Там, где начинается свет

Когда долго ведёшь машину, в какой-то момент твой разум начинает блуждать. Ты фокусируешься не на дороге, а на крохотной ошибке, которую допустил на работе много лет назад, и которая до сих пор вызывает липкое чувство стыда; на небрежном замечании, которое сделал другу, и которое запускает цепочку событий, превращающую друга в бывшего друга; на действии, которое не совершил из страха, или неуверенности, или просто из лени, но которое глобально изменило бы твою жизнь, сумей ты только пошевелиться. И в тот момент, в тот самый момент, когда задумываешься о том, что могло бы пойти по-другому, и что сейчас могло бы быть по-другому, появляется эта извилистая неасфальтированная дорожка, ведущая на поросший травой холм. На холме стоит дом. Впрочем, это преуменьшение. Это величественный особняк, покрытый виноградными лозами, окруженный тысячами ярких цветов, которые больше напоминают дикое поле, чем тщательно спроектированный сад, какой можно было бы ожидать от такого поместья. Ни один человек не смог бы посадить такой сад; кажется, что сама Мать-Природа выбрала именно это место, чтобы продемонстрировать все чудеса, на которые способна, с апломбом павлина выставляя напоказ все свои смелые краски и богатые текстуры. Утки переговариваются друг с другом в пруду, ныряя между кувшинками, а пышный фон деревьев создает на территории ощущение уединения. Это очень похоже на натюрморт на лицевой стороне открытки, олицетворяющий столь желанную мирную жизнь, полную удовлетворения. Только присмотревшись к картинке, понимаешь, что что-то… не так. Например, цветы, распускающиеся в апреле, цветут рядом с теми, которые растут только в конце лета. А при ближайшем рассмотрении выясняется, что некоторые деревья на самом деле это цветущая апельсиновая роща: необычно для умеренного климата. С другими органами чувств то же самое. Неизвестно, почему в воздухе пахнет солью, несмотря на то, что ближайший берег океана находится в часе езды. Никто не задавался вопросом, почему нежная, ритмичная музыка гармонирует с легким ветерком, одновременно слышимым и неслышимым. Что касается ощущения неоспоримого тепла, которое поднимается изнутри, чем ближе вы подходите к дому, то в какой-то момент вы начинаете ожидать именно его. Это и есть приют под названием «Маяк». Здание было построено в начале восемнадцатого века овдовевшей герцогиней, которая, узнав, что ее дочь Аннабель пропала в море, отказалась терять надежду и вместо этого посвятила каждую минуту бодрствования строительству дома, который бы понравился ее дочери, убежденная, что это вернет ей любимую Аннабель. По счастливой случайности оказалось, что ее дочь пропала в море в основном потому, что отдала свое сердце лихой пиратке Чарли Сент-Джеймс по прозвищу Златоглазка. Когда Чарли (за чью голову предлагали пятьсот дублонов) была ранена во время рейда, пара направилась в дом, где прошло детство Аннабель, в поисках убежища. Будучи преисполнена решимости никогда больше не терять свою дочь, а также очень полюбив мателотку своей дочери, Шарлотту, герцогиня спрятала их в недавно построенном особняке, приложив большие усилия, чтобы о его существовании знали только те, кому можно доверять. Время шло, и несколько других бывших членов команды поселились в особняке, наслаждаясь выходом на пенсию со старыми друзьями, вместо того, чтобы пытаться снова интегрироваться в общество, которое уже изгнало их; находясь в безопасности, избегая тех, кто смеялся бы над их боевыми шрамами или тех, кто сдал бы их властям за серебренник. Все, кто там жил, утверждали, что никогда не чувствовали себя более счастливыми и умиротворенными; казалось, с каждым вдохом они впитывали любовь, которую герцогиня вложила в самый фундамент дома. Именно тогда дом стал известен как приют «Маяк», место, где заблудившиеся и уставшие моряки могли следовать за его светом и чувствовать, что он зовет их домой. После того, как изначальные жители дома умерли, право собственности передавалось не путем продажи, а через слухи среди друзей. Бродяги, беглецы и изгои, ищущие пристанища во время жизненных бурь, следовали по этой тропе вверх по холму и искали убежища за стенами дома. Кто-то оставался на годы, другие — всего на несколько недель. Некоторых дом встречает теплыми объятиями, других нежно подталкивает к двери, чтобы найти себе более достойного хозяина. А есть те, кто полностью преображают дом в его основе, становятся такой его частью, что, если дом действительно является маяком, то владельцы — это фонарь, ведущий друзей в безопасное место, не позволяющий им разбиться о скалы несчастья и держать врагов на расстоянии. О них и будет эта история. ***** В тот день, когда Эдвард Тич покинул дом в возрасте шестнадцати лет, кристально голубое небо пересекла двойная радуга. Тогда ему это показалось немного ироничным. Уйти из дома в одиночку, имея лишь потрёпанный рюкзак с поношенной одеждой и свежий синяк вокруг левого глаза, не было похоже на то стечение обстоятельств, которые могло бы вдохновить появление столь редкого символа удачи Оглядываясь назад, можно сказать, что радуга, возможно, на что-то намекала. Если бы Эд остался дома, маловероятно, что он дожил бы до своего восемнадцатилетия. Вместо этого он, совершенно разбитый, провел день в пабе, празднуя подписание контракта со звукозаписывающей студией Хорниголда. Этот опыт, конечно, тоже был неоднозначным, но Эд считал, что это лучше, чем быть мертвым. По крайней мере, большую часть времени. Больше он никогда не видел двойной радуги. До сегодняшнего дня, тридцать лет спустя, когда он снова ушел из дома. На этот раз сумка, которую он перекинул через плечо, была немного больше, и его сердце, совершенно необъяснимо, было наполнено большей надеждой и волнением, чем он когда-либо чувствовал. Он собирался стать волонтером в странном и чудесном приюте «Маяк». — Ты не можешь правда это учудить. Эд ущипнул себя за переносицу. Не бывает радуги без грозовой тучи, и Иззи Хэндс всегда был рад исполнить эту роль. — Я же говорил тебе, что выезжаю рано утром, Из. У меня нет времени. — Ты что, сумку собираешь? Что это за волонтёрская работа? — Дорога долгая, — Эд прошёл мимо Иззи и направился к своей машине. — Стид сказал, что я могу оставаться там всю неделю, вместо того, чтобы тратить бензин на ежедневные поездки туда и обратно». — Да, я уверен, что так оно и было, — пробормотал Иззи. — Тебе не кажется немного… подозрительным, что такой человек, как мистер Боннет, хочет, чтобы ты жил в его доме в течение длительного периода времени? Эд пожал плечами. — Вроде как все работники там живут, дом большой. — Да это ёбаная секта! — произнёс Иззи. — Представляю, что там по ночам творится. — Ты привык такое воображать, не правда ли, Иззи? — Эд открыл дверь машины, сунул туда сумку, и повернулся к нему. — Все эти истории про дикие оргии под наркотиками, в которых принимал участие «Кракен»? — Эд. — По крайней мере, моя жизнь снова будет соответствовать моей репутации, — сказал Эд. — Ты должен быть рад. — У нас встреча с Джеки через две недели, — произнёс Иззи. — Нам нужно готовиться. — Это твоя работа, — парировал Эд и нырнул в машину. — Позвоню тебе после выходных. Он закрыл дверь, наслаждаясь раздраженным и ошеломленным выражением лица Иззи. С годами он стал слишком самодовольным. Было приятно выбить его из равновесия. И было приятно снова обрести цель в жизни. Даже если эта цель заключалась всего в двухчасовой поездке в самый необычный приют для животных, который он когда-либо посещал, которым руководил, возможно, самый интригующий человек, которого он когда-либо встречал. Ключ в замке зажигания, предвкушение в груди. Он готов. *** Часть его боялась, что ему всё приснилось, но