Коноха. 20 января, 17 лет после рождения Наруто.
MIRAVI — Воля
+++
Сай застаёт её врасплох, когда сумерки уже опускаются на Коноху, а Ино, вместо того, чтобы разгребать завалы в магазине, сидит на длинном бруске, созданном Ямато-семпаем, и пытается выкинуть из головы ужасную картину мёртвого тела Генмы. Они преследует её каждый раз, как Ино закрывает глаза. Шизуне-семпай, Генма-сан, Кику-чан… Руины, в которые превратилась деревня, ничто в сравнении с покалеченными, безжизненными телами, застывшими по ту сторону век. Сай выглядит неприкаянным, и вряд ли это связанно с тем, что он недавно вернулся с миссии. Такое чувство, что парень и домой не заходил, хотя походного рюкзака при нём нет. Костюм нечищен, в чёрных волосах осела строительная пыль. Ино тянется смахнуть, но Анбу сначала дёргает головой, остраняясь, и только через пару секунд подаётся обратно, покорно снося прикосновение. — Что ты тогда почувствовала? — Ты о чём? — Ино подпирает подбородок рукой, пропуская между пальцев приятные на ощупь пряди. Сай садится совсем близко, их бёдра задевают друг друга, но, кажется, ему так же комфортно, как и ей. — Когда увидела их… мёртвыми. Рука Ино замирает, и отросшая чёлка падает ему прямо на глаза. Сай не двигается и даже не пытается поправить, хотя ему явно мешает. И Ино тоже не хочет — не хочет видеть его проницательный и при этом парадоксально пустой взгляд. Ещё больше она боится увидеть там что-то другое, отражающее её собственные страхи. — Откуда ты знаешь? — Умею слушать, — расплывчато отвечает Сай. И вздыхает. — Наверное, я не совсем вовремя вернулся домой. — Кто-то залез к тебе в квартиру, пока ты был на миссии? — недоверчиво хмыкает Ино, и лицо Сая вытягивается, словно он только что сообразил, что что-то не то сморозил. — Я… я не знаю, если квартира уцелела. — В смысле? — теперь черёд Ино ломать мозг в попытке понять. Впрочем, ничего удивительного, что он слоняется по разрушенным улицам с видом потерянного котёнка. — Я не заходил туда, — поясняет Сай и ещё больше её запутывает. — Но ты только что сказал… — Я имел в виду мастерскую Чиву-шишо, — отмахивается Анбу. — Но это не твой дом. — Я знаю. Красавица-сан, ты можешь, пожалуйста, меня проводить? Мне кажется, я сделал глупость. Поговоришь с Одуванчиком-чан? — Ты постоянно делаешь глупости, Сай, — нежно замечает Ино, вставая и поправляя юбку. — Но в этом твоё очарование. Что ты ей ляпнул на этот раз? — Не ей. Я проболтался Ящерке-сан, что её нээ-чан умерла. И потом… Пусть лучше она сама тебе объяснит. Ино глубоко вздыхает, понимая какую бурю поднял парень, даже не отдавая себе в том отчёта. Яманака к рыжей подруге даже не пыталась приблизиться, прекрасно осознавая, что может последовать, если она нечаянно выдаст правду. Не её это долг. Но, зная Накику, стоило ожидать, что та решит оградить имото от лишних потрясений и поведёт себя как ни в чём ни бывало. Вряд ли Ино сможет распутать сложный клубок из доведённых до предела эмоций столь разных людей, но ей хочется помочь Саю и забыть хоть на минуту о Ширануи. Поэтому она сопровождает товарища до мастерской, попутно вытягивая из него детали. Сай, прежде охотно делившийся информацией, теперь не торопится распускать язык, хоть и понимает, что раз открыл рот, то поведать придётся всё до конца. Уже возле треснувшей и покосившейся, но, к удивлению, целой входной двери, Анбу пытается слинять в лучших традициях самой Накику. Но Ино не лыком шита и выучила уже давно их привычки. — Даже не думай, — шипит она с самой милой улыбкой, сжимая его ладонь. — Я согласилась прийти с тобой, так что… — Возьми на себя ответственность, — заканчивает Кику, рассматривая их потухшим взглядом. От её ауры за версту веет разочарованием. — Я смазала петли, хотя толку-то. Проходи, Ино. А с тобой мы потом поговорим. Сай напоследок гладит костяшки пальцев Яманака и ужом проскальзывает вдоль стены в пристройку. На Кику он даже не поднимает глаз. На кухне горит торшер, придавая небольшому помещению уютную атмосферу — видимо, лампочка в люстре перегорела или взорвалась, а Чиву-сенсей не нашёл времени заменить. Даже сейчас, когда день практически на исходе, главного мастера нет дома. — Чая