Всё, что я вижу - это красный свет.

Когда Чонин пытается отложить их предстоящую вечеринку, Сынмин начинает выходить из себя. Их встреча запланирована на субботу, через четыре дня после того, как умирающий Чан появился на пороге его дома. Сынмин держал себя в руках, когда Минхо и Хенджин рано утром вынесли Чана за дверь на носилках, которые прибыли неизвестно откуда, чтобы отвезти его одному Богу известно куда. Он попытался рассказать Минхо и Хенджину о послеоперационном лечении травм Чана, прежде чем они ушли, но Минхо усмехнулся и сказал Киму, что они позже свяжутся с ним по видеосвязи. Затем Сынмина оставили в его квартире. Сам по себе. Ничего, кроме тишины, уборки, воспоминаний о том, что произошло, и беспокойства о том, что должно произойти. Итак, да, когда Чонин написал ему позже в тот же день (после того, как Сынмин уже провел два видеозвонка с Минхо, проверяя Чана), чтобы сказать Киму, что он не сможет встретиться с ним в эти выходные, Сынмин впервые за много лет чуть не расплакался. Сынмин жаждет привязки к реальности, которую дает ему Чонин, ему это действительно нужно, поэтому Сынмин льстит, испытывает чувство вины и, в конце концов, проглатывает свою гордость и умоляет Чонина. Чонин смягчается, но Ким может сказать, что он этому не рад. Сынмин, эгоистично, не может заставить себя беспокоиться, поскольку его ногтевые пластины все еще окрашены кровью, а нос горит от отбеливателя, но каким-то образом он все еще чувствует запах металла, куда бы он ни пошел в своей квартире. Остаток недели Сынмин занят сам. Если он будет занят, у него не будет времени думать, кусать, волноваться, думать, волноваться, думать, кусать, думатьдуматьдумать. Домашние задания и уроки — приоритет номер один для Сынмина. Очевидно. Он прилежно делает заметки на уроках, переписывая их вечером, чтобы они были аккуратнее и имели цветовую маркировку. Сынмин работает над заданиями, которые должны быть выполнены в ближайшем будущем, а когда он с этим заканчивает, он работает над теми, которые должны быть выполнены в отдаленном будущем. Никогда не помешает продвинуться вперед. В перерыве между занятиями он звонит Минхо по видеосвязи, чтобы проведать Чана. Через два дня после той ночи тот наконец просыпается. Сынмин пропускает первые десять минут урока инфекционных болезней, сидя в ванной, пытаясь унять дрожащие руки и не упасть в обморок от охватившего его облегчения. Когда Сынмин появляется в кафе, чтобы наконец встретиться с Чонином, для него сюрприз увидеть, что Чонин уже там, кофе на столе, сладкие пирожные лежат рядом с ними. С его нежеланием, Сынмин мог подумать, что Чонин опоздает. Он бы никогда не сбежал, не сказав Сынмину, но Чонин из тех, кто любит показывать свое недовольство. Когда Сынмин подходит к столу, он может сказать, что что-то не так. Чонин методично рвет салфетку в клочья, постукивая по телефону, чтобы разбудить каждую третью или четвертую слезинку. Время от времени он разблокирует телефон и яростно печатает, прежде чем заблокировать его и поставить на место. Стол трясется от скорости, с которой дергается его ножка. Это заставляет Сынмина чувствовать вину за то, что он заставил Чонина встретиться с ним. Должно быть, это было что-то важное, от чего Сынмин оттащил его. — Привет, Йени, — тихо говорит Сынмин, садясь за стол. — Извини, что притащил тебя сюда. — Чонин дергается, от неожиданности хватаясь рукой за спинку стула. Моргая, Ян встряхивается, руки снова возвращаются к измельчению салфетки. Он беззаботно пожимает плечами, как будто он не олицетворение беспокойства. Боже, разве они не пара? Телефон Чонина вибрирует на столе. Он переворачивает его. — Должно быть, это важно, — Чонин бросает взгляд на Сынмина, делает двойной вдох. — Ты дерьмово выглядишь. — Сынмин фыркает. Вечно это слово. Телефон Чонина снова вибрирует, пару раз. Ян убирает его в задний карман. — Это были трудные несколько дней, — это как прорыв плотины. Слова льются потоком из уст Сынмина о том, что произошло, и что он должен был сделать, и о том, что, если он постоянно не будет отвлекаться, он попадет в ловушку «что, если». Например, что, если бы его не было дома, или если бы пробки были немного хуже, или у Сынмина не было бы пакетов с физраствором. — Так где же он? — Чонин бледен к тому времени, как Сынмин заканчивает говорить. Он ничего не сказал о контексте, связанном с тем, что привело Чана в его квартиру, потому что он не уверен, что, рассказав Чонину о предстоящей войне банд, он подвергнет его риску или что-то в этом роде, но, похоже, об этом лучше умолчать. Что ж, Сынмину, вероятно, тоже следует держать в тайне почти смертельно раненого главаря банды, но это Чонин. Он никому не собирается рассказывать. И, кроме того, Сынмину