Коноха. 21 и 22 января, 17 лет после рождения Наруто.
Israel Kamakawiwoʻole — Over the Rainbow / What a Wonderful World
+++
Накику терпеливо ждёт несколько дней, пока Акеми успокоится. Она, может, и попыталась бы поговорить с имото раньше, но в Конохе Канкуро, так что, наверное, это более подходящий вариант, а ей лучше не лезть. Ако она пару раз видит издалека, вливаясь, наконец-то, полностью в помощь с восстановлением деревни, но подходить не подходит. Канкуро качает головой, но при этом смотрит так пристально, словно и у него к Кику есть пара вопросов. Все хотят с ней что-то обсудить, а главный виновник всей ситуации внезапно пропал — Сая она не видела после разговора с Ино. В тот вечер в пристройке она его не нашла, и больше в мастерскую он не заглядывал. Искать его самостоятельно Кику не планирует, ей и так проблем хватает. — Я хочу извиниться, — Неджи подходит, кладя руки ей на плечи и аккуратно разминает затёкшую шею. Он прекрасно знает, что делает, и Ритсуми в блаженстве прикрывает глаза. — Я вспылил. И повысил тон. Это недопустимо. — Да уж, — хмыкает Накику, кладя ладонь поверх его. — Вы так увлечённо орали, что мне показалось, я зажгла инка, а нет, меня просто не заметили. — Вы с ней… — Помиримся, куда денемся. — В этом у Накику нет ни малейших сомнений. Они сёстры, пусть и не по крови, что даже сильнее их связывает. Родных не выбирают, а они друг к другу сознательно притянулись. — Спасибо, Неджи. Но ты не виноват. Никто не виноват. Про собственную вину она тоже не думает, потому что, как сказала Яманаке, не считает, что поступила неправильно. Просто так совпало. Вокруг шумно, туда-сюда снуют шиноби и гражданские: все, кто не занят другими делами, тащат стройматериалы, инструменты, кто-то использует техники по максимуму, как тот же Ямато-семпай. Восстановление идёт быстрее, чем ожидалось, чем было в Суне, но у них и опыта теперь больше, и помощи, особенно от союзной страны Ветра. Кику даже слышала, что в деревню должны прибыть посыльные из Облака. Мимо пробегают недавние ученики академии во главе с Конохамару, и внук Третьего забавно запинается, примечая яркую парочку. Когда он становится в позу, уперев одну руку в бок и вытянув указательный палец второй в их сторону, Кику невольно вспоминает его кумира и собственного спасителя — Наруто. — Нашли, где лапать друг друга! — орёт Сарутоби, нисколько не стесняясь. Неджи потрясённо делает пару шагов назад под пристальными взглядами прохожих. Кику оборачивается на него и замечает, что скулы у Хьюги слегка покраснели. Наверняка, гений сейчас мечтает владеть её техникой отвода. — Прости, Конохомару, — с совершенно безучастным выражением лица отвечает Накику, при этом внутри умирая от желания рассмеяться. Во всём виде Сарутоби читается настолько искреннее возмущение, что это не может не веселить. — Сейчас за угол отойдём, а там уже… — Ничего не хочу слышать! — мальчишка закрывает уши руками и спешит умчаться за перешёптывающимися товарищами, при этом на ходу выкрикивая продолжение. — Стыд и срам! А мы хотели у Неджи-сан репортаж взять! — Видишь, Неджи, — всё-таки смеётся Накику, чувствуя себя лучше, чем позавчера. Видеть вокруг юную, бьющую фонтаном жизнь, это как самой родиться заново. — Наши отношения — это стыд и срам. Так что давай массаж перенесём на вечер, желательно, в комнату, где нас никто не увидит. Хьюга что-то бурчит под нос, то ли за, то ли против смелого предложения Накику, и добавляет, что ему уже пора на встречу с Гаем-сенсеем. Ритсуми немного разочарованно думает, что Неджи отправится сначала на встречу с собственным смущением, но тот всё же притягивает её к себе, целуя куда-то в ухо, прежде чем поспешно удалиться. Почему-то она не предполагала, что всё будет так сложно. У Акеми и Канкуро вот всё просто. Или ей так кажется, потому что она на свою голову связалась с Саем? Тот про смущение даже в книжках не читал. Из всего разнообразия человеческих эмоций эта явно не в первой десятке его приоритетов. И даже