Страна Огня: Байсен. 19 октября, 16 лет после рождения Наруто.
Анет Сай — Слёзы
+++
Взвод Асумы они нагоняют уже ближе к Конохе. Акеми привычно ищет глазами высокого джонина, а, не найдя, закусывает губу. На Шикамару лица нет, у Чоджи красные глаза и дрожат губы, а у Ино пустой взгляд. Котетсу с Изумо выглядят ничуть не лучше: им тоже досталось, но всех куда больше беспокоят не собственные травмы, а боль от утраты. Никто не ожидал такого исхода, даже несмотря на то, что те двое из Акацки буквально уничтожили храм огня, в котором были ничуть не менее способные и сильные шиноби. Акеми кусает внутреннюю сторону щеки и кивает Кибе, когда тот толкает ее плечом и идет к Чоджи. Она смотрит на Шикамару, думая, что ему можно сказать, но в итоге не находит слов. Он и слушать ее не станет, ему она сделает только хуже. К Асуме-сенсею из всех его трех учеников именно Шикамару был привязан больше всего, и будет лучше, если утешит его кто-то другой. Может быть его собственный отец, может быть даже Темари, если она в Конохе. Акеми смотрит на сутулую спину Шикамару и вместо этого подходит к Ино, когда они останавливаются на привал. Ино смотрит куда-то вперед, сидя на ветке и притянув колени к груди. В Конохе очень густой лес, а деревья многовековые и прочные. Акеми бы, наверное, и не сумела так легко найти подругу, если бы только не вездесущие ящерицы. Она поднимается к ней и садится рядом, не касаясь, но придвигаясь достаточно близко, чтобы Ино могла сама к ней наклониться. Упасть она не боится — надо быть учеником академии с удивительно плохой концентрацией чакры. Какое-то время они обе молчат. Акеми смотрит на восходящее солнце и мерно дышит, а Ино, кажется, не смотрит никуда. Она словно спит с закрытыми глазами, хотя и моргает ими. То, что ей погано, ясно и без слов. Терять Асуму-сенсея не был готов никто, и Акеми прекрасно ее понимает. Про себя она горько усмехается и вспоминает Накику — в последнее время ей слишком часто выпадает роль утешающей. Это странно и неправильно, потому что сама она знать не знает, что такое это утешение. Каждый раз при воспоминаниях об отце в сердце ее втыкаются иглы. Ничего не проходит бесследно, а старые раны ноют ближе к ночи и от холода. — Когда по… погиб Амен-сан, — подает наконец-то голос Ино. Говорить ей тяжело, она охрипла то ли от рыданий, то ли от долгого молчания. Акеми не поворачивает к ней голову, а продолжает смотреть вперед. Она даже позу не меняет, потому что ей кажется, что любое движение может спугнуть Ино. Блондинка напоминает ей пугливую пташку, вот-вот готовую взлететь. — Когда погиб твой отец, что ты чувствовала? В любое другое время Ино бы и в голову не пришло спрашивать подобное. Насколько бы грубой и поверхностной она не казалась, она не жестокая и прекрасно понимает, что можно говорить, а что нельзя. Она вспоминает об отце Акеми не из желания сделать и ей больно, а потому что действительно хочет узнать. — Вначале я не поверила. — Теперь, спустя уже достаточно большой срок, Акеми в состоянии говорить об этом спокойно. Она не изображает спокойствие, а действительно остается спокойной, примирившись с тем, что больше никогда не услышит голос своего отца, не увидит его улыбку и не почувствует тяжесть его ладони на своем плече. Даже запах его, и тот уже успел выветриться из их дома. — Потом злилась, а после была в отчаянии. — А потом? — тихо спрашивает Ино, поворачивая к Акеми голову. — Что потом? Как потом ты успокоилась? Акеми смотрит на подругу и тянется к ее лицу, чтобы стереть с щеки грязь. Обычно она куда аккуратнее, но сейчас, кажется, ей ни до чего дела нет. — Поболит и пройдет, — повторяет она то, что бесчисленное количество раз говорил ей отец. — Все проходит, любая рана