нет, прости, — таким же бесстрастным голосом извиняется Ритсуми. — Последний пакетик истратила на Неджи. В рассеянном свете её большие тёмно-зелёные глаза с жёлтым ободком у зрачка кажутся почти чёрными. Сай зовёт подругу Одуванчиком, но Ино кажется, что Кику ни на одуванчик, ни на хризантему не похожа. Немного на колючий кактус, немного на подсолнечник, тянущийся к свету, но больше всего на лютик-купавку, ядовитый и прячущийся в тени. Почему-то все видят в младшей Ритсуми самую мягкосердечную из песчаников, даже по сравнению с её братом, но Ино на совместных заданиях и другие ипостаси замечала: с такими же безжалостными клешнями, как у Канкуро. Даже Акеми-тюльпан выучилась у кукловода выпускать жало. Видимо, всё оружие скорпионов сегодня пошло в дело, и надежда теперь только на самого злого учителя — старшего брата Гаары. — Спасибо за кактус, — внезапно произносит Кику, ставя перед Ино кружку с горячим шоколадом. Это что-то новенькое, обычно у Ритсуми в запасах только кофе. — Кактус?.. — Кактус, — Кику кивает, опускаясь на стул напротив. — Когда… в общем, когда мы восстанавливали Суну, Ако привезла мне в квартиру твой подарок. Я так и не поблагодарила. Надеюсь, он там не засох без меня, но Ичи клянётся, что следит и иногда поливает. — Когда это было, — смеётся Ино. — Я уже забыла. — А я — нет, — задумчиво тянет Накику, не притрагиваясь к своему напитку. — Умирая, начинаешь особенно ценить время. И воспоминания. Плохие и хорошие. Любые. Ино вздрагивает. Закрывает глаза. Отгоняет от себя образ Генмы с растрепавшимися светло-каштановыми волосами, пропитанными кровью, неестественно вывернутой рукой и нижней частью туловища, похороненной под глыбой гранита. Образ бледной Шизуне в её руках. Образ Кику, равнодушно смотрящей в серое небо, с разбитой губой и красной птицей-оригами насмешливо присевшей на сквозную рану в области сердца. Образ Асумы-сенсея, щёлкающего зажигалкой, и образ белого обелиска на молчаливом безликом кладбище. — Если ты пришла меня утешать или наставлять на путь истинный, то не стоит, — Кику откидывается на скрипящую спинку стула и морщится из-за неприятного звука. Не одно, так другое. Всё старое, всё пора заменить. — Я не считаю, что поступила неправильно. Мы все вспылили, — она лукавит, потому что «вспылили» только двое по словам Сая. — К Ако-имото тоже бесполезно сейчас идти. — Я знаю, — просто говорит Ино. — Я не поэтому здесь. Она здесь, чтобы поддержать Сая, который в этой круговерти самая большая жертва, как ни странно: эти хоть злость друг на друге сорвать могут, а ему даже собственных чувств не понять. И себя саму ей тоже жалко, маленькую взрослую девочку, которая не хочет идти к семье, где никто не поймёт и не примет её выбор. Хотя, какой тут выбор-то? Можно подумать, Генма в курсе её существования. Чем он ей понравился вообще? Не было других проблем, так влюбилась в мужчину старше на шестнадцать лет! В два раза её старше! — Перед смертью, — Накику хватает Ино за руку, перегибаясь через стол. Её глаза сейчас не подсолнухи, а дьявольские огоньки потустороннего мира, в котором ей выпало несчастье побывать. Кику зажигает инка не чтобы напугать, а чтобы Сай не подслушал. — … Перед атакой Генма и Райдо заходили к нам на ужин. Он спрашивал у меня, какие твои любимые цветы. — Фиалки, — хрипло отвечает Ино. Она думала, слёзы давно закончились, но их запас бесконечен. — Я передам, — кивает Кику. — А теперь возвращайся домой. Где бы он ни был, тебя там ждут. Спасибо, Ино. — За что? — она оборачивается, прежде чем покинуть пристройку. — За то, что ты есть, — серьёзно говорит Накику. Всё ещё печальная и прячущаяся под хитиновым панцирем, но как никогда близкая. Когда песчаники будут в Конохе — а в том, что те скоро прибудут, у Ино нет сомнений — она знает, что нужно будет сделать. А после того, как разберётся с проблемными друзьями, займётся, наконец, и своей личной жизнью. Время скоротечно, ускользает как песок сквозь пальцы, и у неё больше нет никаких отговорок и нет никакого стыда. Хочет доказать, что выросла? Тогда, решает Ино, и мужество пора в себе взрастить. Ей больше не страшно закрывать глаза.Коноха. 21 января, 17 лет после рождения Наруто.
