Всё, что я вижу - это красный свет.

Напряжение пронизывает пентхаус, когда Сынмин выходит из лифта вскоре после 9 утра. Глухой гул голосов, который обычно наполняет базу, отсутствует, хотя зал полон. Когда кто-то говорит, это шепотом. Единственный шум — это перекладывание снаряжения, щелканье патронов, заправляемых в магазины, позвякивание оружия, методично разбираемого и собираемого обратно. Встав на цыпочки, чтобы оглядеть всех, Сынмин может сказать, что никого из лейтенантов в комнате нет. Хенджин выскользнул из постели до восхода солнца. Когда Сынмин перевернулся на другой бок при этом движении, Хенджин поцеловал его в лоб и сказал, чтобы он снова спал. Сынмин слегка надулся, пока Хван легонько не поцеловал его в губы. Противоречивые эмоции обуревают Сынмина: воспоминания о прошлой ночи согревают его, тело болит наилучшим из возможных способов, но этого недостаточно, чтобы поднять ему настроение от осознания того, что должно произойти. Сынмин идет по коридору к кабинету Чана. Дверь закрыта, и когда он легонько дергает ручку, то обнаруживает, что она заперта. Лейтенанты, должно быть, там, обсуждают планы и принимают окончательные решения о том, как пройдет сегодняшний день. Сынмин сжимает руки, чтобы они не дрожали, и идет к своему кабинету, чтобы в последний раз все прибрать. В 10:03 утра, ровно через час и три минуты после того, как Чан сказал всем быть на базе и быть готовыми к выходу, лейтенанты, наконец, появляются из заднего коридора. Сынмин первым видит, как они маршируют оттуда, где он примостился на одном из подлокотников дивана. Чан уверенно шагает, ведя всех к выходу, одетый с ног до головы в черное. Единственное отличие его снаряжения от того, что он обычно носит, заключается в том, что он одет в тактическое снаряжение, а не в деловую одежду. Другие лейтенанты выстраиваются за ним в шеренгу, одетые в ту же черную тактическую форму, с торжественным видом. — Мы придерживаемся третьего плана. Соответственно разделяемся. Мы выдвигаемся через 10 минут, — Сынмин напрягается при этом заявлении. Третий план означает, что Хенджин, Минхо и Чонин все отправляются в бой. Сынмин действительно надеялся на второй план; это означало бы, что, по крайней мере, Хенджин и Чонин останутся, даже если Чан и Минхо уйдут. Когда все начинают двигаться, чувства возвращаются в конечности Сынмина, заставляя его действовать. Он пригибается и бросается сквозь толпу туда, где лейтенанты расходятся, чтобы взять под контроль свои группы и пересмотреть их роли. — Все будет хорошо, Сынмин, — говорит Чонин, когда Ким врезается в него. Как только слова слетают с губ Чонина, Сынмин проводит руками по нему, проверяя ремни его пуленепробиваемого жилета, убеждаясь, что в карманах Чонина припрятаны запасные магазины, что при нем есть некоторые предметы первой помощи. Как только обыск завершен, Сынмин заключает Чонина в короткие, но крепкие объятия. — Тебе лучше перестраховаться. Я порежу все твои фотокарточки ограниченным тиражом, если ты этого не сделаешь. — Чонин отстраняется с выражением чрезмерного ужаса на лице. — Ты бы не посмел. Даже ты не такой уж монстр. — Сынмин позволяет улыбке мелькнуть на его лице, не в силах полностью овладеть им. — Не испытывай меня, — глаза Сынмина заглядывают через плечо Чонина и останавливаются на Хенджине. В черных брюках-карго и черной водолазке он выглядит модно, но Сынмин помнит мягкие линии и крепкие мышцы, которые скрываются под одеждой, синяки и царапины, которые спрятаны. Волосы Хенджина собраны сзади в хвост, но из них уже выбиваются пряди, красиво обрамляя его лицо. И он просто стоит