не в первой сотне. Кику пару секунд смотрит на длинные каштановые волосы, а потом догоняет Конохамару с друзьями. Среди мальчишек она приметила Яхико, но тот даже не поздоровался. Наверняка, они тоже с Ако поссорились, о чём её имото, кстати, тоже не сочла нужным упомянуть. — Яхико-кун, можно тебя на минутку? — Кику-нээ, — затравленно приветствует младший брат Акеми, вяло махая рукой. — Мы тут с ребятами… — Успеете, — Кику настойчиво хватает мальчишку под локоть и отводит от группы. — Ты ведь понимаешь, что не можешь вечно её игнорировать. Представь себе, что Ако пережила. Представь себе, если бы ты умер. — Ты же умерла! — внезапно всхлипывает Яхико, врезаясь ей головой в живот. Потом отходит и ещё раз бодает туда же. Накику растерянно притягивает рыжеволосого генина, крепко обхватывая руками. — Глупая Кику-чан! Мне так жалко Ако-анэ! Ты разве о ней тогда подумала? — Мне тоже, Яхико, мне тоже, — Кику сама не плачет, но незаметно вытирает слезинки Икимоно, чтобы потом над ним ребята не подшучивали. Впрочем, Яхико быстро берёт себя в руки и только сопит, исподлобья глядя на неё в ожидании продолжения. — Нет, я не думала тогда о ней. Но я жалею о собственной глупости. Я переоценила свои силы. Теперь нам надо принять себя такими, какие мы есть и не прятаться друг от друга. Мы сильнее вместе, понимаешь? — Угу, — Яхико отстраняется, кидая взгляд на ожидающих в отдалении товарищей. — Иди, но обещай мне, что поговоришь с Ако. Ты хочешь стать сильней, я знаю, но самая главная сила — прямо смотреть в глаза своим страхам и обидам. — Я слышал. Ты тоже обещаешь с ней помириться? — Конечно, — Кику протягивает ему мизинец, который тот с удовольствием пожимает своим и даже робко улыбается. — Прямо сейчас найду и помирюсь. Думаю, она уже остыла. — В компании своего хахаля-то? Определённо. — Яхико закатывает глаза и получает щелбан по носу. — Кику-анэ!!! — Заслужил, — строго говорит Кику. — За базаром следи. Она ухмыляется и, срываясь с места, спешит в мастерскую. Песчаники отбывают в Суну через пару часов, так что Акеми она точно найдёт у ворот среди провожающих. Да и ей следовало бы сказать пару слов на прощание Канкуро, с которым сознательно пыталась не пересекаться. Толпа народу на южном выходе, конечно, не такая огромная, как при чествовании героя, но всё же Кику с удивлением понимает, насколько коноховцы прикипели к союзникам. Тут не только шиноби, но и обычные люди: владельцы лавок, хозяева отелей, даже билетёры из разрушенного кинотеатра. Суновцы, даром, что привыкли к вниманию, неловко жмутся друг к другу, словно не верят, что их помощь была настолько высоко оценена. Но постепенно толпа смешивается, протекторы Листа и Песка не в отдельных группах, а вместе. Инка, чувствуя эмоции хозяйки, особенно тепло горит внутри, усиливая чакру, и помогает ей без лишних остановок добраться до искомой цели. Она замирает в паре шагов, потому что Канкуро, совершенно не стесняясь, притягивает Акеми в объятия и глубоко и страстно целует её прямо перед свистящими и улюлюкающими Котетсу и Изумо. Словно решил заявить всему миру о том, что очередной этап в их отношениях пройден и перешёл на новый уровень. «Чтобы никто её больше не лапал, — догадывается Накику. — Хорошая попытка, Канкуро, но коноховцы останутся коноховцами, сколько ни заявляй свои права». Давая друзьям возможность поглотить друг друга, Кику отзывает инка и тепло обнимает Темари. — Какой кошмар, — шепчет та ей на ухо. — Я знала, конечно, но видеть младшего брата… Ой, всё. Я даже комментировать это не буду. Надеюсь, ты не станешь сосаться с Хьюгой у меня на глазах. — Сильно сомневаюсь, — честно отвечает Накику. — Он из другого теста слеплен. — Ты тоже, — Темари отвлекается на прибывшего Шикамару, и Кику понятливо отпускает Сабаку. Когда на горизонте исчезают силуэты песчаников, у ворот остаются только те, кто уже тоскует и скучает. Акеми не уходит, но и на Накику не смотрит. — Какие же вы проблемные, — тянет Шикамару, щёлкая зажигалкой. — Мне