Но всё таки похожи.

Очередная жестокая ночь, очередной ублюдский клиент, очередная долгая съёмка и очередное притворство. Со временем привыкаешь к любому дерьму, с которым сталкиваешься, нужно только потерпеть, привыкнуть и вот уже жестокие пытки - обыденность, а постоянный приход от наркоты и ночной перехон - рутина, как утренняя чистка зубов и ежедневный поход на работу. Энджел - актёр, научившийся улыбаться при любом раскладе, притворяться жаждущим члена любого урода и затоптать свои настоящие чувства в горе алкоголя и наркоты. Со временем маска "постоянно желающего трахаться шута, с ублюдскими и пошлыми шутками" плотно прирастает, теряя Энтони. Валентино - ублюдок, что обрёк парня на вечную жизнь во лжи и наркоте. Валентино его научил использовать собственную жизнь ради ублажения всех отвратительных желаний ебучих уродов. Валентино купил душу Энджела, как какую-то безделушку на рынке. Хоть он и пытался обвинить Валентино во всех возможных грехах, где-то в глубине своих мыслей - он понимал, что сам разрушил свою жизнь. Разрушил своё будущее, будучи живым и разрушил своё будущее, будучи мёртвым. Он сам дал согласие на то, что его будут использовать лишь как игрушку для удовлетворения похотливых потребностей, как и самого Вала, так и рандомных идиотов, которых он видит первый раз и потом не может забыть эти уродливые лица, желающих оттяпать себе кусочек Энджела. Он потёр ноющие запястья, что лишь несколько минут назад были освобождены от плена верёвки. Это только одна из причин, по которой он носит столь длинные перчатки, желая скрыть (в первую очередь от себя) следы прошедшей ночи. Вдохнув глоток, пропитанного гнилью, похотью и алкоголем, воздуха, он прикрывает глаза, желая забыть ужас, пережившый за эту съёмку. Перед ним мелькали лишь картинки мерзких воспоминаний: уродливые, наглые морды, улыбающиеся от предстоящего удовольствия, по которым рекой стекали слюни, плети и другие различные, отвратительные игрушки, без которых не проходило и дня. Липкие, грубые руки, ощущение члена во всех возможных дырках и желание сдохнуть прямо там. Желание захлебнуться в собственных слезах, вновь умереть от передозировки или забыться, напившись горького, обжигающего виски. Всё, о чём были его мысли - исчезнуть с этого проклятого места, чтобы о нём забыл каждый, кто хотя бы просто слышал о Дасте. Немного похлопав себя по щекам, надеясь убрать навождение, он замечает, что уже недалеко от отеля, целью которого является искупление грешников и, конечно же, попадание в рай. Это даже звучало, как бред сумасшедшего. Разве могут эти ебучие твари, которые только и мечтают о том, как бы запрокинуться дозой, да трахнуть кого-нибудь в переулке, просто взять и отказаться от этой жизни? Да чёрта с два! Они никогда не захотят исправиться, вкусить прекрасную жизнь, без страха оказаться изнасилованным или избитым до полусмерти. Даже если эта хрень с искуплением сработает.. Есть ли хотя бы малейший шанс для Энджела? Его душа уже давно принадлежит садисту-психопату, он сам её продал. Он сам виноват в том, что согласился на это. Он не может повернуть время вспять, как бы не хотел. Он не может отказаться от сделки, как бы не желал. Он не может прекратить свою карьеру, как бы его не упрашивала Чарли. Он пытался, он правда хочет закончить всё это, но Валентино дал понять, что это просто напросто невозможно. Он не принадлежит себе. Укутанный уничижительными мыслями, он проходит внутрь отеля и оглядывается, надеясь не наткнуться ни на кого. Аластор, он же радио-демон, как и в обычное время, пропадал одной Чарли известно где. Сама же хозяйка отеля со своей девушкой также где-то пропадали. Кажется они вчера говорили о том, что планируют посетить рай или что-то в этом вроде. Было ли это вообще важно? Определённо нет. Как бы он не хотел искупиться или помочь Чарли с отелем - он даже среди своих "друзей" держал статус на всё готовой шлюхи. Ниффти, кажется, бегала на втором этаже. Хаск же насухо вытирал бокалы, составляя их на полке. Сил не было даже пустить какую-нибудь пошлую шутку, что было бы в стиле Энджела, но 16 часов съёмки дали о себе знать болью абсолютно