затягивается, любая печаль утихает. У тебя будет также, у Чоджи и даже у Шикамару. Они обе смотрят вниз, легко находя фигуру парня в тенях. Даже ему в какой-то момент станет легче. Ино кивает, и ее светлые глаза снова наполняются слезами. Она сама тянется к Акеми и утыкается ей в колени, не обращая внимания на то, что даже на широкой ветке дерева им не так уж и удобно. Асумы-сенсея больше нет, он никогда уже не откроет глаз и не вдохнет; вот что действительно важно, вот от чего сердце рвется на куски. Акеми гладит Ино по дрожащим лопатками и молчит, позволяя подруге выплакаться. Носилки с телом привлекают ее взгляд и она, пользуясь случаем, заглядывает под ткань. Ее передергивает от воспоминаний об отце, но с Асумой-сенсеем ей хочется, тем не менее, попрощаться. Пальцами она мажет по его лбу вниз к широкой переносице и крупному носу. — Мне правда очень жаль, — шепотом говорит она и наклоняется, едва-едва касаясь губами его брови. Ей жаль, что он погиб, но еще больше ей жаль, что к телу собственного отца у нее так и не хватило смелости прикоснуться. Амен-сан бы ее не осудил, она и сама понимает, что не сделала ничего дурного, только от этого не легче. Никому не легче и от того, сколько народу приходит попрощаться с Асумой-сенсеем. Яхико стоит рядом с плачущим Конохомару, вновь льют слезы Гай-сенсей и Ли. Акеми смотрит на Куренай, думая о том, каково ей, оставшейся одной с ребенком на руках. У них с братом хотя бы была возможность узнать отца, а здесь? Она качает головой, когда все начинают расходиться, и отходит от своей команды. У монумента Хи но Иши она застывает также, как застыла почти год назад, и думает об отце. — Я хочу в Суну, — тихо, едва слышно выдыхает она и касается холодного камня пальцами. Она очень хочет увидеть Канкуро.Коноха. 20 декабря, 16 лет после рождения Наруто.
30 seconds to Mars — Beautiful Lie
+++
Это не первые её похороны в Конохе, Кику уже присутствовала при погребении Амена-сан, отца Акеми. Она может понять боль участников команды номер десять. Но находиться на кладбище не желает. Она даже на помпезную церемонию прощания с Чиё не пришла. Предпочла попрощаться с мерзкой любимой старушкой в одиночестве. Поэтому Кику показалась Ино, Генме и Чиву, а потом малодушно зажгла инка и отделилась от толпы. Никого утешить она не сможет. И боль чужой утраты разделить тоже. Асуму-сенсея она знала не очень хорошо; несмотря на то, что Чи-чан называл его хорошим приятелем, Сарутоби не появлялся в их мастерской. Ей нет до него особо дела, и во всеобщей скорби Кику чувствует себя лишним, чужим элементом. На выходе с погоста её отлавливает Сай, чьё выражение лица настолько нейтральное, насколько это возможно: он не знает, как правильно реагировать и что показывать, а что нет, поэтому просто держит морду кирпичом. Кику ему даже завидует. Непонятно только, как он смог её обнаружить. — Моя змея тебя нашла, — поясняет художник в ответ на немой вопрос. — Ещё до того, как ты призвала инка. Он протягивает руку и снимает крошечное нарисованное пресмыкающееся с её чёрного свитера. Теперь Накику знает, над чем ещё стоит поработать. Этот парень и так прилипчивый, а если от него даже с инка не скрыться… Ну зачем, ну зачем она с ним связалась? Сначала Сасори, теперь это. Ничему её жизнь не учит. Права была Чиё — дура дурой. — Ага, — говорит Кику. — Ты что-то хотел? — Нет, мне просто показалось, что мы там лишние. Так и есть. Только для того, чтобы это понять совсем не обязательно сажать на неё чернильного гада. — Тогда пока, — бросает Кику, отворачиваясь. — Позже увидимся. Она гуляет по Конохе до поздней ночи, слоняясь по постепенно пустеющим улицам. В какой-то момент натыкается на Шикамару, который тоже не присутствовал на похоронах. Они