там, оглядываясь по сторонам, ожидая чего-то. Или кого-то. — Продолжай, — говорит Чонин с ухмылкой. — Иди угрожай любовничку так, как знаешь, что хочешь. Думал, я думал, что ты выбросил это из головы прошлой ночью, — он многозначительно шевелит бровями, глядя на Сынмина. — Это даже не имеет смысла, — жалуется Ким. — Неважно, иди и получи пулю. Посмотрим, волнует ли это меня. — Вау, что случилось с братанами до «шлюхи», чувак? Больше никакой лояльности, черт возьми. — Сынмин хихикает, ерошит волосы Чонина, прежде чем подойти к Хенджину. Он отводит его от толпы в пустой угол комнаты. — Мне жаль, что мне пришлось уйти этим утром, — говорит Хенджин, хватаясь за бедра Сынмина и рисуя легкими кругами большими пальцами. Ким кладет руки на запястья Хенджина, сопротивляясь желанию крепко сжать их, привязать Хенджина к себе, не отпускать его. — На этот раз я разрешаю, — любезно отвечает Сынмин. Хенджин улыбается, глаза светятся юмором и озорством. — Только в этот раз? — Сынмин кивает с невозмутимым лицом, хотя улыбка Хенджина заразительна. — Только в этот раз. В следующий раз, когда ты отведешь меня в постель, мы проснемся вместе, а потом ты угостишь меня завтраком. — Хенджин хмыкает, изображая задумчивую хмурость, улыбка угрожает прорваться наружу. — Думаю, я справлюсь с этим. Ты довольно требователен, принцесса. — Сынмин ухмыляется. — Прошлой ночью ты не жаловался. — Хенджин заливисто смеется, крепче прижимая к себе Сынмина. — Ты на сто процентов прав, — он притягивает Сынмина ближе. — Мне, однако, было бы интересно увидеть тебя связанным и оставленным полностью в моей власти, так мило умоляющим, но неспособным ничего требовать, способным только взять то, что я тебе даю, когда я захочу. — Сынмин целует Хенджина жестко, быстро и грязно. Он отказывается думать об этом как о прощальном поцелуе. — Вернись ко мне, и ты сможешь делать со мной все, что захочешь на ночь. — Хищный блеск появляется в глазах Хенджина, когда расцветает волчья ухмылка. — Карт-бланш? Это довольно опасная игра, малыш. — Сынмин снова целует его. На этот раз мягче, меньше голода и больше отчаяния. Ким покусывает нижнюю губу Хенджина, прежде чем отстраниться. Он знает, что их время на исходе. — Тогда тебе лучше оставаться в безопасности, чтобы ты мог получить меня, да? — Хенджин запускает пальцы в волосы Сынмина и притягивает его для еще одного поцелуя. Тот, от которого у Сынмина перехватывает дыхание. Последний поцелуй. Сынмин может сказать, и он ненавидит это. Ненавидит это. — Не волнуйся, любимый. Я вернусь к тебе. У нас запланировано свидание, помнишь? Фотографируемся и танцуем вместе, — мягкий поцелуй прижимается ко лбу Сынмина, прежде чем Хенджин отстраняется и уходит, пока Ким не может сделать что-нибудь глупое, например, оттащить его назад, например, умолять его не уходить, например, взять его и Чонина и бежать, и никогда не оглядываться. — Сынмин, — голос Чана легко пробивается сквозь окружающий шум. — За мной. Сынмин неохотно подходит к тому месту, где стоят Чан и Чанбин; они единственные два лейтенанта, которые останутся на базе. Чан хлопает Сынмина по плечу, сжимает, легонько встряхивает его. — С ними все будет в порядке, — его спокойная уверенность обнадеживает, но совершенно не соответствует тому, что творится у Сынмина внутри. Это плохое предчувствие, предчувствие, которое предвещает сердечную боль и невезение на горизонте. — Ты говорил это в прошлый раз, помнишь? — спрашивает Сынмин с кривой улыбкой, наблюдая, как группы направляются к выходу. Чан хихикает, опуская руку. — Они хороши в том, что делают. Все они. С ними все будет в