нет, приют «Маяк» правда существовал, и был таким, каким Эд его запомнил. Красивый, величественный особняк, окруженный, казалось, бесконечным количеством цветов всех окрасок и разновидностей. По дорожке перед входом прогуливались несколько кошек, а перед входной дверью растянулась пушистая собака размером примерно с медвежонка, греясь на солнце. И служа еще одним напоминанием о том, что это не просто приют для животных, среди цветов прохаживался павлин, великолепный даже в окружении столь же потрясающей флоры и фауны. Перед ним порхала бабочка, и Эд почувствовал, как их рой ответно танцует у него в животе. Черт, Иззи был прав. О чем он думал? Это не для него. Ему не подходят мягкое и нежное. Он не был создан для тихой, мирной жизни — сидеть в саду, проводя день за чаем и беседами, в то время как у его ног сворачивалась бы калачиком кошка, собака или кролик. Это всё ёбаная шутка. Черт, как он мог быть таким тупым? Он просто поддался прихоти. К счастью, его еще никто не заметил. Он мог бы легко развернуться и отправиться в путешествие на несколько недель, просто чтобы Иззи не испытал удовлетворения от осознания своей правоты. — Так ты заходишь или нет? Блять. Эд прикрыл глаза рукой, посмотрел в направлении, откуда раздался крик, и увидел мужчину, свесившегося из окна второго этажа. Он узнал птичника Баттонса, в основном не из-за того, что помнил его лицо с прошлого визита, а в большей степени потому, что вокруг его головы летала парочка корелл. — Что? — Ты заходишь? — повторил Баттонс громче и медленнее. — Или нет. Мы всё утро ждали. Эд закашлялся. — Захожу, — ответил он. Он вернулся к машине и достал сумку, затем повернул к дому, незаметно вытирая потные ладони об джинсы. Ему даже не пришлось стучать; у входной двери стоял молодой мужчина в оранжевой шапке, с бирюзовой серьгой в ухе, держа в руках планшет. У его ног крутился довольно любопытный колли. — Привет, — сказал Эд. — Эдвард Тич. Приехал поволонтёрить. — Да, мы слышали о тебе, — мужчина протянул руку. — Олуванде. Координатор волонтеров. А это Корделия, собака Капитана. Она любит приветствовать гостей». Эд пожал Олуванде руку, а другую протянул Корделии, чтобы та её обнюхала. — Много у вас тут волонтёров? — Нет. Только ты, — Олуванде улыбнулся и закрыл за ними дверь. Хм. Это несколько подтверждает теорию Иззи, что они собирались использовать его для ритуального жертвоприношения в своих сектантских оргиях. Но как только Эд переступил порог, он почувствовал, как слова Иззи испаряются в восхитительно пахнущем цитрусами воздухе. Каким-то образом ему стало легче. Он дома. Он в безопасности. Разумеется, если рассуждать рационально, это всё ерунда. Но очень мало что в его жизни когда-либо было рациональным, так кто он такой, чтобы бороться с этим сейчас, когда кажется, что это может наконец принести ему пользу? — Надо заполнить пару документов, чтобы покончить с формальностями, — сказал Олуванде. Они с Корделией привели Эда в гостиную, но не в ту, в которой он сидел со Стидом на прошлой неделе. Эд вообще задавался вопросом, сколько гостиных в этом доме. Он казался достаточно большим, чтобы вместить по крайней мере полдюжины. Они устроились в чрезвычайно удобных мягких креслах. Большой пушистый белый кот, которого Олуванде представил как Ньокки, вошел и почти сразу же свернулся калачиком у ног Эда. Эд никогда не считал себя кошатником, но он не собирался прогонять этого кота, который уже удовлетворенно мурлыкал. Кроме того, если он собирается работать в этом приюте, ему придется привыкнуть ко всем видам животных. Не только к собакам. Не только к собакам, похожим на Рыжую. Олуванде вынул ручку из планшета и выжидающе посмотрел на Эда. — Итак, — сказал он. — Эдвард Тич. Среднее имя? — Никакого, — сказал Эд. — Просто Эдвард Тич. Рожден на пляже. Олуванде уставился на него. Эд прочистил горло. — Извини. Да, просто Эдвард Тич. Можешь звать меня Эд. Олуванде кивнул. — Никаких других прозвищ? — Если ты пытаешься узнать, хочу ли я, чтобы меня называли Черной Бородой, то ответ — нет. Просто Эд. — Понял, — ответил Олуванде. — Дата рождения? — Первое июня. — Значит, совсем скоро, — отметил Олуванде. — Думаю, да. Никогда особо не задумывался о днях рождения. — Ты тут не один такой. — сказал Олуванде. Он сделал заметку на бумаге. — Хорошо, следующий вопрос. Любимое блюдо? Эд моргнул. — Ты пропускаешь вопросы про опыт общения с животными и переходишь к диетическим предпочтениям? Олуванде пожал плечами. — Капитан всегда говорит, что счастье идёт от полного желудка прямо к сердцу. — Ты постоянно говоришь «Капитан», — заметил Эд. — Я полагаю, ты имеешь в виду Стида? — Ах, да, — сказал Олуванде. — Извини, надо было уточнить сразу. — Он служил на флоте? Это не совсем соответствовало образу Стида, который Эд выстроил в своей голове, но если и было что-то, что Эд понял об этом человеке, так это то, что от него можно ожидать всего самого неожиданного. То, что этот теплый и беззаботный человек мог служить в армии, было, конечно, неожиданным. — Нет, ничего подобного, — сказал Олуванде. — Некоторое время назад это началось как шутка. То, как он говорил, то, как он управлял этим местом, делало его похожим на капитана, управляющего кораблем. Хотя и не военным. Больше похожим на странного капитана пиратов, ищущего приключений со своей верной командой». — То есть, с вами? Олуванде усмехнулся. — Да. В целом, так и есть. Капитан… он немного эксцентричный. Иногда мне кажется, что он здесь пробыл слишком долго. Не всегда понимаю и половину того, о чем он думает. Но каким-то образом это всё работает. — Похоже, это как раз тот человек, который сможет управлять таким местом. — Никто другой не смог бы сделать это так, как он, это точно, — сказал Олуванде. Он вернулся к своему планшету. — Итак. Любимая еда? — Ах да, — Эд кашлянул. Он глубоко задумался, пытаясь придумать ответ, звучащий невинно и безопасно. — Как насчет хорошего стейка? Олуванде кивнул. — Предпочтения по виду? — Я не знаю. Рибай? — А стоило бы знать, — Олуванде записал его ответ. — Хорошо, дальше. Предпочтения по постельному белью? — Постельное белье? — Капитан сказал, что ты будешь тут ночевать, — сказал Олуванде. — Это так? — Да, — сказал Эд. — Но мне плевать на простыни. — Он сделал паузу. — Без обид. — Да не проблема. Это только Капитана волнует, — Олуванде встал. — Окей. Хочешь осмотреть свою комнату? Можешь положить там свои вещи и вымыться, прежде чем начнем работу. — И это всё? — спросил Эд. — Это все вопросы, которые ты мне задашь? — Да. Остальные Капитан хочет сам задать. — Тогда хорошо, — сказал Эд. Он встал, стараясь при этом не пнуть Ньокки, и перекинул сумку через плечо. Его комната находилась на третьем этаже. Эд пытался проследить их маршрут, чтобы найти дорогу обратно самостоятельно, но это оказалось почти невозможным. Во-первых, примерно каждые полдюжины шагов их останавливали какая-нибудь собака или кошка, а один раз и обезьяна, и это крайне отвлекало, поскольку все они были очень милыми, и требовали, чтобы он все бросил и уделил им заслуженное внимание. Во-вторых, как бы нелогично это не звучало, но это нельзя было игнорировать — Эд мог поклясться, что коридоры вокруг него перемещались. Откуда ни возьмись появлялись новые ниши, а коридоры, казавшиеся тупиками, внезапно разделялись на два отдельных коридора. У Эда всегда было исключительно отменное чувство направления, поэтому отсутствие какой-либо постоянной точки отсчета чертовски дезориентировало. Он рассказал об этом Олуванде, но тот только усмехнулся и сказал, что в доме такого размера трудно уследить за всеми коридорами. — Вот мы и пришли, — сказал Олуванде и открыл, казалось бы, случайную дверь. Первой мыслью Эда было, что они будто в