***
Приближается время очередного бала-маскарада. Девчонки Долго и Счастливо наслаждаются предвкушением и беспокоятся обо всяких девчачьих мелочах, а вот парни судорожно вспоминают, какой вилкой есть десерт и с какой ноги начинается шаг в вальсе. И если Хоппера и обоих Чармингов эта проблема обошла стороной, то на Хантере отыгралась за всех четверых. Нет, он, конечно, по долгу охотника был неплохо сложен и мог руками и ногами в достаточной степени управлять, но вот вальс ему не давался нисколько. Хоппер весь годовой запас смеха выквакал, наблюдая, как Дэринг и Декстер по очереди пытаются научить его не путать ноги и не наступать на новенькие туфли своей милой леди. — Бесполезно! — Хантер едва не бьётся головой об стену от отчаяния, витая в мыслях о том, как же ему, такому непутёвому, быть. Впрочем, на одной из лекций он задумывается, а вдруг лучшим учителем танцев с девчонками для него могут стать именно девчонки? Вооружившись своим самым жалобным взглядом, после занятий он плетётся в сторону танцзала, ожидая увидеть там кого-нибудь из подружек Эшлинн, которые не упустят шанс помочь ей насладиться романтикой момента, но встречает отступниц — Сериз, Рэйвен и Мэдди. — Всё нормально? — Рэйвен очень хочет помочь, по ней видно, что она целиком и полностью готова встать на сторону Хантера, но, зная её магию, она может сделать всё только хуже. Потому Хантер скомкано рассказывает, в чём дело, и просит подсказать ему, где искать нужных ему девчонок. — А то… — Хантер неловко растирает шею, встряхивая головой, чтобы убрать волосы с лица, — боюсь, даже Спэрроу будет танцевать лучше меня. — Хэ-э-эй! — Сериз упирает руки в бока. — Что значит «даже Спэрроу»? Спэрроу, вообще-то, охуенно двигается! — Сериз! — Рэйвен и Мэдди восклицают одновременно, пугая спящую на шляпке Мэдди Эрл Грей. — Что? Чаще надо на Мэрри Мэн ходить, — Сериз хмурится и прожигает взглядом Хантера. — А у Спэрроу так-то мама благородных кровей, так что танцевать он умеет. Не то что некоторые. Проходя мимо, она больно толкает Хантера локтем под рёбра, пользуясь тем, что давать сдачи девчонкам не положено.***
Впрочем, на следующий же день Хантер прямо посреди лекции слышит волчье завывание у себя над ухом. — Хантсмен! — его зовёт Сериз, коварно улыбаясь и протягивая чёрно-зелёный жетончик с надписью «The Merry Men VIP». — В субботу в семь встречаемся за мостом. И я тебя умоляю, оденься поприкольнее. — В смысле, Сериз?! — Чш-ш-ш! Это не обсуждается, — Сериз дёргает его за капюшон ближе к себе и кровожадно шепчет: — Хочу посмотреть, как ты подавишься своими словами о Спэрроу. Она разжимает руку, и Хантер покорнейше забирает у неё металлический жетон вип-билета, на котором от времени уже кое-где облупилась краска. Что же, вместо урока танцев в эту субботу он идёт с Сериз Худ на концерт Мэрри Мэн. Впрочем, могло быть и хуже.***
— Во-о-оу!.. Накрашенная и приодетая Сериз выглядит, как настоящая хищница, и Хантер едва не роняет челюсть на брусчатку, видя её такой. Никто, конечно же, по ошеломительности и сногсшибательности не сравнится с его Эшлинн, но Сериз смогла удивить. Самому тоже пришлось откопать кожанку и чёрные джинсы, но он и в половину так же круто, как Сериз, не выглядел. Мысли об этом быстро вытеснились из головы почти что пробежкой — Сериз очень быстро ходит, потому до бара они добираются в рекордные сроки. На входе показывают жетончики, их пропускают — а дальше Хантер, как слепой котёнок, попадает в новый мир, в котором ему остаётся лишь довериться Сериз. На барной стойке их уже ждут две кружки крепкого тёмного пива, и Сериз даже слишком ловко протягивает ему одну. — Я не… — Единственное животное, которое страдает от пива — это животное, которое его пьёт. Давай, Хантсмен, за сегодняшний вечер! Уговорила. Пиво оказывается вкусным, на баре посвободнее дышать, чем между столиков и под