нужно было поговорить с кем-нибудь об этом, прежде чем он окончательно развалится. — Мне сказали, что его пока перевели на конспиративную квартиру. Понятия не имею, куда. Они заставляли меня проводить обследование по видеозвонкам, — Сынмин насмехается над абсурдом. Справедливости ради, телемедицина растет. Хотя это больше для визитов к врачу, а не для послеоперационного ухода. Возможно, Сынмин просто опережает события. — Он в сознании и может есть бульоны и прочее, но я не хочу, чтобы он двигался больше, чем необходимо, пока он все еще в таком хрупком состоянии. И я определенно не хочу знать, где находится конспиративная квартира. Слишком большая ответственность. Особенно для того, кто не в банде. — В этом есть смысл. — Встреча, казалось, тоже успокоила Чонина, несмотря на то, что он беспокоился. Когда Сынмин рассказал ему о случившемся, Чонин перестал так сильно ерзать, и цвет действительно вернулся к его лицу. Теперь он откусывает от одного из пирожных, которые купил для них двоих. — Тогда, я полагаю, поздравляю, — говорит Чонин с набитым ртом. — Теперь ты можешь написать «Полевой хирург» в своем резюме. — Сынмин фыркает от этой идеи, беря свою вилку, чтобы откусить кусочек торта. — Да, я уверен, что все пройдет хорошо. Завершил операцию по спасению жизни главаря банды, изрешеченного пулевыми ранениями, прежде чем закончить медицинскую школу с украденным оборудованием в далеко не стерильной обстановке. Пациент все еще жив спустя четыре дня после случившегося. Я уверен, что меня бы наняли на месте. — Таков дух, — Ян засовывает в рот еще один кусок торта. — Вот ты где! — Чонин застывает, вилка наполовину вынута изо рта, когда к их столику подходит мужчина. Мужчина пониже ростом. Он выглядит изящно, с острым подбородком и россыпью веснушек на щеках. Чонин свирепо смотрит на него, швыряя вилку на стол. — Феликс, я же говорил, что встретимся позже, — шипит Чонин. — Я немного занят! — Твое свидание может подождать; у нас есть более важные дела, о которых нужно позаботиться. — Это не свидание, — вмешивается Сынмин. Переводя взгляд с одного на другого, Сынмин в замешательстве. Чонин выглядит достаточно взбешенным, чтобы начать раскачиваться, в то время как Феликс выглядит приятно ошеломленным с легким раздражением. — Но это моя вина, что Чонин здесь. Я Сынмин. Его лучший друг. — А «кто ты» не сказано, но явно подразумевается. Хотя этот человек кажется безобидным, Сынмину не нравится, что он, похоже, имеет право на время Чонина, и он доходит до того, что ругает его. Ким не знает, одноклассник ли он, с которым Чонин работает над проектом, или что-то в этом роде, но от его отношения у Сынмина сводит зубы. Однако при упоминании имени Кима парень светлеет, все его лицо смягчается, а улыбка расцветает, как солнечный луч. Это придает ему дружелюбный и радушный вид. — О, ты Сынмин! Я Феликс! Я так много слышал о тебе. — При этих словах Чонин садится и тянется к руке Феликса, как будто хочет остановить его, но Феликс полностью пресекает попытки Чонина. — Хенджин и Минхо рассказали мне все о тебе. Приятно, наконец, познакомиться с тобой лично! — Ким автоматически улыбается в ответ на приветствие. Но затем слова доходят до меня. Синие экраны в мозге Сынмина. — Прости. Повтори, что ты сказал? — Феликс поднимает бровь и смотрит на Чонина, который теперь откинулся на спинку стула, по-видимому, смирившись с тем, что все это продолжается. Что бы это ни было. — Хенджин и Минхо. Они рассказали мне о том, как ты вылечил Минхо. На самом деле я только что разговаривал по телефону с Минхо, у которого хватило наглости наконец позвонить после четырех дней радиомолчания; он только и делал, что пел тебе дифирамбы за спасение Чана. Ну, он высмеял тебя за то, что ты чопорный неудачник со склонностью к чтению лекций, но это в порядке вещей для тех, кто близок к Минхо, — со смехом говорит Феликс, размахивая рукой в жесте «что ты можешь сделать». Его лицо трезвеет, смягчается от благодарности, прежде чем он продолжает. — Кстати, спасибо тебе за то, что ты сделал для Чана. Наверное, стоило начать с этого. Без него мы были бы в полной заднице, — Феликс умолкает, наконец-то взглянув на Чонина. Он зажимает переносицу, выглядя так, словно больше всего на свете хочет заткнуть рот Феликсу. Тем временем колесики в мозгу Сынмина снова медленно начали вращаться. — Я так понимаю, ты не знал. — Нет. Нет, я этого не знал, — слова вырываются с трудом, в горле будто комок. Глядя на Чонина, Сынмин чувствует, что смотрит на незнакомца. Ногти оставляют на его ладонях острые полумесяцы, когда его руки сжимаются все крепче и крепче. — Не могли бы вы объяснить все, чего я не знаю? — Чонин, наконец, встречается с ним взглядом, глаза унылые. Знакомое