Коноха. Июль, 18 лет после рождения Наруто.
Wiz Khalifa ft Charlie Puth — See You Again
+++
Чиву знает, что о нём говорят в Конохе. Иногда — с искренней теплотой, иногда — с насмешкой. Ему нет дела до того, что о нём думают люди. Ему, правда, нравится помогать тем, кто в этом нуждается. Ведь он много раз видел, как преображаются несчастные люди когда получают внимание. Он сам должен был вырасти одиноким, ведь мать потерял сразу, а потом и отец его покинул этот мир. И если бы не подруга отца, Умеко-сан, — даже не возлюбленная, — которая сама потеряла мужа, то он так бы и не узнал что такое иметь мать. Любящую, добрую, готовую всем пожертвовать ради чужого ребёнка. Он не может не восхищаться и Аикавой, которая тоже хочет усыновить какого-нибудь сироту, ведь Чиву знает, что несмотря на всю внешнюю суровость, что Нанасэ, что Морино — весьма душевные люди. Он не может не переживать за Аикаву, когда её везут в операционную. Ведь это единственный шанс, что она выкарабкается после всех полученных на войне травм. Операция опасная, но если её не сделать — жить Нанасэ не больше пяти лет. Проводить хирургическое вмешательство будут Сакура и Тсунаде-сама, что хотя бы позволяет Чиву дышать, пусть и через раз, ведь они — лучшие из лучших, если не справятся они, то не справится никто. — Всё будет в порядке, — Ибики жёстко опускает ладонь на его плечо, сжимая в поддержке. Морино над ним никогда не смеялся, он вообще редко даже улыбается, держит морду кирпичом. Но Чиву видит, как тот и сам волнуется, как ему самому нужна поддержка. — Она согласилась ради Цутому. Ей понравился этот мальчуган. Такой же колючий, как она сама была. — Она всё ещё колючая, — смеётся Чиву, но смех его не весёлый и не оптимистичный, каким обычно бывает. Он рад, что никого, кроме них тут нет, потому что ему бы не хотелось хоть кого-то разочаровать своим унылым видом. Чиву вспоминает и себя, когда десять лет слонялся вне Конохи, пытаясь найти своё призвание, а заполучил только отвратительный шрам на руке: почти такой же теперь красуется у его ученика, Хошиме. Вспоминает и своих бедовых учеников, которых полюбил всем сердцем, особенно Кику-чан, она ведь девочка, пусть и тоже вся колючая, но по-другому. Пожалуй, самым беспроблемным был Кенджи. Но он и самым взрослым к нему попал, да ещё и после Анбу. Чиву старается думать только о хорошем: о том, какими они все стали. О том, какая замечательная малышка Мираи, о том, как расцвела Куренай с тех пор, как они решили, что у них всё серьёзно. Но мысли всё равно возвращаются к их перепалкам с Аикавой, к их какому-то глупому соперничеству и ни разу вслух не высказанной дружбе. Аикава гордая, Аикава сильная, Аикава суровая, пунктуальная, безупречная, взыскательная… Список можно продолжать бесконечно. Аикава любит тайком почитывать его любовные романы, как и её муж. Он определённо видел подписанную копию у них в домашней библиотеке, когда в последний раз навещал их. Он, конечно, вслух ничего не сказал, но Нанасэ, зашедшая в гостиную в тот момент, когда он изучал библиотеку, явственно порозовела скулами. Это была самая милая вещь, которую он видел в своей жизни. Нет, конечно, та же Мираи была куда милее, но всё же. Аикава просто обязана выкарабкаться и восстановиться — пусть не полностью, этого даже легендарная саннин и её лучшая ученица не обещают — но и не лежать пластом на кровати, дожидаясь своего часа и с трудом передвигаясь даже по дому. Всё будет хорошо. Он должен верить и ждать. Ждать ведь не так-то и долго. Всего пару часов. Операция затягивается, затягивается и его ожидание. Чиву выходит к дежурному по крылу только чтобы попросить передать сообщение для Куренай: он вернётся поздно, если вообще вернётся. Ревновать его Юхи, конечно, не будет, хотя с Аикавой у них не самые лучшие отношения, да Нанасэ и Асуму-то не