океан шагнули. Стены были выкрашены в насыщенный темно-синий цвет, но из окон, обрамленных длинными белыми портьерами, лилось столько света, что было вовсе не темно. Из-под кровати с балдахином выглядывал большой ковер с узором из завитков синего, зеленого и серого цветов. Простыни, которые выглядели для Эда безбожно мягкими, тоже были белыми, дополненными набором темно-синих и белых декоративных подушек. На прикроватном столике стояла ваза, наполненная цветами фуксии. Люстра наполняла всю комнату теплым светом. — Ух ты, — сказал Эд. — Тут все комнаты такие? — Это одна из самых красивых, — сказал Олуванде. — Капитан бережёт её для особых гостей. — К вам много таких приезжает? — спросил Эд. Он подошел к окнам; они выходили прямо на сад, а если повернуть голову, то и на пруд, покрытый кувшинками. — Нет, — сказал Олуванде. — Только ты. — Хорошо, — сказал Эд. Он поставил сумку на кровать. — Должен ли я… — Не торопись, — сказал Олуванде. Он кивнул в сторону двери слева от него. — Там ванная, если она тебе понадобится. Кто-нибудь зайдет за тобой к обеду, примерно через час. А пока чувствуй себя как дома. Странно, подумал Эд, начиная распаковывать сумку, но эта комната ощущалась больше домом, чем спальня в том жилье, которым он владел двадцать лет. Хотя, честно говоря, купив тот дом, он нанял дизайнера по интерьеру для всех работ, с единственным пожеланием, чтобы всё выглядело красиво, неотвратительно, бюджет неограничен. Так что, придётся признать, это был не самый персонализированный дизайн. Но эта комната, несмотря на то, что она была всего лишь гостевой спальней, не видевшей так уж много гостей, ощущалась знакомой как старая песня. Эд мог представить, как заходит туда после длинного дня, скидывает ботинки, кидает кожаную куртку на кресло в углу. Потом можно вытянуть книгу с полки около окна, и растянуться с ней на кровати. А если настроение будет подходящим, то можно написать пару строк песни, устроившись у камина, перед тем как уснуть. Чёрт, он даже не заметил, что тут есть и камин. С диванчиком, плюшевым креслом, и маленьким столиком, стоящими перед ним. Это должно было уже ощущаться перебором, но почему-то не ощущалось. Пока у него было время, Эд решил принять душ. Он сказал себе, что это потому что за обедом он скорее всего познакомится со всей командой и хочет произвести хорошее впечатление. Но правда заключалась в том, что на самом деле он хотел впечатлить лишь одного человека в этом доме. Душ был таким же роскошным, как и остальная часть комнаты, там было какое-то ароматное лавандовое мыло, благодаря которому Эд чувствовал себя более расслабленным, чем когда-либо. Выйдя, он снова надел джинсы и свежую черную футболку. Ему захотелось собрать волосы на затылке, чтобы они не падали на лицо. Прошли годы с тех пор, как он носил такую причёску. Он решил, что ему это нравится. Чтобы убить время, он вернулся к осмотру своей комнаты. Вокруг были разбросаны восхитительные безделушки. Медный кит размером с его кулак возле вазы с цветами. Необычайно детализированная модель корабля на камине. Песочные часы на книжной полке. Маленькие шкатулочки, фигурки и другие украшения, все явно расставлено намеренно. Эд с волнением осмотрел их все. Держа в руках каждую вещичку, он задавался вопросом, выбрал ли Стид лично. Он задавался вопросом, какое значение она имела: была ли она только ради эстетики, купил ли Стид её только для этой комнаты или она какое-то время принадлежала ему. Он задавался вопросом, почему они оказались именно в этой комнате, куда мало кто заходил, но которая явно была важным местом. Он осторожно провел пальцем по парусам модели кораблика. Он представлял Стида в этой комнате, ставящего корабль на прикроватный столик, затем передумавшего и переставившего его на полочку у камина. Он представлял, как он тщательно выбирал книги для украшения полок. Он представлял, как он собирает цветы в саду и помещает их в вазу, расставляя именно так. Все это было смешно, учитывая, что он разговаривал с этим человеком всего несколько часов. Но по какой-то причине Стид Боннет пробудил в нем что-то такое, что он не мог объяснить. Но впервые за многие годы Эд почувствовал себя живым, и будь он проклят, если начнет задаваться вопросом, почему это происходит. Он приподнял темно-синее покрывало, лежавшее в изножье кровати, и пропустил его сквозь пальцы. Черт, какое оно мягкое. — Привет. Эд поднял глаза. Конечно, это был Стид со своей верной собакой Корделией. Будь это кто-то ещё, Эд подпрыгнул бы от внезапности. Но, похоже, его тело воспринимает Стида… тем, что является противоположностью угрозе. — Привет, — Эд обнаружил, что пока не может заставить себя положить покрывало на место. — Это шелк? Бля, какую глупость ляпнул. Кто вообще о таком спрашивает. — О, нет, сказал Стид. Вместо того, чтобы расстроиться от вопроса Эда, он на самом деле, казалось, был рад, что его спросили. — На самом деле это довольно изысканный кашемир. — Довольно изысканный кашемир, — повторил он. Осторожно он поднес покрывало к лицу и потер под глазами, где кожа была самой тонкой. Будто возлюбленный вытирает слёзы. — Тебе нравятся изысканные ткани? — Голос Стида был полон надежды. — Думаю, может быть, так и есть. Да. Эд неохотно положил покрывало обратно на кровать. — Еще раз спасибо, что пригласил меня. И позволил остаться. Комната великолепна. — Ах, я уверен, что ты привык жить в роскошных номерах, — сказал Стид. — Мы хотели убедиться, что тебе будет удобно. — Да не, — сказал Эд. — Большую часть времени в свои двадцать с чем-то лет я проводил в автобусе, ездя в туры. Конечно, для интервью останавливался в хороших отелях, но там всегда было холодно. А здесь я чувствую себя… — Он хотел сказать «как дома», но это признание казалось несколько жалким. — Удобно, — выбрал он слово, чувствуя себя довольно патетично. — Ну, хорошо, — сказал Стид. — И если тебе что-нибудь понадобится, пока ты у нас, что угодно, просто попроси. — Спасибо, — сказал Эд. — Слушай, я хотел сказать — ох, привет, приятель! Джеппетто, пёс, который послужил Эду личным носовым платком в последний раз, когда милостиво позволил ему рыдать в свою шерсть, ворвался в комнату и подбежал прямо к нему. Эд упал на колени, чтобы поприветствовать его, и получил шквал лизучих поцелуев и возбужденных постукиваний по его бедрам. — Он с нетерпением ждал твоего возвращения, — сказал Стид. Он сделал паузу. — Как и я. Эд поднял глаза. Стид улыбался, но эта улыбка ничего не выдавала. — Ну, если Джеппетто пришел, — сказал Стид, — это также означает, что обед готов. Пойдём? — Да, — сказал Эд, поднимаясь на ноги. — Пойдем. **** — Он настоящая легенда. Никто не сможет выступать так, как он. — Я видел его еще в 98-м. Он тогда был еще совсем юным, но, черт возьми. Чертовски крутой. Человек — легенда. — И я готов поспорить, что ты только с задних рядов трибун его и видел. А попробовали бы вы оказаться за кулисами. Вот вы знали, что перед каждым выступлением он выливал бутылку виски в настоящий человеческий череп и пил прямо из него всю ночь? — Да не было такого. — Было. Я сам видел. — Ой да ладно. Тебе бы больше хотелось увидеть его в тройничке с девчонками из той группы, как там она называлась? А, «Бонни-Рид». — Да за всеми не уследишь. У Черной Бороды за кулисами всегда были толпы женщин. — Скорее, ты боялся подойти поближе, чтобы он не швырнул динамик тебе в голову. —Ха, динамик? А помните тот раз, когда он сбросил пианино в бассейн какого-то шикарного отеля? Затем встал на него со своей гитарой и дал полноценный концерт? Стид кашлянул. — Мне очень жаль. Обычно они не сплетничают. Они просто настолько взволнованы, что забыли о манерах. Я думал, они уже отучились от этого. Эд махнул рукой. — Неважно. Я