Как в книгах сенсея

      В лучшем случае, Сакура ещё просто не дошла до той книги. Обычно весьма прагматичный Какаши свято верит в свою удачу. Идея прятать самое сокровенное у всех на виду с треском провалилась. Для этого, к ужасу Шестого, было достаточно всего одного непутёвого помощника и собственных наивных надежд.       Захватив для предлога пять отобранных книг, Какаши ловко забирается на подоконник. Лёгкий толчок — и в одно мгновение его тело вытягивается в прыжке, стремительное и точное движение. Уже в следующую секунду он бесшумно приземляется на соседнюю крышу, ничем себя не обнаруживая перед жителями Конохи. Мягкий свет уличных фонарей обходит стороной тот самый угол, а умелый джонин не теряет времени и продолжает путь по красным черепицам.       У Сакуры он бывал только на новоселье. Заглянул ненадолго, принёс с собой какой-то сувенир, заготовленный заранее Шизуне. Сейчас отчего-то самому стало неприятно — столько лет знать друг друга, а он даже не удосужился сам подготовить презент. Вряд ли Харуно вообще могла об этом догадаться, но не сам Какаши. Этого более чем достаточно.       Увидев в окнах её квартиры свет, Какаши не понимает, рад он этому или нет. Он решил для себя, что в любом случае попадёт к ней этим вечером, и вариант вломиться в пустой дом был для него куда притягательнее. Однако Сакура дома. Значит, чтобы исправить недоразумение, придётся делать почти самое для него ненавистное — объясняться. У него это всегда получается неловко, неуклюже, неуместно. Легче сквозь землю провалиться. И в его случае это совершенно не образ речи.       Утешает лишь то, что это Сакура.       Она-то всё поймёт. Смерит его таким же забавным взглядом, как и Наруто за каждый его косяк. Невольно вспоминается, как, будучи совсем девчонкой, она раздражённо закатывала глаза даже на своего сенсея, стоило ему опоздать на встречу или спалиться с похабной книжкой прямо в засаде.       Замявшись на крыше соседнего дома, Какаши пытается оттянуть позорный момент их встречи. Короткими прыжками он спускается на землю, теряет минуты на улице и только потом медленным шагом поднимается к двери куноичи. Теперь она вряд ли заметит его беспокойство — Хатаке умело скрыл все следы, нагрузил себя пакетами и выглядит так, будто не его особый подарок от Джирайи с иллюстрациями в новом издании притаился среди важных документов.       Стук в дверь получается почти непринуждённым. Только торопливая ритмичность может выдать нетерпение. Нет ответа. Пока за дверью царит тишина, в Хатаке гаснет вера в какую-либо удачу. Тут ей даже не пахнет. Вдруг Сакура прямо сейчас перебирает книги?! Едва его рука заносится над дверью, как та резко распахивается.       — Какаши-сенсей, вы…       — Йо, Сакура!..       Неукротимый девчачий нрав сдувается на глазах.       — Вы что тут делаете?       — Ты ещё не разбирала коробку?       Вопросы летят, как на перекрёстном допросе, и оба умолкают, растерянно разглядывая друг друга. Секунда, и… при виде сенсея на глаза куноичи мгновенно наворачиваются слёзы. Какаши же понимает, что весь его выученный план только что смылся этими двумя влажными дорожками на её щеках.       По-хорошему — надо бежать. Скорее. Реакция будто при виде Гая с его очередной выдающейся идеей. Но Харуно диктует правило: будет по-плохому. И у Шестого нет против неё и шанса.       — Сдалась мне эта коробка! — под нос бормочет Сакура и разворачивается обратно на кухню, небрежно махнув рукой куда-то вглубь. — Сдался мне Саске! Киба! Сасори! Все! Сдался мне… — она собирает на языке буквы в ругательства, но не находит ничего подходящего и лишь в сердцах восклицает: — Истинный!       Какаши так и стоит нерешительно перед дверью, не зная, куда себя деть. Попался под горячую руку — мягко сказано. Он мог бы даже отмазаться фразами вроде: «Что ж, зайду в другой раз» или «Подожди, а коробка где?» или… или… все слова будто выдувает через ухо при виде опущенных плеч Сакуры, которая едва заметно дрожит, закрыв лицо руками.       Ками всемогущие, за что…       Какаши осторожно ступает на порог и закрывает за собой дверь. Здесь всё было так, как он запомнил. Маленькая, но уютная кухня совмещалась с гостиной. Небольшой столик, покрытый аккуратной льняной скатертью, занимает центр помещения, а у стены располагается мягкий диван, обтянутый светлой тканью. На полках всё так же стоят расписные чашки для чая, каждая с узором в виде сакуры, выполненной нежными розовыми мазками — их на новоселье принесли родители Сакуры. Рядом — глубокие пиалы для супа мисо, тёмные, с блестящей глазурью, отражающей свет лампы.       