порядке. Если нет, я лично надеру всем им задницы, — рычит Чанбин, проходя мимо них, чтобы вернуться в коридор, из которого они только что вышли. Чан просит Сынмина следовать за ним. — Джисон ранее настроил видеотрансляции и сказал нам, что, если мы к чему-нибудь прикоснемся, он выбросит весь кофе на базе и шантажирует все магазины в округе, чтобы они нам не продавали, — бодро говорит Чан, как будто это не покалечит его на неделю из-за высокой кофеиновой зависимости, если Джисон действительно выполнит свою угрозу. — Подожди, я думал, Рюджин должна была остаться с третьим планом. Разве она не должна знать, как управлять всеми делами Джисона, будучи его секундантом и все такое? — Она хотела пойти. Сказала, что не доверяет Джисону, что он случайно не споткнется и не застрелит кого-нибудь, кого ему не положено, — Чан фыркает и качает головой, нежность пронизывает каждое движение. — Честно говоря, это не первый раз, когда он это делает, но, с другой стороны, я думаю, она недооценивает, насколько Минхо настроен на Джисона. Офис Джисона именно такой, каким его помнит Сынмин, за вычетом доски, которая, должно быть, все еще стоит в кабинете Чана, что является одновременно и благословением, и проклятием. Знакомое место создает ощущение преимущества на домашнем поле, но в последний раз, когда Сынмин сидел в этом офисе, то закончил тем, что убивал людей, и чуть не погиб сам. Это не самое приятное воспоминание в такое время. Сынмин занимает то же место, что и в прошлый раз, сразу за Чаном, откуда отлично видны все мониторы. Сидя на руках, Сынмин пытается сдержать свою нервную энергию. Его нога дрыгается без его согласия. Чанбин стоит в дальнем углу, его кобура с пистолетом отчетливо видна под мышкой, руки скрещены на груди. Сынмин сомневается, что это единственное оружие, которое есть у Чанбина при себе; черт возьми, вероятно, это не единственное оружие, которое есть у Чанбина при себе. Когда Сынмин смотрит на стену мониторов, семь экранов заняты видеозаписями вместо четырех, как в прошлый раз: по одному на каждого из лейтенантов, Сумина и Рюджин. На двух других мониторах на одном отображается карта с движущимися точками, указывающими, где в городе находится процессия, а на другом — сетка видеозаписей: половина с камер видеонаблюдения за пределами базы Демона, а другая половина с тем, что увидели бы другие, если бы попытались настроиться. На этот раз в фургонах нет радиопереговоров; хотя аудиозаписи с различных каналов транслируются на установку Джисона, они решили, что будет к лучшему, если они не смогут связаться по радио с каждой командой. Это делало ситуацию более опасной, если план пойдет наперекосяк, но это способствовало их скрытности. Если им действительно понадобится общение, они смогут все исправить. Или, по крайней мере, они бы сделали это, если бы Джисон или Рюджин были на базе, чтобы сделать это. Надеюсь, Джисон показал Чану, как это делается, на всякий случай. Видеозаписи показывают шаткое представление о мужчинах и женщинах, готовящихся к войне. Некоторые возятся со своим оружием. Другие скромно разговаривают с окружающими. Сынмин ловит одну или двух шепчущих молитвы, перебирающих четки пальцами. Каналы Минхо и Джисона показывают друг друга. Они не разговаривают, но их руки сжаты, сплетены вместе. Это было бы мило, если бы настроение не было таким мрачным. На видео Хенджин указывает в пол, единственное, что видно, это его сцепленные руки и его боевые ботинки. — У меня все еще плохое предчувствие по этому поводу, — бормочет Сынмин, не мигая уставившись в мониторы. Ручки в стаканчике на столе Джисона дребезжат от