здесь гость, а не они. Стид покачал головой. — Ты заслуживаешь более радушного приема, чем такое вот. — Стид, — сказал Эд и хлопнул его по плечу. — Это моя жизнь. Я предпочитаю, чтобы они были самими собой рядом со мной, а не чувствовали, что они должны вести себя прилично. Я сам веду себя неприлично. — Стид рассмеялся. — Если ты так считаешь. — Абсолютно. Кстати, я голоден. — Что ж, тогда было бы грубо заставлять тебя ждать. — Стид открыл дверь и тут же выругался себе под нос. — Ух, ненавижу, когда такое случается. Эд заглянул через плечо Стида, ожидая увидеть команду, разбирающуюся с собакой, опрокинувшей растение, или разбившей вазу, или с кошкой, опускающей лапку в аквариум, или с птицей, насравшей кому-то на голову, или с какой-нибудь другой проблемой, вызванной животными. Вместо этого он увидел, должно быть, самую большую в мире библиотеку, от пола до потолка заставленную книгами в несколько рядов. В углу была даже спрятана лестница, по которой можно было добраться до тех, что наверху. Также, как в, казалось бы, в каждой комнате этого дома, там был камин и два плюшевых кресла перед ним. И все же, несмотря на то, что библиотека явно была пустой, Эд все еще мог слышать праздную болтовню команды, как будто они стояли прямо перед ними в комнате, но почему-то невидимые. — Иногда старый дом немного путается и забывает, где какая комната должна быть», — объяснил Стид. — Эта конкретная библиотека, кажется, появляется только тогда, когда у меня совершенно нет времени исследовать все, что в ней есть». — Ёбаное безумие, — выдохнул Эд. — Действительно, — сказал Стид безнадёжно. Он бросил последний тоскливый взгляд на библиотеку. — Как я могу убедить тебя остаться здесь примерно на час? Может быть, на два? Эд посмотрел на Стида, на библиотеку, затем снова на Стида. — Дом когда-нибудь отвечает? Стид тяжело вздохнул. — Ах если бы. С этими словами Стид медленно и намеренно закрыл дверь, ожидая, пока замок защелкнется. Затем, спустя несколько секунд, он снова приоткрыл дверь, совсем чуть-чуть, и просунул голову внутрь. — Вот мы и пришли, — сообщил Стид. Эд пытался воспринимать разочарование в голосе Стида не близко к сердцу. Если бы ему пришлось закрыть дверь, за которой находится его самая большая мечта, не зная, когда он вновь её увидит, он бы хлопнул этой дверью изо всех сил. Хотя, конечно, каким было бы его самое большое желание. — Что ж, нет времени лучше, чем сейчас, — произнёс Стид, прерывая размышления Эда. Он придержал дверь и указал на неё. — После тебя. Комната наполнилась тишиной, когда они вошли, что воспринималось весьма иронично из-за надписи «Проговорим всё как команда», нарисованной огромными буквами на стене прямо перед Эдом. Люди, собаки, кошки, птица и странное животное, похожее на лису, но с комично большими ушами, — все замерли и уставились на него. Эд прочистил горло. — Всем привет! — Стид подскочил к нему и встал сзади. — Понимаю, это сложно постичь, но познакомьтесь, перед вами Эдвард Тич. Судя по стонам, закатыванию глаз и переглядыванию членов команды, такое поведение не было для Стида чем-то необычным. Эд ухмыльнулся. Кажется, в Стида вселился дух умеренно невменяемого воспитателя детского сада. Каким-то образом это работало. — Привет, — сказал Эд и протянул руку ближайшему к нему мужчине. — Я Эд. У мужчины отвисла челюсть. — Да. Да, я знаю, — пробормотал он. — Я Пит. Долговязый мужчина в фартуке, на шее которого висел хорёк, отвесил ему подзатыльник. — А я говорил, что это всё пиздёж, что ты когда-то работал на Чёрную Бороду. Пит покраснел. — Пит, говоришь? — Эд потёр переносицу. — Кажется, выглядишь знакомым. Прости, приятель. Много времени прошло, память уже не та. Пит ухмыльнулся. — Не проблема, Эд. Принести тебе тарелку? Стид шагнул ближе к Эду. — Спасибо, — шепнул он. — Ты не представляешь, сколько драматизма это его заявление вызывало все эти годы. Эд пожал плечами. — Да не вопрос. Кроме того, во всю эту индустрию вовлечено столько людей. Он мог там и работать, на самом деле. Почему бы не подыграть. Стид улыбнулся. — Ты хороший человек, Эд. Эд усмехнулся, но от дальнейшего разговора его спасло возвращение Пита с тарелкой, заваленной сэндвичами. — Я не был уверен, что тебе нравится, поэтому принёс всего понемногу, — сказал Пит. — Мой любимый — с ростбифом. — Тогда я начну с него, — ответил Эд и занял место за столом рядом с довольно величественной кошкой. — Как твои дела? — спросил он ее, садясь, и был рад, когда она бросила на него явно оценивающий взгляд, а затем вернулась к облизыванию лап. Стид попытался заставить команду представиться через забавную игру на знакомство («Меня зовут Стид, и я суперский. А теперь, Баттонс, придумай прилагательное, которое начинается на букву Б!»), но остальные, как ни странно, не присоединились. Тем не менее, Эду удалось узнать у всех имена и их основные роли в приюте. Помимо Олуванде, Люциуса и Французика, с которыми он уже познакомился на прошлой неделе, были ещё, конечно, Пит, который не слишком ненавязчиво демонстрировал свои бицепсы, объясняя, что он часто носит тяжелое в приюте, а также приглядывает за рептилиями. У него был невероятно крутой бородатый дракон, которого он был бы рад когда-нибудь показать Эду. Таракан был шеф-поваром; хорек на его шее, Дижон, был его официальным су-шефом. Крошка Джон отвечал за то, чтобы все животные получили полноценную социализацию, а также вязал им свитера на холодное время года. Швед в основном краснел и хихикал, но у Эда возникло ощущение, что он просто очень рад быть здесь. Что касается Джима… ну, они мало что показали, кроме рукояти ножа, заткнутой за пояс. Но Эд видел, как они улыбались, прижимаясь лицом к мохнатой морде гигантской собаки, которая была снаружи, когда Эд прибыл, поэтому Эд заподозрил, что они не так уж и бессердечны как пытались показаться. — Итак, Эд, — сказал Таракан в конце трапезы. — Уверен, у тебя есть безумные истории. Поделишься? Эд собирался ответить, но Стид его прервал. — Совершенно нет. Эд здесь для общественных работ, а не для общественного развлечения. Остальная часть команды застонала, а Эд слегка улыбнулся. Его ещё никогда не защищали, по крайней мере, таким образом. В стиле «уёбывай, Чёрная Борода занят» — да, конечно. Но не заботились об его настроении. Не то чтобы это что-то значило. Стид просто джентльмен. Он просто вежлив с гостем. Никакого подтекста. — Итак, — продолжил Стид. — Я подумал, что во время своего пребывания здесь Эд может ассистировать разным людям, чтобы понять, чем мы тут занимаемся, и получить всеобъемлющий опыт работы в приюте «Маяк». — Хорошо, — сказал Эд. — Очень хорошо. Мне это нравится. Ему и правда нравилось. Тем более, что было бы вполне логично, начать ассистировать всем, начиная с начальника. Он и Стид могли бы провести некоторое время, бродя по территории, и, возможно, Эд сможет задать несколько ключевых вопросов и наконец начнет понимать его. — Итак, я думаю, ты можешь начать с нашего заклинателя кошек, Французика, — продолжил Стид. Ой. Ну или так. — В некоторых культурах, — продолжил Стид, — кошки считаются мистическими существами, чьи глаза служат окнами в другой мир. Возможно, проведя с ними день, ты сможешь заглянуть в окошко нашего мира. — Да, мы просто собираемся пройтись и проверить их еду и туалетные лотки, и убедиться, что они не принесли никаких сюрпризов, — сказал Французик Эду. — Может быть, поиграем с несколькими или немного приведем их в порядок. Посмотрим, как пройдет. — Окошки! — воскликнул Стид. На этот раз Эд не смог сдержать усмешку. Он все еще определенно не понимал Стида Боннета, или почему его приют имел такую власть над ним. Но он знал одно. Этот чудак был чертовски милым. *** — Итак, — начал Эд, когда