Неделимы

Порчэ наблюдает, как Ким бережно несёт маленькие горшочки с рассадой на улицу, небрежно переступая через выпирающий порог их уютного дома. Он тихонько трогается за мужчиной, проходя через небольшую веранду, как бы невзначай касаясь бедром прикорнувшего рядом с настежь распахнутым окном цветастого стола, подавляя счастливую ухмылку. Огород крохотный — всего-то 4 сотки, свежевскопанная земля, нагретая солнцем, источает тёплый, наполненный просыпающейся после долгого сна жизнью запах, заставляя голову чуть кружиться. — Жарко! — дикий, почти рокочущий голос доносится до перепонок морскими волнами, и он завороженно смотрит, как Кимхан стягивает майку и опускается коленями на доску, ставя перед собой ведро воды. Длинные пальцы, сложенные на манер аккуратной лопаточки, исчезают во влажной почве, зачерпывая горсть чёрной дышащей массы и точными движениями углубляясь, делая небольшие лунки и вливая в них немного водицы. Подушечки пальцев еле держат тоненький стебель помидора, и у Порчэя чувство, будто Кимхан управляет им с помощью мысли, а крошечное растение слушается его и словно готово заговорить. Он кладёт малыша немного боком, быстро погружая корни в почву и утрамбовывая, а его голая спина уже начинает краснеть. Ким возится длительное время, кропотливо проверяя каждый кустик, его руки по локоть чёрные, точно природа подарила бессменные перчатки, а день неуклонно близится к вечеру, и закатные лучи затевают прекрасный в своём сумасшествии танец в смоляных отросших прядях, отражаясь мерцающими бликами вокруг. Мужчина встаёт с колен, отряхивая спортивные штаны, и идёт к умывальнику, провожаемый внимательным взором парня, принимаясь смывать с себя остатки рабочего дня, неосознанно подрагивая от холодного вечернего ветерка. На несколько бесконечных мгновений Кимхан пропадает из поля зрения Порчэя, и тот рефлекторно начинает оглядываться, выискивая среди шелестящих веток любимую чёрную шевелюру. — Чэ, — голос звучит совсем рядом, Порчэ резко разворачивается, лицезрея Кима с маленьким букетом тюльпанов, чьи алые бутоны сливаются с мягко размыкающимися губами. — Хочу подарить тебе вот такой букетик, — парень утыкается носом в шелковистые лепестки, вздыхая едва различимый аромат и поднимая полный нежности взгляд, притягивая в чувственные объятия и шепча на ухо: — Они прекрасны, Пи'Ким! Спасибо! — жар, исходящий от мужчины, опутывает Чэ, заключая его в некое подобие кокона, и он задыхается и задыхается, ощущая на своей коже невидимые ожоги, приносящие с собою чувство безопасности и домашнего уюта. — Я люблю тебя, мой ангел, — ласковые поцелуи покрывают растрёпанные волосы, а дыхание остаётся на них знойным отголоском песчаных пустынь. — И я люблю тебя, моё счастье! — Ким улыбается ярко, будто пронизывая солнечным светом, так что Порчэ хочется зажмуриться от этого живого сияния, а затем непроизвольно зевает, чуточку смутившись, и его лицо укрывает пурпурный румянец, а из груди вырывается утробное мурчание, вызывающее у Чэя новый прилив любви. — Давай-ка я уложу тебя в постель, Пи', — он ведёт уставшего Кимхана в их огромную спальню, мужчина с интересом глядит, как парень расстилает их большую кровать, а потом неспешно подбирается к нему, сдёргивая штаны и любовно проводя ладонью по торсу, точно пытаясь вобрать в неё немного тепла. Порчэй толкает Кима на белоснежную простынь, забираясь на него верхом и начиная целовать, настойчиво проникая языком в рот и чувствуя на щеках иголочки четырёхдневной щетины, отчего всё тело покрывается мурашками, а стройные бёдра нуждающе вздёргиваются, откликаясь на сводящий с ума контраст жадности и неугомонной нежности жалящих поцелуев Кима, чей юркий язык прослеживает контуры безупречно острых зубов. Он явно себя сдерживает. — Не сдерживайся, Кимхан, — просит Порчэй, прикусывая розовеющую мочку уха и слыша, как тот раскатисто смеётся, и грудь вибрирует, пока страстные губы целуют, обжигая своей неистовостью и будто вселяя за