силы покачивающейся ноги Сынмина. Чан тяжело вздыхает. Он откидывается на спинку стула, откидываясь назад так, что его позвоночник хрустит до самого низа. — Честно говоря, у меня тоже. Но это лучший шанс, который у нас есть; единственный шанс покончить с этим. Если мы не воспользуемся этой возможностью… — Чан проводит рукой по лицу, вся усталость, которую ему удавалось скрывать от остальной банды, накопившаяся за последние дни, недели, месяцы борьбы с Демонами, теперь проявляется. — Я бы предпочел испытывать плохое предчувствие того, что, возможно, произойдет что-то плохое, чем ничего не делать и знать, что что-то плохое произойдет. — Сынмин хватает Чана за плечо, сжимает, слегка встряхивает его, как лидер делал с ним всего несколько минут назад, пока Чан не смотрит на него. — Ты хороший лидер. — Чан невесело усмехается. — Отправляю своих людей на потенциальную бойню, пока я сижу на базе, все мило и безопасно? Верно. — Все тело Чана сутулится. — Я должен быть там с ними. — Весь смысл этого плана был в том, чтобы никто не знал, кто едет, чтобы Демоны не смогли подготовиться, — указывает Сынмин. — Если бы ты собирался уйти, несмотря ни на что, это бы все испортило. — Я мог бы сказать, что не пойду, и тогда. Все равно иди, как Рюджин. — Сынмин хмурится из-за виноватого тона Чана и пинает его в голень. Чан визжит, скорее шокированный, чем обиженный. — Хватит вины и самодовольного дерьма. Эти люди решили следовать за тобой. Они решили следовать твоему руководству и твоим указаниям. Если бы они не хотели быть здесь, они бы сбежали либо когда Демоны начали создавать проблему, либо перед сегодняшним захватом, ясно? Ты хороший лидер, и ты делаешь все, что в твоих силах, в дерьмовой ситуации, и ты просто должен принять это. — Чан потирает голень, уставившись в пол. — Очевидно, не все хотят следовать за мной, поскольку среди нас есть предатель. — Я ударю тебя еще раз, старик, — угрожает Сынмин. Чан поднимает руки, сдаваясь, и Чанбин фыркает со смехом позади них. Сынмин обращает свое внимание обратно к мониторам, наблюдает, как все снова повторяют детали плана три по мере приближения к базе, наблюдает, как они переходят к реальному адресу, а не к поддельному, который сказали участникам, наблюдает, как машины заезжают на место и различные фургоны разгружаются. Желудок Сынмина сжимается, когда он видит, как Минхо сжимает плечо Хенджина, бросая в его адрес дразнящие слова о возвращении домой к жене до ужина, когда они расстаются. Трудно следить за каждым видео, поскольку лейтенанты расходятся, но, кажется, все в порядке, когда группа направляется к многоквартирному дому. В высотке есть несколько точек входа: гараж сзади, служебная дверь сразу за пожарной лестницей, парадная дверь, ведущая в вестибюль, вентиляционное отверстие, ведущее прямо в помещение ОВКВ. Каждая команда проверяет свои часы, ожидая, пока не будет заранее определено время выхода, прежде чем выступать. Они входят тихо, быстро, работая в унисон, что впечатляет, даже если не принимать во внимание тот факт, что никто из участников не знал, какому плану они будут следовать всего час назад или куда именно они пойдут всего за пятнадцать минут до этого. У Сынмина урчит в животе. От нервов, от голода, кто знает? Время обеда начинает приближаться, и Ким никак не сможет сдержаться, учитывая количество нервов и напряжение, нарастающее в его теле. Его шея и плечи болят так, что кричат о надвигающейся мигрени. Демонов-охранников уничтожают эффективно с помощью перелома шеи или удушения. Участники осторожно подхватывают тела, отодвигая их с дороги, чтобы не предупредить