Натурщик

Альберт пришёл в себя на закате. Он не знал ни сколько времени провёл без сознания, ни где сейчас находится. «Кажется, это медпункт. Или больница. Вот и на стенах всякие медицинские плакаты висят. Может, не было никакого тёмного стратилата? Просто я сошёл с ума и меня в больницу забрали». Странно, но перспектива психического расстройства сейчас пугала Альберта меньше реальности укуса вампира. «Или упыря. Он же наш, советский. Нет, наверное, я просто того... «повредился в рассудке», как в старых книжках пишут. Или, может быть, я в лесу упал и головой о бревно какое-нибудь или камень ударился? Там же темно было, ветки валялись». Тут мальчик начал сомневаться, действительно ли он ходил ночью в лес. «Может, вообще не было этой «партизанской вылазки»? Может, я просто простудился, у меня температура поднялась и я бредить начал? И тёмный стратилат мне привиделся». «Нет, не привиделся, — слова возникли в сознании словно сами по себе. — Алик, не обманывай себя, ты видел тёмного стратилата и тебе оказана честь служить ему, стать частью большого и важного дела. Алик, ты почти умер прошлой ночью, теперь ты на грани жизни и смерти». Бесцеремонно ворвавшаяся в его мысли сила поразила и без того напуганного мальчика. «Наверное, это шизофрения. Я слышал, что болеющие ей люди слышат голоса». «Посмотри на свою правую руку, Алик. Вену, где локоть». Альберт с трудом поднял ставшую отчего-то неимоверно тяжелой руку. Венка на локтевом сгибе была проколота — заживала маленькая ранка. «Наверное, это просто след от капельницы. Клыка-то ведь должно быть два». «Если б я вонзил в твою хилую, тощую ручку оба клыка, уверяю тебя, от неё бы ничего не осталось. Но я забочусь о тебе. Скоро ты всё поймёшь. Теперь ты уже не просто обычный мальчик, Алик. Это великая честь, но и большая ответственность, понимаешь?» Альберт на мгновение задумался: хотел ли он такой пугающей чести? И ведь нельзя уже отказаться... Тут вспомнилось вчерашнее невыразимое блаженство от укуса. Всё его существо вмиг охватило острое желание это блаженство повторить. «Мне никогда ещё не было так хорошо». «А будет ещё лучше, Алик. О, это только начало чудес. Но ты должен вести себя правильно. Чтобы никто не заметил. Чтобы никто ничего не заподозрил. Иначе тебе будет плохо. И ты очень меня подведëшь. Ты справишься?» Мальчик облизал пересохшие губы. С телом, таким родным и понятным, что-то происходило. «И хороши ли эти изменения? Да и то блаженство — хорошо ли оно? Я слышал, когда люди пьют, ну, водку там или что-то подобное, им тоже вроде бы хорошо. Но на самом деле, у них просто развивается привычка пить. Алкоголь отравляет их тела. Они теряют разум. И всё удовольствие — обман... С другой стороны, эту тайну доверил мне Серп Иванович — герой, необыкновенный человек. Его все знают и все уважают. Хотя, наверное, мало кто знает, что он — тёмный стратилат. Я вообще никогда раньше не слышал про тёмных стратилатов. Даже от взрослых. И что в жизни кровь по-настоящему пьют, я тоже не слышал. Думал, это сказки всё. А оказалось... Посоветоваться бы с кем-нибудь. С Юрием Дмитриевичем...» «Нет! Никто не должен знать! Или ты хочешь погубить доверенное тебе дело, Алик? Знай, ты его не погубишь. Дело слишком великое для того, чтобы его погубил какой-то мальчишка. Но ты погубишь себя. Подумай об этом». Альберт устало вздохнул. Ему очень захотелось выгнать из головы этот посторонний, незваный голос. «Наверное, нужно всё же рассказать доктору, не вдаваясь в подробности. Может, есть какие-то лекарства. Я просто перенервничал, вот и стало мерещиться всякое. И голоса слышаться». Чужой голос молчал. Альберт смотрел на покрытую белой плиткой стену с висящим на ней плакатом о важности мытья рук. По стене скользили оранжевые отблески заходящего солнца. Мышцы словно онемели. Сердце билось с перерывами. Мальчику