во всём теле. Всё, чего он сейчас желал - отодрать эту чёртову грязь с его белоснежной, шелковистой шёрстки и забыться в алкоголе на пару часов. Лишь благодаря алкоголю он мог хоть как-то заснуть, не вспоминая ужасные сцены со своим участием. Не вспоминая то, как имели в разных позах, как сували глубоко в глотку вонючий грязный член, как били по заднице, спине и другим частям, не затрагивая лишь его личико - нельзя же портить столь миловидную часть его изуродованного тела. Ноги дрожали, затрудняя передвижение и почти не ощущались. Порой приходилось их ощупывать, бить и щипать, лишь бы сделать ещё парочку шагов. И наконец перед глазами его комната, в которой он мог быть собой, а не уёбищной версией себя. Схватив стопку чистой, заранее приготовленной одежды и полотенца, Даст направился в ванную комнату. Самое время оттереть эту грязь. Ванная медленно наполнялась горячей водой, почти нестерпимой, но такой привычной. Он бы и в закипающую воду залез, но, к сожалению, у него не было огромного котла и возможности вскипятить себя в нём. Вода расслабляет, окутывает с головой и очищает от любой мерзости, словно молитва в церкви очищает твои грехи. Перед глазами вновь всплывают воспоминания этой ночи. Он вспомнил цепи, которыми его связывали, на которые его подвешивали, которыми его душили. Солёные капли стекают по щекам от осознания собственной беспомощности, бесполезности и отсутствия возможности хоть что-то изменить в своей никчёмной жизни. - и почему я такое бесполезное дерьмо? Почему я просто не могу себя убить в этом чёртовом аду? Почему это всё не закончится? Может... На чистке я смогу избавиться от всего этого дерьма? - слёзы стекали без перерыва, он уже рыдал навзрыд, не успевал схватить ртом воздух. Где-то в груди неприятно жгло, пронизывая всё тело, жутко болело в области предполагаемого сердца. Он задыхался от рыданий, постоянно смахивая с лица слёзы, но появлялись всё новые, стекающие даже по плечам. Хотелось закричать, забиться в уголок, как маленький брошенный котёнок, уйти от всех проблем и покончить с этим всем. Пальцами он лишь до боли растирал глаза и кожу вокруг них, оставляя болючее ощущение вперемешку с краснотой. Самое время избавить себя от всей этой грязи. Схватив мыло и несколько разных гелей, какую-то щётку, с довольно грубой щетиной, он пытался отмыть каждую шерстинку, каждый волосок. Руки тряслись от постоянно всплывающих воспоминаний, заставляя лишь усерднее оттирать шею, руки, ноги, даже лицо. Как бы он не старался от неё избавиться - ощущение грязи никуда не девалось. Он всё ещё чувствовал прикосновения этих ебучих уродов, словно те оставили частичку себя в нём. Он не пропускал ни милиметра кожи, он желал избавиться от всего этого дерьма, желал покончить с этой жизнью раз и навсегда, желал уйти от ебучего Вала, желал избавить себя от страданий. Он даже не заметил, как начал орудовать своими ноготочками, сдирая кожу. Ему было плевать, лишь бы избавиться от всего этого. Из некоторых царапин стекала кровь, перемешиваясь со слезами, что до сих пор обжигали его глаза. Ощущения перемешались, остались рвотные позывы от своей никчёмности. Вот бы все, кто в этом участвовал - сдохли с членом в глотке. Он всё не останавливался, повторяя все движения, проходясь ногтями по уже кровоточащим ранам, увеличивая их размеры. - Ненавижу ненавижу ненавижу - без остановки на одном дыхании повторял Даст, продолжая сдирать кожу, вырывая шерсть, желая поджечь себя, только бы избавиться от этих ощущений на коже. Голоса в голове нарастали, повторяя то, какая же он грязная, на всё готовая шлюха и то, как они желают наконец его оттрахать, как можно грубее. Шлюха. Потаскуха. Блядь. В воде растворялись капли крови, что одна за одной стекали по белоснежной шёрстке, не успевая впитываться в неё, как сразу же смывалась мочалкой. Обняв себя всеми руками, он пытался себя успокоить - всё пройдёт, нужно лишь достаточно сломать себя изнутри и ему уже будет всё равно, он станет безвольной игрушкой. Наконец забудет своё имя, забудет своё прошлое, свои мечты, свои мысли, свои желания. Он забудет. Или ему будет просто всё равно. Главное