Коноха. 16 января, 17 лет после рождения Наруто.
Линда — Положи меня рядом
+++
Накику рада, что Сая нет в Конохе, а Чи-чан занят помощью в восстановлении деревни. Ей хочется побыть одной и пережить… собственную смерть. Она чувствует, как кровь течёт по венам, чувствует знакомое трепыхание инка внутри, чувствует неровное дыхание в сложенных лодочкой ладонях. Но ещё несколько дней назад, оказывается, все эти привычные чувства покинули её тело. Она смутно помнит лишь то мгновение, когда Конан печально смотрела на неё, пронзая бумажным лезвием. Потом темнота и уже не янтарные, а светло-сиреневые глаза напротив. Тепло чужого тела. Жилистые руки, сомкнувшиеся у неё на спине. Крепкие и сильные: такие же нежданные, как старческие и мягкие, слегка дрожащие, но предельно бережные. — Ты должна жить, дитя, — шептала Мэйко-сан, поглаживая Кику по золотистым волосам. Бабушка Акеми не позволила бы себе ни слёз, ни потери контроля. И всё-таки было в её жестах что-то бесконечно ласковое. Впервые за всё время их с Акеми знакомства, Кику почувствовала, что баа-чан имото её принимает. Что видит в ней семью некогда подруги. Что, возможно, видит в ней саму некогда подругу. — Сейчас будет сложно, но я даю тебе неделю на восстановление. Потом, прошу тебя, присоединись к команде, нам важна сейчас любая помощь. Кику кивает, и старейшина отстраняется. Она вновь собрана и непоколебима. Тсунаде-сама в коме, деревня в руинах, будущее расплывчато, но совет не дремлет, беря на себя управляющую роль. Стук в дверь отрывает Накику от созерцания абстрактной размазни, которую Сай гордо именовал «Возрождение». Что бы он ни хотел изобразить на полотне, для Кику это не работает: она не чувствует себя ни птицей, восставшей из пепла, ни бабочкой, вылупившейся из куколки. Хотя, последнее весьма иронично подходит под ситуацию с бумажным коконом ангела смерти. Удивительно, что посреди разрухи, щебня, грязи и обломков мастерская Мицури, казавшаяся столь же древней, как Хаширама Сенджу, не только выстояла, но и сохранилась почти в первозданном виде. Снесло только крышу на чердаке, да одна из лестниц порушилась, завалив санузел и доступ в кухню и кладовку. Кику не торопится открывать; она надеется, что незваный посетитель её угрюмого царства размышлений подумает, что в мастерской никого и отправится дальше по своим делам. Но он оказывается удивительно настойчивым, словно точно знает, что она тут. Впрочем, стук остаётся предельно спокойным и размеренным, так что после пятого раза Ритсуми отрывает попу от пола и плетётся к входу. У неё закрадываются смутные догадки о том, кто бы это мог быть. Если она права, Хьюга будет торчать под дверью до посинения, если только в его расписании есть для этого время. Сай уже давно бы забрался внутрь через окошко её гостевой комнаты. Хотя, что это она, он бы вообще не стал стучаться. Один раз проявил учтивость и хватит. — Я хотел поговорить, — с порога заявляет Неджи, пристально оглядывая её с головы до ног. — Можно войти? Кику пожимает плечами и пропускает джонина внутрь. Идёт на кухню, молчаливо приглашая следовать за собой. Привычно тянется к кофейнику, но вспоминает, что Неджи предпочитает чай. Так что набирает в чайник воду и находит один-единственный пакет с улуном, попутно врезаясь макушкой в кашпо. Надо бы перевесить куда-нибудь уже это бесячее растение. — Сахар? — Нет, спасибо. Как… ты как? — Что ты имеешь в виду? Всё в порядке, — врёт Накику. — Старейшины дали нам неделю, но мы скоро вернёмся в строй, не волнуйся. Кто «мы» — она не уточняет. Неджи и так наверняка знает: те, кто не пережили атаку и лишь чудом по имени Наруто были возвращены к жизни. Кику думает, что что-то в них, скорее всего, и правда умерло навсегда. Только что именно — она пока не может понять. Зато инка теперь горит ярче, яростнее, сильнее, словно часть её души навсегда перешла в теневой проводник чакры. — Я волнуюсь, — сквозь зубы цедит Неджи, неосторожно вторгаясь в её личное пространство. Кику по инерции отступает, врезаясь бедром в плиту. — За тебя волнуюсь, а не за деревню. — Но за деревню ты тоже волнуешься, — смеётся Кику. Немного нервно, но искренне. Неджи весь такой ответственный, что невозможно поверить в то, будто она могла занять даже на мгновение все его мысли. Вместе с попыткой подразнить его просыпается напряжение от близости и даже желание… жить. — А ещё за Хинату-химе, за Наруто, за тренировки, за Тсунаде-сама, и за поставку гвоздей в… Неджи делает ещё шаг, сознательно прижимая её к плите, но сохраняя при этом дистанцию: просто Кику вдавливается ягодицами в металлическую поверхность, всё ещё с чуть приоткрытыми губами, на которые спускается взгляд светлых глаз. Она замолкает потому что сбивается дыхание, потому что не верит, что он сделает то, на что она про себя надеется. Они столько лет ходят вокруг друг друга на цыпочках, что Накику привыкла к этой игре и почти забросила мысли о возможном продолжении. Но, кажется, стоит только нелепо погибнуть, а потом воскреснуть, как фантазии воплощаются в реальность. Даже шиноби почему-то думают, будто песчинки в часах бесконечны. А те оборачиваются прахом и разлетаются по ветру. — Я не могу красиво объяснить, и сам не до конца понимаю причины… — слова даются ему с трудом, но голос Неджи ровный и уверенный. — Но я хочу волноваться за тебя не на расстоянии, а вместе. Хочу разгадывать тебя не тайком, а вместе. Я хочу… Я не хочу ещё раз потерять тебя. Не хочу жалеть, что позволил себе струсить и промолчать тогда, когда было важно сказать вслух. Хьюга совсем близко, и Кику замирает, превращаясь в слух и осязание, когда он поднимает руку и большим мозолистым пальцем сначала касается белого шрама на её левой брови, а затем мажет по ранке на верхней губе, которой ещё только предстоит стать новым рубцом. Она не стала обращаться к медикам, не стала стирать напоминание о том, насколько скоротечно время, и как быстро может оборваться чья-то жизнь. Собственная жизнь. — Если ты мне позволишь, я бы попросил шанса стать кем-то большим, чем просто товарищем. В признании Неджи нет ничего лишнего — он всё так же скуп на проявленные эмоции, он не говорит, что любит её или хотя бы романтически заинтересован. Но так ли это важно? Их желания совпадают, и Кику просто кивает, притягивая к себе это тепло, которое заставляет её сердце биться и верить в то, что оно действительно пережило атаку. Она не закрывает глаза во время поцелуя: верная себе, не хочет ни представлять кого-то другого, ни обманываться насчёт собственных чувств. Ей кажется, что в коридоре она замечает чью-то тень, но то лишь игра света от торшера, который Неджи нечаянно задевает ногой, когда тянет её в сторону стола. — Пока что-то зависит от меня, я больше не дам тебе умереть, — горячо шепчет Неджи ей в губы. Только вот от него мало что зависит. Кику вспоминает другие невыполненные обещания и всё-таки опускает веки, пряча взгляд. Прижимается сильнее к мускулистому телу и полной грудью вдыхает запах мяты.Коноха. 17 января, 17 лет после рождения Наруто.