сценой, и Сериз машет ладонью кому-то из толпы, а Хантер чувствует себя лишним. Но Сериз обещает, что скоро станет круто, и она не подводит — как только музыканты поднимаются на сцену, зал взрывается овациями, а фигуру Спэрроу подсвечивает зелёный прожектор. Тут он выглядит ещё более самодовольным, чем в Долго и Счастливо, но при этом — выглядит самим собой, настоящим Спэрроу Гудом, которому не нужно притворяться и выдумывать историю, чтобы оправдать то, какой он есть. Хантер ему даже немного завидует. Вообще-то, разговор про танцы — это из-за того, что Спэрроу… другой. Он ниже Хантера на полголовы, не такой бойко сложенный и ловкий — отъетый от спокойной сытой жизни и того, что скачет не по лесам, а всего лишь по сцене, — на его лице всегда рыжая щетина и напыщенная ухмылка, а характер такой, что даже самому злейшему врагу такого друга не пожелаешь. Но друзья Спэрроу кайфуют от него, да и сам Спэрроу кайфует от себя — харизма, чтоб её, которой у Хантера не было никогда. И сейчас, смотря на то, как Спэрроу пританцовывает в обнимку с гитарой в такт песням, которые играет и поёт, Хантер чувствует, как давится своими словами про «даже Спэрроу» — потому что не даже, а особенно Спэрроу его уделает, когда на то придёт время. Сериз, сидя рядом с ним, подпевает каждой песне, громко восторженно свистит и улюлюкает, наслаждаясь концертом. Смотрит на Хантера, видит его кислую моську и, жестами попросив бармена оставить их места и кружки за ними, тащит Хантера ближе к сцене, как раз туда, откуда видно лучше всего. И Хантер видит — сколько энергии крутится вокруг Спэрроу, как он улыбается не самодовольно, а просто довольно — тем, сколько людей его поддерживает, тем, что его друзья рядом с ним, и тем, что он может себе всё это позволить, потому что может творить нереально крутые вещи, стоя на сцене перед взбудораженной толпой. Хантер ловит себя на мысли, что, если он не умеет танцевать, может, ему и не стоит идти на чёртов маскарад с Эшлинн, но… Спэрроу, пробегаясь взглядом по толпе, замечает их с Сериз, и Сериз он показывает сложенное из пальцев сердечко, а самому Хантеру подмигивает с такой лучезарной улыбкой, что в груди что-то обрывается. Был бы Хантер девчонкой, распищался бы на месте, но он не девчонка и на девчонку старается не походить. А бессовестный Спэрроу Гуд, перекинув гитарный шнур, уходит в другой угол сцены, чтобы зажечь и засиять оттуда, разрывая зал ещё одной волной оваций.***
В антракте между отделениями Сериз утаскивает Хантера за собой на улицу, просит у кого-то из друзей Спэрроу сигарету и, закурив, признаётся Хантеру в том, что Спэрроу, вообще-то, её дальний родственник, потому своими нелестными комментариями Хантер будет давиться ещё очень долго. — Сегодня ведь будут танцы, да? — Сериз заговорщицки смотрит на Спэрроу, и тот ей не отказывает, после переводя взгляд на уже достаточно пристыженного Хантера. — Наша роковая хищница права —в танцах я тебя уделаю в пух и прах. В любой другой момент Хантер бы подобрал свою разбитую браваду и ринулся отстаивать оскорблённую честь, но сейчас он понимал, что шансов у него нет совершенно. Даже если на деле Спэрроу танцует не хорошо, а всего лишь сносно или даже так себе, то его харизма и уверенность загладят любой из этих острых углов; Хантеру, может быть, было, чему у Спэрроу поучиться, но в баре они будут танцевать явно не вальс. Второе отделение оказывается ещё жарче, чем первое. Первыми скидывают кожаные жилетки музыканты, за ними танцующая толпа, среди которой Сериз, а после и подхватившему общее настроение Хантеру становится жарко. Местные одинокие девчонки обращают внимание на его видный рост и рельеф тела, проступающий сквозь тонкую майку, но пара злобных взглядов Сериз отбивает у них любое желание знакомиться и заигрывать дальше. Всё внимание взвинченного народа по достоинству уходит Спэрроу, даже