Повышенное внимание

Когда Сичэнь замечает это в первый раз, он не обращает на это внимание. Мало ли какие привычки бывают у людей? За многолетнюю жизнь они, повстречавшие войну ещё в ранних годах и понёсшие немыслимые потери, теперь держали себя в узде всегда. Ровная спина, внимательный взгляд, осматривающий местность вокруг, рука, покоящаяся на конце рукоятки меча до определённого момента, всегда напряжённые ноги, готовые сорваться куда-то вперёд. Поэтому, когда он замечает, насколько расслабленным и непривычно тихим выглядит Цзян Чэн, в груди собирается и растекается журчащее удовольствие и тепло от осознания факта, что он буквально единственный человек, с кем непримиримый глава Цзян может позволить себя так вести. Однако, по мере течения времени и всё больше проводимых совместных встреч, это надоедливая привычка почему-то всё больше притягивает и утягивает с трудом контролируемое внимание. Взгляд будто специально всё время соскальзывает куда-то в сторону, пока голова Сичэня всё ещё забита документами и отчётами, но, стоит проследить за лучом света в противоположную сторону кабинета, как мысли испаряются, будто утренний туман. Роса с приходом солнца. Снег под влиянием тепла и жара весны. С каждой новой встречей цензурные эпитеты в голове главы Лань также испаряются. Но Ваньинь словно и не замечает метаний мужа: всего лишь один халат второго слоя поверх нижних одежд, небрежный пучок без знаменитых кос, завязанный уже поблекшей сиреневой лентой, чуть сгорбленная спина и слегка неудобная для чужого глаза поза, но, кажется, самого главу это устраивает. Он что-то злобно бурчит под нос, размашисто чёркая кистью по пергаменту, закатывает глаза и откровенно морщится, вчитываясь в отчёты. В воздухе разливается утренняя свежесть, — они любили сесть вдвоём пораньше за эти скучные бумажки, а после вечером гулять по скрытым местам ордена, и Лань Сичэнь пока не может решить, какой момент лучше, и он хотел бы навсегда его запомнить, — Ваньинь кажется неожиданно мягким и домашним в своём недовольстве, без привычной резкости. Как он чуть жмурит глаза из-за бликов или поправляет спадающее одеяние, держащееся на скудно завязанном поясе и недовольстве хозяина. Умиротворение вокруг чутко совпадает с внутренним состоянием Сичэня от этой картины; он светло улыбается и, не скрываясь, рассматривает мужчину, пока снова не случается это. Цзян Чэн, очевидно, пребывает в глубокой задумчивости, судя по нахмуренным бровям и кончику кисти, скользящему по щеке. Он следит за этим волнообразным движением, смотря на него в три четверти, поэтому прекрасно улавливает момент, пока тонкий конец соскальзывает на тонкие губы. Но и там он не особо задерживается, почти сразу скользя внутрь рта. Лань Сичэнь не знает, что делать с этой информацией. У него перегрузка системы, придите позже. Но Цзян Чэн не останавливается. Он ещё сильнее кривит лицо и хмурит брови, от чего взгляд кажется глубже и темнее и, очевидно, до лёгкого хруста прикусывает древко кисточки, ведь Лань Сичэнь буквально видит, как под кожей под скулами напрягаются мышцы и лицо приобретает легко узнаваемые заострённые черты. Лань Сичэнь замечает лёгкое подёргивание щёк и совсем не хочет думать, что может твориться внутри этого рта. Словно почувствовав перемену в атмосфере, Цзян Чэн резко переводит взгляд в приоткрытое окно, и его взгляд постепенно смягчается, что-то заметив снаружи. Острый слух улавливает тихий смех и лёгкий топот детей. Ваньинь задумчиво двигает челюстью, жуя конец, и перехватывает его полностью зубами, удерживая на весу, пока вторая рука тянется за вторым пергаментом. Отложив первый, он просто пару секунд сидит с куском бумаги в руках, блуждая по комнате взглядом. Пока не натыкается на его, Сичэня, почти жадный, блестящий взгляд и резко отворачивается, почти выдёргивая изо рта кисть. Мужчина ёрзает на месте и снова сдвигает брови, чуть поворачивает корпус, будто стараясь скрыться от внезапно обнаружившегося взгляда, однако Лань Сичэнь видит лёгкие покрасневшие скулы, что на смуглой коже почти никак не выделяются, если не знать, что искать. Для почти тридцатипятилетнего мужчины Ваньинь удивительно чувствительный до прикосновений и откровенно смущающийся от каждого знака внимания, что почти неосознанно делает Лань Сичэнь; ему просто хочется порадовать мужа. Однако Цзян Чэн, выросший на войне, почти открыто жаден до прикосновений и близости, и Лань Сичэнь только рад дать ему это, получив безразмерную любовь вдвойне. Но, ещё до того, как он напьётся открывшимся видом и, наконец, приступит к каким-либо действиям, Цзян Чэн убегает, что-то бурча про дела ордена.

