем становиться джонином. — Ему все лень делать, да? — усмехается Киба, не шевелясь. Акеми рядом с ним теплая и мягкая; можно поверить, что она им увлечена, но он не чувствует от нее ничего. Она просто рядом, вот и все, ни больше ни меньше. Если бы сидели, то объятия были бы точно дружескими, тут путает его лишь то, что они лежат. Он уже знает, что к таким условностям она совершенно безразлична. — Именно, — Акеми улыбается, ненадолго замолкает, а потом вздыхает и похлопывает его ладонью по груди. — Не думай о таком, притянешь же. Лучше представляй, как станешь джонином раньше Наруто. Они засыпают, а просыпаются от настойчивого стука в дверь. Сарутоби Асума был убит, и срочно нужно возвращаться в Коноху.