если в его случае смотреть откровенно не на что — он самый обычный, никакой и не сказочный, а простой мужик; грязно-рыжий, небритый, на его футболке пятно от чего-то и потрескавшийся от стирок принт, но Хантер смотрит на него и думает, что быть уделанным таким Спэрроу Гудом — это какая-то особая честь, которую ему сегодня предоставили. — Я… был неправ, — в перекуре после второго отделения, пока насквозь взмокший Спэрроу фоткается с не менее взмокшими фанатками на фоне афиши, Хантер просит у друзей Спэрроу сигарету и, удивляясь тому, что его не послали, тихонько признаётся Сериз, дёрнувшей волчьим ушком в его сторону. — Не обязательно быть прилежно хорошим для того, чтобы быть крутым. — Вот видишь, — Сериз улыбается напомаженными губами и кивает в сторону входа. — Но тебя отсюда никто не отпускал. Ты с нами до самого конца. Не то чтобы Хантера это пугало… ну, не пугало до тех пор, пока полный состав Мэрри Мэн, их девушки, знакомые, какие-то оставшиеся на танцах фанаты и фанатки не решают перейти с пива на алкоголь покрепче. Хочется тактично отказаться и сделать вид, что он вообще тут не пьёт так-то, а ещё завтра важные-важные дела с самого утра, но Сериз почти гипнотизирует грозным взглядом и демонстративно роняет в его кружку с пивом рюмку водки. — До дна, Хантсмен, до дна. И вся толпа её поддерживает — до дна. Водка нравится Хантеру меньше пива, но идёт она вполне неплохо, а после водки идётся танцевать. Не умея и не понимая, куда девать руки, как ставить ноги и что вообще надо в процессе чувствовать и думать, но поглядывая периодически на остальных и в особенности на Спэрроу, который не только голосом, но и телом попадает в каждую песню, какую слышит. Особенно когда вдруг включается слащавая попсовая песня, и Спэрроу тянет двух друзей в центр круга удивительно точно подтанцовывать приторно-девчачьей хореографии, с особым рвением выписывая круги бёдрами и задницей. Хантер ловит себя на мысли о том, что смотрит именно на его задницу, но после двух кружек пива и трёх рюмок водки он не видит в этом совершенно никаких подтекстов и скрытых смыслов. Вообще, что-либо отчётливо видеть и замечать Хантер начинает только тогда, когда спиной прислоняется к холодному забору. Поздняя ночь, перед клубом светят два фонаря, он устало и пьяно подпирает собой гофролист, раскрыв рот от кайфа, пока лист не успел нагреться от него, — а напротив него не менее уставший и, может, лишь чуть менее пьяный Спэрроу. И вот где ваши Шервудские леса — в шальных, хитрых глазах, смотрящих на Хантера с такой провокацией, что только из-за этого взгляда хочется затеять драку. — Ну что, как я тебе? Всё ещё думаешь о карамельном латте, глядя на меня? В рыжине взмокших и слипшихся у корней волос — пожар, в голове — адово пламя, и Спэрроу так легко ерошит его ладонью, как будто бессмертный. А может, бессмертные (спьяну) они оба — потому что Хантер тянется в это пожарище следом за ним. — Зачем напомнил, а? Я ведь такой же пью. И Хантер, вцепившись в волосы на затылке, тянет Спэрроу к себе, чтобы поцеловать. Чёрт его знает, зачем, — наверное, чтобы почувствовать карамельный латте на чужих губах, да только вот Спэрроу пил точно такие же пиво и водку, и сладкими его губы могут быть разве что от сигарет с подслащённым фильтром. Целоваться с ним совершенно не так, как целоваться с Эшлинн — Спэрроу умеет круче и глубже, берёт на себя инициативу и вторую руку Хантера, чтоб заложить себе за спину, вжимает его в чуть наклонившийся от них заборчик и почти что насилует в рот, но так, что Хантер едва не тает, как кофейная пенка, у него на языке. Хантер жмурится, покоряется, отдаётся — но шанса ухватить Спэрроу за задницу, пока Спэрроу сминает его плечи, не упускает; и даже рассказчики сейчас не в состоянии представить, насколько ему хорошо. Сквозь поцелуй шаря по его карманам, Спэрроу натыкается на тот самый вип-жетон, и улыбается, кусая Хантера за раскрасневшиеся губы. — Оставь его себе, — упихивает жетон поглубже в карман джинс, целуя снова, но не развязно и страстно, а крепко-крепко, одними губами, как целуют кого-то, от кого без ума. Хантер не уверен, что ответил на этот поцелуй хотя бы в половину так же искренне; он после седьмой рюмки водки в принципе уже ни в чём не уверен, разве что в том, что задница у Спэрроу Гуда охуенная. Да и чего греха таить — весь Спэрроу Гуд охуенный тоже.***