*+: ｡.｡ -: ✧ :- ｡.｡: +*

Когда Лань Сичэнь устало заходит внутрь спальни, он, не удивляясь, смотрит на мужа, сидящего в одних нижних одеждах перед бронзовым диском, расплетая тугой пучок и расплетая косы по бокам, держа гребень во рту. Лань Сичэнь никак не двигается, зайдя в покои, лишь прикрывает дверь и устало приваливается к стене, замирая, почти неотрывно следя за такой привычной работой своего мужа. Вот рука развязывает ленту с хитросплетённым узлом, а вторая поддерживает тяжёлую копну, чтобы не сделать больно. Пальцы вплетаются в пряди, и он с тихим шипением массирует кожу головы, аккуратно опуская волосы на плечи. Заранее смазанные пальцы в лотосовом масле легко расплетают косы и теперь просто медленно проводят между прядями, смазывая их и расплетая маленькие узелочки. Волосы легко поддаются таким манипуляциям, не доставляя проблем хозяину, однако чёлка совсем другого мнения, знатно запутавшись за целый день. Неудачно дёрнув рукой, Цзян Чэн что-то шипит и как-то булькающе ругается, и внимание Лань Сичэня неизбежно сосредотачивается на тонких губах и гребне между ними. Что-то поблёскивает в уголке губ от света свечи, и глаза буквально впиваются в мелькнувший на секунду розовый язык. О. Святые. Небожители. Чересчур резко для до этого шатающегося состояния он отлипает от стены и решительным шагом идёт прямо на Цзян Чэна. Тот ещё пару секунд хмурится, борясь с маленьким узелком, а потом поднимает взгляд и удивлённо смотрит на приближающуюся фигуру, словно только заметил её в комнате. Лань Сичэнь пока не знает, что делать. Не знает, как муж отреагирует на всю эту чепуху, он просто хочет, чтоб ему не показалось, чтоб их желания совпадали. Он почти возвышается над мужчиной, из-за того, что тот сидит, и смотрит на него, такого непонимающего ситуацию и хмурящегося от неопределённости. Цзян Чэн не выдерживает этой тишины первым: он убирает изо рта гребень, кладя себе на колени, и вопрошающе глядит на мужа. — Хуань-гэ?.. Но замолкает, когда рука ложится на щеку, задевая открытый ворот широким рукавом верхних одежд. Большой палец нежно поглаживает кожу на скуле, под глазом, смахивает упавшие пряди. Другие пальцы осторожно обхватывают подбородок, отчего большой палец близко-близко съезжает к губам. Цзян Чэн непроизвольно сглатывает и напрягается, сжимая губы и выпрямляя спину в бесполезной попытке казаться больше. В груди сворачивается до боли уязвимое чувство, и он не знает, что с ним делать. — Ты чего, А-Чэн? Всё хорошо. В подтверждении своих слов Лань Сичэнь склоняется, оставляя на лбу нежный поцелуй, ещё пару секунд задерживаясь, чтобы вдохнуть душистое масло с волос. Но рука так и остаётся на своём месте. Палец ласково оглаживает крылья носа, тычется игриво в уголок губ, но тут заново сползает на щёку. — Знаешь, я в последнее время наблюдал за тобой. И у меня сложилось впечатление, что ты просто-напросто провоцируешь меня. От этих слов на чужом лице загорается возмущение, и Цзян Чэн смотрит ему прямо в глаза в попытке доказать обратное. Рот так неаккуратно распахивается, выдавая лишь: — Что? Я не!.. Но слова прерываются, так как туда незамедлительно проскальзывает палец. Цзян Чэн инстинктивно дёргается назад, пытаясь уйти от внезапного прикосновения, но нежные до этого пальцы вдруг крепко обхватывают подбородок и удерживают на месте, стискивая челюсть до неприятного жжения. Он шипит, глядя на возвышающегося Сичэня, и