Алена Швец — Взрослые
+++
Акеми слишком рано решает, что с ней все хорошо. Накрывать ее начинает слишком неожиданно и сильно: она смотрит на мать, осматривающую Яхико, на бабушку, взявшую себя тут же в руки и принявшуюся руководить всеми вокруг, и на снесенную часть дома, где был кабинет ее отца. Они почти ничего не трогали в нем с момента его гибели, а теперь ничего нет. Она долго смотрит в одну точку, пока мать не окликает ее и не тянет к себе за плечо. Акеми даже не слышит, как она к ней подходит с трудом отрывает взгляд от дома, не представляя даже, что из отцовских вещей могло сохраниться. Ничего, все завалило и сломалось, все безнадежно испорчено и утеряно. Почему-то именно это и ранит ее больше всего. — Все можно восстановить, — говорит Кагуя-сан, касаясь плеча своей дочери и сжимая его. Она как никогда ласкова с ними, и это выдает пережитый ею страх. Акеми от этого становится еще хуже — она привыкла к ее сдержанности, резкие изменения только хуже ей делают. Ей хочется, чтобы хоть что-то было как всегда, чтобы мир уже как-то выправился и стал немного походить на тот, к которому привыкла она. Кагуя-сан вглядывается в ее лицо и неожиданно ласково касается щеки. — Мы все приведем в порядок. Самое главное, что никто не погиб. Акеми хочется скинуть с себя руку матери, потому что это такая ложь, от которой ей тошно. Никто не погиб, да? Все просто каким-то чудом ожили, вот и все. Коноха — в руинах, Тсунаде-сама в коме и непонятно, что будет дальше. Ей хочется завопить от того, насколько все неправильно, но она только кусает нижнюю губу и кивает. — Да, конечно, — говорит Акеми и заставляет себя улыбнуться. Бабушка окликает их обеих, напоминает о том, что сейчас не время отдыхать. Кругом уйма работы, надо распределить всех лишенных крова по новым местам, разобраться с провизией и определиться с восстановлением деревни. Им везет, что дайме согласился выделить на это средства, а Суна пообещала помощь и от себя. С дополнительными ресурсами встать на ноги можно будет быстрее, тем более, что погибших в самом деле нет. В этот раз, конечно, Коноха пострадала куда больше, но все можно отстроить. Главное заставить себя двигаться. Акеми пока что хочется только забиться в угол, потому что всего настолько много, а она так устала, что сходит с ума. Она пытается избавиться от воспоминаний об искалеченных и бездыханных телах, пытается убедить себя в том, что все действительно в полном порядке, но у нее не получается. Акеми как никогда не хватает отца, ей не с кем поговорить и она задыхается, мысленно повторяя про себя, что все пройдет. Только поболит вначале, а потом обязательно пройдет. Осталось только дождаться этого момента. Акеми стискивает зубы и старается занять себя делом, лишь бы ни о чем не думать и ничего не вспоминать. Она пытается поговорить с Яхико, но тот уходит от разговора, отводит взгляд и всем своим видом демонстрирует обиду. Услышанное задело его за живое, с сестрой что-либо обсуждать он не готов, и она оставляет всякие попытки достучаться до него. У нее нет сил вытягивать его и разбираться с его чувствами — ей со своими бы пока справиться, которых становится неожиданно много. Акеми страшно и больно, а еще плохо от того, насколько же она сама бесполезна и беспомощна. Как бороться с такими чудовищами вроде тех, что напали на них сейчас? Что они будут делать в следующий раз, если Наруто не окажется рядом? У отца наверняка бы нашлись ответы на все ее вопросы, но его нет. Он умер, не воскреснув, и оставил ей свою волю. Отцовское пламя для нее оказывается слишком горячим, оно никак не для нее. — Ящерка-сан, — Сай появляется как всегда неожиданно. Акеми как раз оступается и чуть не роняет тяжелую коробку с медикаментами, когда он ловит ее и удерживает на ногах. Руки у него сильные, держат они ее крепко. Канкуро бы не понравилось, что он почти прижимает ее к себе, смотрит вниз с высоты своего роста и не спешит