они с Французиком отправились в место, которое Стид восторженно описал как «кафе для котиков». — О скольких кошках идёт речь? — Сейчас у нас семеро, — ответил Французик. — Парочку забрали на днях. Максимум у нас было двенадцать. И никогда не было меньше пяти. Эд поправил на плече большую сумку с контейнерами с кошачьей едой (любовно приготовленной Тараканом. — Ого. И они просто свободно бегают везде. — В целом да, — сказал Французик. — Как и все животные. У котов есть пара комнат, которые считаются их собственными, ну просто потому что кошки вот такие, ну ты знаешь — но мы их ничем не ограничиваем. Эд не знал, какие кошки вот такие, но не собирался поднимать эту тему. — И никто никого ни разу не превратил в фарш? Французик засмеялся. — Такое можно было бы предположить. Но нет, все животные тут расслабленные. Некоторые держатся подальше от других. Но никаких драк никогда не было. Разве что иногда друг у друга еду воруют. Как только он договорил, они достигли места назначения — яркой, просторной комнаты, наполненной по меньшей мере дюжиной башен и полок, по которым кошки могли лазить. Одеяла и подушки были разбросаны по комнате в случайном порядке, но у Эда было подозрение, что положение каждого предмета было тщательно высчитано и скоординировано, чтобы все выглядело беззаботно. У дальней стены стоял большой сундук, полный игрушек, а у окон была крошечная дверь, которая выглядела так, будто принадлежала Алисе в стране чудес, и, как мог предположить Эд, была самой изысканной в мире дверцей для кошек. И, конечно же, там было много кошек. — Это Ньокки, — сказал Френчи, указывая на пушистого кота, который ранее уже встретил Эда, — и вы встретили Аньолотти во время обеда. Еще есть Тортеллини, Тальолини, Спагетти, Фрикаделька и Фрэнк. Эд поднял бровь. — А Фрэнк не чувствует себя исключённым из этой макаронной банды? Французик нахмурился. — Он Фрэнк Синатра. Он возглавляет банду. Эд взглянул на Фрэнка, который громко ворчал на верхушке одной из башен. Он был чёрным, но с белым животиком и белыми усами, и, конечно, пронзительными голубыми глазами. — Он любит петь, — сказал Французик. Он взял у Эда сумку и начал доставать содержимое. — Иногда я приношу лютню и аккомпанирую ему. — Играешь на лютне? — следуя указаниям Французика, Эд начал раскладывать порции лучшей в мире кошачьей еды в изящно украшенные фарфоровые мисочки. — Сейчас такое нечасто встретишь. — Ага, — ответил Французик. — Всегда любил музыку, пробовал играть на разных инструментах. Моя младшая сестра любила ходить на ярмарки в средневековом стиле — где люди наряжаются, рыцари сражаются и всё такое. Однажды я наткнулся на лютню в антикварном магазине, и у нас появилась игра. Она была прекрасной девой, а я — её странствующим бардом. — Звучит интересно, — сказал Эд. — Вы часто видитесь? Возможно, Эду просто показалось — наверное он отвлёкся на всех этих котов, столпившихся вокруг него и требующих еды, но будто бы Французик долго думал над ответом. — Не особо, — наконец ответил Французик. — Тут ты постоянно занят, понимаешь? Что-то в голосе Французика выдавало, что есть и ещё какая-то причина. В нем чувствовалась нотка тоски, нотка сожаления и неоспоримая решимость человека, который принял свою судьбу и запретил себе задаваться вопросом, могло ли все сложиться по-другому. Эд понимал это. Такой же тон выдавали его собственные губы. Тысячи раз. — Может я однажды привезу свою гитару сюда, и мы можем поиграть вместе. Эд выдал это раньше, чем успел осмыслить, что говорит. Брови Французика приподнялись. — Ты серьёзно? — Ага, — сказал Эд. — У меня сейчас нет с собой гитары, надо привезти. Может, в следующий раз, когда приеду. На лице Французика медленно расползлась ухмылка. — Уже планируешь вернуться? Эд пожал плечами. — Я имею в виду… — Не надо смущаться, приятель, — сказал Французик. Он взял на руки довольно округлого котика, трогавшего лапкой его ногу, и покачал как младенца. — Есть причина того, почему это место называется приютом. Не только для животных. Люди тут тоже в безопасности. — Он повернулся к коту. — Не так ли, Спагетти? — Кругленький это Спагетти? — спросил Эд. — Был уверен, что это Фрикаделька. — Не, сестра Спагетти получила это имя первая, — сказал Французик. — Потому что в первый свой день здесь она стянула фрикадельку из тарелки Пита. Было круто, да, Фрикаделечка? Морда Фрикадельки была погружена в миску с едой, так что та лишь помахала хвостом в ответ. — Это значит «да», — сказал Французик. Эд хмыкнул. — Тебе всегда нравились кошки? — О, совсем нет, — ответил Французик. Он поднял одну из лапок Спагетти. — Только взгляни на это. Ножи в лапах. Коты пиздец страшные. Но это заставляет меня их больше уважать, и они это понимают. Так что у нас есть связь. Эд всегда немного настороженно относился к кошкам. Во-первых, Французик не лгал о ножах в лапах. Кроме того, сама идея комков шерсти, честно говоря, его раздражала. И хотя он не был уверен, что поверил всем этим словам Стида про «окна в другой мир», кошки действительно обладали странной манерой смотреть на него, как будто они знали что-то, чего он не знал. Кроме того, ему всегда казалось, что они слишком похожи. Проворные, бдительные, осторожные, независимые. Предпочитают держать дистанцию. Немного невротики. Немного нервные. Не созданы для того, чтобы сидеть без дела, не желают оставаться на одном месте слишком долго. Всегда готовы сбежать. Склонны шипеть, когда кто-то подходит слишком близко. Если бы он хотел завести домашнее животное, то это должно быть то животное, которое правда хочет быть рядом с ним. Именно поэтому они с Рыжей так совпали. Рыжая сразу привязалась к нему и игнорировала тот факт, что Эд хотел остаться один, и любила его. Эд даже не осознавал, насколько ему такого не хватало. И от этого перейти к кошке казалось… пиздец безумным, если честно. Но после дня, проведённого с кошками и Французиком, Эд подумал, что мог бы и поменять своё мнение. Тортеллини обожал обнимашки и был очарован бородой Эда. Он попросился на ручки, и закопался в неё рыжей мордой, непрерывно мурча. Тальолини, которого чаще называли Таль, был озорным исследователем, медленно кружившимся по комнате, исследовавшим каждый угол, прежде чем драматично спрыгнуть с вершины башенки на какую-то бедную ни о чём не подозревающую кошку. Даже Аньолотти, какая бы она ни была чопорная, порядочная и отстраненная, была по-своему убедительна. Она смотрела на Эда так, будто знала его, что одновременно утешало и пугало. Хотя он и не проводил день со Стидом, как на то надеялся, но Французик и коты тоже были хорошей компанией. Эд уже и не помнил, когда последний раз у него был такой ненапряжный разговор с кем-либо, с обсуждением профессиональных амбиций в детстве (Французик мечтал стать телеведущим в прогнозе погоды, потому что думал, что они способны управлять погодой, Эд — фокусником, потому что он увидел такого на дне рождения друга, как тот вытаскивает кролика из шляпы, и был уверен, что таким образом он может завести бесчисленное количество питомцев), путешествий (Эд их любил, Французик считал разочаровывающими), и предпочтений по технике бритья (оба предпочитали безопасную бритву мультилезвийной). В основном Эд разговаривал с Иззи, который постоянно на него злился, иногда поверхностно болтал с Клыком и Иваном о предстоящих гигах или чём-то таком. А ещё с матерью, которая… окей… Эд почесал Тортеллини за ушами. Не думать об этом, не думать об этом, не думать об этом. Дело в том, что было приятно снять с себя этот груз. Никто не ждал от него выступления, не требовал быть печально известным Черным Бородой, никакого багажа или ран, которые так и жаждут вскрытия… просто можно расслабиться и немного посмеяться с