всех на базе о вторжении. Сынмин кусает ноготь большого пальца, наблюдая, как группы тихо поднимаются по лестнице, закрывая на ходу двери. Согласно чертежам, которые Джисону удалось найти, их операционный центр, вероятно, находится на 7 этаже. Банде, разделенной между двумя разными лестничными клетками, требуется целая вечность и совсем немного времени, чтобы достичь площадки этажа. Пауза. Вдох. Минхо и Хенджин выбивают двери на противоположных сторонах зала. Видеопотоки исчезают. Все. Одиночные. Разом. Чан вскакивает на ноги, бросая взгляд на компьютерную башню, возможно, чтобы проверить, не пропало ли в ней каким-то образом питание, но лампочка мигает, мониторы все еще тускло подсвечены электричеством. Сынмин тупо смотрит, плохое предчувствие, которое камнем лежало у него в животе, теперь распространяется по позвоночнику, захлестывая его целиком. Без его разрешения лед окутывает Сынмина, замораживая беспокойство и ярость и оставляя его оцепеневшим, оцепеневшим. — Что, черт возьми, происходит? Докладывай! — треск помех — единственное, что реагирует на команду Чана. Чанбин подходит к двери, чтобы выглянуть наружу, с пистолетом в руке и наготове. Чан лихорадочно нажимает кнопки на клавиатуре, но он не Джисон. Сынмин неуверенно встает, сопротивляется тому, чтобы дотянуться до своего телефона, чтобы позвонить или написать Чонину, знает, что это просто зазвонит из кучи телефонов, оставленных в кабинете Чана, где находятся остальные телефоны SKZ. Он смотрит на Чана, который теперь опирается на стол плоскими ладонями, уставившись на экраны широко раскрытыми глазами. Его лицо — это словарное определение отчаяния, глаза перебегают с монитора на монитор, как будто он может заставить каналы вернуться одной лишь решимостью. — Я ничего не слышу по коридору, — тихо говорит Чанбин. — Если бы на базе кто-то был, там был бы какой-то шум. — Что нам делать? — спрашивает Сынмин непослушными губами. Кончики его ногтей впиваются в кожу над локтями, где он скрестил руки. Яма в животе становится темнее, всепоглощающей с каждым мгновением отсутствия контакта. Чан молчит, все еще глядя на экраны. Чанбин подходит, кладет руку на плечо Чана, успокаивая или чтобы заручиться ответом. Грубо отмахнувшись от него, Чан выпрямляется, сжимая рукой корни волос. — Я не знаю, — выдыхает он. — Я. Я не знаю. — Тишина. Прерывистое дыхание наполняет комнату. Чанбин сжимает пистолет, но больше не тянется к Чану. Он переводит взгляд с двери на лидера, на экраны и обратно. Сынмин сильнее сжимает его руки. Зуд распространяется под его кожей, разрывая лед, подталкивая его что-то сделать, что угодно, исправить ситуацию, сделать что-нибудь. Но что может сделать Сынмин? Они понятия не имеют, что происходит, а Ким не знает, как исправить ситуацию, устроенную Джисоном, чтобы попытаться разобраться в ситуации. Сынмин мог убить Рюджин за то, что она пошла в бой, вместо того, чтобы остаться в стороне, как она должна была. Чан достает свой мобильный, пальцы одной руки все еще запутались в волосах. Он кому-то набирает номер, прижимая телефон к уху. Сынмин слышит звонки, может слышать, как они переходят на голосовую почту. Громкий голос Джисона различим даже на расстоянии; должно быть, он взял с собой телефон на миссию на всякий случай. Чан немедленно набирает второй номер. Голосовой автоответчик. Снова звонок. Голосовой автоответчик. Телефон разбивается о стену, когда Чан бросает его. Сынмин не вздрагивает, даже когда кусок пластика попадает ему в щеку. Один из мониторов мерцает. Трансляция Джисона. Мгновенно все трое прижимаются к столу, прижимают плечи друг