отпустить. — С тобой не все в порядке. — Твоя наблюдательность достигла новых высот, — цедит Акеми, дергая плечом и отстраняясь от Сая. Только его ей не хватало! У нее нет нервов на разговоры с ним, она в обычное-то время понимает его не всегда, а сейчас боится совсем запутаться в его вопросах и ответах. Неужели ему больше некого донимать? — Что тебе? Я занята, мне не до болтовни. — Ты видела Накику? — В кои-то веки Сай, кажется, решает не ходить вокруг да около или просто проявляет неожиданную человечность, избавляя Акеми от необходимости думать над каждым его словом. — Видела, — коротко отвечает она, ставя медикаменты в тележку. Сай, с минуту наблюдающий за ней, следующую коробку берет сам. Акеми останавливается и просто смотрит, как быстро и легко он таскает тяжести — он явно сильнее нее, это даже не секрет никакой, но еще он не вымотан так, как вымотана она. Это, видимо, тоже играет большую роль. — А что? — Она с тобой говорила? — Нет, все же, он не смилостивился, раз теперь начинает тянуть резину. Сай аккуратно ставит коробку на коробку, загружая тележку и берясь за нее, чтобы проверить, что она может ехать. Видимо, он уже решил вместо Акеми все сделать, но она никакой благодарности сейчас не чувствует. — Сегодня или вообще? — сама того не подозревая, повторяет она за Накику то, что та говорила ему в совершенно другой ситуации. Она вздыхает и прижимает пальцы ко лбу, чувствуя, как голова начинает гудеть. На Сая при этом смотрит очень недобро, про себя проклиная его. Неужели нельзя было пойти играть в шарады с кем-то еще? Что она ему такого сделала, что он решил ее доконать? Акеми кажется, что она вот-вот завизжит от того, как все на нее давит: слишком много людей требуют от нее что-то, а она чувствует, что уже не может гнуться дальше. Поболит и пройдет, повторяет она про себя заученную фразу. Когда только уже пройдет-то и станет легче? Под взглядом Акеми Сай останавливается и наклоняет голову набок. Он молчит, но поняв, что ничего в ответ не услышит, решает продолжить. — Она говорила тебе, что ее убили? — Что? — Вопрос выходит совершенно глупым, но Акеми просто не может не переспросить. Она смотрит на Сая круглыми глазами и пытается осмыслить то, о чем он только что ее спросил. Нет, ничего такого она ей не говорила, это точно не то, что можно забыть. Акеми видела Накику вчера вечером, точно знает, что с ней все хорошо, но земля все равно уходит из-под ног. Сай это то ли замечает, то ли чувствует, и протягивает к Акеми руки, дает ей опереться о свои локти. Она цепляется за него, впивается пальцами и колет ногтями, яркий лак на которых успел местами облупиться. — Она… откуда? — Неджи. Они об этом говорили. — Акеми жмурится, пытаясь понять, как Хьюга мог узнать что-то, что не знает она, когда его и в деревне-то не было. Где и как Накику могла погибнуть и так ясно, неясно откуда об этом знает Неджи. — Отвези это к Сакуре, спасибо, — отшатываясь, просит она и выпускает несколько гуре. Задача у них предельно простая — найти Накику. Акеми справляется с приступом тошноты и заставляет себя зашагать вперед, а за углом вовсе перейти на бег, торопясь добраться до подруги. Акеми злится и на нее, и на себя, и на Неджи. Накику должна была ей рассказать, а она должна была быть рядом, Неджи… Она даже не знает, почему злится на него. Наверное, потому что его тоже не было с ней. Он же гений клана Хьюга, в нем столько гонору, его все так хвалят! Так где он был, почему не помог никому? Даже понимая, что глупо так думать, Акеми не может уже успокоиться. Она видела, как погиб Аичиро, слышала, что погибли Райдо, Генма, Шизуне-сан и Чоза-сан, но не думала, что Накику тоже. Почему-то именно то, что она не знала, ее окончательно выводит из себя. От чувства беспомощности ее тошнит. В чем смысл от ее техник, если она ничего не может? Если она никого не может защитить, сколько бы своей крови не давала мурасаки, сколько бы чакры не