Стоит ему приблизиться к девушке, как в нос ударяет тонкий аромат забродивших слив. Это явно не Сакурины духи. Бегло осмотревшись, он замечает на подставке рядом с диваном неожиданную для дома Сакуры находку. На полированной деревянной поверхности выделяется бутылка дорогого сливового сакэ. Тяжёлое, тёмное стекло светится лёгким фиолетовым отливом. Это однозначно был подарок от знатока, который разбирается в каждом оттенке вкуса. И Какаши, к своей неудаче, догадывался, что за знаток мог споить таким напитком наивную девушку.       Цунаде Сенджу.       Какаши далеко не идиот. Пятая на его назначение подарила почти такую же бутылку, но для него выбрала не сливу. Персики. Напиток внутри славился своей крепостью и насыщенным, почти огненным послевкусием. Хокаге успел его проверить на себе и прицениться, а Ямато отказался от такого алкогольного крещения.       Чересчур крепко.       Такие напитки пьют медленно и размеренно, уважая их силу и признавая редкость. Судя по состоянию хозяйки квартиры, признавала она только одно — себя потомственной алкоголичкой. И в этом — Шестой невольно цокает, — точно виновата наставница Харуно.       — Сакура, — отчего-то её имя даётся с трудом.       Какаши приближается к ней, отставляя пакеты с книгами и тайяки в сторону.       — Ну же, ну же, не плачь, иначе я не разберу ни слова, — неумелая шутка царапает горло, голос звучит хрипло.       Девушка на долю секунды отрывает ладони от себя, зыркнув острыми зелёными отблесками на его непринуждённое лицо.       — Их и не надо разбирать, — огрызается Харуно, покачивающейся походкой возвращаясь на диван.       Подобрав под себя ноги, она цепляет с подставки пустое отёко, но почти сразу передумывает и ставит обратно. Схватив бутылку за горлышко, Харуно уже собирается опрокинуть в себя отменное зелье от самой госпожи Цунаде, как Какаши почти мгновенно оказывается рядом и выхватывает пойло из тонких девичьих рук.       — Кажется, тебе на сегодня хватит, — говорит он, сохраняя в голосе удивительную мягкость и строгость.       Сакура смотрит на него снизу вверх — сначала злая-злая, будто готовая наброситься в любую секунду, а потом так разочарованно и грустно-грустно, что в горле пересыхает от такого жалостливого вида. Сейчас заревёт. Но куноичи плотно сжимает дрожащую губу и усилием воли переводит взгляд с лица сенсея на желанную бутылку.       Ещё чуть-чуть…       Нужно совсем чуть-чуть, чтобы заснуть, забыться и пережить этот тошнотворный день.       Неожиданно даже для себя почти трезвым скачком Сакура тянется за подаренным сакэ. Опешивший Хокаге едва успевает отвести руку, а второй — схватить девушку за шкирку, как совсем нерадивого котёнка. Несколько секунд Харуно мечется взглядом между непоколебимым сенсеем и бутылкой, чувствуя, как навернувшиеся слёзы вновь обжигают щёки. Тело обмякает, и такими темпами его придётся собирать тяпкой с пола — настолько глубоко задевает её произошедшее.       — Зачем вы вообще пришли?! — ревёт девушка, будто бы в конец униженная и оскорблённая. — Это моё, мой дом, моё сакэ, пью, сколько захочу, я вообще взрослая, сама знаю, что делать, а вы лезете и лезете, хотя ничего для меня сделать не можете, как Саске, как Киба, как даже этот чёртов Сасори мать его, как… как… и я сама!..       Бесконечный поток тирады обрывается резкими всхлипами. Какаши видит — да он сам почти в ужасе от это всего, — как она едва не задыхается от слёз, горечи и обиды. Сколько же Харуно проносила их в себе, сохраняя незамеченными для всех вокруг?.. Ослабив хватку и убедившись в отсутствии в ней очередных намерений спиться, мужчина отставляет бутыль и крепко обнимает истерящую Сакуру.       Та даже не вырывается, прижимается к нему, сотрясаясь в плечах и сильно вжав основания ладоней в глаза — лишь бы остановить этот поток слабости. Настолько очевидный и противный, что самой от себя тошно. В который раз за день.       