выражение вины, четырнадцатилетний Чонин, пойманный на краже закусок из магазина на углу, потому что его отец снова не пошел за продуктами, а он не хотел беспокоить Сынмина из-за еды, противоречит знакомому незнакомцу, сидящему перед ним. Все складывается, и Сынмину не совсем нравится то, что говорят ему цифры. Он думал, что знает Чонина, но, очевидно, ошибался. — Сынмин, послушай, я— — Эй, приятель, послушай. Мне жаль, правда, искренне жаль, что приходится расставаться, но я не лгал, когда говорил, что мне нужен Чонин. Чан, наконец, снова отдает приказы, так что Чанбин созывает всех. Кроме того, нам все еще нужно просмотреть номера из казино 4-го числа. — Сынмин и Чонин пристально смотрят друг на друга. Сынмин пытается проявить свое ледяное спокойствие, борясь с тем, чтобы не показывать своих чувств. В груди у него все сжалось, тяжелое чувство предательства поселилось глубоко в животе. Чонин оглядывается на него со смирением и сожалением. — Иди, — слово вырывается из уст Сынмина, усыпанное колкостями. В этот момент все его чувства отвращения, разбитого сердца и покинутости выражаются в единственном слове. Чонин вздрагивает, прежде чем выражение его лица становится жестче. Его собственный взгляд становится яростным и пронзительным. Чонин вылетает из кафе, не сказав ни слова и не оглянувшись. При его выходе звенит колокольчик на двери. — Ну, это было совсем не неловко, — говорит Феликс в мертвую тишину. Сынмин переводит взгляд с теперь пустого места на Феликса. Он поднимает руки в знак капитуляции, все затяжное веселье исчезает с его лица. Это делает Феликса более суровым. Таким образом, Сынмин теперь может видеть перед собой члена банды, стоящего за ним. — Послушай, я думал, ты знаешь. Чонин был тем, кто изначально порекомендовал тебя нам. Чан собирался обратиться к тебе с гибким предложением на случай, если наш обычный врач будет занят или уедет из города, когда Минхо получил травму, и у нас не было другого выбора. Ты прошел через это намного лучше, чем Ыну, и ты расположен в более центральном районе, чем он. К тому же, ты работаешь только на нас, в то время как Ыну работает на того, кто платит ему больше всего, так что ты сработал в нашу пользу. Чан хотел сесть с тобой, чтобы обсудить соглашение, но, похоже, Хенджин добрался до тебя первым, — губы Феликса изогнулись в легкой улыбке при этих словах. Он падает, когда смотрит на дверь кафе. — Мы понятия не имели, что ты не знал, что Чонин в команде. Черт возьми, Йени рассказал нам о твоей реакции на некоторых людей, которые пришли к тебе. Несмотря ни на что, — Феликс кладет руку на плечо Сынмина и нежно сжимает. Ким борется с незрелым желанием сбросить с себя руку Феликса. — Спасибо, что спас Чана. Мы, честно говоря, пропали бы без него, так что спасибо, — Феликс снова бросает взгляд на дверь. — И я знаю, что у меня нет права просить, но выслушай его, ладно? Ты действительно важен для него. — Сынмин не отвечает, просто смотрит в свой кофе, ожидая ухода Феликса. Тот вздыхает, еще раз сжимает плечо Кима и выходит. Сынмин ждет еще десять минут, прежде чем уйти сам. Он останавливается у круглосуточного магазина рядом со своей квартирой, чтобы взять соджу и соленые закуски. Не самый здоровый механизм совладания, который он когда-либо применял, но иногда Сынмину просто нужно, чтобы алкоголь обжег горло, чтобы помочь ему справиться со всем. Когда он возвращается домой, он запирает дверь, цепочка на месте, стул под дверной ручкой. Он прячет свой телефон SKZ. Сидя в своей гостиной, где ничего, кроме проигнорированного шоу Netflix, не проливает света, лед трескается. Сначала гнев потрясает Сынмина до глубины души. Предательство со стороны Чонина за то, что он отвернулся от их соглашения с детства, дерзость с его стороны забыть все, через что они прошли. Затем наступает холодная хватка страха. Минхо сказал, что грядет война банд, и Чонин, похоже, будет в ней замешан. Конечно, у них обоих было несколько уроков самообороны, когда они были моложе, но будет ли этого достаточно? Его тренировали в SKZ? Будет ли этого достаточно? Наконец, наступает худшее: чувство неудачи и безнадежности. Движущей силой Сынмина на протяжении многих лет было вырастить себя и Чонина. Подальше от банд. В безопасности. Конечно, Сынмину тоже нравится помогать людям, но причина, по которой он так старался досрочно закончить школу, получать лучшие оценки, быть лучшим, заключалась в том, что он мог защитить Чонина и вытащить их обоих отсюда. Но теперь? Теперь Чонин связан с SKZ. Судя по тому, как говорил Феликс, кажется, что он выше простого бегуна или охраны. От этого никуда не денешься. Ким подвел его. Сынмин потерпел неудачу. Впервые за много лет Сынмин позволяет себе расплакаться.