Как в книгах сенсея

      — Никому… об этом… не рассказывай…       Сакура не проговаривает, а буквально выдыхает каждое слово, блаженно закатывая глаза.       — Да-да, иначе ты переломаешь мне все кости, попутно называя каждую из них на латыни, — игриво заканчивает Киба, но, вмиг растеряв весь свой пыл, не то стонет, не то скулит, когда девушка ногтями впивается в его плечо.       — Шаннаро… — сладко срывается с языка само по себе.       Взгляд куноичи расплывается, даже алые татуировки на щеках парня напоминают две перезрелые свеклы. Воздух проникает в лёгкие короткими урывками, которыми Сакура никак не может надышаться. Мало. Очень мало. Инузука ускоряется, почувствовав, как ноги куноичи крепче обхватывают его ягодицы. У самого сердце в горло забивается при виде растрёпанной, вспотевшей, почти удовлетворённой Сакуры. Почти.       «На этот раз точно получится», — обещает он сам себе, всё глубже и грубее вбиваясь в её лоно.       Сакура едва не срывается на крик и прижимается к мужскому телу голой грудью. По торсу скатываются капельки пота, а сам Киба закусывает губу от удовольствия так, что клык выступает наружу. Затуманенными глазами Харуно скользит по его острым чертам лица и неожиданно даже для себя выстанывает его имя.       Тотальная ошибка.       Стоит Кибе услышать своё имя её нежным голосом, уловить звериным слухом каждую ломаную ноту под аккорды влажных шлепков, как крышу срывает напрочь. Тело напрягается, становится буквально каменным, что с тем же успехом Сакура могла бы назвать каждый выступивший мускул на латыни, а потом расслабляется. Киба и сам не замечает, как быстро наполняется презерватив. Сука. Выходит из девушки и перекатывается на спину. Они лежат совсем рядом друг с другом, тяжело дыша и совершенно одинаково прикрыв локтями глаза.       Харуно сглатывает и досадливо стискивает зубы. Пальцы сами по себе рвутся вниз, скользят по мятой простыне, задевая бедро Кибы. Он даже вздрагивает — понимает, что хочет сделать девушка. От этого еще стыднее. Только Сакура знает простую истину: как себя ни тереби, кончить не получится. Точно не у неё.       Вздохнув, она сдаётся и опускает руки. Буквально.       — Ну у тебя и зверский аппетит, детка, — пытается пошутить Киба.       — Просила же не называть меня так, — огрызается Сакура, вперившись взглядом в люстру-вентилятор.       В доме Инузука почти такой же. Она запомнила. Хотя тот единственный раз, когда они переспали в комнате Кибы, сложно забыть. Казалось, её стоны подслушивали в том районе буквально все. Зато куноичи сделала два важных вывода: всегда учитывать острый слух его клана и держаться от него подальше. Ну и заодно потренировала технику превращения — зашла Сакурой, а вышла гражданской. Прямо в окно.       Духи, которые подарил Саске, пришлось сменить.       — Тебе пора, — даже не утруждаясь на него взглянуть, выпроваживает непутёвого ухажера Сакура.       Пока обычно дерзкий Инузука подозрительно тихо одевается и приводит себя в порядок, девушка натягивает одеяло на голову. Утро абсолютно беспощадно врывается в её будни и заставляет вылезти из постели. Во всех смыслах сразу! Но на сегодня у куноичи есть весьма многообещающие планы. И Киба в них точно не вписывается.       Когда Сакура всё же выглядывает наружу из своего укрытия, находит гостя полностью одетым, будто не он полчаса назад ворвался в её дом вихрем и сорвал штаны, демонстрируя утренний стояк. Нет, сейчас от его пылкости не осталось и следа. Шиноби Листа понуро подбирает протектор родной деревни. Он специально игнорирует Харуно, она это знает наверняка. Вопрос в том, почему?!       — Я думала, тебе понравилось, — звучит холоднее, чем планировалось.       — Конечно понравилось! — вдруг вспыхивает Киба, блестящими глазами мазнув по телу Сакуры.       Девушка сгребает ногой край одеяла и подминает его под себя. Подложив руку, она с интересом свешивает голову набок:       — Тогда в чём дело?       — Ни в чём, детка! Ой, то есть… Сакура… то есть чан… — Инузука отворачивается и торопливо завязывает ленту протектора.       В этом положении хозяйке открывается замечательный вид не только на его бедокурую задницу, но и на алеющие кончики ушей. Она усмехается и снова перекатывается на спину. Ничего — так ничего. Пусть оставит свои загоны себе. Сакуре и своих хватает.       Тем более ей уже пора собираться на встречу с подругами.       Куноичи, прямо как кошка, сползает с кровати, цепляет пальцами шёлковые одежды со стула и скользит в сторону ванной. Когда Сакура шелестит накинутой на плечи юката мимо Кибы, даже без острого слуха клана Инузука она слышит, как взволнованно друг сглатывает.       Девушка случайно ловит вожделенный взгляд в зеркале и быстро отводит глаза. Не любит, когда он так смотрит на неё.       Они ведь договорились.       — Будь другом, не забудь вынести мусор, — Харуно останавливается в дверях и смотрит на него через плечо.       Киба, кажется, вмиг приходит в себя. Её слова каждый раз разбивают мир внутри на два осколка, между которыми лежит чёрная дыра. Сколько их уже набралось? Он перестал считать. Настолько глубоко и темно, что даже эта несносная девчонка ужаснулась бы, загляни в него чуть дальше кожи. И внутри, на дне этой чёртовой дыры, чёрным по белому выбито: «Ты не её Истинный». Но даже этот белый отдаёт нежно-розовым.       Сакура не знает этого, но наверняка догадывается. Может, потому не упускает шанса уколоть и привести в чувство? В последнее время он часто опрометчив.       Однако даже сейчас, стоя посреди её разворошённой, неаккуратной спальни с разбросанными бумагами, книгами, одеждой, неосторожными фразами, Киба не может понять, что в её голове. Не может понять, почему в её голове не он. И сложнее всего свыкнуться с мыслью, что его недостаточно. Никогда не было. Сакура впустила его в дом, но не в душу.       Может, поэтому Инузука вдруг дерзит, как никогда не посмел бы.       Под видом шутки скалится, а в глазах злая обиженная искорка:       — Со зверским аппетитом, может, действительно стоит попробовать со зверем?       Он заходится детским гоготом, таким, после которого родители непременно идут искать косяки или сразу за ремнями. Но язык Харуно может отхлестать гораздо больнее:       — И проветри, пожалуйста, комнату. Пахнет псиной.       Сакура выходит под звенящую тишину. Тихо, как после пощёчины. Знает, что Киба вполне может на неё обидеться. Справедливо. Она теперь тоже обиделась.       «Не дам месяц. Нет, три! Или даже год», — обещает себе девушка, вставая под душ.       Обещает, хоть и знает, что через неделю они повторят.       «Надо прикупить новую игрушку, раз аппетит звериный», — усмехается про себя Сакура и подставляет лицо под тёплые капли.       Обиду смывает клубничным гелем для душа.       На правду не обижаются.