казалось, что он ощущает жар и холод одновременно. «Надо позвать доктора. Пусть он поможет мне. Хоть как-нибудь». Альберт попытался вспомнить, как зовут доктора. «Кажется "Валентин", но я не уверен». — Доктор... — вместо крика из горла мальчика вырвался лишь хрип. Альберт закашлялся и едва не расплакался от ощущения собственного бессилия. «Так! Спокойно. Сейчас я встану и пойду искать доктора. И он мне обязательно поможет. Потому что я просто перенервничал». В мысли никто не вторгся. Мальчик выдохнул и с трудом сел на кушетке. — Уже неплохо, — в абсолютной тишине похвалил он сам себя. «Доктор нальëт мне валерьянки и я окончательно успокоюсь. Потому что мне всё привиделось. Да, я просто упал в лесу и ударился головой о какое-нибудь бревно. А руку я поранил веткой». Незваный голос молчал. Альберт свесил ноги с кушетки и несколько секунд нерешительно болтал ими. — Надо идти, — буркнул он себе под нос и с трудом поднялся. В окошке медпункта сиял догорающий закат. Альберт, покачиваясь, побрёл искать доктора. Пришлось опереться рукой на холодный кафель стены, чтобы не упасть. Каждый шаг давался мальчику невероятно тяжело. — Тут есть кто-нибудь? — голос по-прежнему звучал хрипло. Выйдя в коридор, Альберт почувствовал невыносимую усталость и со стоном опустился на пол. — Да что ж такое?! — мальчик сидел на полу, закрыв голову руками и снова едва не плакал. Он думал, что ещё никогда в жизни не заболевал так тяжело. «Хотя, может, я драматизирую? Может, я просто подхватил какую-то гадость и доктор меня всё-таки вылечит? Наверное, мне просто нужно соблюдать покой, а я тут шатаюсь». Однако подняться с пола оказалось непосильной задачей. Перспектива провести всю ночь на полу в ожидании прихода доктора не пугала, но и не радовала. Тем более, в коридоре становилось всё темнее. И тут произошла удивительное: мальчик почувствовал, что в его жилы вливается какая-то новая, неизведанная им доселе могучая сила. Он с лёгкостью вскочил на ноги. Слабость исчезла. Альберту захотелось пробежаться по коридору. «Мне кажется, я и до Куйбышева сейчас спокойно добегу не запыхавшись. И до Москвы. Как раз на Олимпиаду». «Залезь на потолок». Чужой голос вернулся. Альберт замер, заметив, между прочим, что теперь прекрасно видит в темноте. ‹Ну, залезь на потолок, чего боишься? Я же говорил, что сейчас только начало чудес». Альберт нерешительно прижал ладони к стене. — А ногами как? Ответ на вопрос нашёлся мнгновенно: уперевшись в стену носками кед, мальчик с лёгкостью полез вверх по стене. «Ох, как здорово! Это ведь и на «Паниковского с гусëм» забраться можно. Оттуда наверняка великолепный вид». Альберт уже представил, как какой-нибудь ночью залезет на «Монумент Славы» в Куйбышеве (а именно так официально называется памятник «Паниковский с гусëм») и займётся наконец пленэрной живописью. По его мнению, вид с монумента на Жигулёвские горы открывался великолепный. Повиснув на потолке, мальчик с восторгом огляделся. Вид в сущности ни чем не примечательного коридора медпункта заворожил его, ведь сейчас он видел всё здесь вверх ногами. «Я ведь могу и сейчас поработать. Взять только папку из корпуса, выбрать дерево повыше». «Алик, ты ведь знаешь, что ты должен сделать этой ночью?» В голосе слышалась ирония. «Живопись — занятие хорошее, но доверенное тебе дело в сотни раз лучше. И важнее». Альберт хотел уже спросить, что же он должен делать, но ощутил непривычное, ранее неизведанное им желание. В прошлом году зимой на катке мальчик упал и разбил губу. Воспоминание о вкусе крови вспыхнуло в сознании, подчиняя себе все другие мысли. «Я уже выбрал для тебя тех, чью кровь ты будешь пить. Я укажу тебе». Голос звучал доверительно, даже заботливо. «Хорошо, спасибо, Серп Иванович». «Иди на аллею. Там твоя тушка». Альберт спрыгнул с потолка и поспешил выполнить указание.