вливала в сейсеки, сколько бы раз не задыхалась от кашля из-за ядовитых кииро? Все это бессмысленно, раз она ни на что не может повлиять! Накику она находит в компании Неджи, вот уж удивительно! Они то ли тренируются, то ли уже не тренируются, но ей до этого никакого дела нет. — Какого хрена я узнаю от Сая, что ты умерла?! — кричит Акеми, ударяя ладонью ближайшую деревянную куклу с такой силой, что на той появляется вмятина и летят щепки. Она не Сакура и не Хината, но зла столько, что даже боли в руке толком не чувствует. — От Сая? — переспрашивает Накику, отталкивая от себя Неджи. Она смотрит на Акеми так, словно впервые видит ее и делает к ней несколько осторожных шагов. — Имото, успокойся, я… — Не хочу! Не хочу я успокаиваться, достало! — Акеми ударяет ее по протянутым рукам, не давая к себе прикоснуться. Ее тошнит от всех, ее тошнит от прикосновений — она до сих пор чувствует, как из нее утекает чакра, которой все равно мало; как она перестает чувствовать своих ящериц, как видит их глазами трупы и слышит их ушами крики и хрипы. Среди них должна была быть и Накику, так почему она этого не увидела, как упустила? — Почему ты мне не сказала?! Как ты могла мне не сказать? Ты умерла, Ками-сама, ты умерла, а я этого даже не знала! — Не кричи, — вмешивается в разговор Неджи и вклинивается между ними. Акеми не знает, что на него находит, и не может даже сейчас понять, что что-то между ним и Накику изменилось. Потом удивится и порадуется за подругу, по пока ей хочется как можно сильнее ударить Хьюгу по его красивому лицу. Толку не будет, конечно, но если оно перестанет быть настолько идеальным, ей станет легче. Наверное. Это не точно. Она судорожно вздыхает и отступает на шаг, просто чтобы он не мог смотреть на нее свысока. — Не говори мне, что делать! — В принципе, ей нет никакого дела до того, на ком сорвать свою злость. Если Хьюга хочет заступиться за Накику, то это его проблемы, Акеми может и с ним сейчас сцепиться. — Почему ты думаешь, что можешь указывать всем, что делать? — Потому что я прав, а ты не в себе, — цедит Неджи и ловит Акеми чуть ниже локтя, нечаянно тревожа обернувшуюся вокруг ее запястья ящерицу. Та с перепугу кидается вперед, цепляясь острыми зубами за его ладонь. Он тут же стряхивает ее на траву, в которой она теряется. — Ты и твои ящерицы! — Что? Что мои ящерицы? Они хотя бы пользу приносят! — огрызается Акеми, не пытаясь найти потерянную сейсеки. Бесполезно, в этой траве долго можно ползать, а ей не до того. — Пользу? — Неджи повышает голос, то ли устав от нее, то ли оказавшись тоже слишком взвинченным для разговора. Накику пытается осадить их обоих, но ее уже никто не слышит. — Ты сама ничего не сделала! О какой пользе идет речь? — О той, которую ты не принес во время нападения! — выплевывает Акеми ему в лицо, не замечая, как дрожат ее губы. Слова Хьюги ударяют по больному — действительно, от нее никакой пользы нет. Ее ящерицы не такие вездесущие, как насекомые Шино, это факт. В каждой не так много чакры или яда, взрывы не такие мощные, несмотря на то, что она следит за каждой кладкой, стараясь вывести как можно более сильное потомство. Даже мурасаки у нее не такие сильные, как у отца. И все равно он погиб. Все равно они ему не помогли. Все равно все бесполезно. — Ты меня винишь?! Я-то видел ее, в отличие от тебя! — Она никогда не видела Неджи таким несдержанным, ей вообще казалось, что он не умеет кричать. Акеми отшатывается, пытается понять, сколько должна была Накику пролежать одна, прежде чем ее нашел Хьюга. К горлу подступает ком, и нисколько не помогает то, что вот она, ее названная сестра, здесь, совершенно здоровая и живая. Акеми не выдерживает этого и не слушает, что ей кричат вслед. Она перестает бежать тогда, когда оказывается на кладбище, когда останавливается у могилы своего отца и ударяет по надгробию со всей силы. Он нужен ей, он нужен ей как никогда, так почему его нет?!