Asper X — Каждый справляется сам
+++
У ворот Канкуро встречает, как ни странно, Ино. Он легко узнает ее в толпе, взмахивает рукой в знак приветствия, пока сам выискивает рядом с ней рыжую макушку Акеми и хмурится, не находя ее. В Коноху он кинулся, едва только узнав о нападении Пейна и собрав хоть что-то в помощь. Как союзная деревня Суна обязана была отреагировать быстро, и он сам явился только с первой частью помощи, просто потому что не мог сидеть на месте, не зная, что тут происходит. Темари должна прибыть через два дня с припасами, медиками и даже группой строителей, но об этом он не думает. В способностях брата и сестры устроить все и проконтролировать Канкуро нисколько не сомневается, его пока беспокоит Акеми, про которую он толком ничего и не слышал. Он знает, что с ней все в порядке, но этого мало. Ему ее увидеть надо, убедиться своими глазами, что с ней ничего не случилось. То, что ее нет у ворот Канкуро совсем не нравится. Он отдает указания тем, кто пришел с ним, вручает их Котетсу с Изумо и хочет уже было пройти дальше, вдруг натыкаясь на Ино. Она ухватывает его за локоть неожиданно цепкими пальцами и тянет за собой, подальше от шумной толпы, проходящей сквозь уцелевшие ворота. Они теперь, кажется, станут самой главной достопримечательностью Конохи: пережили три войны, атаку Кьюби, вторжение Орочимару и Суны, а теперь еще и нападение Пейна. — Вот тебя-то я и ждала! — со странной радостью говорит Ино, останавливаясь перед ним и устраивая ладони на его плечах. Канкуро мало того, что сразу становится не по себе от такого энтузиазма, так он еще и иррационально хочет отшатнуться от девушки. Яманака не сказать, что его пугает, потому что угрозы для себя в ней он не видит, но она бывает ужасно хищной. Акеми вот не такая — обе девушки очень активные, но глядя на рыжую не создается впечатление, что она может что-то отгрызть. Ино же от этого еще и удовольствие получит. — Меня это, почему-то, совсем не радует. Что такое? — Канкуро не выдерживает и убирает с плеч ее ладони. Ино на это внимания не обращает, только вздыхает и начинает накручивать на палец светлую прядь, падающую ей на лицо. — И где Акеми? — Собственно, про нее я и хотела поговорить! — Яманака улыбается, но улыбка не задерживается на ее лице надолго, а жизнерадостность быстро проходит. Со вздохом, она принимается неожиданно четко, сухо и обстоятельно рассказывать обо всем, что произошло за прошедшую неделю: начиная с атаки Пейна, в которой пострадали все, кто только мог, заканчивая тем, что ее рыжеволосая подруга после разговора с Саем умудрилась сцепиться с Неджи из-за погибшей и воскресшей Накику и теперь отказывается с кем-то разговаривать. У Канкуро от всей полученной информации кругом идет голова, но самое главное он улавливает. — Я за нее переживаю. Она… — Я лучше тебя знаю, что она сделана из резины, — перебивает ее Канкуро и кривится. Резина имеет свойство растягиваться, но если переборщить, то она или лопается, или срывается с руки, принимая исходное состояние. У Акеми к этому давно шло, несмотря на все его усилия. — Значит, она сорвалась, говоришь? — Это должно было произойти. Я ждала этого еще после ее отца, но тогда она справилась, — Ино качает головой и смотрит в сторону. Канкуро есть, что возразить: она не справилась ни с чем, просто по выбранному ею же принципу перетерпела и пошла дальше. «Поболит и пройдет», любит повторять Акеми, не понимая, что от любой боли нужно сначала оправиться. Этого вслух он не говорит, не считая нужным обсуждать с Ино такие детали, хоть она и подруга его девушки. — Еще и Неджи… Еще и Неджи. Канкуро прикрывает глаза, борясь с приступом раздражения. Еще и Неджи, с которым