что, надо до ночи тут торчать, чтобы стать свидетелем полного воссоединения семьи? — Тебя никто не просил, — бросает Акеми, не меняя позы. — Сами разберёмся. — Женщины! — жалуется Нара сизовато-синему небу, прикуривая сигарету. — Придумываете себе проблемы, а всё… — Исчезни! — хором советуют Акеми и Накику. — Ушёл, ушёл. Пусть Сай сам разбирается, мендоксе. Над их головами зажигаются фонари, и Кику делает осторожный шаг, вздрагивая, когда по её лодыжке скользит чешуйчатый хвост мидори. Знакомая зелёная малышка проворно поднимается вверх и уютно устраивается где-то в сгибе шеи над ключицами. Сегодня Кику превзошла саму себя в количестве тесного физического контакта. Обычно она очень чувствительна к нарушению личного пространства. Но объятия, в которых она держит Акеми, самые крепкие, самые отчаянные, самые нужные. — Прости меня, — шепчет Накику, зарываясь носом в красивые рыжие волосы. — Я люблю тебя. Она впервые произносит эти три слова вслух с тех пор, как покинула Росоку.Коноха. 23 января, 17 лет после рождения Наруто.
My Chemical Romance — Welcome to the Black Parade
+++
Постепенно Акеми расширяет диапазон действия своих техник, в том числе отсылает и гуре сновать все дальше и дальше от себя. После нападения на Коноху и разрушения большей части ее зданий, кланам вроде Абураме и Икимоно было поручено особенно тщательно следить что за самой деревней, что за ее окрестностями. Все ради всеобщей безопасности и спокойствия, поддерживать которые жизненно важно. Это немного утомительно, но Акеми находит в этом пользу и для себя: она учится тратить чакру ровным потоком и продолжительное количество времени. Разумеется, нужны перерывы, которые она себе устраивает, чтобы не выдохнуться, подавая пример и Яхико, за которым ей приходится следить, иначе он может увлечься. Брат еще не чувствует границ своих возможностей, что Акеми беспокоит. С ним занимаются старшие в клане, наставник его команды и она сама, но ему ужасно не хватает руки отца. Амен-сан очень чутко улавливал состояние своих детей и был способен увидеть их потенциал. Он успел задать нужный вектор своей дочери, но вот сыну уже нет. Акеми вздыхает, наблюдая за братом, возящимся со своими кладками и поворачивается к устроившейся за деревянным столом Накику. Подруга перебирает записи о ящерицах, пытаясь их как-то систематизировать. Сама Акеми-то в них разбирается, но вот кому-то постороннему это сделать уже сложно, слишком много там непонятных цифр, обрывочных фраз и сокращений. С одной стороны это даже хорошо, но с другой плохо, потому что та же Кику, участвующая в опытах своей подруги, без нее ничего не может разобрать. — «П», «л», «н», «е», — медленно читает Накику, щуря глаза и пытаясь разобраться в прилепленных друг к другу черточках. Такое ощущение, что одной из них три, только вот которой? Накику, читающей как ребенок, или Акеми, пишущей так, словно ручку в руки взяла впервые? — Что это? — «Плне»? Полнолуние, — Акеми наклоняется к сестре, опираясь одной рукой на стол, а второй на ее плечо. Она скользит глазами по своим записям, чтобы понять, с чем бьется ее подруга. — А тут, где клякса, «от тринадцати до двадцати пяти». — Ты можешь писать разборчиво? — Накику ворчит больше по привычке, уже смирившись с тем, что записи ведутся как попало. Никакого чуда она уже не ждет. — Могу, но я шифруюсь, — веселый смех Акеми вдруг обрывается. Она поворачивает голову, будто бы к чему-то прислушиваясь, и касается свернутой на ее запястье ящерицы. — А к нам гости. — Гости? — переспрашивает Яхико, подходя к ним ближе и оглядываясь по сторонам. — Я ничего не слышу. — Потому что ты не слушаешь, — его гуре устроилась у него на плече, но брат слишком мало к ней прислушивается, к тому же его ящерицы способны поддерживать связь на сравнительно небольшом расстоянии от него. Он делает прогресс, само собой, просто ему еще расти и расти, не повторять ни за кем, а искать свой собственный путь. Ей тоже нужно больше стараться, Акеми