О портретах, о любимых

Ли Юнь измазан в туше. Нос, веснушчатые щеки, веки и непослушные пальцы, держащую кисть с пучком из ласки беспощадно пострадали в процессе работы. Перед ним лишь существует лишь полотно с множеством мазков. Дашисюн, отказавшийся писать портрет шиди, прятался от Чен Цяня, который так и норовил его отыскать. Нетерпеливая Хань Тань, что занялась обходом девятиэтажной библиотеки, упорахала, чуть не умерев со скуки, невесть куда. Мягкое тонкое волокно тает его в руках. Тысячный раз обведя взглядом свои творенья, он аккуратно сворачивает их и завязывает своей лентой оливкого цвета, только что снятой с разлохмаченной макушки. Через несколько месяцев, в праздник середины осени, он навестил своего шиди с парой свитков. -Не уж то и впрямь в нашем клане существовал еще один сумасшедший ученый?-Хань Юань разлегся на коленях второго шисюна, внимательно вслушиваясь в его рассказы обо всем произошедшем. -Не сумасшедший, а особенный и необычайно талантливый!-с высоко вздернутым носом исправил Ли Юнь, сидя со свитками на руках. Четвертый ученик выдернул из рук старшего заметки и вглядывался в резкий и неразборчивый почерк. Это было что-то вроде глупой идеи, пришедшей ему во время очередных скучный будней в Няньцзяне. Изобретатель пилюль жаловался на шум в павильоне Цинъань и возмущающегося дашисюна, приходящего к нему рассказывать исключительно про своего ненаглядного суженного, будто на том свет клином сошелся. Головная боль изрядно ухудшила его память, и он, путаясь в днях, рассказывал события менее подробно, не забывая упомянуть как Лужица уговаривает его примерить платья, чтобы видеть «что же не нравится капризному дашисюну в моем внешнем виде?» «Просто записывай все по дням, веди дневник.»-предложил Хань Юань, и идею Ли Юнь взял в оборот. Теперь он чинно, словно императорский секретарь, живо описывал все мелочи. А потом сбросил с колен шиди, свалившегося на пол в черные всплески собственных одежд, и вынудил из сумки живопись. -У Сяо Цяня целая картинная галерея, я подумал тебе тоже необходим портрет для потомков.-вручил он с торжеством в глазах свой шедевр. Надо было видеть, как исказилось лицо Хань Юаня, и какие тучи собрались над его головой, предвещая бурю. Руки самовольно сжали края картины, а темный взгляд без проблеска удовлетворения обратился в сторону сглотнувшего ком в горле второго ученика: -Ты хочешь, чтоб будущее поколение совершило массовое самоубийство, только-только сформировав Ци и зайдя в библиотеку? -Сяо Юань, я все-таки старший, выбирай выражения помягче!-запротестовал Ли Юнь, испугавшийся за помятую картину больше, чем за свое благополучие. -Я смотрю ты был мягким, когда наверняка вынашивал мысль превратить меня в жабу! -Этого не было!-над головой пролетела сумка и ученый бросился бежать.-Да! Было! Но сто лет назад! Столько времени прошло!! -А 15 число того месяца, помнишь?!-запыхавшийся голос кричал вдогонку. Увидев воодушевляющий вид их салок-догонялок, предки в очередной раз бы убедились в безнадежности поколений клана ФуЯо. А нынешний глава вышвырнул их с горы, облюбовав мирное семейное гнездышко. -Я же извинился!-ноги сами неслись к границам и лучше бы использовать какое-нибудь заклинание, однако сзади была погоня, и любое мгновенье могло обернуться против него.-Прости меня!!-завыл Ли Юнь, когда Хань Юань снял с себя сапоги. -Если я не сожру, то придушу тебя!-подошва влетела прямо в спину. Второму ученику все же удалось вернутся на гору в более-менее приличном состоянии. О походе в гости говорил след настоящей любви, заботливо поставленный шиди. Тот, к слову, обнаружил у себя на полу оливковую ленту. Покрутив ее в руках, Хань Юань огляделся по сторонам, хоть и знал, что кроме него здесь сейчас никого нет. Пальцы сами заиграли с прядями, поймав одну, и он заплел неопрятную косичку, схожую с теми, которые делал маленькой Луже во времена пребывания на острове. Напоследок подвязав лентой, четвертый ученик кашлянул в кулак и поднял портрет и прочие свитки. Заботливо положил их на стол, будто совсем недавно не угрожал задушить живописца. Полотно со свои изображением он продолжил вертеть в руках. Огладив шершавую поверхность, ему на мгновенье почудились такие же подушечки пальцев Ли Юня, которыми тот оглаживал переливчатые чешуйки на щеках Сяо Юаня. «Если ты будешь жабой, то я тебя уверяю, ты будешь самой индивидуальной..» В комнате еще держался травяной запах, что не спешил покидать пределы Наньцзяна, как сделал его обладатель. -Ли Юнь.-сложив полотно, Хань Юань усмехнулся.-Ты дурак. Где-то на горе Фуяо один ученый, вновь измазанный в темной туше, икнул.