ему тоже нужно теперь перекинуться парой-тройкой слов. И Накику, еще есть Накику. — Я со всем разберусь, — говорит он наконец и касается пальцами предплечья Ино. Девушка поднимает на него глаза и чуть улыбается, кивая. — Спасибо, что рассказала. Не переживай. Акеми?.. — Она помогает в деревне, конечно же, но я не видела ее сегодня. Скорее всего она или на кладбище, или дома, пытается разобрать завалы, — подсказывает ему Яманака. Канкуро прекрасно знает, что это не единственные места, где он может найти свою девушку. Еще есть облюбованный ею берег реки или скала Хокаге, но это уже редкость. Большую высоту она не любит, предпочитая обходиться без лишних подъемов. Он не может сказать, что ее пугает это, просто у каждого есть свои предпочтения. Начать поиски девушки Канкуро решает с ее дома. Он идет, обходя обломки и валуны, сворачивает не на знакомом повороте, потому что тот оказывается завален, а на следующем и добирается до нужного ему места позже обычного. Акеми здесь нет, почти сразу чувствует он, останавливаясь у полуразрушенной стороны здания. На одной из наполовину обрушившихся стен он видит Яхико. Тот, заметив его, быстро спрыгивает на землю. Мальчик выглядит неважно и то, как он пытается не смотреть Канкуро в глаза, настораживает. На вопросы он отвечать не хочет до тех пор, пока его не встряхивают за шкирку. Ссора с сестрой, после которой он не может смотреть ей в глаза, всячески избегая, что наверняка стало еще одной причиной для Акеми сорваться. Ни для кого не секрет, что она привязана к брату, и разлад с ним подточил ее и без того пошатнувшееся самообладание. Канкуро вздыхает и велит Яхико наскрести в себе смелость на разговор с сестрой, а сам уходит искать ее дальше. На кладбище ни у могилы отца, ни у монумента Хи но Иши Канкуро ее не находит. Он замедляет шаг у надгробной плиты с именем Амена-сана, чувствуя перед покойным какую-то вину. Вот вроде бы ничего плохого он не сделал, а все равно тошно. Отдельно от того, что его не оказалась рядом с Акеми, когда он был ей нужен, отдельно от тревоги за нее, отдельно от предстоящего неприятного разговора. Он знает ее лучше всех, поэтому не надеется даже, что на нем она не сорвется. Нет, его эта участь миновать не может, но он заранее прощает ее за любые жестокие слова: что бы она ни сказала, это не будет для него ничего значить. К скале Хокаге Канкуро решает не идти, потому что очень сомнительно, что Акеми забралась туда, и сворачивает в сторону реки, случайно сталкиваясь с командой Майто Гая где-то через квартал. Замечает его первым Рок Ли, приветствуя песчаника громким, полным энтузиазма возгласом. Только из-за него Канкуро останавливается, а не проходит мимо, сосредоточенный на поисках своей девушки. Завязавшийся короткий разговор заканчивает Тентен, напоминая всем о делах. Она немного виновато улыбается Канкуро, на что он качает головой, все прекрасно понимая. — Хьюга, — напоследок окликает он Неджи. Тот оборачивается на него, но смотрит без удивления, видимо понимая, что может услышать. — Это был первый и последний раз, когда ты на нее кричишь. — А иначе? — Он говорит без вызова, скорее с интересом. Вот ведь странный — девушкой даже обзавелся, а все равно как палку проглотил! — С того экзамена прошло уже много времени. — Вот именно, — они выросли, стали как сильнее, так и злее, даже обзавелись тем, что хотят защищать. Канкуро тоже не стал исключением — после проигрыша Сасори он особенно много работал, чтобы такого никогда больше не повторилось. На своих ошибках он учится очень хорошо, что бы кто ни говорил о его самоуверенности и гордыни. Взгляд у Неджи холодный и гордый, но в нем мелькает то ли какое-то понимание, то ли