Просыпаться тяжело и больно. Свет давит на глаза, хочется зарыться поплотнее в подушку и не видеть весь этот дивный мир, что уже поёт и ликует, но пока что не получается. Не получается в принципе ничего, разве что дышать, но несколько лёгких похлопываний по щекам и холодный компресс на буйную головушку, вроде, немного возвращают Хантера к жизни. Но, надо отдать должное, просыпается Хантер приличненько — у себя в комнате, на своей кровати, в своей одежде и даже при содержимом своих карманов (за вычетом денег, разумеется, потому что пропил всё, что было). — Где ты вчера так надрался? — Декстер заботится искренне, меняя компресс на похолоднее и прикрывая шторой раскрытое настежь окно. Хантер хочет было ответить, раскрывает рот — и сам же задыхается от собственного перегара. Забавно кашляет, пока Декстер поправляет очки. — Ладно, потом расскажешь. Сомневаюсь, что ты сейчас в состоянии о чём-то говорить. Мокрое полотенечко кладётся на лоб, а в голову заползают мысли — всякие разные. О том, насколько Сериз идёт быть хищницей, о том, что между пивом и водкой Хантер выберет всё же пиво, о том, что Спэрроу Гуд охуенно целуется, о том, что стоять прямо под сценой неудобно и надо бы в следующий раз встать чуть подальше… на Спэрроу голова задерживается особенно, посылая Хантеру прострел болью. Видимо, в наказание за то, что вчера её потерял, напившись и поддавшись на магию чужой харизмы и чужих зелёных глаз. Но чёрт с ним, со Спэрроу, с ним всё понятно, а вот что делать с собой, которому вчерашние жаркие поцелуи не только не кажутся чем-то странным и позорным, но и понравились?.. Руки невольно сжимаются, надеясь где-нибудь около бессильно рухнувшего на кровать тела найти задницу Спэрроу, но находят только простыню. Трезветь обидно и больно, скорее, душевно, особенно когда забежавшая проверить его Сериз, выпившая даже больше, ничем не болит и не страдает, цветёт и пахнет еловыми духами. Хантеру нечего сказать ей, потому он просто ждёт, когда волчица догрызёт его кости и оставит в покое. Но Сериз лишь пишет что-то на бумажке и вкладывает Хантеру в ладонь. Какая-то кучка циферок, от которой у Хантера по новой плывёт перед глазами. — Номер Спэрроу. Так, если вдруг понадобится, — вроде бы, Сериз всё это без задней мысли, но Хантер чует подвох слишком отчётливо, потому через не могу приподнимается в постели, смотря уходящей Сериз вслед. — Ну и… что я сделаю, если ты реально стрижёшься, как педик? Вымученно простонав, Хантер падает на спину. Сериз уходит, хлопнув дверью, чтобы он слышал, что она ушла. В косточку больно упирается жетончик-билет на Мэрри Мэн, и Хантер ни малейшего понятия не имеет о том, что ему делать с жетончиком, с номером Спэрроу и особенно с воспоминаниями о нём. Они жгутся, прямо как встрёпанный пожар в его волосах, и хочется от этого огня нырнуть в свежую прохладу леса, но лес — только Шервудский в глазах Гуда-младшего. Блядство — других слов Хантер не находит, даже когда думает об Эшлинн и о том, насколько сильно её подводит. Но — именно эти мысли заставляют встать с кровати, умыться ледяной водой и пойти жить жизнь так, словно ничегошеньки такого страшного и странного вчера не произошло. Хантеру, в конце концов, всё ещё нужно взять у кого-то несколько (или много) уроков танцев. А на концерты Мэрри Мэн он больше никогда в жизни не пойдёт. И точка.