чувствует, что это не предел ее возможностей. Интересно даже, кто же из них кого в конечном итоге превзойдет и превзойдет ли? У них одна кровь, но даже сейчас ясно, что они совершенно разные. Но что-то общее у них, все же, есть. Акеми встречает шиноби в птичьей маске улыбкой, Яхико, прислонившись бедром к столу, тоже улыбается, хоть и более напряженно. Лицо он до сих пор держит плохо, ему над этим тоже нужно будет поработать. — Чем обязаны? Это территория моего клана, я не помню, чтобы Анбу было что тут делать, — миролюбиво замечает Акеми. Стоящего перед ней шиноби она не узнает ни по фигуре, ни по голосу, делая вывод, что это не посыльный ее бабушки. — Данзо-сама хочет видеть Ритсуми. Короткий ответ Акеми не устраивает. Она сжимает плечо Накику, не давая ей подняться на ноги, и наклоняет голову набок. Если речь идет о Данзо, то это кто-то из его людей. С чего бы он вдруг заинтересовался Накику, да еще и отправил за ней кого-то? — Зачем? Я не помню, чтобы старейшины раздавали задания рядовым чунинам и джонинам, — голос подает Яхико и смотрит на сестру, которая все также продолжает улыбаться. Накику использовать инка сейчас тоже нельзя, Акеми кидает на нее быстрый предостерегающий взгляд. — Старейшина Мэйко-сан дала токубецу-джонину Ритсуми и генину Икимоно задание. Для начала им нужно закончить с ним. — Никто не обязан бросать все по первому требованию одного старейшины ради поручения другого. Знать, что было поручено им, а что нет, Данзо точно не может, как и его сподручный. А даже если и знает, то ему еще придется это доказать, тут так или иначе понадобится участие Гакари Мэйко. — Приказы Хокаге-сама не обсуждаются, — возражает «птица», на что Акеми только приподнимает бровь. Она судорожно соображает, что бы сделала ее бабушка, будь она здесь, но как назло на ум не приходит ничего. Зато перед глазами возникает образ отца, который, как ей казалось, мог загородить само солнце. Она же его дочь, и дочь Кагуи-сан, если ей и стоит быть на кого-то похожей, то на них. Акеми демонстративно поднимает руку и показывает свою ладонь с растопыренными пальцами. — У нас сейчас пятый по счету Каге. Годайме Тсунаде-сама не давала нам указаний. Другого Хокаге у нас нет, — а если и будет, то им уж точно не станет этот скользкий старик. Акеми не пытается следить за бабушкой в открытую, но нет-нет, а оставляет где-то гуре так, чтобы узнать что-то новое. Всю информацию приходится собирать буквально по крупицам, с трудом потом собирая ее вместе. — Старейшины между собой равны. Если Данзо-сама хочет с кем-то поговорить, то ему придется говорить со мной и подождать, пока моя сестра освободится. Если вам так уж и хочется кого-то сопроводить, можно сопроводить меня. Хочется попробовать насильно сопроводить ее, то, это земля Икимоно, а мои мурасаки всегда голодны. — Никто не меняет позы, но напряжение чувствуется. Акеми не уверена, что они втроем смогут что-то сделать с обученным и опытным Анбу. С другой стороны, она не солгала: это ее земля, а со стороны дома слышится приближающийся голос дяди и кого-то из кузенов. «Птица» думает пару мгновений, но, к счастью, ему явно было велено сделать все, не поднимая шума, поэтому он кивает, приглашающе взмахивая рукой и глядя на Акеми. Она кивает в ответ и треплет брата по волосам — поймет, что нужно к бабушке и как можно быстрее. А если не совсем дурак, то отправит вперед себя ящерицу, чтобы Мэйко-сан поскорее обо всем узнала. В палатку к Данзо-сама Акеми заходит сама и останавливается перед ним, делая вид, что совсем не удивлена его видом: она не ожидала, что будучи кандидатом на пост Рокудайме Хокаге он уже и обрядится в традиционный бело-красный наряд. Этот сюрприз оказывается очень неприятным, на ее взгляд решить, что это лучший вариант, было страшной глупостью. Шимура Данзо может и действует во имя интересов Конохи, но только из-за того, что считает Коноху своей. Взгляд у него холодный; перед ней человек, который не любит никого и ничего, кроме себя, своих