Натурщик

Альберт стоял перед чистым, белым, как первый ноябрьский снег, ватманом уже полчаса. В руке мальчик сжимал всё также безупречно наточенный карандаш. «Я смогу. Смогу. Ну, пожалуйста!» Странно, но напугали Альберта не собственная «смерть» и не вкус чужой крови. Невозможность свободно творить — вот, что действительно его потрясло. «Надо поговорить с Серпом... С Хозяином. Нет, с Серпом Ивановичем... Как же так? Мне ведь важно...» Собрав всю оставшуюся волю, Альберт коснулся грифелем белоснежной бумаги. «Спокойно. Сейчас получится. Хоть что-нибудь». Альберт решил нарисовать лошадь. Слово «нарисовать» теперь не казалось ему таким уж банальным. Лёгкие линии ложились на лист вроде бы и неплохо, но каждая из них вызывала в теле мальчика ощущение сродни боли. «Надо прорисовать детали...» Грифель с противным шуршанием сильнее надавил на лист. Альберту казалось, что карандаш стал весить несколько килограммов. Придерживая правую руку левой, мальчик продолжил работать. «Вроде получается. Просто тяжело пока. Но всё должно получиться». Грифель вдруг пробил лист, оставив в нём дырку словно от пули. — Да что же такое?! У Альберта закружилась голова. Вытирая со лба пот дрожащей рукой, мальчика отступил от мольберта и вскрикнул. Вместо головы лошади на него смотрела какая-то отвратительная каракатица. Причём, каракатица абсолютно безжизненная с «пулевой» дыркой от карандаша во лбу. Альберт тяжело опустился на край заваленного набросками стола — те наброски были живыми, настоящими. Дыхание сбилось, будто мальчик только что пробежал марафон. «Надо пойти к Хозя... Серпу Ивановичу. Неужели это такая плата за счастье?» Дверь скрипнула и в помещение зашёл Постнов. — Алик, вот ты где, — мужчина улыбнулся. — А я тебя обыскался. — Я... приболел, — Альберт смутился. Ему совершенно не хотелось сейчас ни с кем разговаривать. «Но Юрий Дмитриевич ведь не виноват...» — Но теперь я уже выздоровел, — добавил Альберт. — Я рад, — Постнов подошёл к мальчику и протянул ему коробку. — Я акварель тебе в Куйбышеве купил. Альберт взял коробку дрожащими руками. В другой раз мальчик обрадовался бы полезному подарку, но сейчас ему захотелось разрыдаться. «Вдруг я теперь НИКОГДА не смогу рисовать?!» — Ух-ты, «Нева», — попытался улыбнуться Альберт. — В тюбиках. Класс! Мне очень нравятся эти краски... Юрий Дмитриевич, спасибо вам большое! — Не за что, — взгляд Постнова стал цепким, как тогда в беседке. — Нарисуешь меня акварелью? — Я постараюсь, — сказал абсолютную правду Альберт. И тут же соврал. — Просто... я всё-таки ещё не до конца выздоровел. — Время ещё есть, — Постнов потрепал Альберта по волосам. — Ты вспотел весь. У тебя жар? «Ничего страшного... Скоро я, наверное, совсем похолодею». — Всё хорошо, — Альберту страшно захотелось рассказать Постнову обо всём произошедшем. Попросить совета или даже помощи... «Но Хозяин, Серп Иванович велел никому не говорить. Потому что это опасно. Да и как Юрий Дмитриевич мне поверит?! Как вообще можно поверить, что вампиры существуют?! Ну, пока ты сам не стал одним из них».