потерпеть. Он обтирал свою шёрстку, избавляясь от лишней влаги и высушивая феном на максимальной температуре, чтобы его тело не остыло. Это создавало мимолётное ощущение тепла где-то внутри, словно его только что обнимали и успокаивали, повторяя, что всё будет хорошо, что он со всем справится. Хотя он понимал, что это бред. Он никому не нужен, ни Чарли, которой бы свои проблемы решить, ни Вегги, которую он раздражал одним своим присутствием, ни Аластор, которому в целом на всех всё, ни Хаску, который сам спасался в алкоголе, ни Ниффти, которая была одержима уборкой. Возможно только Черри, которая была готова быть с ним рядом, но её методы - прятаться от проблем в алкоголе и наркоте, уже давно не помогали парню. Да,она выслушает, но она без понятия, чем может помочь, поэтому помогает лишь ненадолго отвлечься. Немного понежив Наггса, он спустился к барной стойке - хотелось забыться в море крепкого алкоголя, пока никто не оседал на мозги. Энджел ошибался насчёт Хаска, хотя он ещё этого не осознал. Тот прекрасно видел красные от слёз глаза и расцарапанную кожу. Он с жалостью наблюдал за тем, как Даст медленно, но верно убивает себя изнутри, желая избавиться от такой жизни, либо же окончательно от себя настоящего. Он хочет относиться к этому парню лучше, но тот усугубляет положение своими идиотскими шутками. - Хей, Хаски. Подайка крепкого пойла - в своей обычной, кокетливой манере проговорил парень, садясь за барную стойку и, подперев щеку рукой, начал ждать свой заказ. - Нет. - кажется, Хаск не разделил его идеи утопать со своими проблемами в алкоголе. Он не поддавался на жалобный взгляд, уговоры и отказался от предложенного отсоса за ликёр или виски. - Прекрати прятаться за алкашкой или дурью, давай просто поговорим. Я прекрасно вижу, что ты не справляешься с этим дерьмом.- отложив тряпку, которой он натирал барную стойку до блеска, Хаск подвинулся ближе, зная, что его слова никак не подействуют на парня сейчас, но ещё пару нажатий на больное место и тот будет готов раскрыться, получить поддержу и, наконец, довериться хотя бы кому-то. Как и ожидалось, он получил в ответ лишь смешок, а также глупую шутку - Хаски, котик, не неси чепухи. С каким ещё дерьмом? Просто долгие, муторные съёмки, ничего нового. Или для тебя это дерьмо, потому что в них участвовал кто-то другой, вместо тебя? Закатив глаза, кошачий вышел из барной, схватив парня за запястье и, проигнорировав недовольный возглас, уволок в свою комнату, чтобы их никто случайно не застал - он понимал, как боялся Энджел открыться кому-либо, понимал, что им не нужны лишние уши. Хоть он и сомневался в том, что получится разговорить Даста, но он должен был попытаться. Он хотел ему помочь. - Прекрати свои глупые шуточки. Ты весь.. До жути фальшивый и если другие этого не замечают, то я вижу насквозь тебя и всю твою натуру. Я ни за что не по - его нагло перебили раздражённым смехом, словно он действительно воспринимал выше сказанное, как глупость, бред, не более. - Коти-ик, какая фальшь? Я ведь актёр, это не более, чем игра. Я не фальшивый. Я не - и чужая ладонь его заткнула. Громко выдохнув, продолжил уже Хаск. -Я ни за что не поверю, что ты встречал хотя бы немного счастья в этом чёртовом аду. Знаешь.. Тебе просто необходимо... Побыть с барменом. И рассказать всё, что у тебя на душе. - Ха! Не делай вид, что тебе не похуй, мистер "я всё знаю о тебе знаю, я готов тебе помочь" и бла бла бла. Я в порядке, ок? Я не нуждаюсь ни в помощи, ни в поддержке, ни в тебе. И после этого я фальшивый, пиздец. - он уже покинул комнату, жалея что не воспользовался своей, возможно единственной возможностью выговориться хоть кому-то, не боясь, что его засмеют. - Если что, ты знаешь, где меня найти - послышалось откуда-то сзади. Хаск знал, что Даст его услышал. Хаск надеялся, что Даст ему доверится. Даже если пройдёт много времени для этого, даже если понадобится таких вот предложений сотня, две, три, хоть миллион. Он всегда будет рядом. Он знает, какого жалеть о своём выборе. Он знает, какого не иметь возможности получить хоть каплю любви, поддержки, ласки. Он всё понимает, он будет ждать.