недовольно смыкает зубы, однако ни на секунду не причиняя реальной боли, скорее в немом вопросе и сопротивлении. — Та кисточка с утра уже побывала в твоём рту. Ты так задумчиво покусывал её. И сколько же ещё вещей побывало в этом ротике? Ваньинь в удивлении приподнимает брови, так как совсем не обращал внимание на эту глупую привычку и непроизвольно вспыхивает, когда на ум приходят ещё несколько кисточек, держателей для грифеля, каких-то палочек или даже собственные пальцы. Лань Сичэнь добродушно усмехается реакции и гладит мягкую щёку изнутри, вновь раскрывая и надёжно фиксируя чужой рот. Цзян Чэн непонятливо мычит, совсем не понимая, куда ведёт муж. — Любишь же ты тащить всякую чепуху в рот. Ты же тогда не будешь против, если её заменят мои пальцы? Сичэнь чуть склоняется над ним, накрывая своей тенью, и скользит указательным пальцем в рот, растягивая щеки и губы, от чего Цзян Чэн непроизвольно заламывает брови и протестующе мычит. — Ну-ну, тише, тише. Это же всего лишь я, Лань Хуань, твой муж. Хлопни по бедру два раза, если хочешь, чтобы остановились. Цзян Чэн опускает взгляд и несколько секунд раздумывает, а после коротко мотает головой, что получается неловко и неудобно с пальцами во рту. Лань Сичэнь ухмыляется уголком губ, видя как мочки ушей вспыхивают, и скользит пальцами по языку. Мужчина дёргается от непонятной щекотки, но Сичэнь не даёт отстраниться, всё дальше вводя пальцы, и раздвигает их на манер ножниц, натягивая щёки. От этого Цзян Чэн чувствует себя неловко, стыд, сворачиваясь комком где-то в районе солнечного плетения, импульсами двигается вниз, к паху, и, кажется, возбудиться от такой ситуации ещё более страннее, чем происходящее в общем. — Какой красивый ротик. Думаю, там бы поместилось больше пальцев, не думаешь? Даже не дожидаясь, Сичэнь просовывает туда средний палец, перехватывая подбородок другой рукой на попытку сжать челюсти, но теперь у Цзян Чэна была причина это сделать. И эта причина сейчас мерзко течёт с уголка его губ, пачкая белые рукава. Он морщится и пытается хотя бы отвернуть лицо, однако чужие руки не дают это сделать. — Ой-ой, А-Чэн, ты такой не аккуратный. Всего меня запачкал. Лань Сичэнь посмеивается с искреннего возмущения на лице мужа и просто водит туда-сюда по языку пальцами. В медовых глазах плещется искренний восторг и наслаждения, когда муж так беспомощно и покорно сидит, поддаваясь его указаниям. Он гладит скользкий язык, то напрягающийся, то расслабляющийся, будто он ещё не определился, что делать в этой ситуации. Он щекочет кончиком пальца корень языка, заставляя слегка подавиться, и внезапно хватает пальцами язык. Цзян Чэн протестующе мычит и обхватывает запястье мужа, не сжимая, а просто хватаясь, как за спасительную соломинку. Ему правда кажется, что он тонет. Странная лёгкость укачивает и начинает тревожить, однако, сталкиваясь с уверенным взглядом его мужа, он позволяет ему высунуть сжатый между пальцами язык, что теперь неприятно сохнет на воздухе, и широко открыть рот. — Ты такой послушный, А-Чэн, необычайно спокойный в сравнении с твоим обычным взрывным характером, и всё для меня, верно, А-Чэн? В ответ слышно лишь мычание, переходящее в стон, и усиливающаяся хватка на запястье, но никак не останавливающая для дальнейших действий. Но Лань Сичэнь не обращает на это никакое внимание, он с задумчивым видом крутит между пальцев гибкий язык, рассматривая Цзян