к другу, подходя как можно ближе, чтобы видеть и слушать. Слышен приглушенный звук трения микрофона о ткань и вихрь красок, когда камера трется об одежду. Слышны крики, неразборчиво; отчетливый выстрел; затем тишина. Сынмин затаил дыхание, как будто находится в той же комнате, где поднялась суматоха. Он не может не беспокоиться о том, в кого стреляли. Возможно, это был просто предупредительный выстрел. Оптимизм кажется неестественным даже только в его голове. Темная часть надеется, что подстрелили кого-то другого, а не Чонина. Кроме Хенджина. И Минхо. Феликс. Джисон. Из динамиков доносится низкий смешок. По спине Сынмина пробегает холодок от диссонанса ситуации и звука. Потому что это смех не Джисона. Движение. Яркий свет. — Ты всегда был технологически одаренным, не так ли, Джисон-и? — невидимый человек размышляет, в его тоне сквозит веселье. Звук соприкосновения кожи с кожей доносится из динамиков громко и отчетливо, но ничего больше. Рука Чана вытягивается вперед, крепко хватая Сынмина за запястье. — Нет. — Это слово — не более чем рычание, вырывающееся из груди Чанбина. Камера смещается, двигаясь еще раз, прежде чем лицо занимает большую часть экрана. Он обычный — первая мысль Сынмина. Самое примечательное в нем — это его сильная челюсть и прямой нос. Его глаза светятся ликованием, на лице появляется радостная улыбка. Другой рукой Чан опускает пистолет Чанбина с того места, где он держал его, и направляет его на монитор, как будто он мог выстрелить в человека через экран. Чанбин стоит неподвижно, как камень, рычание врезано в плоть, но он позволяет Чану взять его пистолет, не отрывая взгляда от экрана. — Так, так, так, малыш Чан-и. Я должен признать: я разочарован, что ты не присоединился. То, что случилось с бандой — это семья? — уродливая усмешка появляется на лице мужчины. Это искажает его лицо гротескным образом. — Я забыл; ты имеешь в виду это только тогда, когда это выгодно тебе. Мужчина смотрит в камеру секунду, две, и Чан смотрит в ответ. Сынмин проводит острым краем ногтя по внутренней стороне запястья, чуть ниже того места, где держится Чан, надеясь, что яркий укол боли поднимет его и приблизит, заземлит, сфокусирует достаточно, чтобы уловить что-нибудь, что угодно из того немногого, что Сынмин может видеть на заднем плане. Если бы он мог хотя бы мельком увидеть Чонина, или Хенджина, или Минхо, что-нибудь, что дало бы ему знать, что они все еще живы, Сынмину стало бы немного легче дышать. К сожалению, лицо этого засранца занимает весь чертов экран, когда он расплывается в очередной радостной улыбке. — Ненавижу обрывать, но, похоже, мне нужно позаботиться о новых гостях… Удобно. Не волнуйся, Чан-и. Мы скоро поговорим. — Лента снова темнеет. — Я не знаю, как он все еще жив, но когда он попадется мне в руки, я разорву его на гребаные клочки, — тихо произносит Чанбин. Чан, с другой стороны, все еще смотрит на экран, но теперь в его взгляде пустота. В этот момент он бледный, на грани серого. Хватка Сынмина ослабевает, он уже не так отчаянно пытается сдерживать себя, еще отчаяннее пытается связать себя. — Кто, — Сынмин кашляет, слова выходят больше похожими на карканье, чем на что-либо другое. — Кто был этот человек? Откуда ты его знаешь? — Внезапно Чан сгибается, расправляет плечи, прижимает подбородок к груди, высвобождает руки, чтобы снова запустить в волосы, провести по ним, крепко схватить, потянуть. — Пак Джинён, он же JYP, — говорит Чан на прерывистом выдохе. Саркастическая улыбка, лишенная всякого счастья, скользит по лицу Чана, когда он смотрит на Сынмина. — Технически, законный лидер SKZ.