сильно привечала. Это их проблемы, никак не Чиву. Можно подумать, с ним Аикава себя намного лучше ведёт. Она такая, какая она есть — Кику-чан, вон, тоже не шибко социальная, но как-то же нашла общий язык и с яркой Акеми-чан, и даже с Саем, который был почти что эмоциональным инвалидом до того, как начал постоянно приходить в мастерскую. Уже на рассвете им позволяют зайти в палату, куда перемещают Аикаву. Сакура устало улыбается, и уже по этой улыбке видно, что всё прошло успешно. Внезапно, у Чиву подгибаются колени, и он облокачивается на отвернувшегося Морино, у которого самого глаза, кажется, на мокром месте. И не может заставить себя сделать шаг вперёд. Он не знает чего ждать — её бледного похудевшего лица или ехидной насмешки, и почему-то это незнание от такой предсказуемой женщины его пугает до чёртиков. Поэтому Ибики заходит один, а Чиву остаётся сидеть на лавочке в коридоре. Когда Морино возвращается и кратко пересказывает, что с Аикавой всё хорошо, она скоро придёт в себя, Мицури просто кивает и возвращается домой, к Куренай. У него всё ещё есть мастерская, но она пуста: Накику съехалась с Хьюгой Неджи, Сай просто оставил ключ в почтовом ящике Куренай. Чиву виноват, конечно, что совсем его забросил и их уроки, он пробовал, было, предложить художнику из седьмой команды возобновить занятия, но тот грустно отказался, заявив, что вернулся к своим миссиям в Анбу, так что у него больше нет на это времени. Соврал, но Чиву не стал настаивать, просто потрепал его по чёрным волосам и сказал, что если тот передумает, то в любой момент может забрать ключ обратно. Он положил его в тайник под крышей. Сай уж точно найдёт. И Накику, если ей вдруг понадобится, про этот тайник она давным-давно знает. Аикаву Чиву навещает только на пятый день, потому что пытается научиться держать серьёзное лицо. И всё равно не может сдержать глупой широкой улыбки, когда видит её крайне недовольное лицо и пронзительные светло-голубые глаза. — Явился! — слова её хлестают по ушам, но это не страшно. Страшно, если бы она замолкла навсегда. — Я думала, мы друзья, а ты просто трус последний. — Мы друзья, — Чиву садится на стул и достаёт выуженный из их библиотеки томик своего романа. — Почитать тебе? — Эту сопливую гадость? — фыркает Аикава. — Чтобы мне снова плохо стало? Я что, ребёнок? И кто вообще это читает? — Гай, Хошиме и твой муж, — смеётся Мицури. — Кстати, на удивление, большинство моих читателей именно мужчины. Пора разбавлять аудиторию и прекрасным полом. — Готова поспорить, твоя ученица даже не открывала этот радужный ужас. Вряд ли ей интересны даймё, принцессы и страдающие шиноби. — Ты на удивление хорошо знаешь сюжет, — ласково поддевает её Чиву. — Начать сначала или тебе интересней свежий томик, который только вчера вышел из печати? Аикава отворачивается к окну и натягивает одеяло повыше. У неё розовый, здоровый румянец, блестящие яркие глаза и прячущаяся в уголках губ улыбка. Она совершенно точно выглядит бодрой и готовой если не покорять вершины умений шиноби, то жить и радоваться этой жизни. — Давай новый, — ворчит Аикава. — Тот Ибики мне уже до дыр зачитал. — Тебе понравится, — обещает Чиву, выуживая из рюкзака написанную за три дня и изданную в единственном экземпляре повесть. — Это история о сильной женщине, которая сразилась со смертью, нашла свою потерянную любовь и обрела новый смысл в жизни. А второй том про принцессу и шиноби я на следующей неделе принесу, так уж и быть. Он читает ей первую главу и оставляет повесть Аикаве, потому что ему надо забрать Мираи у Куренай, которая должна отправиться по каким-то делам. Он обещает, конечно, заглянуть ещё завтра и послезавтра. Аикава гордая, Аикава сильная, Аикава суровая, пунктуальная, безупречная, взыскательная… Но и Аикава тоже умеет тихо плакать: и от горя и, конечно, от счастья.