просто кивают друг другу и расходятся, потому что обсуждать им нечего, а у него только что погиб учитель. Накику не хочет возвращаться в мастерскую — пусть Чиву с джонинами выпьют за покойного без неё. А ещё есть Сай. Может, правда, он догадается всё-таки переночевать в своей квартире и оставить друзей Асумы пережить горе без его навязчивой компании. Внезапно, уже ближе к полуночи, она опять натыкается на Шикамару. Не заметила, как зашла в квартал, где стоит особняк Нара. Гений Конохи лежит на одной из низких покатых крыш и отрешённо созерцает тонкий серп месяца. Кику собирается исчезнуть, и уже готовится призвать инка, как ученик Асумы делает резкий выдох и зовёт её по имени. — Будешь? — предлагает он, когда Накику запрыгивает на зелёную черепицу. — Давай. — Алкоголь она уже пробовала, почему бы и сигаретой не затянуться? В неровном свете луны зажигалка вспыхивает особенно ярко. — Ты поэтому сбежал с территории клана? Шикамару хмыкает, но какое-то время молчит. — Ты играешь в сёги? — Нет, — Накику некогда было играть. И не с кем. — Даже не умею. — Хочешь, научу? — Нет, спасибо. Она, если вдруг взбредёт в голову подобная мысль, может попросить у Тамкена. Тот очень любит всякие интеллектуальные штуки, наверняка, и в сёги неплохо разбирается. Дым раздирает лёгкие, но Кику любит всё горькое, она просто не вдыхает сильно, поэтому почти не кашляет. Судя по тому, как спокойно затягивается Шикамару, это уже не первая его сигарета. — Ложись, — внезапно приказывает Нара, хлопая рядом с собой по почти остывшей кровле. — Посмотри наверх. — Что? — Ложись давай. Объясню. Кику ложится рядом, потому что тон Шикамару сейчас прямо как у Кенджи, которого она всегда слушается. Лёжа курить неудобно, поэтому она тушит остаток сигареты об обожённую глину и кладёт сбоку, чтобы выкинуть потом в урну. — Ты редко смотришь на небо. Полюбуйся звёздами, пока нет облаков. Кику ночью предпочитает спать. Но она и днём не поднимает взгляда наверх, это правда. Только вот с Шикамару они почти не общаются, так что он никак не может этого знать. В следующую секунду Накику догадывается: ему не нужно ни наблюдать за ней, ни быть хорошим приятелем. Он же гений в конце концов. Он просто проанализировал то, что услышал о её характере от других и сделал бесхитростные выводы. — В турнирах по сёги есть титул для женских соревнований, — продолжает Нара, словно разговаривает сам с собой. Его тихий голос убаюкивает, и Накику прикрывает глаза. Черепица под ней уже снова нагрелась. — Сэйрэй. Даймё предлагает щедрое вознаграждение тем, кто может его добиться. — Мне хватает на жизнь, — бурчит Кику. Ну да, коноховцы наверняка считают её бедной нищенкой из Суны, приживалой у сердобольного Чи-чана. — Дело не в даймё и не в сумме, — втолковывает Шикамару, словно несмышлённому ребёнку. Вытаскивает из кармана пачку, и Накику тянется за новой сигаретой. — Дело в том, что когда у тебя есть конкретная цель, когда ты к ней стремишься, то получаешь соответствующую награду. Но по пути ты, несомненно, что-то потеряешь. Время, веру в себя, завистливых знакомых. Придётся падать на колени, ненавидя поражение, а потом вставать и начинать заново. Пока в тебе есть желание победить, тебя ничто не остановит. И для этого совсем не обязательно бодать соперника в лоб, как это любит делать Наруто. У каждого игрока — своё преимущество. Своя стратегия. И свои причины получить награду. Это самый длинный монолог, который Накику слышала из уст Шикамару. Они лежат на крыше до рассвета, то засыпая, то просыпаясь. И, докуривая пачку, складывают туда все окурки. Затем Нара отправляется на кладбище, а она, выискивая по пути урну, возвращается в мастерскую, мечтая проваляться в кровати весь следующий день.