Отвлекают только тёплые руки на спине почти так же, как на том пепелище после войны, где Саске собственноручно остановил её сердце. Только сейчас, в отличие от того дня, сенсей пахнет не пеплом и кровью, а серой амброй, кофе и мускусом. Сакура чувствует, как напряжены его мышцы, — боится, что вырвется и наделает глупостей? — сама она напряжена не меньше. Не пошевелиться. Сильная мужская хватка словно борется с внутренней свербящей пустотой, заполняя её чем-то таким же сильным и непоколебимым.       Духом.       Сакура впервые задумывается об этом.       Сенсей всегда придавал ей уверенности в себе и своих силах.       Постепенно дыхание выравнивается, но хватка гостя не ослабевает. Сакура в последний раз судорожно выдыхает и отрывает руки от лица, упираясь ладонями в крепкую грудь. Девушка сглатывает сухой ком в горле и почти задерживает дыхание. Перед глазами рябит и блики отскакивают от цветочных стен. Мерный стук сердца Шестого успокаивает, удерживая внимание на себе. Как маятник.       Отчего-то ни Сакура, ни Какаши не могут двинуться с места.       Стоят так до последних капель неловкости между ними, которая даже просочиться и протиснуться не может — настолько тесно они прижимаются друг к другу. Первым голос подаёт Хатаке:       — Расскажешь, в чём дело?       Он опускает руки и уже готов отстраниться, но Сакура продолжает стоять к нему вплотную, прижавшись ухом к груди. Почувствовав холод там, где секундой ранее покоились мужские руки, она сжимает в тонких пальцах ткань тёмной водолазки и упрямо качает головой.       Ещё чуть-чуть…       Нужно совсем чуть-чуть, чтобы пережить этот тошнотворный день.       Подняв голову на Какаши, девушка встречается с его прямым проникновенным взглядом. Он ожидает ответа, которого наверняка не получит. Оно и к лучшему. Как бы она выглядела в его глазах после всего? Даже думать не хочется. Не хочется сомневаться. Не хочется вопросов, ответы на которые разобьют и без того раздавленное эго.       Сакура почти не колеблется. Выдыхает короткое: «Спасибо, Какаши-сенсей», перед тем как накрыть губами чужую маску аккурат там, где должны быть его губы. Короткое, точное, обезоруживающее движение. Такое, что любой враг сдался бы и пал. Харуно недолго чувствует тёплое дыхание сквозь ткань до того, как мужчина опомнится и сноровисто отскочит от неё на полметра, помрачнев в доли секунд.       Надо было бежать ещё с порога.       — Ты пьяна, а мне пора, — короткая фраза раскрошенным стеклом выталкивается из горла.       — Я не пьяна, — наглая ложь, за которую Ино, наблюдавшая опустошение шести бутылей сакэ в идзакая средь бела дня, отпустила бы колкое замечание.       Но её тут нет. И она понятия не имеет, что Сакура почти вдрызг довела себя подарком Пятой. А Какаши не знает о тяжёлом дне, закончившемся совсем не там, где Харуно ожидала себя найти несколькими часами ранее.       В его объятиях.       Мужчина не собирается с ней спорить. Они обязательно поговорят о случившемся. Но не сегодня. Не сейчас. Как только Сакура протрезвеет. Или не поговорят — она наверняка пожалеет об этом уже к утру.       — Ты пожалеешь об этом, когда вернётся Киба, — соглашается он с мыслями.       — Киба? — затуманенный девичий разум отказывается даже вспоминать Инузуку.       — С Истинными так не поступают, Сакура. Проспись. Я предупрежу Шизуне, что ты придёшь завтра позже, — безапелляционно заявляет Шестой, стоя у самой двери.       Сакура не успевает ничем возразить, когда дверь за сенсеем захлопывается. Девушка медленно моргает пудовыми ресницами, глядя ему вслед и понимая, что утро будет тяжёлым. Пить ей уже не хочется. Даже хлопок двери не оставляет за собой ожидаемую звенящую тишину. Харуно, не будь она действительно настолько пьяна, ни за что не сравнила бы это со взорвавшимся фейерверком.       Хозяйка бредёт к оставленным почти у порога пакетам и заглядывает внутрь. Стопка книг в одной и… угощения в другой. Достав одну из рыбок тайяки, Сакура надкусывает её. Внутри разливается тепло. Оно загорается внезапно, будто вспышка, и начинает подниматься от самого сердца, мягкой волной охватывая грудь и расходясь по всему телу. Это светлое наваждение постепенно заполняет изнутри, окутывая лёгким трепетом, от которого не скрыться. Недоверчиво улыбнувшись мыслям, куноичи устремляет взор на окно.       Пусть сбегает.       Сакура пьяна, а не дура.       Чужое сердце, забившееся зверем, пойманным в сети, под её ладонью от одного нежного прикосновения тому подтверждение.       И Сакура зарекается: следующий раз они выпьют вместе.