взлелеянных амбиций и планов. Она не считает, что ее собственная бабушка так уж и чиста, что остальные старейшины не успели изваляться в грязи, помня как и почему Неджи лишился отца, но Данзо, пожалуй, хуже них всех вместе взятых. — Никогда не думал, что внучка Гакари Мэйко будет настолько непочтительной, что не станет здороваться с Хокаге, — медленно произносит Данзо, которому уже явно доложили о происшествии у Икимоно. Когда только, если «птица» сам привел Акеми сюда? — Я ожидал большего уважения от наследницы Икимоно. — Я одинаково уважительно отношусь ко всем старейшинам, Данзо-сама, кроме Мэйко-сан, но тут вы должны простить меня, потому что она моя бабушка, — Акеми улыбается, сцепляет руки в замок за спиной и держит спину ровно. Мать больно шлепала ее в детстве по лопаткам, едва только замечала, что дочь начинает горбиться: сутулых, ворчала она, никто не станет уважать. — Я просто старейшина? — Губы Данзо складываются в усмешку, которая Акеми не нравится. — Годайме, — просто отзывается она, не опуская глаз. — Хокаге нашей деревни — Тсунаде-сама, одна из трех саннинов, внучка Шодай Сенджу Хоширамы, племянница Нидайме Сенджу Тобирамы и ученица Сандайме Сарутоби Хирузена. Вы должны и сами это знать, вы застали их всех и были свидетелем смены власти в Конохе, Данзо-сама. Это вы должны рассказывать мне историю нашей деревни. — Тсунаде-сама не придет в себя. Она потратила слишком много чакры, — голос Данзо все такой же спокойный, но Акеми кажется, что он сердится. Ей не стоит и дальше его провоцировать, это она понимает. Вопрос в том, что же делать сейчас? Она уже здесь, она уже пошла против него, она должна дождаться свою бабушку. Хуже уже не будет. — Годайме Хокаге потратила почти всю свою чакру, чтобы помочь пострадавшим во время атаки на Коноху. Она защищала ее жителей, — Акеми кивает и делает шаг вперед, вскидывая руку с ящерицей на своем запястье. — Но вы никого не защищали. Я не видела вас в Конохе, и птичью маску тоже. Можно было бы подумать, что вы пострадали и вас просто не было видно под завалами, но ведь это неправда, — она пожимает плечами и сама улыбается, на мгновение опуская глаза на гуре. — Хокаге — не только самый мудрый в деревне, но и самый сильный шиноби. Если вы не защищали деревню во время атаки, то это делает вас недостойным этой роли по одной из двух причин: вы или слишком слабы, или слишком трусливы, одно из двух. Данзо поднимается на ноги очень медленно, опирается на трость и кажется будто бы слабым и хрупким, но это все ложь — он страшный, что-то в нем есть такое, что заставляет мысли метаться в голове. Акеми запрещает себе пугаться и отступать, только руку с ящерицей опускает, пряча ее вновь за спиной. — Мне всегда казалось, что ты будешь похожа на свою бабушку, но в тебе ничего нет от нее, — после небольшой паузы замечает Данзо, внимательно рассматривая Акеми. Он касается шершавыми пальцами ее подбородка, и впервые ей действительно неприятно чужое прикосновение настолько, что хочется отшатнуться. — Ты — копия своего покойного отца. Он тоже не знал, когда лучше всего замолчать и отступить. — Отец следовал Хи но Иши до самого конца. А у вас не это ниндо, если бы я не знала, то решила бы, что вы не из клана Шимура, а из клана Учиха. Напомните мне, Данзо-сама, у них ведь было Никушими но Норои? Я уже не помню, — она отодвигает от себя руку старика и резко отступает на шаг, отходя в сторону и склоняя голову. Мэйко-сан не бежит, не суетится, но в палатку заходит так, словно готова вот-вот разнести ее в клочья. Она мажет по внучке быстрым взглядом и резким взмахом руки велит ей уйти. — Мне все равно кто ты, Данзо, но ты будешь отвечать мне, зачем тебе понадобились мои дети, — это последнее, что слышит Акеми, выходя на улицу. Она делает глубокий вдох и заставляет ноги двигаться, только сейчас чувствуя в них страшную слабость. Жуть, думает она, но, замечая «птицу», не выдерживает и показывает ему средний палец. Да пошли они все, это все еще ее дом.