сожаление. Впрочем, это неважно — с его переживаниями разберется кто-то другой, кому до этого есть дело. В лесу вокруг Конохи неожиданно тихо и мирно. Канкуро прислушивается к шелесту листьев, чириканью птиц и каким-то шорохам в траве и идет на звук текущей воды. Мерный гул выбивается из общего ряда, поэтому выйти к реке ему было бы несложно даже не знай он дороги, которую когда-то показала ему сама Акеми. Она с гордостью хвасталась своим домом, знакомя Канкуро со всеми любимыми ею местами. Одним из них стало и уединенное местечко на берегу, которое позже они стали использовать для встреч. Это в Суне она может оставаться у него, а в Конохе с этим куда сложнее — старейшины ее клана не одобряют их отношения, а мать с бабушкой и вовсе его недолюбливают. Тем не менее, они ни от кого не прячутся и не скрываются, просто не провоцируют скандалы там, где могу их избежать. Акеми он находит на берегу. Картина кажется ему ужасно знакомой — в самый первый раз он именно склонившейся ее у воды и видел. Тогда она не заметила его до тех самых пор, пока он не метнул в ее сюрикены. Сейчас он даже не думает о том, чтобы напасть на нее, а она слышит его шаги и так. Или чувствует их благодаря гуре, которых он замечает в траве под ногами. — Уходи, — говорит Акеми вместо приветствия. Канкуро только ближе подходит, игнорируя ее слова. — Уходи, Канкуро, я серьезно. — Я здесь только ради тебя, — он садится рядом с ней, отцепляя от себя марионеток и складывая их за спиной. — Ты же примчалась, когда я чуть не умер. — Чуть, а мог бы и умереть, — глухо говорит Акеми, притягивая колени к груди и пряча в них лицо. Канкуро смотрит на нее: в обычной одежде, с распущенными волосами, уставшая. Ему даже кажется, что она похудела, потому что он не помнит, чтобы косточки у нее на лодыжках так выпирали. — А они все умерли, ты понимаешь? — Как Гаара, — кивает Канкуро, касаясь ее плеча. — И с ним все в порядке. Все в порядке и с теми, кто вернулся. Разве нет? — Не в этом дело! — вдруг рычит Акеми, сбрасывая его руку со своего плеча и вскидывая голову. У нее красные заплаканные глаза, такой он ее еще никогда прежде не видел, даже после смерти отца. — Мы… это все бесполезно, ты не понимаешь?! Мы стараемся, учимся, становимся сильнее, а потом появляется кто-то вроде этого и все! Все зря! Аичиро… Аичиро погиб, а я ничего не могла сделать! Накику погибла! Все мои техники, все, что я умею… — Акеми, — пытается прервать ее Канкуро, но девушка его даже не слушает. Она ударяет ладонью по песку и продолжает. Это истерика, понимает он, та самая, которая уже давно должна была ее накрыть. — Акеми! — И я одна, я ничего не могу! Если бы папа был жив… он был лучшим в клане! Лучшим! И что? Он погиб, оставив меня со всеми ними! Я не могу, не могу, не могу! — Она почти кричит, но голос у нее для этого слишком хриплый. Его она, кажется, уже сорвала. — Он оставил меня со всеми ними! Я не знаю, что делать, меня не хватает! Оно не проходит, оно ничего не проходит! Как он мог мне так врать?! Почему он мне доверил свою волю? — У тебя был хороший отец, — вставляет Канкуро, слишком поздно понимая, что зря это сделал. Лицо Акеми меняется, на него она смотрит так зло, как никогда в жизни не смотрела. — Да откуда ты знаешь, что такое хороший отец?! Твой был сумасшедшей сволочью, даже не нормальным человеком! — слова срываются с ее губ, а потом девушка вдруг застывает. Она моргает, смотрит на Канкуро и зарывается пальцами в волосы, путает их и снова прячет лицо в коленях, рыдая. Акеми пытается сказать что-то еще, даже, кажется, оправдаться, но давится словами и путает их. Он вздыхает и притягивает ее к себе, просто сгребает в объятия и держит. Ее