парнишкой. Эд не думал, что когда-либо чувствовал себя более спокойно. «ЁБАНЫЙ ВРОТ МАЛЫШ А НУ БЫСТРО СЮДА» — Ох блять, — пробормотал Французик. — Пойдём-ка. Они выбежали наружу и увидели, как Пит бежит за Крошкой Джоном, который бежит за Джимом, которые бегут за Стидом, который бежит за Тараканом, который бежит за кем-то, кто оказался жизнерадостным хаски, которому на всё плевать. — Это Дженкинс, — объяснил Французик, присоединяясь к забегу. — Ебаный мастер побега. — Он может выбежать за территорию? — спросил Эд. Его колено уже негодовало, но на адреналине он сумел быстро обогнать Французика. — Хуже, — выдохнул Французик. — Он собирается прыгнуть в пруд. И он забывает, что он дьявольски ненавидит пруд. И правда, секундой позже Дженкинс лебедем нырнул в пруд с мостика и почти сразу же начал драматично выть и плескаться. Его испуганные вопли заставили Эда бежать быстрее; его скорость и изначальная позиция позволили ему первым достичь края пруда. Он не сомневался, даже не позаботился снять ботинки. Просто нырнул в пруд и подплыл к псу. — Иди сюда, малыш, — проговорил он. — Ты в порядке. К сожалению, Дженкинс был в такой глубокой панике, что он даже не заметил присутствие Эда, не то что желание помочь ему. Он остервенело пинался, ударяя Эда по груди и плеская ему водой в глаза. Эд был хорошим пловцом, но попытки остаться на поверхности, удерживая стрессующую собаку, к тому же ничего не видеть из-за воды на лице, были немного более сложным опытом чем то, к чему он привык. — Ну же, Дженкинс, — взмолился он. — Я пытаюсь тебе помочь! Эд услышал ещё один громкий всплеск, но был слишком занят, пытаясь удержать на плаву себя и пса, чтобы обратить на него внимание. Но тут пришло спасение в виде Стида Боннета. — А вот и я, — произнёс Стид, обхватив одной рукой Эда, другой Дженкинса. — Кто тут хороший мальчик? По телу Эда пробежала дрожь, не имеющая ничего общего с прохладой пруда. Дженкинс не успокоился. Во всяком случае, он усилил свой вой и еще громче выразил свое недовольство. Он пел со всей мощью и солидностью оперного сопрано, исполняющего сцену смерти. Но, по крайней мере, его движения замедлились, поэтому вместе Эд и Стид смогли вытащить его обратно в безопасность. — Ёбаный ад, — проговорил Эд, вылезая из воды. — Он всегда такой? — Да, — подтвердил Стид. — Обожает воду как идею, но ненавидит реальность. Дженкинс повернулся к ним с широкой ухмылкой на морде. Он отряхнулся, ещё сильнее окатив водой уже мокрую до нитки парочку. Эд пробормотал пару ругательств, но тут Дженкинс поднялся на задние лапы и прижал голову к его животу, будто обнимая в благодарность. Это было до боли знакомо — на короткое мгновение Эд ощутил, будто это Рыжая вернулась успокоить его в последний раз. Он прикрыл глаза, чтобы сладость этого движения смогла одолеть горе, скопившееся в грудной клетке. На его плечо положили ладонь. Эд открыл глаза, чувствуя себя до странности… в порядке. — Всё хорошо, Эд? — спросил Стил. — Да, — кивнул он. — Я в порядке. Дженкинс благодарно лизнул его в ладонь, потом радостно поскакал в сторону дома. Оставшаяся часть команды побежала за ним, перекрикиваясь о необходимости прикрыть дверцу для собак, чтобы он не разнёс грязь по всему дому. Стид ухмыльнулся. — Что ж, вот и твоё первое настоящее приключение в приюте. Эд повернулся к нему и тут же забыл как дышать. Белая рубашка Стида, некогда бывшая пышной и свободной, была разорвана у воротника, обнажая большую треугольную полосу его груди. Хотя, честно говоря, он мог бы с таким же успехом снять рубашку, ведь то немногое, что от неё осталось, было полупрозрачным и прилипло к его коже. Более того, его брюки цвета лаванды выглядели так, как будто были вылеплены на его теле, обнажая шокирующе накачанные ноги. И, будто у ёбаного принца из сказки, в его идеальных светлых кудрях запуталась лилия-кувшинка. — Я… Я… хм… Блять, как же сложно подбирать слова, когда этот человек, похожий на романтического героя из восемнадцатого века стоял перед ним, не оставляя шансов использовать воображение, пока все это время его грудь еще вздымалась от напряжения из-за его прыжка в грёбаный пруд, чтобы спасти грёбаную собаку. Если бы Эд о чём-то таком фантазировал, он бы быстро переключился на какую-нибудь другую мечту, у которой был бы хоть какой-то шанс на самом деле сбыться. — Ты в порядке? — Да, — ответил Эд. У него все еще перехватывало дыхание, а адреналин от погони продолжал бурлить. При любых других обстоятельствах он бы немного облегчил свой дискомфорт, сняв мокрую насквозь футболку, но в том, как Стид смотрел на него, было что-то, что заставляло его стоять на месте, не в силах пошевелить ни единым мускулом. — Ты… у тебя цветок в волосах. — Правда? — Стид дотронулся до головы, но не с той стороны. — Да, — сказал Эд. — Разреши мне… Он смотрел на собственную руку, которая будто по своей воле поднялась и потянулась к цветку. Стид сделал то же самое движение одновременно, и на один потрясающий момент их ладони соприкоснулись. Дыхание Эда застряло в горле. — А вот же он, — заговорил Стид, и чары рассеялись. Он держал цветок. — Посмотри-ка? — …миленько, — пробормотал Эд. — Сохрани его? — сказал Стид и протянул ему цветок. — Сувенир на память о первом совместном приключении. Эд взял цветок, чувствуя облегчение, что смог заставить руки не трястись. — Спасибо. Стид улыбнулся. Ёбаное безумие. Мужчина в мокрой дорогой одежде. Живёт в особняке, где коридоры и комнаты перемещаются, полном животных и их очаровательных, но странных смотрителей. Говорит в рифму, склонен к театральности. Эд почти ничего о нём не знает, кроме того, что он никогда таких людей в жизни не видел. И он всего лишь улыбнулся Эду, а Эд уже хочет схватить его за руку и убежать вместе туда, где они останутся вдвоём, где он сможет узнать всё про Стида Боннета, и может даже поделиться своими секретами. — Что ж, — сказал Стид. — Думаю, надо привести себя в порядок. Пойдём в дом? — Да, — сказал Эд. — Пойдём в дом. **** Эд вытер волосы полотенцем и вышел из ванной, одетый только в домашние штаны и футболку. Ужин был через двадцать минут, но ему сложно было уговорить себя переодеться. Он жалел, что не взял с собой штаны посвободнее вместо своих обычных облегающих джинсов. Что ж, возможно, более точно было бы сказать «жаль, что он даже не подумал купить штаны посвободнее». Он был совершенно уверен, что с 1992 года не носил ничего, кроме облегающих штанов, кроме как для сна или тренировок. Просто никогда не чувствовал в этом необходимости. По крайней мере, до сегодняшнего дня. Но в его защиту следует сказать, что ещё до этого он ни разу не просыпался в полшестого, чтобы несколько часов сидеть за рулём, не знакомился с возможно волшебным особняком, и группой совершенно незнакомых людей, не заполучал расположение зверинца, не спасал собаку от утопления в пруду, и… и едва удержался от поцелуя человека, который был в центре всего этого. Эд посмотрел на кувшинку, которую поставил в стакан с водой на прикроватном столике. Приветственный букет возвышался над ней, но ему казалось, что маленький фиолетовый цветок с несколько смятыми лепестками был самым изысканным подарком, который когда-либо даровала ему природа. Стук в дверь прервал ход его мысли. Он быстро бросил полотенце в ванную и открыл. Конечно, это был Стид с Корделией, следующей по пятам. У него в руках был поднос с двумя накрытыми тарелками, двумя стаканами, бутылкой брэнди, а на лице его была приязненная улыбка. — Я подумал, что, может быть, после сложного дня ты захочешь поужинать в спокойствии, — сказал он. Эд выдал вздох облегчения, и немедленно засмущался. — Прости, — сказал он. — Я не хотел быть грубым. Стид хмыкнул и вошёл. — Вовсе не грубо, — сказал он, ставя