собою нестерпимый огонь вместе с очередным яростным посасыванием, вынуждая желать большего. Ким так скучает по этому струящемуся по его венам потоку лавы, по голосу и тем невероятно выразительным звукам, которыми одаривает его ангел при каждой их близости. Руки медленно спускаются вниз, с силой сжимая ладонями оголённые ягодицы, массируя и раскрывая их, а пальцы вторгаются внутрь скользящим движением, щекоча нежнейшую кожу стеночек своими шершавыми от копания в земле подушечками, гладя простату и терпеливо растягивая быстрыми толчками, заставляя парня исступлённо стонать, усиленно подаваясь навстречу. — Ммм, как всегда готов для меня, Чэй? — Кимхан ловко перекатывается, нависая над млеющим телом и увлекая в похотливый поцелуй, тогда как проворные руки обласкивают, исследуют каждый незаметный изгиб царапающими прикосновениями, а ноги Порчэ обхватывают талию Кима, потираясь об живот крепко стоящим членом. Ким входит грубо, почти не контролируя себя, но всё же умело балансируя, желая, чтобы любимый получал только удовольствие. Он двигается, постоянно меняя темп и покрывая поцелуями все доступные ему места, крупная головка упирается в чувствительный бугор с невероятной точностью и силой, посылая по телу разряды наслаждения, и, кажется, врываясь в самую душу, вызывая на коже табуны мурашек и заставляя вспыхивать внутри неутолимое пламя, и Чэ извивается под ним, не успевая свыкнуться с чередующимися переменными маньячной, животной ярости и медлительной чарующей ласки, которая подобна океану, насколько глубоко ощущается эта незримая, но такая чистая и беспрекословная любовь. Порчэй тонет в этом многообразие чувств, и Ким вместе с ним. Он приподнимает задницу, увеличивая угол проникновения, и, сильнее обхватив ногами мужчину, впивается губами в его грудь, украшая её засосами и укусами с довольным рычанием, которое очень скоро сменяется стонами. — Чёрт! — выстанывает Чэй, выгибаясь и царапаясь, намереваясь получить всю любовь, которую сегодня способен отдать его уставший тигр. — Ты меня с ума сведёшь! — ловко извернувшись, опрокидывает Кима на лопатки, вновь забирая себе доминирующую позицию, и тот лишь хмыкает, смиряя своего соблазнительного ангела восхищённым взором, ибо для него не бывает прекраснее картины, чем Порчэ, лихо скачущий на нём, порой выбивая из лёгких остатки ебучего воздуха своими стонами и поцелуями, от которых замирает блядское сердце. Ким всегда готов позорно кончить лишь от одного этого вида. Теперь, сидя на члене мужчины сверху, парень имеет возможность не только двигаться с нужным ему темпом и глубиной (а насаживается он на мощный ствол до упора), но ещё и нагло ласкать себя, наслаждаясь взглядом Кима и румянцем, заливающим его щёки от открывающегося перед ним зрелища. Когда Чэю это надоедает, он заменяет свою ладонь на члене ладонью любимого, продолжая остервенело насаживаться на член, чувствуя, как его головка раз за разом попадает по лоскуту трепещущих нервов внутри, обдавая тело волнами экстаза. Крепкая, шершавая ладонь обвивается вокруг идеального органа, принимаясь мощно надрачивать в такт бешеным скачкам, обводя большим колючим пальцем багровую головку, то пережимая её, словно придушивая, то порхая над ней, невесомо-дразняще касаясь, размазывая по ней капли выступившей влаги, а затем ведя к основанию, щекоча чувствительную кожу и постепенно ускоряясь, шепча в приоткрытые в немом крике губы: — Кончай, любовь моя. Я на грани, — Порчэй практически впечатывается в его рот кусачим поцелуем, дрожа в удерживающих в надёжных объятиях руках и выплескиваясь на их вспотевшие животы, его тугие мышцы вожделенно сокращаются вокруг члена Кима, доводя до края. Они обессиленно падают на кровать — Чэ распластывается на Киме, загнанно, но счастливо дыша. — Сожрал бы тебя, блять! — молвит он, едва отдышавшись и теснее прижавшись к горячему телу, окунаясь в наступившее спокойствие, объявившееся вместе с тихим, скрипучим смехом. — Я не против, ангел.