Чэн, как заинтересовавший его необычный артефакт или подарок, от чего мужчина шумно выдыхает и отводит взгляд куда-то за плечо мужу. Этот вздох вырывает Сичэня из раздумий и он оглядывает Цзян Чэн целиком, понятливо хмыкая в сторону полутвёрдого члена под тонкими штанами. Однако, замечая его гуляющий взгляд, хмурится и наклоняется ещё ближе, внезапно загоняя в глотку сразу три пальца по костяшки. — Смотри на меня, А-Чэн. Ваньинь тут же давится, чуть склоняясь вперёд, но Сичэнь не даёт ему передохнуть, начиная двигать пальцами в размеренном темпе, а вторую руку кладёт на уже вставший член, заставляя мужчину под ним задыхаться. Не в силах смотреть на довольно лицо мужа, Цзян Чэн прикрывает глаза, однако это провоцирует лицо одно действие — пальцы заходят ещё глубже в горло, которое судорожно сжимается вокруг инородного тела. Он распахивает глаза, которые сразу же начинают слезиться от интенсивности, и пара капелек всё же срывается с ресниц. — Ох, ты сейчас такой красивый, А-Чэн. Такой нуждающийся, не в силах справиться со всем, что тебе дают, но всё равно позволяющий делать это с собой. Ты просто прекрасен. Тонкий стон вырывается из него, больше похожий на плаксивое хныканье, и отдаётся вибрацией на чужих пальцах. Он поначалу даже и не понял, что этот звук — его, однако после лицо наливается краснотой — то ли от смущения, то ли от напряжения. Другие пальцы грубо водят по члену сквозь ткань, пачкаясь в смазке. И сквозь этот непонятный шум, но в тоже время почти оглушающую тишину отчётливо слышен стук гребня, упавшего с дрогнувших ног на пол. Сичэнь выскальзывает пальцами из тёплого рта, оставляя лишь большой, и обхватывает ими подбородок, плотно прижимая нижнюю челюсть и язык с двух сторон. Он слегка дёргает лицо на себя, снова ловя поплывший взгляд, и быстро дрочит напряжённый член, уже пробравшись под штаны. Цзян Чэн тонко стонет и задушено хрипит, будто ему не хватает воздуха, кончая в штаны. По лицу размазаны слёзы и слюни, а в штанах быстро становиться невыносимо липко и мерзко, что он снова протестующе мычит и легко мотает головой в сторону, на этот раз запросто избавляясь от оков. Напряжённая челюсть ноет, и он пару раз даже хрустит ею, игнорируя внимательный взгляд, направленный на него. — А ты?.. — Хрипит он, но в ответ ему отрицательно мотают головой и отходят к тазу для умывания. Глубокая усталость, видимо, отражается на его лице, раз Сичэнь быстро вытирает его, отбрасывая штаны куда-то за пределы его видимости, заплетает аккуратную косу, чтобы с утра не мучиться, и укладывает его на постель, уже не спеша, раздеваясь самому. Он, наконец-то, оказывается в любимых объятиях, утыкаясь Лань Сичэню куда-то в изгиб плеча, и вновь поражается широким плечам мужам, чувствуя странно маленьким в сравнении с ним. Однако, каким бы уставшим он не был, сон почему-то отказывается идти к нему навстречу, так что он просто лежит с закрытыми глазами и вслушивается в чужое дыхание. — Ты как? — Тихо спустя время спрашивает Сичэнь. — Не знал, что ты такой извращенец, Хуань-гэ. — Просто не надо тащить всякую гадость себе в рот. — Ты на это пялился? Как ни странно, Сичэнь не чувствует осуждения или неприязни, в голосе лишь чистый интерес. Оно и понятно — вряд ли бы тогда Цзян Чэн позволил ему это сделать. — Ты слишком прекрасен, я не мог не смотреть. Цзян Чэн смущённо фыркает и сильнее зарывается в любимые объятия. Завтра рано вставать.