поднос на стол у камина. — Я уверен, что ты очень устал. — Я бы не хотел, чтобы остальная часть команды считала, что я… — Эд помахал ладонью в воздухе, пытаясь подобрать слова, которые не заставят его выглядеть совсем мудаком. — Какая-то заносчивая рок-звезда, которая думает, что он выше всех остальных и не соизволит сесть за стол с другими. Стид хмыкнул. — Они все видели, как ты в одежде прыгнул в пруд, чтобы спасти собаку. Так что вряд ли они так считают. Эд кивнул и жестом пригласил Стида сесть. Корделия тоже приняла приглашение и тут же запрыгнула на кресло, оставив Эду и Стиду диванчик. — Подожди, я только переоденусь, и… — Ой, да не утруждайся. Тут только мы, — сказал Стид. — Давай садись, отдыхай. Что ж. Приказ Капитана, как-никак. — Итак, что тут у нас? — спросил Эд. Стид поднял крышки с обеих тарелок одновременно. — Простая душевная еда для твоей первой ночёвки. Курица с картошкой. И, конечно, не забудем про овощи. — Конечно, не забудем, — сказал Эд. Его живот бурчал. Он и не осознавал до сих пор, насколько голоден — и всё пахло невероятно вкусно. — Я думаю, ты сочтёшь Таракана отличным шеф-поваром, — сказал Стид, доставая завёрнутый в салфетку набор приборов. — Настоящий талант. Он может великолепно приготовить простейшую еду. — Я верю, — ответил Эд и откусил немного курятины. — Блин, как вкусно. — Я же говорил, — сказал Стид. Они ели в дружеском молчании. Эд не мог удержаться от того, чтобы украдкой поглядывать на Стида, пока жевал. Какая-то его часть все еще была убеждена, что приют «Маяк» — это какая-то огромная галлюцинация, что ему просто нужно найти улику, какой-то знак того, что Стида не существует на самом деле, и тогда мираж исчезнет, и он проснется и снова оказывается в затхлом туровом вэне. Но самым большим доказательством того, что все это фантазия Эда, было то, что он никогда раньше в своей жизни не встречал такого человека, как Стид Боннет. — Итак, — произнёс Стид, когда они закончили трапезу и открыли бутылку бренди. — Как твой первый день? Кроме как неожиданного выступления в роли собачьего спасателя? — Было круто, — ответил Эд. — Не ожидал, что мне так понравится тусить с кошками. Стид кивнул. — Окна в другой мир! Эд засмеялся. — Должен сказать, дружище, тут и правда будто другой мир. Я вошёл в дверь и будто на несколько десятилетий помолодел. У тебя тут куча животных всех видов кроме львов, тигров и медведей, и все мирно живут вместе. Команда, которая волшебным образом нашла это место и осталась. Я почти уверен, что у тебя тут в воздухе наркотик распылён, поэтому все такие живут счастливой коммуной. — Никаких наркотиков, — с усмешкой ответил Стид. — По крайней мере для гостей или работников. Это всё то же, о чём я говорил тебе в первую встречу. Это место притягивает людей, которые больше всего в этом нуждаются. И это имеет заметный результат. — Ты знаешь, почему так? — спросил Эд. — У меня есть теории, — Стид глотнул ещё бренди и скрестил ноги. — Теперь, если не возражаешь, я задам тебе пару вопросов. — Да, конечно, — ответил Эд, немного разочарованный от такой очевидной смены темы. — Из той анкеты? — Ммммм. Ничего особо личного, надеюсь. Просто хочу лучше понять некоторые вещи. — Да, конечно. Давай, жги. — У тебя была собака? Уличная, которая нашла тебя однажды ночью. Эд кивнул. — Да. Рыжая. Лучшая собака из всех, — он взглянул на Корделию. — Без обид. Корделия мягко гавкнула и вернулась к обгладыванию косточки, которую принёс ей Стид. — Она понимает, думаю, — улыбнулся Стид. — Только одна, да? — Да, — ответил Эд. — Мне никогда не разрешали питомца в детстве. Да и не могли позвонить себе содержание. Потом я подписал контракт, и, честно говоря, об этом даже не думал. Неподходящий стиль жизни, чтобы иметь животное. — Пока Рыжая тебя не нашла, — сказал Стид. — Да. Но в то время я уже подумывал немного замедлиться. Слишком много лет… Я не думаю, что люди были созданы, чтобы жить как боги. — Что ты имеешь в виду? Эд вздохнул и откинулся на спинку. — Ты когда-нибудь чувствовал себя в ловушке? Будто ты под водой, и сейчас утонешь? — Да, — тихо сказал Стид. — Чувствовал. Очень часто себя так чувствовал. — Так я себя чувствовал во время туров, — продолжил Эд. — Вначале было весело. Получаешь кучу денег за то, что любишь, люди кричат при виде тебя, поют вместе с тобой. Вечеринки, путешествия, все самые безумные мечты сбываются. — Звучит отлично, — сказал Стид. — Я всегда мечтал путешествовать, увидеть, что этот мир может тебе предложить. Если честно, я завидовал тому, что у тебя есть весь мир. — Эта часть была хороша, — сказал Эд. — Исследовать мир? Охуенно. Музыка? Обожаю. Но слава?.. В какой-то момент ты просыпаешься. Даже самые весёлые люди в какой-то оглядываются — и понимают, что идут по коридору с кривыми зеркалами. Макабрическая пародия на жизнь. Вместо Эда я стал Чёрной Бородой… какой-то расширенной версией Чёрной Бороды, которая существует лишь в воображении людей. Только это они и видели. На тебя смотрят как на легенду — ты больше не человек. И так жить нельзя. — И Рыжая с этим помогала? — Да, — сказал Эд. — Собакам неважно, собираешь ли ты стадионы, получаешь ли награды, какие истории про тебя рассказывают. Они просто хотят быть с тобой. — Он сделал большой глоток. — Одну вещь скажу. Все эти ликующие толпы, все эти люди, швыряющие в тебя деньгами, выпивкой, дорогими гаджетами. Все они ничто по сравнению с тем чувством, когда заходишь домой после долгого дня и видишь как Рыжая виляет хвостом и бежит тебя встречать. Я бы всё отдал, чтобы это вернуть. — Ох, это что-то, — сказал Стид. — У тебя была жизнь, которой любой позавидует, и ты бы отдал всё ради собаки? — Почти никто ничего не знает о моей жизни, — Эд снова отпил из стакана. — И они не знают Рыжую. Знали бы — поняли бы. — О, мне можешь не объяснять, — ответил Стид, бросив нежный взгляд на Корделию. — Поверь мне, я понимаю, что такое — быть готовым сделать всё в ответ на любовь животного. — Да, ты понимаешь, — пробормотал Эд. — Итак, ещё вопросы? — Мммм? А, да, вроде как мы всё выяснили. История владения питомцами, карьера, стиль жизни — это всё мне поможет понять, как подобрать тебе идеального питомца. Ах да. Это же изначальная причина, по которой Эд прибыл в приют — найти себе питомца. В тот момент он правда думал, что готов, но когда он встретил Джеппетто, стало очевидно ясно, что нет. Так что вместо этого Стид предложил ему приехать поволонтёрить, и по причине «это место притягивает тех, кто в нём нуждается», и чтобы однажды найти идеального компаньона. — Честно скажу, Стид, — произнес Эд. — Мне тут нравится, и мне нравится возиться с животными. Но я правда не знаю, буду ли готов забрать кого-то в конце недели. — О, не надо спешить, — сказал Стид. — На самом деле, я не ожидаю, что ты кого-то быстро выберешь. Наши двери для тебя открыты в любой момент, когда будешь готов. А эта неделя — она для тебя. Тёплое искристое чувство заполнило живот Эда. — Но почему я? Олуванде мне сказал, что у вас никогда не было волонтёров, и что ты поселил меня в комнату для особых гостей, в которой никто никогда не останавливался. Почему я? — Да не знаю, если честно, — ответил Стид. — Я просто увидел тебя, и будто услышал внутренний голос, сказавший, что ты должен здесь быть. Довольно глупо звучит, если говорить об этом вслух, но так оно и было. — Ну я рад, что у тебя появилась эта мысль, — сказал Эд. — Сто лет себя уже так хорошо не чувствовал. — Рад это услышать, — сказал Стид. — И я правда имею это в виду. Оставайся сколько хочешь. — Спасибо, — сказал Эд. — Но, думаю, это так и будет неделя. От Иззи и так тяжело отвязаться было, чтобы приехать сюда. Бедолагу инфаркт хватит, если я пропущу встречу с Джеки. — Джеки? — Джеки