слова его не задевают, потому что он был готов к любой гадости и жестокости, которую она могла сказать. Канкуро устраивает подбородок на ее макушке и смотрит вверх, на высокие кроны деревьев, сквозь которые виднеется чистое голубое небо. Почему-то в Конохе оно кажется ему совершенно другим чем в Суне. Когда Акеми начинает икать, он отстраняется, заглядывает ей в лицо и стирает рукавом влагу с щек. Водой Канкуро поит ее сам — придерживает фляжку, следит, чтобы она, все еще дрожащая и задыхающаяся не подавилась. — Я не знаю, зачем я это сказала, прости, пожалуйста, Куро, просто… — начинает говорить Акеми, но он не дает ей закончить, снова привлекая к себе. Он устраивает ее у себя на коленях, обвивает руками так, как могла бы обвить ее Карасу, держа так крепко, что не вырваться. Ее, впрочем, это, кажется, только успокаивает. — Мой отец был мудаком, это правда, но твой-то не был. — Он помнит Икимоно Амена, возвращается мыслями к их последней встрече. — Я видел его незадолго до гибели. После нашей ссоры я взял идиотскую миссию сюда, но тебя тут не оказалось. Твой отец смотрел на меня как на дурака, но сделал вид, что о ссоре не догадался, даже поручил мне тебя. Каждый раз, возвращаясь мыслями к тому разговору Канкуро не может избавиться от мысли о том, что именно это Амен-сан и сделал. Он не раз видел их вместе и, видимо, мог предположить, как все будет складываться в будущем. В отличие от жены и тещи мужчина никогда не пытался образумить дочь и удержать ее. — Мама его никогда за это не простит, — глухо отзывается Акеми, на что Канкуро только усмехается. Кагуя-сан его терпеть не может, явно переживая о том, что он украдет ее дочь. Они об этом не говорят даже, но когда-нибудь им придется сделать выбор — и, если быть откровенным, он не уверен, что сможет оставить Суну. — Я поругалась с Накику и Неджи. Даже нет… я накинулась на них, будто… — Ты не виновата, — но не в том, что сорвалась, хотя и за это ее очень сложно винить. — Я не смог спасти Гаару; Темари даже в Суне не было. Никто не спас вашего Третьего Хокаге и потом его сына, и даже Джирайю-сама, — у него язык не повернется сказать, что это нормально. Это печально и несправедливо, с этим сложно смириться, но это то, от чего им не уйти. Акеми судорожно вздыхает и обвивает его наконец-то руками за шею. — Я устала, Куро. — Канкуро обнимает ее крепче. Поразительно, что устала она только сейчас, думает он, когда они возвращаются в Коноху. Лицо у Акеми некрасивое — уставшее и опухшее от слез, но его это нисколько не волнует. Он ведет ее в ближайшую из уцелевших лавку, покупает еду и следит за тем, чтобы она поела. От себя Канкуро ее не отпускает, завидев Накику издали качает головой: нет, ни для каких разговоров Акеми пока не готова. Ни с ней, ни со своей семьей, ни с кем-либо еще. Кроме, разве что, Хинаты, при виде которой его девушка немного оживляется. Она отвлекается на рассказ о том, как Хьюга не побоялась сразиться с Пейном, тихо смеется и позволяет подруге заняться ее лицом. Та не ирьенин, но прикосновения ее дарят ощутимое облегчение. Так она и засыпает, совершенно неожиданно для самой себя — просто на мгновение прикрывает глаза, убаюканная ласковыми касаниями Хинаты. Канкуро, примерно это и ожидавший, поддерживает ее под спину и тихо благодарит притихшую Хинату. Хьюга улыбается ему и предлагает устроиться у нее — в поместье много места даже сейчас, когда они выделили два крыла для пострадавших от нападения. Сталкиваться с Неджи Канкуро не хочет, но решает не отказываться, особенно, когда Хината уточняет, что в ее собственной комнате места хватит для нескольких человек, и там не будет посторонних. Да, так будет в самом деле лучше.