Делаэ, — пояснил Эд. — Большая шишка в музыкальном мире. Приближается 25-летие моей первой пластинки, и Из договорился о какой-то большой… фигне, я даже не знаю, о чем. Думаю, мне просто нужно ее перезаписать? Устроить памятное шоу? Я не знаю. Я перестал слушать, если честно. — Dark Clouds Roll? Эд моргнул. — Ага. Ты знаешь этот альбом? — Мне нужно кое в чём тебе признаться, — сказал Стид. — Я не хотел это говорить, чтобы не смущать тебя, но я всегда был большим Эдоманом. Эд расхохотался. — Эдоман? Сто лет не слышал это слово. Стид хмыкнул. — Так называли самых верных фанатов. — До тех пор пока я не отрастил бороду, — сказал Эд. — Тогда вас стали называть… вообще не помню, что было за слово, когда я получил прозвище Чёрная Борода. — Видишь! Говорю тебе. Или Эдоман, или никак. Но это неважно сейчас. Говоришь, тебе надо подготовиться к встрече? — Подготовкой это можно назвать с натяжкой, — сказал Эд. — Сердце сейчас к этому всему не лежит. Музыка да, музыка в моих венах. Но давать концерты? Это так скучно — просто выйти на сцену и в миллионный раз спеть старые песни. Это немного жалко, петь песни, написанные в двадцать лет, когда тебе скоро пятьдесят. Если я сам больше не верю их текстам, как я должен убедить кого-то поверить? — Не думал написать что-нибудь новое? — Конечно думал. Но это не то, что люди хотят услышать. Никому не интересны мысли стареющего музыканта с больным коленом, которого всё заебало. Они хотят слышать слова вечно молодого задиристого удальца, который уверен, что все сможет, и ни о чём не беспокоится. — Кто это так говорит? — Иззи в основном. — Что ж, без обид, но Иззи не произвёл на меня хорошее впечатление, когда здесь был. Не очень профессионально. И он выглядел как злая крыса, сбежавшая из колеса, и это довольно оскорбительно по отношению к крысам — весьма приятным созданиям. Вот ты знал, что у крыс настолько сильное обоняние, что они могут находить в земле мины и диагностировать болезни. — Не знал, нет, — уставился на него Эд. — Это очень увлекательно, я потом тебе о них ещё расскажу как-нибудь, — сказал Стид. — Я имею в виду, что я бы не прислушивался к словам Иззи. Эд фыркнул. — Ну, он тот, кто заключает деловые сделки и занимается рекламой, поэтому, если я не хочу искать нового агента, я просто соглашаюсь с ним. — А почему нет? Эд вздохнул. — Всё сложно. Большую часть времени мне даже неинтересно выступать. Я не знаю, хочу ли карьеру в музыке, или продолжаю её просто потому что привык. Ни один другой агент не будет со мной возиться. К тому же, у Иза и меня есть совместное прошлое. — В словосочетании «совместное прошлое» ключевое слово это «прошлое», — чопорно сказал Стид. — Оно уже случилось. Кто знает, правда ли всё это, или полуправда, которая повторялась так часто, что была принята за аксиому? Но почему? Что, если всё было совсем не так? Чёрт, интересно, как это жить — с мозгом как у Стида. — Да, но Иззи и я… мы знаем друг друга почти двадцать лет. Он был со мной в мои худшие дни. Он знает обо мне то, чего никто не знает. — И однажды появится кто-то ещё, кто знает о тебе то, чего никто не знает, — сказал Стид. — Это не делает его особенным. В голосе Стида звучало такое праведное негодование, что Эд не смог удержаться от смеха. Он знал, что Иззи не произвел хорошего впечатления во время их первого визита, учитывая, что Стид выгнал его из дома из-за его «плохих вибраций», но он не осознавал, что Стид до сих пор так сильно на него злится. — В любом случае, — сказал Стид. — Умеешь хранить секреты? Эд поднял бровь. — Проверь меня. Стид поднял свой стакан и бутылку бренди, и жестом показал Эду следовать за ним. Они подошли к книжному шкафу, где Стид взял в руки часы на полке, размером примерно с кулак. Он открыл заднюю стенку, повернул стрелки так, чтобы часы показывали 5:21, и запустил часы снова. Тут же раздался скрипучий звук, и книжный шкаф медленно отъехал в сторону. — Ёбаное безумие! — выдохнул Эд. — В этом месте много секретных комнат, но эта — моя любимая, — сказал Стид. Он нахмурился и посмотрел на пол. — Наконец-то основание закрепилось. Пол всегда был немного наклонным, но, кажется, исправился как раз к твоему приезду. Прекрасно. Может, это знак. — Прекрасно, — согласился Эд. И это было прекрасно. Комната была идеальным убежищем. Там был диван с несколькими подушками и покрывалом, который немедленно оккупировала Корделия, и также несколько больших подушек на полу. И, как Эд и ожидал, множество книжных полок на стенах. Но больше всего удивила его гитара на стойке в углу, которая выглядела как его собственная. — Taylor 814ce, — сказал Эд. — Играешь? — На самом деле нет, — ответил Стид. — Это же такая же акустическая гитара как у тебя? Давным-давно прочитал в каком-то журнале. — Да. Охуенная гитара, — кивнул Эд. — Звучит хреново, когда играю я, — сообщил Стид. — Неважно, хороша гитара или нет. Но мне всё равно нравится за неё браться иногда, чтобы сбежать от всего. — Чувак, ты в особняке где-то в пердях. Куда уж дальше сбегать? Стид рассмеялся. — Ты прав. Но даже здесь… хорошо иметь местечко, о котором никто не знает. У тебя есть такое место? Эд покачал головой. — Не-а. По ходу все всегда знают, как меня найти. — Хмммм, — Стид поднял гитару и протянул Эду. — Держи. — Что ты имеешь в виду? — уставился на него Эд. — Кто-то должен на ней играть, — сказал Стид. — Я уверен, что это не такая гитара как твоя собственная. Слышал, что у музыкантов часто есть сентиментальная привязанность к своему инструменту. Но если захочешь порепетировать… да или просто расслабиться. Играй, что на сердце. Даже если Иззи думает, что это не то, чего хочет мир. Эта комната всегда открыта для тебя. Эд был рад, что на полу есть подушки, потому что чувствовал себя в опасной близости к обмороку. Ему были привычны подарки. Он получал больше рекламных материалов и подарочных пакетов, чем было возможно использовать. Вещи, на которые обычному человеку пришлось бы потратить зарплату за год, он получал просто за выступления. А иногда и выступать не приходилось. Но всё это — его любимая марка гитары, в секретной комнате, о которой не знает никто кроме Стида, спрятанной в особняке, о котором почти не знает — предложено ему без всяких сомнений. Не потому что он был Чёрной Бородой. Не потому, что у него были слава, деньги или власть. А потому что Стид хотел, чтобы он был счастлив. Чтобы он был Эдвардом. И всё такое. Это было по меньшей мере унизительно. — Спасибо, приятель, — сказал Эд. Голос будто застрял в горле, и он постарался незаметно прокашляться. — Я это ценю. — Конечно, — ответил Стид. — Но мы не будем тут задерживаться. Тебе не нужна публика. Эд хотел сказать, что не возражает против публики, но передумал. Было поздно, у Стида наверняка были дела, так что он пытался деликатно уйти. Меньше всего Эд хотел быть грубым к человеку, который уже дал ему больше, чем он мог представить. — Комната звуконепроницаемая, так что не бойся, никого не потревожишь, — сказал Стид. — Так же, должен сказать тебе для полной ясности. — Он нажал рукой на картину с маяком, и из стены выскочила дверь. Корделия, не дожидаясь указаний, в неё проскочила. — Моя комната прямо здесь. Если бы брови Эда могли спрыгнуть с его лица, они бы это сделали. — Ах да, Эд. Я заметил, что ты сохранил кувшинку. Лицо Эда вспыхнуло. Он надеялся, что Стид это не заметил, но он был чертовски наблюдательным. — Да. — Я принесу тебе утром вазу получше. Знаешь, что прекрасно в кувшинках? Они могут снова зацвести, если попадут в подходящие условия. Не ожидая ответа, он помахал Эду и вышел в дверь, закрыв её за собой. Эд уставился на картину с маяком, потом на гитару в руках, потом снова на маяк. Он точно знал одно. Стид Боннет чертовски хорош.